Лидия Чарская
Особенная
Да, она будет доброй, чуткой матерью, и подругой его Хане и верным товарищем мужа на трудном жизненном пути.
В этот день князь уехал позднее обыкновенного из приюта, обласкав детей и щедро одарив их подарками. Он решил в скором времени просить Лику Горную выйти за него замуж.
XIV
Барон Карл Карлович Остенгардт и Рен Горная являлись совершенно исключительными женихом и невестой. Прежде всего Рен категорически отказалась от шитья приданного, а деньги, назначенные для этой цели, решила употребить целиком на покупку автомобиля. Между нею и ее женихом никогда не происходили столь обычные для будущих молодых супругов совещания по поводу предстоявшей им совместной жизни.
Мистер Чарли приходил ежедневно к шести часам и после обеда усаживался с Рен за партию шахмат, храня свое обычное величественное спокойствие. Жених и невеста никогда не говорили о своих чувствах друг другу, да и вообще мало говорили о чем-нибудь, кроме спорта.
– Очень удачное супружество! Они так чудесно подходят один к другому, – следя глазами за прямыми, длинными фигурами, чуть склоненными над шахматной доской, говорил со смехом Анатолий.
Лика по-прежнему ездила в приют, часто встречала там князя, и с каждой новой встречей все больше и больше привыкала к этому прекрасному и достойному человеку.
Князь Гарин по-прежнему был изысканно почтителен и предупредителен с нею и с каждым разом все больше приходил к убеждению, что лучшей жены, нежели Лика, ему не найти. Лишь бы молодая девушка согласилась осчастливить его самого и будущность маленькой Ханы.
Свадьба Рен должна была состояться в середине ноября, а к Рождеству молодая чета стремилась уехать в Финляндию, где у барона было большое поместье, которое он важно называл своим замком, хотя на замок оно и не походило ничуть.
Мария Александровна, несмотря на ярое сопротивление будущих молодых, решила все-таки отпраздновать свадьбу Рен с возможною пышностью. Она радовалась предстоящему торжеству и тому, что холодная, эгоистичная, всем недовольная Рен нашла наконец себе партию, да еще такую хорошую партию, по мнению матери.
«Хоть бы и Лике впору, несмотря на то, что она умница, красавица и воплощенная доброта!» – мысленно рассуждала Марья Александровна, вглядываясь в лицо младшей дочери и мечтая теперь о еще более прекрасном жребии судьбы для Лики.
«Все эти питомники, благотворительность, вся эта возня с чужими ребятишками, как это должно изводить бедную девочку! – тревожно рассуждала госпожа Карская, – она даже похудела заметно. Немудрено. Только и заботы о том, что здоровы ли, сыты ли, веселы ли ее питомцы!»
А молодая девушка, которою были сейчас полны мысли ее матери, тщательно занятая в это время рассматриванием подвенечного платья сестры, быстро повернула голову в сторону Марьи Александровны, увидела ее озабоченный любящий взгляд и низко опустила над каким-то затейливым кружевным воланом свою золотистую головку.
– Дитя мое, Лика! Что с тобой? – Сердце Марии Александровны невольно сжалось при виде осунувшегося личика дочери. Она давно не говорила так ласково, так просто и сердечно с Ликой. Сердце и инстинкт матери разом заглушили ее прежнее недовольство молодой девушкой. – Моя девочка, что с тобою?
Что-то родное, давно утраченное и вновь приобретенное послышалось Лике в звуках материнского голоса. Через минуту она уже очутилась в объятиях Марии Александровны, вся дрожала, билась как подстреленная птичка на ее груди и, плача и смеясь в одно и то же время, шептала:
– Мама! Мама! Дорогая моя! Вы – моя, вы вернулись ко мне! Я знала, о, мама! Как я счастлива снова!
– Дитя мое, скажи, чем ты несчастна? – размягченная, взволнованная и испуганная спрашивала дочь Мария Александровна.
