Вакханка – Лидия Чарская

Мне кажется, если бы Франсуаза Саган писала на русском, то я бы с лёгкостью могла предположить, что эта повесть написана ею, а «Лидия Чарская» всего лишь взятый на прокат псевдоним. Количество аморальных личностей на квадратный метр зашкаливает, их вера в отсутствие наказания за беспринципность непоколебима. Как раз в лучших традициях Саган.

Проблемы отцов и детей не чужды любой эпохе, «серебряный век» Лидии Чарской не исключение. В этом произведении дилемма «отцы-дети» обретает приятные женские формы и становится проблемой «матери-дочери». Тридцативосьмилетняя вдова Анна Игнатьевна Орлова все ещё красива и эффектна, востребована в театре, где играет уже не первый сезон, и со всей чувственностью и страстью переживает так неожиданно случившуюя любовь к своему поклоннику, Максу Арнольду. Макс в свою очередь гордится уже довольно длительной пятилетней связью с незаурядной женщиной, и не на шутку ею увлечён. Ему импонирует её противоречивая натура: разнузданная страсть, любовь к роскоши и красивой жизни – с одной стороны, богобоязненность староверки купеческого происхождения – с другой стороны. Макс с удовольствием окружил заботой Анну и её дочь Клео, избегая, однако, любых намёков на возможность узаконения их связи. Меж тем одиннадцатилетния избалованная и всеми любимая Клео подрастала, и неудивительно, что героем девичьих грёз стал прекрасный во всех отношениях «дядя Макс». Дядю Макса забавляла детская любовь Клео, и скажем, пользовался он ею не совсем корректно.

Клео помнит его чересчур продолжительные поцелуи и не менее продолжительные сидения на коленях молодого, интересного жениха ее матери. Помнит его растлевающую лесть, его щедрые подарки, всегда умело подчеркивающие ее тщеславие крошечной женщины. А когда ей минуло четырнадцать лет, он привез ей целое приданое – белье из шелкового батиста, тончайшего, как паутина, с кружевами, прошивками и лентами…Заволакивающие чары опытного мужчины стремительно овладевали душой и чувствами сжигаемого совсем недетскими переживаниями подростка. Поглощённая собственными любовными переживаниями и яркой закулисной жизнью, мать не замечает происходящих с дочерью метаморфоз. Что не может не привести к катастрофическим последствиям…

Несмотря на аннотации, я бы не отнесла эту повесть к эротическому жанру. Хотя в начале ХХ-го века к таким произведениям, вполне возможно, было совсем другое отношение. «Любовный треугольник» здесь не классический, а вполне себе даже скандальный: мать и дочь влюблены в одного и того же мужчину, который этой любви, как водится, оказался недостоин.

Хочется отметить исключительно талантливое исполнение Марины Лисовец, взявшейся за озвучивание этой книги. Прекрасный голос, умелое владение текстом и интонациями. Определённо, нельзя было озвучить лучше.

Серьезно к этому произведению невозможно отнестись. Сентиментальная любовная книжка, такими увлекаются девочки в старших классах школы. Поступки и мысли главной героини по-прежнему внезапны, сказочны и не очень-то жизненны, как и действия иных героинь Чарской. Если для Нины Джавахи это можно было оправдать романтическо-героической целью произведений для маленьких девочек, то Клео – просто пошловато написанный рисунок.

Самое интересное, что «афинские вечеринки» действительно имели место быть в дореволюционном Петербурге и вот о них хотелось бы узнать побольше ;) Тема эротики не раскрыта. Все кошачьи ужимки Клео можно отдать за одно только описание Нюши )))

молодая особа с недвусмысленно истасканным лицом типичной петроградской горничнойДа, в книге затронута очень интересная тема отношений красавицы-матери и дочери-подростка. Общий план набросан, но всё так поверхностно, без глубины, что и говорить не о чем. А жаль.

Больше всего мне это произведение напомнило коробку просроченного зефира. Из пластика, или другого несъедобного материала. Приторно, мерзко и ни капельки не настоящее.

Это моё первое (и последнее) знакомство с Чарской.

Скажу честно, я повелась на обещанную эротику (не так часто встретишь эротический текст, написанный женщиной) и славу «запрещённой книги».

Не знаю, кого могли взволновать «пурпуровые» (слово-то какое манерное и неживое, как и вся книга!) губки и эротические эскапады в молельне. Розы были хороши, но не более.

Казалось бы, что может быть острее, драматичнее, чем любовный треугольник, участницами которого стали мать и дочь? Но, только не у Чарской. Тут всё закономерно, нравоучительно и пресно. Здравый смысл все герои книги оставили за пределами сюжета, как и любой намёк на психологизм.

Отдельно прекрасно то, что по Чарской есть два сорта женщин «падшие» (Клео и её мать) и припадочные фанатички или забитые жёны (дочь и жена купца Снежкова). Иной судьбы для женщины нам автор не даёт. И эта пропахшая нафталином дичь сейчас активно переиздаётся и позиционируется как отличная литература для девочек. Отвратительно.