bannerbannerbanner
Первые товарищи

Лидия Чарская
Первые товарищи

Глава 4

– Палочка пришла, никого не нашла, кого первого найдет, тот за палочкой пойдет! – громко, скороговоркой говорил Принц в то время, как другие мальчики прятались по всему саду.

Принц искал не один. Ему помогала Худышка. Палочка-воровочка была не только любимою игрою мальчиков, но и собачонки. За месяц пребывания ее в пансионе Худышка сделала удивительные успехи в своем воспитании. Не говоря уже о том, что она отлично служила, танцевала на задних лапках и прыгала через руку не хуже любой дрессированной собачки из цирка, она умела играть в палочку-воровочку и прятки. И сейчас, когда Принц громко спросил: «Пора?» и ему откуда-то из глубины сада ответили умышленно заглушенные голоса: «Готов, пора!» – Худышка взвизгнула от удовольствия, подпрыгнула и помчалась впереди Принца, усердно обнюхивая землю и ища спрятавшихся мальчиков. Сад вокруг пансиона был громадный, и найти их было не так-то легко. Посреди сада, прямо перед крыльцом, была разбита большая площадка с качелями, гимнастикой и громадным мраморным бассейном, в котором летом мальчики купались, а зимой катались на коньках. Теперь, ранней осенью, бассейн казался темным, а вода в нем была холодная, как лед. По всему саду были разбросаны кусты бузины и волчьи ягоды, и росли высокие березы и ели. Несмотря на такое множество убежищ, за которыми хоронились мальчики, Худышка их всех мигом отыскала.

Она обнюхивала каждый кустик, каждое деревце, с которых слетела уже добрая половина листвы, и затем, если там оказывался спрятавшийся мальчик, она с громким лаем и визгом бросалась на него, и облизывала его лицо и руки своим острым язычком. Таким образом вскоре почти все мальчики были найдены, благодаря стараниям Худышки.

И никому не удалось украсть палочки-воровочки. Лишь только кто-либо из игравших бросался к берегу бассейна, у которого на скамейке лежала палочка, Худышка кидалась вслед за бегущим, совалась ему под ноги и точно всеми силами старалась помешать украсть палочку.

– Кажется, всех отыскала? – весело крикнул Принц.

– Нет, не всех! Смотри, бежит Грушин, он сейчас украдет палочку! – тревожно прокричал Сережа.

И, действительно, с противоположного конца сада сломя голову несся Рыжий к скамье с лежащей на ней палочкой. Увидя его, Принц бросился ему наперерез. Бросилась и Худышка, громко лая по своему обыкновению. За ними следом помчался и Сережа.

– Скорей, скорей, Принц! – кричали одни.

– Не зевай, Грушин! – вторили другие.

Рыжий и без того не зевал. В несколько прыжков достиг он желанной скамейки, как вдруг догнавшая его Худышка внезапно вцепилась в сапог Рыжего и прокусила насквозь.

Рыжий заорал во все горло. Из сапога вытекла легкая струйка крови. Худышка, оказалось, укусила не только сапог Рыжего, но и ногу.

– Скверная собачонка! – не помня себя от бешенства, вскричал он, – вот я тебе покажу, как кусаться. – И Рыжий изо всей силы ударил собачку здоровой ногой.

Худышка присела на землю и жалобно завизжала. В ту же минуту подоспевший Сережа схватил ее на руки и крикнул Рыжему:

– Не смей ее обижать, скверный мальчишка! Или я…

– Что ты? – поддразнивал его Грушин, рассерженный и укусом Худышки, и непрошеным заступничеством Сережи.

– Или я пожалуюсь Василию Ивановичу, слышишь!

– А я до тех пор вышвырну за забор вашу собачонку! – и Рыжий, насвистывая, как ни в чем не бывало, повернулся спиной к Сереже.

– Не смеешь! Слышишь, не смеешь! – твердил Сережа и с силой повернул Рыжего к себе, заставляя его дослушать свои слова.

Но Рыжий оттолкнул Сережу.

Мальчики стояли на самом краю бассейна. Рыжий не рассчитал своего движения. Толчок вышел слишком сильный, и Сережа с Худышкой в руках полетел в холодную темную воду.

