A te, mio caro marito, dedico questo libro
Инициацию мужчина получает двумя способами: через женщину или через смерть, что, по сути, для него одно и то же.
Неизвестный автор
Блондинка, с виду сорока пяти лет, с жемчужными серёжками и убранными назад, в аккуратный пучок, волосами, сидела в просторной гостиной своего дома, купленного в ипотеку двадцать лет назад. Предзакатное солнце выкрашивало её лицо в румяный оттенок, скрывая мелкие морщинки вокруг глаз.
Она пыталась выровнять дыхание с помощью любимой техники, но получалось так себе. Ни одна самая эффективная техника не могла бы помочь успокоиться и убрать из головы назойливую мысль.
После десяти глубоких вдохов она не выдержала и опять схватила телефон, набрала абонента, обозначенного в адресной книге как «Аморе», но через секунду откинула телефон на диван. Абонент «Аморе» был отключён, впрочем, так же, как двести пятьдесят три попытки до этого за последние сутки.
«Где мой муж?» – уже не шептала, а орала назойливая мысль в её голове под бешеный стук сердца.
Рыжеволосая, невысокого роста молодая женщина смотрела на песочные часы своего супервайзера Марии, восседавшей на кресле-троне с высокими подлокотниками, как важная королева, и от этой величественной позы молодая женщина чувствовала себя ещё мельче и неуверенней.
– Ну что с тобой? Ты просто устала…
Рыжеволосая покачала головой:
– То, что я делаю, кажется мне абсолютно бесполезным.
– Почему это? – вздохнула Мария и тоскливо посмотрела в окно.
– Приходят они ко мне на сеансы, а толку? Ходят по кругу, делают одно и то же… Чёрт, мне так хочется иногда просто встряхнуть их.
– Мы не трясём наших пациентов. – Супервайзер равнодушно пожала плечами.
– Да, я знаю, что мы не трясём, это просто пример. – Рыжеволосая оперлась на подлокотник стула, размышляя о том, что, возможно, её меланхолия связана с сегодняшним клиентом.
Это был мужчина. Спокойный, вежливый, с прекрасными манерами, новый клиент, раньше она его не видела. Он говорил тихо, даже робко, рассказывал ей о том, что в последнее время ему хочется умереть.
Застенчивый, сутулый, он был невероятно похож на её отца. Удивительным было не физическое сходство, а то, что он рассказывал о себе. Он говорил о том, что чувствует себя в западне, что в груди всё сжимается, что он словно живёт не свою жизнь. А если и свою, тогда непонятно, зачем он её живет, если всё равно несчастен.
– Мне хочется предложить им что-то по-настоящему действенное. Чтобы результат был почти мгновенным. Чтобы они взяли и посмотрели на своих супругов моими глазами, чтобы увидели, в каком мраке они живут. Что мужья, что жены. Поняли и сделали что-то уже наконец!
Мария понимающе кивнула.
– Волшебной таблетки не существует, – устало произнесла она и добавила: – Возьмите паузу от практики хотя бы на три месяца, сейчас вам лучше не принимать клиентов.
Рыжеволосая покинула студию и отправилась в спортзал. Она била грушу, месила её со всей силы, а внутри, кроме дикой ярости, пульсировала навязчивая идея о том, что все эти бесконечные сеансы не дают мгновенного результата, а хочется, очень хочется, чтобы существовало быстрое решение по спасению не просто браков, а жизней людей.
Если бы у её отца было такое решение, то она не осталась бы без самого дорогого человека в мире, а когда стала взрослой, не пыталась бы спасти этот мир, спасти людей, которые не умеют быть счастливыми.
Она бы не стала психологом и не чувствовала бы в груди всю эту человеческую боль, ей жилось бы намного легче.
«Без миссии жить намного проще, чем с ней», – думала она.
Рыжеволосая колотила грушу и обещала себе и миру, что обязательно найдёт эту волшебную пилюлю, альтернативу долгому психоанализу, что-то такое, что позволит людям не ходить годами на терапию, а увидеть решение и починить свою жизнь за пару часов.