– О, как я страдала без вас, без вашей ласки все это время, мама, моя родная! – чуть слышно вырвалось у Лики. – Я ведь чувствовала свою вину перед вами и… и…
Мария Александровна обняла и расцеловала Лику…
– Все забыто! Все забыто и прощено… Ведь я сама так горячо люблю мою «особенную» маленькую девочку! – шептала она, сама едва удерживаясь от рыданий.
– Слезы? В самый день моей свадьбы! Весьма любезно с твоей стороны, Лика! – внезапно появляясь на пороге, вскричала недовольная Рен.
– Дайте ей лавровишневых капель, она успокоится! – коротко бросила она мисс Пинч, как тень следовавшей за нею всюду. – Ехать в церковь с красными глазами нельзя… Советую тебе прийти в себя и успокоиться хорошенько, – закончила она своим обычным ледяным тоном.
– В самом деле, девочка моя! Постараемся успокоиться обе! – шептал на ухо плачущей девушки нужный и взволнованный материнский голос.
Но Лика уже овладела собою. Счастливая, успокоенная и обрадованная внезапной материнской лаской, она, крепко поцеловав мать, вбежала в свой розовый будуар, где все говорило ей о нежных заботах той же милой мамы, и в этой розовой комнатке дала полную волю своему радостному порыву. Ах, как она снова счастлива сегодня! ее дорогая мама снова горячо приласкала ее! Она ее простила вполне и больше не будет сердиться на нее, Лику. И Лика впервые с восторгом взглянула на нарядное розовое платье, тщательно разложенное на маленьком канапе, которому до сих пор не уделяла никакого внимания. Она наденет сейчас это розовое платье, этот венок розовых маргариток, приготовленных для нее тою же баловницей мамой, и без тени недавних тревог поедет на венчание сестры.
– Феша! – крикнула Лика тем радостным голосом, которого не слышно было за последнее время в огромной квартире Карских, – дайте мне скорей одеваться, Феша!
И, весело напевая, принялась за свой туалет. Расторопная Феша ловкими руками поспешила нарядить свою «любимую» барышню, как называла в глубине души молодая горничная Лику в отличие ее от нелюбимой Рен.
Она отлично понимала всю разницу между обеими сестрами. От Лики Феша не слыхала ни одного резкого слова, тогда как сестра последней всегда презрительно и свысока обращалась с ней.
Через полчаса младшая Горная, уже вполне готовая, вышла в гостиную со счастливым лицом, с сияющими, хотя и заплаканными глазами. Надо было ехать в церковь. Она быстро подбежала к матери, прижалась к ней на минуту и прошептала глубоким, прочувственным тоном:
– Мамочка! Милая, родная! Так вы все-таки любите свою Лику?
– Глупышка маленькая! И ты смеешь еще сомневаться в этом?
И притянув к себе дочь, Мария Александровна еще раз горячо поцеловала ее в знак полного своего прощения.
XV
Как и в обычное, обыденное время, так же и сейчас, во все время венчания, Рен была невозмутимо спокойна по своему обыкновению.
Бросая вокруг себя гордые, самодовольные взгляды, она высоко поднимала свою чопорную голову, гордясь, казалось, перед сверстницами выпавшим на ее долю счастьем.
И мистер Чарли не уступал в этом своей невесте. Он был вполне доволен ею и самим собой.
– Поздравляю тебя от души, сестра, – обратилась к новобрачной с искренним сердечным порывом Лика, когда, по окончании обряда, Чарли и Рен остались на амвоне, чтобы принять поздравления приглашенных. – Я надеюсь, ты будешь счастлива вполне!
– Надеюсь, – ответила Рен и ее деревянный голос прозвучал такой не допускающей возражения самоуверенностью, что Лика сама преисполнилась уверенностью за счастье сестры.
– Брат Чарли! Поздравляю вас!
– Сестра Лика! – барон нагнулся и поцеловал руку своей новой belle soeur по обязанности родственника.
Лика поспешно отдала ему поцелуй в голову или, вернее, в тщательно подстриженную щетинку волос и поспешила в смежный с церковью зал, где приглашенных ждали конфеты, фрукты, шампанское и чай.