Дружное отчаянное «ах» вырвалось из груди одиннадцати мальчиков, и они замерли в страхе.

* * *

Ледяная вода на минуту отрезвила Сережу. «Я утону… утону вместе с Худышкой, – вихрем пронеслось в его мыслях. – Как будут плакать мама и Людочка, когда узнают, что утонул их Сережа! Нет, не хочу, не надо, я должен жить и буду жить. Господи, спаси меня».

И он потерял сознание.

Потом точно какой-то сон охватил Сережу. Сколько времени длился этот сон, он и сам не знал, но чувствовал, как его трясли чьи-то сильные руки. А в ушах стоял такой шум, что он ничего не слышал…

Сережа очень удивился, когда, открыв глаза, Увидел около себя маму.

Он потянулся к ней, но от слабости должен был снова откинуться на подушку.

– Мамочка! Дорогая! Как я рад! – прошептал он.

Мама схватила его руку и крепко прижала к своим губам.

– Мамочка, дорогая! – еще раз сказал Сережа и снова забылся.

Когда он опять открыл глаза, мама была не одна: над ним склонилась кудрявая головка Принца. Сам Сережа лежал в кровати в совершенно ему незнакомой комнате.

Сережа стал напряженно вспоминать, как он попал сюда и почему лежит в постели, а мама и Принц смотрят на него так грустно.

«Я, должно быть, болен», – решил Сережа и вдруг вспомнил все, что с ним произошло: ссору из-за Худышки, и холодную мутную воду, и чьи-то отчаянные крики.

– Мамочка, – произнес Сережа, – я ужасно рад, что не утонул. А где Худышка?

– Худышку тоже спасли, – поторопился успокоить его Принц, – впрочем, ее никто не спасал, она сама приплыла к берегу, а тебя вытащили старшие воспитанники и откачали, и теперь ты снова будешь здоровым!

– Ах, как хорошо! – обрадовался Сережа, – а где же я?

– Ты в комнате начальницы, и я останусь здесь, с тобой, пока ты совсем не поправишься, – успокаивала его мама и нежно гладила по головке.

Сережа не ощущал никакой боли… Ему хотелось спать и только.

Он уже начал забываться, как вдруг внезапно вспомнил, что виновником его падения был Грушин.

– Ему, наверное, попадет, если начальница узнает об этом, – тревожно проговорил Сережа, обращаясь к Принцу. – Непременно попадет.

– Непременно попадет. Да и поделом, – подхватил тот и сердито сжал свои маленькие кулачки, грозя невидимому Рыжему, – не толкайся, ведь не подоспей старшие воспитанники, ты бы захлебнулся и умер. Весь наш класс ужасно сердится на Грушина, никто с ним не хочет сидеть рядом во время уроков и обеда, а главное – выключили его из всех игр и сторонятся его всем классом.

– А он что?

– Притих. Сознает свою вину и молчит. Валерик знает, что он толкнул тебя в бассейн и говорит, что как только донесет об этом, Пушка его непременно выключит из пансиона.

– Неужели выключит! – взволновался Сережа.

– Понятно! – спокойно подтвердил Принц. – И пусть выключит! Такого не жалко. Вот мать его жалко. Она такая бедная, несчастная, живет на крошечную пенсию и души не чает в сыне, думает, что ее помощником и опорой будет.

– Ну, довольно, дети, – прервала Сережина мама Принца. – Пора спать. Закрой глазки, Сережа, и спи!

Но спать Сережа не мог. Долго он ворочался с боку на бок, и ему все мерещилась печальная, горем убитая старушка, мать Грушина, просившая Сережу спасти ее сына.

* * *

Бодрый и здоровый поднялся на другое утро Сережа. Приехавший доктор внимательно осмотрел его и остался очень доволен.

– Молодчина! Чугунный он у вас, – обратился он, улыбаясь, к Пушке.

Сережина мама уехала за теплым платьем для своего мальчика, так как день был субботний и пансионеров распускали по домам.

Когда доктор уехал, позволив Сереже идти в класс, мальчик чуть не запрыгал от радости. Особенно приятно ему было обещание Принца пойти с ним в отпуск и провести целых два дня в гостях у Сережи.