– Таким образом мы оптимизируем расходы и повышаем доходы компании в три раза, – прокомментировал Джованни последний слайд и торжествующе улыбнулся, заметив довольные лица инвесторов.
Полчаса Джованни отвечал на вопросы, после чего занёс компьютер в офис, взял в верхнем ящике сигару, захватил пиджак и вышел из здания небоскрёба.
Квартал Сити Лайф жил свою красивую миланскую жизнь. Всё у всех здесь было в порядке. Люди не в порядке не покупали квартиры в Сити Лайф и не снимали здесь офисы.
Джованни не мог с уверенностью сказать, что жизнь его в порядке, но, имея отношение к таким людям, он чувствовал себя немного счастливей.
«Вот разведусь, и совсем будет хорошо», – ухмыльнулся Джованни.
Мысль о том, что в его доме перестанут валяться бесконечные сумки и обувь, доставляла удовольствие.
Похожим образом он чувствовал себя тогда, после окончания университета, перед поездкой, в которую так и не поехал… Потому что Франческа забеременела.
Джованни присел в кафе, закурил сигару, с удовольствием откинулся на спинку стула, закинул ногу на ногу и, стряхивая время от времени пепел сигары, начал листать «Коррьере делла Сера».
Сидящие напротив Джованни посетители могли увидеть перед собой с иголочки одетого мужчины сорока с чем-то лет. Синие бархатные мокасины на голую ногу, белоснежная рубашка, штаны серого цвета в еле заметную бордовую полоску, удачно сочетавшиеся с бордовой каймой платка в кармане пиджака. Костюмы и обувь он шил на заказ, он всё подгонял под себя: салоны машин, костюмы, обувь – он кастомизировал каждую деталь своей жизни, кроме личной. Там у него произошёл конкретный сбой, ошибка, которую Джованни до сих расхлёбывает.
Оглядываясь назад, он предпочёл бы родиться в семье атеистов или, на крайний случай, буддистов, которые достигли состояния просветления или стремятся его достичь, а не строгих католиков. Именно католическое воспитание не позволило Джованни стать по-настоящему счастливым. Он был в этом уверен.
Джованни предпочел бы вырасти в семье, которая верит в карму. Тогда бы его оставили в покое. Буддисты вроде бы верят в то, что человек должен сам отвечать за свои ошибки. Почему его не оставили тогда наедине со своими ошибками? Он точно был бы куда счастливее, чем сейчас.
На столе замигало оповещение чата «Пацаны».
Джованни покосился на экран, легонько потряс газету, аккуратно сложил её надвое, бережно положил сигару на пепельницу и взял телефон.
«Аллора? Так куда едем?» – прочитал Джованни.
«Всё равно куда, главное, чтобы там было много тёлок», – написал Джованни в чат и улыбнулся молоденькой официантке, которая принесла обед.
Он взял со стола тканевую салфетку, разложив её на коленях, приправил салат оливковым маслом и перцем – прочитал недавно, что потенцию увеличивает именно чёрный, а не красный, как он привык думать, – и начал разрезать на маленькие кусочки моцареллу и помидоры, рассуждая о том, куда им с ребятам поехать праздновать их сорокапятилетний юбилей.
Мужчина сидел перед экраном марки «Эппл» в домашнем офисе – тридцатиметровой комнате с балконом – и закрашивал графической ручкой иллюстрации. Симоне, так звали сорокачетырёхлетнего иллюстратора, рисовал корову для бренда нового молока. Лысый, в стильных очках и модной байке красного цвета, он носил брендовые очки и одежду не для того, чтобы кому-то что-то доказать, а потому, что любил именно эту марку очков и марку байки.
Дверь медленно открылась, и Симоне почувствовал на груди прохладную руку жены. Рука была не только прохладная, но и мокрая.