– Позвольте поздравить вас, Лидия Валентиновна! – послышался Лике звучный, уже хорошо знакомый голос.
– С чем? – улыбнулась она, радуясь видеть снова своего друга князя. – С чем поздравить? Ведь не я же венчалась, Всеволод Михайлович, а сестра.
– Да, но это так принято поздравлять родных и знакомых новобрачных, – пояснил ей улыбаясь князь, передавая ей бокал с искрящимся в нем вином.
Лика неудобно приняла его из рук князя, намереваясь подойти с ним еще раз поздравить молодых, что хрупкая хрустальная вещица выскользнула из ее руки и упала на пол, разбившись на мелкие кусочки.
Лика вспыхнула до слез от смущения за свою неловкость.
– Ничего, Ликушка, бей больше, это счастливая примета! – весело подхватил Толя, состоящей шафером Рен, подбегая к младшей сестре, и тут же поправил ее оплошность, подавая ей новый бокал, до краев наполненный искрящимся вином.
– За вашу идею, князь, за ваше учреждение, за ваш милый питомник! Да? – с доброй улыбкой чокнулся с Гариным веселый, жизнерадостный юноша.
– И за наших детей, – подтвердил князь Всеволод, – не правда ли, вы согласитесь выпить за наших детишек, за здоровье Феди, Митюши, Тани и других, – протянул свой бокал к брату и сестре Гарин. И Лика, снова сияя, выпила за здоровье своих любимцев-малышей.
XVI
Елка в приюте была назначена на третий день праздника. Лика пригласила на это скромное торжество самых близких и симпатичных из своих друзей. Баронесса Циммерванд, Сила Романович, его кузина Бэтси и Анатолий должны были присутствовать на торжестве приютских малышей. Мария Александровна была не совсем здорова и поневоле осталась дома, хотя и рвалась поглядеть ее приют.
Лика приехала еще задолго до назначенного часа в питомник и деятельно занялась последними приготовлениями к елке.
Последняя вышла на славу. Сила Романович не пожалел денег, чтобы побаловать ребятишек и прислал целый транспорт всевозможных украшений, сюрпризов и конфет, навешанных усилиями Лики, Валерии Ивановны и няни на пышные ветви огромного дерева.
В ожидании почетных гостей, детишки толпились в зале, ахали, пищали, восторгались и с каким-то трепетом и благоговением смотрели на пышную ветвистую красавицу, наполнявшую запахом лесной хвои небольшой приютский зал.
– Ну-с, детвора, а теперь помолимся, пока нет никого; помолимся хорошенько за ваших благодетелей и за то счастье, которое Господь Бог даровал всем вам! – произнесла Лика, покончив с последними украшениями и соскакивая на пол с высокого табурета, на который она вскарабкалась, чтобы возможно удобнее украсить верхушку зеленого деревца.
Вмиг детишки притихли и, еще теснее окружив свою юную попечительницу, опустились по ее приказанию на колени посреди зала и вперили в висевшую перед ними, освещенную светом лампады, икону свои детские чистые глазки.
Лика ласковым взглядом окинула свое маленькое стадо и, поместившись позади них, тихим, торжественным голосом запела мелодичную и красивую «Молитву Девы». Почему она выбрала именно эту арию вместо церковной молитвы, молодая девушка решительно не могла себе дать отчета…
Она стояла среди толпы всех этих коленопреклоненных ребятишек, такая же прекрасная и детски чистая, как и они. И песнь ее звучала тою же чистотой, той же всеобъемлющей силой истинного милосердия и любви.
Увлеченная, унесенная как на крыльях куда-то высоко-высоко своим неземным порывом, Лика не слышала как дрогнул звонок в передней, как горничная открыла дверь, как на пороге появилась стройная, высокая фигура князя. И лишь, как гимн закончился мелодичной и особенно красивой нотой, молодая девушка подняла голову, ее глаза встретились с растроганным и просветленным взором Гарина.
– Это вы! А я и не слышала, как вы подошли! – проговорила она смущенно, наскоро поправляя растрепавшиеся во время возни и уборки елки волосы.