Но тут Сережа вдруг вспомнил о Грушине и его бедной матери.

– Антонина Васильевна, – робко обратился он к начальнице, – я хотел спросить вас о Грушине…

– Не говори мне о нем, – строго ответила она, – я сейчас сажусь писать его матери, чтобы она взяла своего сына из пансиона.

– За что? – невольно вырвалось у Сережи.

– Как за что! Или ты не знаешь, что тебя толкнул в бассейн этот негодный Грушин?

– Ах, нет! – горячо воскликнул Сережа, – да, то есть, он толкнул меня… нечаянно… он не хотел. Я обидел его, я начал первый, я ударил сначала, а он только защищался… Уверяю вас, он не хотел меня толкнуть…

Начальница внимательно слушала Сережу. Когда он закончил, она сказала, строго сдвинув брови:

– Так вот, как это было. А мне передали совершенно иначе. Это меняет дело. Ты оказываешься более виновным, нежели Грушин, и следовало бы тебя примерно наказать, но я полагаю, что ты достаточно наказан вчерашним падением в воду, и потому советую тебе только постараться исправиться: я не люблю забияк! Второго такого поступка я не прощу.

Несмотря на строгое лицо начальницы и на ее суровый тон, Сережа был счастлив, что ему удалось спасти Грушина. Если б он оглянулся, выходя из комнаты, то увидел бы, как строгое лицо Пушки озарилось доброй улыбкой и она чуть слышно сказала вслед Сереже:

– Храни тебя Бог, добрый мальчик, за твое чудесное сердечко. Ты не побоялся оклеветать себя, чтобы спасти своего недавнего врага.

А сияющий Сережа пулей влетел в класс, отыскал глазами сидевшего в углу Грушина и со всех ног кинулся к нему.

– Не печалься, Рыженький, не горюй! Она простила и ни за что тебя не выключит!

Грушин поднял на Сережу заплаканные глаза – ему уже было объявлено об его исключении, и он не понимал, что ему кричит так радостно Сережа.

Сережа должен был повторить… Мальчики окружили недавних врагов и закидали Сережу вопросами.

Потом, узнав в чем дело, все закричали в один голос:

– Молодец, Сережа! Добрый Сережа! Да здравствует Сережа!

Подхватив его на руки, ребята начали его качать. Когда счастливого мальчика опустили на землю, Грушин бросился к Сереже и, обнимая его, проговорил растроганно:

– Ты меня прости, Горин, я виноват перед тобою!

– Ну, вот еще! – засмеялся Сережа, – кто старое помянет, тому глаз вон.

 
* * *

– Няня, няня, да открой же скорее, звонок! – заволновалась Людочка, ожидавшая у окна возвращения Сережи.

– Иду! Иду, матушка! – и Домна Исаевна заторопилась к двери.

Каково же было удивление Людочки, когда вместо Сережи на пороге показался белокурый мальчик. Людочка даже попятилась назад и спряталась под передником Домны Исаевны. Потом она высунула оттуда свое личико и сказала:

– Нет, нет, это не Сережа!

– И Сережа здесь, и Сережа, – поспешил крикнуть из передней ее братишка, и через секунду он уже был в гостиной и крепко обнимал Людочку.

– А кто же это? – робко косясь на белокурого мальчика, спрашивала она Сережу.

– Это Принц, товарищ Сережи, – поспешила объяснить ей мама, – его зовут Котей, и он очень дружен с Сережей и очень его любит!

– Ну, если он любит Сережу, то и я его полюблю, – пресерьезно ответила малютка и, как взрослая, крепко пожала руку Принца.

– А где же Арапка?… Арапка, фью-фью! – свистнул Сережа, и откуда ни возьмись громадный черный Арапка бросился к Сереже и приветствовал его, лизнув в самое лицо.

Мальчики по очереди гладили собаку и наперебой рассказывали новости пансионской жизни: и о Худышке, и о Грушине, и о доброте Пушки, простившей мальчиков, словом – обо всем.

И мама, и Домна Исаевна, и Людочка – все слушали их.