– Ты меня намочила, – недовольно пробурчал Симоне, продолжая раскрашивать пятую по счёту корову в чёрно-белый.
– Мм… какие прекрасные коровки, – прошептала жена на ухо, обдав его приятным запахом обычного её аромата, смеси цитрусовых и корицы.
– Угу, – поддакнул Симоне, продолжая работать над коровьим хвостом.
Жена обошла кресло, резко сдвинув клавиатуру, уселась на край стола и откинула полотенце. Она была совершенно голая, а с мокрых волос прямо на клавиатуру капала вода.
– Нора! Чёрт бы тебе побрал, ты удалила мою иллюстрацию! – заорал Симоне и, вскочив с кресла, судорожно начал жать на кнопки, пытаясь вернуть корову на луг.
Жена, красивая женщина с острыми чертами лица и короткими чёрными волосами, растерянно пялилась на мужа, заворачиваясь в голубое полотенце.
– Прости, я не хотела… – пролепетала она.
– Бли-и-и-и-ин, ты удалила её окончательно. – Симоне брякнулся в кресло, откинул графическую ручку, снял очки и обхватил руками голову.
Нора всё так же стояла, поджав губы, подбирая слова.
Симоне поднял на неё уставшие глаза.
– Нора, ты не можешь приходить ко мне в разгар рабочего дня только потому, что у тебя выходной во вторник. У меня дедлайн!
– У моего терпения тоже есть дедлайн! – выкрикнула Нора и быстро выскочила из комнаты, брякнув дверью со всего размаха так, что крошки штукатурки над дверным проёмом упали на керамический пол цвета морской волны.
Симоне выдохнул, надел очки и покачал головой. Теперь ему надо рисовать корову заново, вместе с другими пятью, а дедлайн уже завтра. Он взялся за дополнительную подработку, несмотря на два параллельных проекта: линию йогуртов и корпоративную айдентику мясного ресторана. Лишние деньги ему не помешают, тем более на Рождество они очень хотели поехать кататься на лыжах. Проект молока – готовые каникулы на троих на лучшем курорте Австрии. Сейчас так всё дико подорожало, включая ски-пасс.
Другое дело – путешествия в кемпере. Он обожал такое с детства, правда его мать, впрочем как и Нора, не особо любила автодом. Зато у друзей семьи, с которыми родители отдыхали каждое лето, был такой, и он, маленький, часто оставался у них ночевать, мечтая о том, что когда станет взрослым, то обязательно купит себе дом на колёсах.
Он и купил, несмотря на Норино недовольство. Подержанный, но очень удобный и просторный, идеальный для троих человек и даже собаки.
Когда Нора зашла внутрь, то заткнула нос и рот, быстро вышла, сказала, что ей дурно и здесь ужасный запах. Он разработал классный маршрут на лето и рассказал, что хочет посетить Испанию и Францию. Аличе, дочка, была в восторге, а Нора пренебрежительно откинула карту и сказала, что она в этой «штуке» не выдержит и ночи.
Летом они поехали в отпуск по формуле «всё включено», а он припарковал кемпер у дома, так и не пустившись в приключения, которые сулил дом на колёсах.
В углу монитора мелькнуло оповещение с рекламой цветочного магазина с доставкой. Он открыл письмо и почесал лысый затылок. «Может, удивить Нору цветами?» – от этой мысли Симоне сразу же нервно заёрзал. Полгода назад, на их юбилей, он заказал Норе чайные розы жёлтого цвета; она поблагодарила, поставила в воду, а на другой день сказала, что розы никогда не были её любимыми цветами и что она предпочитает тюльпаны.
– Хотя скажите, какая на фиг разница? Цветы, они и в Африке цветы, – фыркнул Симоне и закрыл сайт цветочного магазина, потому что там не было тюльпанов.
Телефон завибрировал: чат «Пацаны» жил своей насыщенной жизнью взрослых мужчин, которые в кои-то веки собрались в отпуск без семей. Симоне покосился и ухмыльнулся, он взял подработку ещё и поэтому: зная ребят, они снимут виллу с бассейном, Андреа и Джованни любят шиковать.