– Если бы вы знали только, как вы были трогательны сейчас, сию минуту, окруженная молящимися детьми! – произнес князь, добрым, ласковым взглядом глядя в лицо девушки, – и как страшно жаль, что по причине простудного недомогания моя Хана не могла приехать сюда сегодня повидать вас и познакомиться с нашей детворой. Она бы приняла вас за ангела, слетевшего к нам с неба.
Баронесса Циммерванд и оба Строгановы – Сила и Бэтси застали князя и Лику, окруженными шумящей, визгливой, в полном смысле слова, ошалевшей от радости детворой.
– Вы – точно добрые волшебники среди чающих от вас щедрот всех этих крошечных людей, – загудел бас вошедшей в зал великанши баронессы.
– Нет, волшебники – не мы, а вот кто волшебник! – вскричала Лика, выдвигая вперед несказанно смущенного ее вниманием Силу Романовича. – Посмотрите, чего только он не надарил детям!
– Ну, вот, помилуйте! Как же не послужить доброму делу! – смущенно оправдывался тот, краснея и меняясь в лице от непривычного для него всеобщего внимания и любезности.
– Господа! Mesdemes et monsieurs! Чтобы не терять золотого времени даром, я предлагаю сейчас же зажечь елку! – весело вскричал Анатолий к немалому удовольствию карапузика Феди, преважно восседавшего у него на плечах. Другие дети тоже в одну минуту окружили молодого пажа.
– Федя! Зажигай елку! – живо командовал юноша, протягивая малютке палку, на конце которой была прикреплена тоненькая розовая свечка.
– И я, дядя Толя! И я! – подняла голос Танюша, общая любимица взрослых и малышей.
– Нет я! Я зазгу всех люцсе, – пищал чей-то тоненький голосок. И детишки со всех сторон затеснились к елке, отчаянно шумя и суетясь. При вмешательстве взрослых удалось установить кое-какой порядок. Елку, наконец, зажгли к полному восхищению ребят и ро́здали малышам рождественские подарки. Федя завладел прекрасным зеленым пароходом, привезенным сюда Силой Романовичем, а голубоглазая Танюша укачивала, как заботливая мамаша, своего ребенка – очаровательную куклу – подарок князеньки.
– Ох, какая она красивая, тетя Лика! Чудесная, красивая, совсем как ты! – говорила, захлебываясь восторгом, девочка, то и дело покрывая поцелуями фарфоровое личико куклы. Лика с заботливой нежностью заплетала в это время в косичку растрепавшиеся локоны ребенка, не замечая, как две пары глаз смотрят на нее с необычайным сочувствием и добротою.
То были глаза князя Гарина и добродушной баронессы, его тетки.
– Как она мила, как необычайно добра эта милая Лика! – произнесла шепотом огромная баронесса, обращаясь к своему племяннику. – Вот такая девушка способна сделать вполне счастливым человека, который назовет ее своею женой.
А знаешь ли, о чем я часто подумываю, Всеволод, – еще более понизив свой чересчур зычный голос и отводя в сторону племянника, заговорила она снова, – вот бы тебе такую подругу жизни, старшую сестру, воспитательницу твоей любимицы Ханы. А! Права я или нет, говори?
– Что вы говорите, тетя, – даже в лице изменился князь, так как догадливая тетка угадала его сокровеннейшие заветные мечты. – Я слишком стар для mademoiselle Лики, она не пойдет за меня! – прибавил он смущенно.
– Ах, глупости, – снова забасила баронесса, – Лика серьезная, милая девушка, а не бальная танцорка, не пустая, легкомысленная светская кукла. Ей не балы, не танцы нужны, а полезная, хорошая трудовая жизнь. Я поняла это с первого же знакомства с нею. Ей гораздо важнее получить друга и сотрудника в общем деле, нежели веселого молодого мужа, и таким другом и сотрудником ты ей можешь быть вполне.