Особенно внимательно слушала мама – слушала и не могла наглядеться и нарадоваться вдоволь на своего доброго, милого, великодушного мальчика, на своего дорогого Сережу…

Вместе со всеми слушал и Арапка. Он не сводил глаз с обоих маленьких рассказчиков, хлопал ушами, вилял хвостом и, казалось, без слов говорил всей своей собачьей персоной:

«Это ничего, что вы люди, а я только большой черный ньюфаундленд: я отлично понимаю все, что вы говорите, и куда умнее и развитее всех остальных собак в мире».

Принц провел в гостях у Сережи все воскресенье. Им было так весело, что они и не заметили, как этот счастливый день промелькнул, словно его и не бывало.

* * *

Как-то раз, проснувшись холодным осенним утром, мальчики увидели в окно спальни, что вся земля, крыши домов и деревья покрыты сплошь слоем белого снега.

– Вот так штука! – вскричал Принц. – Легли спать осенью – проснулись зимою.

– Зима! Зима! – раздалось со всех сторон, и мальчики гурьбой хлынули к окошку.

– Ну, теперь надо приготовлять коньки и салазки! – рассудительно произнес Жучок.

– Братцы, – предложил Петух, – давайте выстроим гору!

– Ну, вот еще выдумал, – насмешливо пожал плечами Грушин, – разве можно из первого снега гору строить… Как по такой прокатишься, так и провалишься.

– Вверх тормашками, – ввернул свое слово Принц, примирившийся теперь окончательно со своим бывшим врагом.

После Сережиного падения в бассейн и последовавшего затем полного раскаяния со стороны виновника этого несчастья Грушина между троими мальчиками не было и помину о прошлых ссорах. Напротив того, они даже подружились с Грушиным и охотно играли с ним.

Грушин оказался вовсе не таким злым, каким его представляли себе наставники и товарищи: он был только чрезвычайно ленив и очень любил поддразнивать младших пансионеров; но со дня примирения его с Сережей и Принцем Грушин дал торжественное слово перед всем классом отвыкать от этой несносной привычки.

– Господа! – внезапно раздался голосок Принца, в то время как мальчики в полнейшем безмолвии созерцали точно одетый в белое одеяние, сад и двор пансиона. – Знаете, что? Давайте-ка вместо горы устроим в саду снежную бабу!

– Да, да, бабу! Отлично! – послышалось со всех сторон, и все обступили Принца.

– И знаете что! – продолжал тот, блестя глазами от предвкушения новой забавы, – сделаем бабу и изведем Пушку.

– Да, да, изведем Пушку! – подхватили веселые голоса мальчиков, почуявших новую проказу в предложении Принца.

– Братцы, не надо! – нерешительно произнес Мартик Миллер.

– Ну, вот глупости! – вспыхнул Принц, – что тебе жалко ее, что ли? Или ты боишься, что она похудеет от злости? Так ведь это ей полезно, смотри, какая она толстая! – Принц совершенно позабыл о том, что дал себе слово не раздражать начальницу. Он повернулся к Мартику спиной и стал объяснять мальчикам, как им надо извести Пушку.

На Пушку Принц был ужасно сердит. Во-первых, она пожаловалась как-то на его проказы m-eur Рено, приходившему аккуратно каждую неделю узнавать об ученье и поведении своего маленького воспитанника, а во-вторых, не пустила в последнюю субботу в отпуск к Сережиной маме. Принцу было страшно тяжело это наказание. Еще бы! Он обещал Людочке выдрессировать Арапку и сделать крепость из картонки от шляпы, а вместо этого целый вечер субботы и все воскресенье пришлось просидеть в кабинете приемного отца, подле ненавистного Рено и учить французские глаголы! И Принц, рассерженный не на шутку, поклялся с этого дня изводить Пушку чем и как только может.

* * *

От трех до четырех часов по вторникам Валерик преподавал младшим гимнастику в рекреационном зале, но когда бывала хорошая погода, то урок гимнастики проводили в саду, и дети резвились на чистом воздухе.

На этот раз решено было перенести урок в сад, и мальчики гурьбой хлынули на площадку, находившуюся прямо перед окнами Пушки.

– Равняйся! Налево кругом! Руки кверху! Руки в бок! Левой, правой! – кричал Валерик, и изо рта его при каждом слове шел пар, занимавший мальчиков.