И Симоне заново погрузился в иллюстрации, благополучно забыв о своём намерении удивить Нору букетом, зато предвкушая совместное путешествие с друзьями.
Джованни сообщил, что едет на мальчишник, вскользь за ужином. Она сделала вид, что ей всё равно. Ей на самом деле было всё равно. Франческа запихнула в шкаф коробки с летней обовью: даже если нынешний сентябрь равен по температуре июлю, для неё лично лето закончилось. Раньше они ездили в сентябре на Сардинию, в дом к её родителям, ловили последнее солнце и давали возможность детям накупаться в море. Но сейчас, когда их брак официально завершён, можно перестать делать вид, что они в порядке. Можно перестать делать вид, что им хочется проводить отпуск вместе. Они ездили в семейный отпуск на автомате последние десять лет, а может быть, и всю семейную жизнь.
Семейная жизнь. Что, если бы она отпустила тогда Джованни? Если бы не применила этот старый, как мир, трюк. Джованни уехал бы в Америку, возможно, остался там работать, а оставшись, возможно, нашёл себе какую-нибудь спортивную, подтянутую американку, переехал жить к океану и бегал по пляжу каждое утро.
Теперь, когда брак треснул по швам, как тугая юбка-карандаш пятилетней давности, которую Франческа пыталась примерить на прошлой неделе, она может признаться, что ему чертовски подошла бы такая жизнь, где он бегает вдоль океана каждое утро и женат на какой-нибудь спортсменке.
Франческа вышла на балкон полить цветы. Окна выходили на парк, там гуляли собаки и визжали дети. Когда-то они выбрали эту четырёхкомнатную квартиру из-за близости школы, парка и большого супермаркета. Теперь она лично предпочла бы жить в маленькой квартирке шумного и суетливого Чайна-тауна, абсолютно не предназначенного для семей, зато там бы она чувствовала себя менее одинокой.
Франческа поёжилась от неожиданного порыва ветра. Или это был не ветер, а только её внутренняя тревога? Франческа сняла со спинки кресла шаль, достала из-за лейки сигареты, медленно затянулась. Она никогда не курила. Всё это происходит с ней в первый раз.
Сигарета и развод.
«Ты свободна, молода, с деньгами, ты здорова и полна сил, тебе только сорок два, радуйся!» – твердила Нора, с которой они изредка встречались на кофе.
Франческа не слишком радовалась.
Зато она чувствовала настоящее облегчение оттого, что ей не надо больше притворяться.
Больше не надо делать вид, что она любит.
Секс и спорт.
Она ненавидит и первое, и второе.
Франческа затушила сигарету, вернулась в комнату и включила сериал, чтобы наблюдать за чужой жизнью и не думать о своей.
– Мамочка, посиди со мной ещё, – прошептала дочка, сжимая разноцветного единорога.
– Нет, малыш, засыпай, маме надо заниматься делами. – Нора поцеловала дочку в лоб, вдыхая любимой аромат, включила ночник и, несмотря на недовольные сетования дочки, вынырнула из комнаты.
Норины дела заключались в том, что в ближайший час она сядет на диван и будет смотреть любимые каналы в социальных сетях.
В доме стояла тишина. Нора любила это момент, когда дочка уже спала, а Симоне ещё работал. Она накрылась пледом и по привычке подумала, что и этот день не закончится сексом, так же как и не начался им. Они с Симоне не занимались сексом последние несколько недель и на прошлой даже поругались, потому что Симоне резко отшил Норину попытку заняться любовью прямо там, на его рабочем столе.
Устроившись поудобней, Нора взяла телефон и словила себя на мысли, что ей нравится это время только для себя. Тем не менее что-то внутри терзало её, сомнения дёргали, как нервный тик дёргает глаз.