– Если бы это случилось, я был бы счастливейший из смертных, дорогая тетя! – горячо вырвалось из груди князя Всеволода. – Только… только я сам никогда не решусь предложить себя в мужья этой очаровательной и великодушной девушке! – Сделав короткую паузу, шепотом заключил он свою речь.
– И не надо! – загудел шепот баронессы, – и не надо! Кто тебя просит соваться. Я это сделаю за тебя. Сама ведь я давно вижу, как тебе нравится Лика – моя любимица и, откровенно говоря, давно задалась целью сосватать ее тебе.
– Поди-ка ко мне, прелесть моя! – подозвала энергичная старуха проходившую за руку с Таней мимо них девушку. – Мне надо переговорить с тобою… Нет ли у вас здесь укромного уголка, где бы никто нам не помешал, – обратилась попутно к Валерии Ивановне баронесса.
– Пожалуйте в мою комнату, ваше превосходительство, там вам никто не помешает, – любезно и предупредительно предложила та.
– Ну вот и прекрасно, к вам так к вам! – загудел снова на всю залу всем хорошо знакомый голос и, взяв Лику под руку, огромная баронесса поспешила вслед за надзирательницей в ее уютный кабинет, находившийся тут же, поблизости залы.
– Вот в чем дело, дитя мое! – понижая насколько это было только возможно свой басистый голос, начала баронесса, усаживаясь вместе с Ликой на диване в уютной маленькой горнице Валерии Ивановны и ласково глядя в лицо изумленной девушки, – не удивляйся, пожалуйста, если я, по моей простецкой привычке, приступлю прямо к цели без всяких подходов и вывертов ваших светских? Вот в чем дело, дорогая моя девчушка: есть человек на свете, добрый, чуткий, гуманный, честный и отзывчивый, который всю свою жизнь отдаст на служение другим, ну, словом, как две капли воды похожий на тебя духовно. И этот человек любит тебя, Лика, и мечтает о тебе как о доброй волшебнице, могущей помочь ему в его добрых начинаниях, мечтает увидеть тебя около него другом и второю матерью его приемной дочери, которую он любит без границ… Но этот человек не молод, Лика, и опасается открыть тебе свою душу, не зная твоего отношения к нему, и ему тяжело будет выслушать отказ от любимой им девушки, а по этому, мой племянник (ты угадала, конечно, с первого слова, о ком я говорю) и уполномочил меня узнать у тебя решение его судьбы, дорогая Лика. Согласна ли ты стать его женою и другом, матерью его дочери и ее старшей заботливой сестрой. Подумай об этом хорошенько, дитя мое, сможешь ли ты осчастливить своим согласием этого достойного и прекрасного во всех отношениях человека?
Баронесса замолкла и смотрела внимательно и ласково в вспыхнувшее личико девушки. Лика молчала. Глубокое волнение охватило ее. Сердце ее забилось, взволнованные мысли закружились в голове.
Князь Гарин давно нравился Лике. Нравился своею добротою, чуткостью и отзывчивостью к детям, к беднякам, ко всему нуждающемуся в его помощи человечеству.
Эти качества Лика ценила в нем больше всего. Чрезвычайно трогала ее и эта постоянная печаль в лице князя. Она слышала от окружающих о его одиночестве, о безутешности после смерти жены, о его крепкой любви к приемной маленькой дочери и все это вместе взятое привлекало ее сердце к доброму, прекрасному, человеку.
Но она никак не думала, что может сама так сильно понравиться ему.
Работая бок о бок с князем в его детском питомнике, Лика ни разу не задумывалась о том, что случилось сегодня так неожиданно с нею. Она растерялась, смутилась так сильно, что баронесса поспешила прийти на помощь молодой девушке. Обняв Лику, она проговорила ласково, по-родственному заглядывая в лицо Горной.
– Откройся же мне доверчиво, твоему старому другу, Лика, скажи мне по правде, искренно, без утайки, нравится ли тебе князь, радует ли тебя мысль работать с ним совместно отныне в качестве его жены и друга? Привлекает ли тебя мысль об руку с ним продолжать сообща твое служение людям. Ответь мне, подумав хорошенько, моя милая девочка, так как чувствует это твое доброе сердечко. Да или нет? – заключила вопросом свою речь баронесса.