Через четверть часа Валерик прекратил урок, находя, должно быть, что он достаточно надорвал себе горло, и пансионеры рассыпались по саду.

– Грушин и Сережа, подойдите сюда! – позвал Принц.

Он отвел их подальше от пансионеров и заговорил, захлебываясь от нетерпения:

– Помогите мне сгрести в кучу как можно больше снегу!

Сережа и Грушин не заставили его повторять и, взяв в руки по огромной лопате, забытой дворником у сарая, стали сбрасывать в кучу снег.

Куча росла с каждой минутой. Начинало темнеть, из окон Пушки нельзя было уже различить, что делается на площадке. Мальчики тихонько позвали остальных, и вместе они соорудили небольшую, в рост десятилетнего ребенка, снежную фигуру. Валерика давно уже не было в саду, а воспитатель Василий Иванович остался с пансионерами, которым запрещено было гулять, в классе. Таким образом, никто не мешал, и снежная баба вышла на славу. Издали ее можно было принять за маленького человека, а когда Принц сбросил свое длинное пальто и круглую шапочку и надел на снеговика, он окончательно приобрел вид маленького пансионера.

Принц, обведя мальчиков глазами, крикнул задорно: – Ну-ка, кто теперь хочет извести Пушку?

– Я! И я! И я! – послышались голоса самых отъявленных шалунов класса.

– Ладно! Ладно! Не все сразу, – и Принц замахал на них руками. – Ты, Петух, и ты, Жучок, – самые подходящие. Вот что: я побегу теперь в спальню и лягу под кровать, а вы скажите Пушке, что я пропал. Поднимется суматоха! А когда она наищется вдоволь, кто-нибудь из вас бегите к ней и кричите, что меня нашли в саду, но я упрямлюсь и не хочу идти. А потом… потом… – тут Принц так и залился смехом, – потом уж увидите, что будет!.. Вот-то потеха!

Уже заметно стемнело, когда Василий Иванович вышел на крыльцо и стал звать мальчиков из сада. Принц, ежась от холода, незаметно проскользнул в дом за остальными.

Сад опустел. Только перед окнами Пушки, спиною к ним, одиноко стоял маленький пансионер в аккуратно застегнутом, с поднятым воротником пальто и нахлобученной на самый нос меховой шапке.

* * *

Принц лежал под кроватью Морозова, крайней у печки, куда не только никто не заглядывал из пансионеров, но где даже и щетка редко проходила по пыльному полу… По крайней мере краснощекая Паша предпочитала мести под теми кроватями, которые находились ближе к коридорной двери. Зато теперь, лежа в добровольном заточении, Принц, благодаря неаккуратности Паши, узнал пропасть интересных вещей: узнал, что помадную банку, потерянную Валей Сторком, любимцем Пушки, никто не утащил, как уверял потерпевший, а она преблагополучно лежала тут же около печки и представляла из себя весьма печальное зрелище: помада растаяла от частой топки и, вылившись наружу, облепила банку, от которой пахло чем-то пряным и невкусным. Узнал также Принц и то, что под кроватью Морозова крысы проделали дырку, и писк по ночам, слышанный им в спальне, производят они, а вовсе не маленькие пансионеры, как думал Василий Иванович, спавший рядом в соседней со спальней младшего отделения крошечной комнатке.

Сначала Принц весь ушел в созерцание помадной банки и дырки в полу, но мало-помалу ему это наскучило, и он начал напряженно прислушиваться, стараясь угадать, что происходит в это время в классе.

А происходило вот что.

Как только мальчики вернулись в класс, с быстротою молнии разнеслась весть о том, что Принц пропал. Поднялась суматоха. Принца искали всюду: в старшем классе, в коридоре, в спальнях и даже на кухне. Пушка, испуганная исчезновением из пансиона мальчика, не позабыла заглянуть и в громадную кадку, из которой когда-то извлекла Сережу и Принца, перепачканных капустой. Но, разумеется, Принца там не оказалось.

Тогда начальница бросилась в спальню младших. Это было преинтересное шествие. Впереди шла со свечой Паша, хотя в свече не было никакой необходимости, потому что всюду горели лампы. За нею – Вавилыч, далее – Василий Иванович и, наконец, красная, взволнованная Пушка, замыкавшая шествие.