«Ведь пока мы занимаемся любовью, у нас всё в порядке. Как только мы перестаём заниматься любовью у нас уже не всё в порядке», – крутилась в голове назойливая мысль, которую Нора всё не могла классифицировать: это установка или правда?
Нора сделала глоток ароматного чая и зажмурилась от удовольствия. Чай и плед действовали как антидот против внутренних сомнений, которыми была пропитана её семейная жизнь.
Вся её ежедневная деятельность крутилась вокруг «работа – дом», и не было в ней ничего другого. Ни приключений, ни романтики, ни чего-то духозахватывающего.
Нора нажала на эпизод подкаста, который прислала сестра.
«Глянь, там про новую эру взаимоотношения мужчины и женщины, психолог ведёт», – написала она в сообщении, и Нора поняла, что сестра прислала подкаст неспроста.
Нора постоянно жаловалась на мужа, а сестра, двадцатидевятилетняя Элена, наоборот, защищала Симоне.
– У тебя стабильность, понимаешь, и это очень хорошо, дом, безопасность, к тому же Симоне хорошо готовит, а я по вечерам совсем одна, иногда это очень грустно.
Нора ухмыльнулась: знала бы сестра, что и она частенько чувствует себя одинокой, несмотря на наличие мужа.
Нора влюбилась в мужа почти сразу, в день брифа. Он создавал иллюстрации для бренда лекарства, которое разрабатывала фармкомпания Норы. Ей всегда нравились лысые мужчины, она находила их исключительно сексуальными. Он показался ей самым харизматичным из тех немногочисленных парней, с которыми довелось сходить на свидание до тридцати лет.
Нора забеременела, как только они съехались, через два года после того брифа. Выйдя из декрета, поняла, что ей очень сложно совмещать материнство с работой в большой корпорации, поэтому нашла парт-тайм в аптеке недалеко от дома, а когда дочка пошла в школу, ушла в другую аптеку в центре на полную ставку.
Как только началась школа, жизнь закрутилась вокруг ребёнка и его активностей. После школы музыка, танцы, по выходным бассейн. Нора стала не только мамой, но и шофёром, а главное – планером семейной жизни.
Большой красочный календарь висел на стене у холодильника, и, сверяя все планы, Нора грустно замечала, что её сексуальная жизнь туда не вписана. Нет её ни в календаре, ни в реальной жизни.
Точно так же, как она вписывает свой фитнесс, бассейн дочки, оплату счетов, смену шин, они могли бы вписать их секс с Симоне, расписать, сколько раз в неделю и в месяц.
Возможно, если бы она вписала секс, он бы и правда случался чаще. Это было просто.
«Просто заниматься чем-то чаще, если это что-то происходит всего лишь раз в месяц», – хмыкнула про себя Нора.
Кошка по имени Зета прыгнула на колени хозяйки и принялась уютно мурчать. Нора погладила Зету за ухом, и та улеглась у неё на коленях.
Нора начала слушать подкаст, но в первые же пять минут ей стало скучно, и она нырнула в ленту Инстаграма.
На экране телефона полуголый кондитер играл бицепсами, мешал карамельный крем и смотрела на экран так, что всем зрительницам было понятно, чего он хочет на самом деле. Нора облизнулась. Отнюдь не оттого, что хотела сладкого. Красавчик с голым торсом стал заливать в формочки густую панна-котту, а живот Норы наполнялся такой же горячей лавой нереализованного желания.
Нора перелистнула кондитера и открыла выскочившую в Инстаграме рекламу профиля «Горячие парни-пожарники». Ничего себе, от форм и бицепсов в животе у Норы сладостно заныло. И это была не Зета. Это было её истосковавшееся по мужчине либидо.
Ох, она готова была поджечь себя и весь свой дом, чтобы вот он, или нет, он, спас её от пожара.
«Я прямо горю», – прошептала Нора, отложила телефон, согнала недовольную Зету с колен и запустила руку под плед. Одной рукой она держала телефон, а второй делала то, чего не могла получить от Симоне третью неделю.