Лика опустила глаза. В них выступили слезы волнения. Она ясно представила себе все то, что ожидало ее впереди. Любимое дело об руку с прекрасным, чутким человеком, который стремится к той же цели, к которой стремится всю свою коротенькую жизнь и она, Лика. Такой человек уже по одному этому не может быть ей чужим и далеким. Он нравится ей, Лике, она привязалась к нему, она его полюбила за недолгое, сравнительно, время их совместного труда. Но только сейчас впервые отдает она себе ясный отчет в своем новом искреннем чувстве к князю.
И, подняв свои светлые, ясные и чистые глаза на баронессу, Лика ответила слегка дрогнувшим голосом:
– Да, я согласна и благодарна за честь оказанную мне князем. Завтра он может приехать просить разрешения у моей матери на наш брак.
И тут же крепко прижалась к груди баронессы, обнявшей с чисто материнской нежностью свою любимицу.
Несколько минут спустя последняя позвала князя.
Тот вошел неуверенно, не зная еще ее решения Лики.
Но по сияющим глазам обеих женщин он понял внезапно всю величину, свалившегося на него счастья.
– Благодарю вас! О, благодарю и благословляю вас за ваше великодушное решение, – стать ангелом-хранителем моим и моей маленькой Ханы! – произнес он, склоняясь к руке Лики и с жаром целуя эту маленькую ручку.
– А меня, что ж ты не благодаришь? – засмеялась добродушным смехом баронесса. – Или мне ты не обязан тоже частичкой этого счастья, а?
Князь Гарин бросился целовать добрую старуху, ее сияющее от счастья и волнения морщинистое лицо, ее большие пухлые руки. Потом все трое присоединились к гостям и детям, и хотя ни слова не было произнесено о торжественном событии, происшедшем в кабинете приютской надзирательницы, но по улыбающимся лицам «трех заговорщиков», как их потом со смехом весь вечер называл Анатолий, было и без слов понятно, о чем так долго совещались они… Первый, как и надо было этого ожидать, догадался о событии Толя, и, не выдержав, шепнул о нем Силе Романовичу и Бэтси, с которыми был очень дружен.
Сила Романович особенно обрадовался за князя, которого глубоко ценил и уважал. А Лику, продолжавшую казаться ему неземным ангелом, он считал вполне достойной самого огромного счастья на земле.
На правах избалованного взрослого мальчика, которому всегда прощались все его выходки, благодаря его подкупающей веселости, Толя, попросту кинулся на шею баронессы, стал целовать ее морщинистые щеки и бурно благодарить за устроенное ею счастье сестры.
– Вот вы какая настоящая русская сваха! Самая разрусская, московская, а еще носите немецкую фамилию! И вам не стыдно! – смеялся он.
– А ты почтительнее будь со старшими, мальчуган! Я тебя, небось, с пеленок знаю и за вихор трепала в детстве не раз! – весело отшучивалась та. – Небось помнишь, да не скажешь, так ты и не смей меня моей немецкой фамилией попрекать. А то ведь и не посмотрю на то, что ты под потолок вырос и за ушко да и на солнышко живо вытащу, только держись у меня.
– Ха, ха, ха! – весело рассмеялась молодежь при этой шутке.
– А не отпраздновать ли нам сегодня же столь торжественное событие! Не взять ли тройку, да не прокатиться ли по морозцу крещенскому. Ведь еще не поздно и к вечернему чаю успеем вернуться за глаза! – предложил Сила Романович и тут же сконфузился, точно сказал Бог весть какую нелепость.
– А баронесса ее превосходительство за старшую у нас соблаговолит быть, – развил дальше его идею Толя и скосил на баронессу хитро прищуренные глаза. – Вот молодчина-то, что придумал Силушка Романович. Люблю друга за ум! – в восторге от плана молодого человека, неистовствовал он.