– Вакулин! – кричала начальница с порога каждой комнаты. – Вакулин, ты здесь? Откликнись!

Но Принц не откликался, и шествие направлялось дальше.

Младшее отделение г-жи Власьевой прилежнее, чем когда-либо, принялось за уроки в этот вечер. Разумеется, никто из мальчиков и не думал учиться, всех так и разбирало: «А что будет дальше?»

Один Сережа волновался.

«И зачем он выдумал эту глупую затею! – с тоской думал мальчик. – Ведь опять его накажут, что хорошего! А Людочка сказала, что будет ждать его в будущую субботу! А его не пустят, наверное не пустят».

Ровно в восемь часов, когда младший класс шел ужинать, неожиданно в столовую влетел с громким криком Ваня Изюмин, прозываемый Жучком.

– Я нашел его! Я его нашел!

– Где? Где? – так и набросилась на него Пушка.

– Нашел, нашел! – твердил Жучок. – Он в саду гуляет один! Я его звал через форточку: «Принц, иди!», а он и слушать не хочет!

– Ах, он скверный мальчишка! – вскипятилась Пушка, – скажи ему, чтобы шел сейчас же или он будет строго наказан.

– Да я ему и так уже говорил!

– А он что?

– Не идет!

– А ты бы оделся и привел его!

– Да он не послушается: Принц сильный, сильнее меня! Надо кого-нибудь еще взять на подмогу.

Пушка задумалась на минуту, потом ее осенила какая-то мысль.

– Вот что, дети, и вы, Василий Иванович, оденьтесь и идите в сад! Я приду туда сейчас же. Поймайте мне Вакулина, и сейчас же чтобы отправился в карцер, немедля!

Мальчики были в восторге и от предстоящей вечерней прогулки, и от забавной облавы на снеговика, который изображал Принца.

Ватага веселых пансионеров с Пушкой и воспитателем во главе ринулась в сад.

* * *

– Вакулин! Домой!

Молчание.

– Вакулин, сию же минуту домой!

Новое молчание в ответ.

– Скверный мальчишка, иди сюда. Слышишь?

Но Вакулин ни с места.

Пансионеры тесно окружили снеговика, одетого в пальто Принца, и поминутно прыскали со смеха втихомолку от Пушки. А она надрывалась, призывая Принца. Пушка стояла на крыльце, не решаясь спускаться в сад без обуви, а Паша как нарочно медлила, не неся галоши.

Наконец Василий Иванович, отличающийся близорукостью, пробрался сквозь толпу пансионеров и, подойдя почти вплотную к снеговику, заговорил, стараясь урезонить шалуна Принца.

– Вакулин, и не стыдно тебе! Ты тревожишь начальницу, заставляешь ее стоять на холоде и простужаться. Какой пример ты подаешь прочим мальчикам, а еще лучший ученик! Ай-ай-ай, как не стыдно, Вакулин!

Несмотря на уговоры наставника, Вакулин по-прежнему не шевелился, повергая в полное недоумение доброго Василия Ивановича.

Наконец, галоши были принесены, надеты на ноги Антонины Васильевны, и она почти бегом, задыхаясь от волнения, бросилась к Принцу, окруженному мальчиками. Схватив предполагаемого Принца за рукав пальто, она стала сильно трясти его из стороны в сторону. От сотрясения, плохо приделанная к туловищу голова снежной бабы отвалилась вместе с шапкой и, упав на землю, рассыпалась на несколько кусков.

Снеговик в пальто стоял теперь уже обезглавленный. Пансионеры хохотали до изнеможения, а взбешенная Пушка с громкими угрозами «негодным шалунам», как разъяренная львица, ринулась в дом на новые поиски исчезнувшего Вакулина.

 

Но искать его долго не пришлось на этот раз: Принц преспокойно спал на своей кровати, и когда разбудившая его Пушка, захлебываясь от злости, стала выговаривать ему, он открыл заспанные глаза, бессмысленно вытаращил их на начальницу и вдруг сердито-жалобно заговорил:

Рейтинг@Mail.ru