Газонокосилка умолкла, и Микеле довольно посмотрел на свой идеальный бархатный газон. Отличная машина, стоит своих денег. Он откатил её к гаражу, деревянному домику, который сколотил своими руками.
Когда работа заканчивалась, а ужин ещё не начинался, с шести до семи, Микеле шёл в гараж. Он там постоянно с чем-то ковырялся, в основном чинил «хонду», хотя понимал, что она уже не станет той стремительной железной ланью, какой была тогда, в его двадцать с лишним лет. В глубине души он прекрасно знал, что ремонт «хонды» бесконечен, что это просто процесс, который, пожалуй, никогда и не закончится, и не надо. Ведь пока он чинит «хонду», он может приходить в свой гараж.
Гараж был не просто местом, где он хранил инструменты, он был его личным пространством, мужской обителью, пожалуй, единственным углом, где он мог побыть один.
Каждый раз, когда пасынок приближался к гаражу, чтобы ставить какие-то свои дурацкие эксперименты, Микеле орал благим матом, чем вызывал, в свою очередь, возмущение Стефании.
«Ты не можешь повышать на него голос», – говорила в такие моменты она.
«Очень даже могу, я его содержу» – так хотел ответить Микеле, но вслух этого не произносил.
В углу стоял отдельный шкаф с кучей инструментов, разложенных по коробкам: отвёртки, плоскогубцы, гвозди, винтики – всё имело своё место. Поэтому Микеле так не любил, когда сюда приходил пасынок, Тициано. Он вечно везде лез, вечно всё смешивал и клал всё не по местам. В доме Микеле переносил беспорядок легче, чем здесь, в гараже.
Микеле задумался: если бы у отца был гараж или хотя бы огород, свой сад, свой какой-то кусок жизни, произошло бы тогда с ним то, что произошло? Микеле тряхнул головой, убирая прилипшие воспоминания. «Только не сейчас», – подумал он.
Микеле поставил оранжевую газонокосилку в угол, вытер пот краем майки и сел на деревянный ящик, усмехнувшись детской мысли о том, что наконец-то у его старушки «хонды» появилась компания, да ещё такого же цвета. Он специально выбрал газонокосилку такого же цвета, как мотоцикл. Микеле снял брезент и нежно провёл по мотоциклу рукой. Старая добрая «хонда», он купил её на первую зарплату. Сколько километров проезжал он на ней, прорываясь сквозь плотный северный туман родной Ломбардии. «Хонда» стояла в гараже последние пятнадцать лет, ровно столько он был женат на Стефании.
Пылилась «хонда», пылился и эротический костюм Стефании, в котором она соблазняла его в ту далёкую ночь. Это был костюм медсестры. Она надела его сразу же после целого дня медитации, и он подумал тогда, что именно такая женщина ему и нужна. Она будет его исцелять, а одновременно соблазнять и ублажать. Он знал, от чего хотел исцелиться, и ему показалось, что Стефания сможет это сделать.
Тот раз был единственным, когда она надела костюм медсестры. Добившись, чего хотела, она повесила костюм в чулан, а Микеле поставил «хонду» в гараж.
– Аморе! – раздался голос Стефании.
Микеле обхватил руками шею и потянул вниз. Он дико устал, всё чаще у Микеле болела спина. Боль в пояснице поднималась выше, сковывала плечи, пробиралась в шею, выше, выше, и вот уже голову опоясывали железные обручи. Он очень надеялся, что поездка вернёт ему силы.
– Аморе, ты где? – настаивала жена ещё громче.
Микеле нехотя поднялся, взъерошил волосы, бережно накрыл «хонду» брезентом и выключил свет. Он закрыл дверь гаража, пересёк сад, просторное поле и вошёл в дом со стороны кухни.
Стефания, крупная блондинка в плюшевом халате, стояла у столешницы и готовила полезный зелёный коктейль из сельдерея, имбиря и яблока.