– И так это ты всегда хорошо придумаешь, Сила, – одобрила и Бэтси своего двоюродного брата.
– Едем! Едем, господа! Нечего терять драгоценного времени! – суетился Толя.
– Да ты совсем никак ума рехнулся, мой голубчик. Ты меня-то спросил раньше, разрешу ли я ехать вам, да и поеду ли я вообще с вами, – притворно сердитым голосом накинулась на юношу баронесса.
Но тут молодежь окружила ее со всех сторон и стала так трогательно просить исполнить их желание поехать с ними, что добрейшая в мире старуха, не желая огорчать молодую компанию, живо дала свое согласие.
Сила Романович и Толя помчались заказывать тройку, а Лика и Бэтси с князем и баронессою снова принялись забавлять детей.
Молодые люди очень скоро подкатили к крыльцу приюта в великолепной тройке с бубенцами, запряженной чудесными вороными лошадями. Попрощавшись с детьми и с их двумя наставницами, все шумно высыпали на крыльцо, и стали размещаться в просторном шестиместном экипаже, весело болтая и смеясь. Ямщик молодцевато гикнул, и тройка сразу, сорвавшись с места, бешено понеслась по снежной дороге.
Быстро меняясь, словно в калейдоскопе, замелькали тускло горящие фонари по обеим сторонам улиц, дворцы, величественные здания, деревья скверов, запушенные снегом, и дома с их ярко освещенными окнами. Во многих из них виднелись пышно украшенные ели, мелькали силуэты нарядно одетых взрослых и детей. Снежные комья попадали в тройку, осыпая путников к всеобщему оживлению. Снежная пыль летела прямо в лицо.
Морозный воздух щипал щеки, лоб, губы… Глаза горели, дыхание захватывало от этой бешено быстрой езды.
– Ах, хорошо! – вырвалось вместе с прерывистым вздохом из груди Лики.
– Чего уж лучше! – откликнулся ей своим мягким басом Сила Романович.
Лика посмотрела на него и не узнала в эту минуту молодого человека.
Весь ушедший в свою тяжелую шубу, с высокой бобровой шапкой на голове, широкоплечий и огромный, он казался ей настоящим косматым медведем.
А из меха шубы выглядывало доброе, открытое, улыбающееся ей, ласковое лицо, мягко сияли светлые, кроткие глаза.
– Какой он добрый, – мелькнуло у нее в голове.
– А князь еще добрее и лучше! Князь лучше всех в мире! Лучше всех! – мелькнула в ее головке новая мысль.
И она перевела ласковый взгляд на своего жениха.
Вечернее освещение и свет мелькавших по дороге фонарей наложили какой-то странный отпечаток на лицо князя. Обычной печали не было в нем сейчас. Напротив, оно точно сияло и из его глаз исходили лучи тихого безмятежного счастья. Седеющие волосы и старившие обыкновенно его лицо были не видны сейчас, прикрытые шапкой, и весь он казался радостным и оживленным.
– Вам не холодно, Лика? – озабоченно обратился он к девушке, заметив ее пристальный взгляд.
– Нет, нет, ничего! Мне так хорошо! Так славно! – поспешила она ответить.
– Еще недоставало простудить девочку! – загудел из-под собольей перелины голос баронессы, – долго ли до греха, хватила студеного воздуха и готова… Ах, уж и раскаиваюсь же я, что послушалась вас, негодные вы этакие, и согласилась ехать с вами! – добавила она ворчливо.
Быстрее помчалась тройка… Снежная пыль закрутилась сильнее, залились звонче и веселее бубенцы под дугою… Ямщик то и дело весело покрикивал на лошадей.
Никто уже теперь не говорил ни слова.
Все находились под приятным впечатлением чудесной поездки.
Было уже десять часов, когда Толя привез домой сестру.
Лика хотела немедленно пройти к матери поделиться с нею своим счастьем, но подумав, решила, что уже поздно беспокоить Марию Александровну, которая улеглась раньше обыкновенного, так как чувствовала себя не вполне хорошо, – и решила отложить разговор на завтра.