Микеле подошёл к столешнице, кинул взгляд на сумки и валявшийся рядом чек.
– Дорогая, ты потратила на пижамы двести пятьдесят евро. – Микеле озабоченно всматривался в чек, пытаясь понять, что это за пижама такая, которая стоит больше его новой газонокосилки. Если и тратить столько, то лучше бы она купила шёлковое сексуальное бельё, а не эти бабушкины панталоны.
– Наступают холода, я очень мёрзну, – объяснила Стефания, сломав надвое сельдерей и отправив в блендер.
– Ну так я тебя согрею, – произнёс Микеле нарочито сексуальным голосом и попытался поцеловать Стефанию в шею, но та быстро отодвинулась, потому что на кухню зашёл её сын.
– Чао, малыш, ты вернулся? Как всё прошло в университете? – улыбнулась она двухметровому «малышу».
– Всё ок, – ответил сын, открыл холодильник, схватил оттуда йогурт, захлопнул холодильник и направился к выходу.
– Кстати, мам, – повернулся он у двери, – у меня телефон накрылся, надо новый, – и быстро ушёл, словно заранее зная, что Микеле захочет что-то сказать.
– Не, нормально? – повернулся он к жене. – Ему двадцать лет, он не работает, живёт за наш («Вообще-то за мой», – подумал Микеле) счёт, и ему ещё телефон покупать? Я куплю ему «Нокиа».
Стефания пожала плечами и вылила в стакан зелёную жидкость, которая, по её мнению, должна была тонизировать, бодрить и дарить её мужу новую энергию для свершений.
– Не, ну серьёзно?! – не унимался Микеле.
Стефания подошла к нему сзади и помассировала плечи.
– Ты какой-то напряжённый, может, давай сделаем совместную медитацию на поток?
Микеле ухмыльнулся. Слово «медитация» было их личным кодовым словом. Даже их первый секс начался с медитации.
Они познакомились на тренинге, куда его затащила бывшая. Бедняжка и не подозревала, что праздное любопытство приведёт к концу отношений с Микеле.
Бывшая сказала, что там какая-то очень классная ведущая и что после её практик на душе становится «божественно хорошо». Они дышали, медитировали, он слушал тибетские чаши, а после тренинга все вместе отправились в местную шриланкийскую забегаловку с обильным буфетом. Он украдкой смотрел, как Стефания накладывает себе рис с лаймом и острые блюда. Микеле обожал рис, обожал лайм, острые блюда, а на следующий день приехал на продолжение тренинга, но уже без своей бывшей. Потом он записался на индивидуальную сессию, на вторую, третью – и вот уже Микеле отправился на выходные в молчаливый ретрит, и хорошо, что молчаливый, ему не пришлось говорить, между ним и Стефанией всё происходило на уровне взглядов, а после ретрита они уже ехали к ней домой, где она показала ему, что такое тантрический секс.
– У меня зум с клиентом. – Микеле поднялся, поцеловал Стефанию в щёку и удалился в свой кабинет.
Он включил «Зум», настраиваясь на разговор о коммерческом предложении, и закрыл глаза, вспоминая советы Стефании. Он представлял, как клиент говорит «да», принимает его предложение и как предоплата приходит на счёт.
Он очень надеялся, что клиент примет предложение. Последние пять коммерческих предложений остались без ответа, а счета никто не отменяет. Микеле любил повторять своему партнёру, что каждый раз, когда он просыпается и ставит ноги на пол, он уже потратил триста евро.
Если бы он остался работать учителем истории в лицее, то вряд ли смог позволить себе тратить такую сумму в день.
Микеле нажал на кнопку «старт» и широко улыбнулся.
– Буонджорно!
Нет такой конфигурации отношений, при которой один страдает, а второй счастлив. Нельзя быть счастливым рядом со страдающим человеком. «Другой делает меня несчастным, а я делаю другого счастливым» – всего лишь иллюзия.
Из подкаста «Метафизика мужского и женского»