Лиана Полухина
Инна Гулая. Геннадий Шпаликов
© Полухина Л. С., 2007
© ООО «Алгоритм-Книга», 2007
Союз любви с трагической развязкой
Вместо предисловия
…В кругу вгиковских друзей был обычай – писать друг другу коллективные послания не только «по поводу», а просто так, по настроению.
«Сегодня вечером, – писалось в одном из них, – мы пришли к Шпаликову. Тра-ля-ля… Он был трезвый и серьезный, а мы – пьяные и глупые. Не сердись на нас, пожалуйста, Гена. Мы очень любим тебя и твой сценарий, и режиссера Хуциева, и его творчество, и «новую волну», и все такое интересное и необычайно талантливое, как все молодые кинематографисты, которые есть теперь, хотя они и очень любят пить водку, да и не только водку, но все равно они хорошие, а самый хороший среди них, и самый умный, и самый юный, и новый, и талантливый, и полосатый, в полосатой рубашечке, и такой красивый и любимый всеми девушками города Москвы. Да и не только Москвы – других городов тоже. Будь здоров, Гена!»
Его любили не только девушки. Он был центром своей студенческой компании. Дружить с ним было интересно, дружбой с ним гордились.
«Я познакомился со Шпаликовым очень забавно, – вспоминает кинорежиссер Юлий Файт. – Первого января мне позвонили, сказали: «Нам нужно с тобой поговорить по делу». Надо было только перейти через Гоголевский бульвар, чтобы к ним попасть, в квартиру Финна. В этой компании были сценаристы Финн, Рязанцева, Шпаликов; операторы Княжевский, Ильенко – и не было режиссера, ни одного… Вернулся я через неделю. И с тех пор мы не расставались практически несколько лет. Мы тогда целый день веселились, гуляли, потом мы ложились спать, а Шпаликов ухитрялся за ночь написать страниц десять нового сценария».
Наталия Рязанцева стала женой Шпаликова еще в институте. Всем нравилась эта пара: оба талантливы, красивы. Но союз их просуществовал недолго. Рязанцева ушла, поняв, что тяга к выпивке превращается у Геннадия в болезнь, с которой она бороться не умела. Он-то работал, а она при таком образе жизни заниматься творчеством не могла.
Некоторое время спустя Шпаликов встретил Инну Гулая, в свои двадцать лет уже прославленную актрису. Помимо прочего, она была необычайно красива – в ее красоте отмечали многие что-то колдовское. Вспыхнула любовь.
Они поженились – самый молодой знаменитый сценарист и восходящая кинозвезда. И были счастливы, и мучили друг друга.
Инна снималась, но уже реже: она ждала ребенка. Геннадий много работал, но удача покинула его. Хроническое безденежье не способствовало миру в семье. Да и вообще трудно найти человека, менее приспособленного к семейной жизни: творить, «делать себя» – эгоистическая вещь. Быть может, Шпаликов не требовал этого, но получилось так, что Инна Гулая принесла в жертву ему, их любви, свою артистическую карьеру, свои небывалый талант.
Конец их жизни был трагичен, но оба они оставили свой след в отечественном искусстве и продолжают жить в сердцах тех, кто их знал, кто ценил их творчество и просто любил.
Пусть эта книга послужит памяти Геннадия Шпаликова и Инны Гулая.
Родом из детства
В автобиографии при поступлении во Всесоюзный государственный институт кинематографии Шпаликов писал:
«Я, Шпаликов Геннадий Федорович, родился в сентябре 1937 года в г. Сегеже Карело-Финской ССР, где мой отец, Шпаликов Федор Григорьевич, строил Сегежский бумажно-целлюлозный комбинат. Он был военный инженер.
В 1939 году после окончания строительства мы вернулись в. Москву.
В 1941 г., как только началась война, нас вместе с академией им. Куйбышева, где служил и работал отец, эвакуировали в г. Фрунзе. Жили мы, вернее, в деревне Аларга – это недалеко от города.
Зимой 1945 года вернулись в Москву. 28 января 1944 г. в Польше погиб мой отец, инженер-майор Шпаликов.
В 1945 году я поступил в школу, а в 1947 году военкоматом Ленинградского района г. Москвы был направлен в Киевское суворовское военное училище, как сын погибшего офицера.
В Киевском суворовском военном училище я находился с 1947 по 1955 г. В училище был членом комсомольского бюро взвода, редактировал газету. В июле 1955 г. окончил Киевское суворовское военное училище и был направлен в Московское Краснознаменное училище им. Верховного Совета РСФСР.
В октябре 1955 года приказом начальника училища был назначен на должность командира отделения с присвоением звания мл. сержанта.
В январе 1956 г. на батальонных учениях я повредил колено правой ноги и до марта 1956 г. лежал в Хлебниковском военном госпитале.
7 марта 1956 г. Окружной медицинской комиссией был признан негодным для дальнейшего обучения в военном училище, а несколько дней спустя приказом начальника училища по состоянию здоровья я был уволен из армии. Сейчас живу в городе Москве, по ул. Горького, д. 43, кв. 110, с матерью.
С 1952 года – член ВЛКСМ.
Г. Шпаликов
26.06.56 г. Москва».
Любое художественное произведение, это общеизвестно, в той или иной мере отражает личность автора, пережитое им. В этом смысле фильм по сценарию Шпаликова «Я родом из детства» режиссера Виктора Турова можно назвать автобиографическим. Грустная и светлая картина доносит до нас, сегодняшних, страдания, радости, надежды не только ее героев-мальчишек Игоря и Женьки, но целого поколения, чье детство пришлось на войну.
Это тоска о детстве, горьком, трудном, и все-таки детстве, той поре жизни, когда человеку открывается что-то новое, неизведанное – и в собственной душе, и в окружающем мире.
«…Эта пауза была огромна и полна всех самых лучших слов, которые они так и не сказали друг другу. Они стояли рядом в эти минуты, два самых близких на земле человека, и молчали, и поезд все никак не уходил» – так описано у Шпаликова расставание Игоря и Женьки.
Он оставляет своих героев на пороге отрочества. «Им не обещали легкой жизни, – читаем мы в сценарии, – но в будущем она оказалась еще сложнее, чем это можно было предполагать, и никто не знает, какие испытания и какие победы предстоят им впереди».
В своих сценариях, прозе, стихах Шпаликов редко возвращается к суровой военной поре, но война останется и пребудет в нем до конца его дней. Прошлое не забывалось, притягивало его, не отпускало…
Кинорежиссер Юлий Файт, друг Шпаликова со вгиковских времен, вспоминает:
«В конце теплого летнего дня Гена позвонил мне и позвал в Покровское-Стрешнево, где они жили после войны. Он давно там не был.
На окраине Москвы стоял десяток трех-четырехэтажных домов, построенных просто, без затей. Небольшие палисадники под окнами, врытые в землю столы, предназначенные для игры в домино. Мы присели за такой столик, Гена достал четвертинку.
Почему-то вокруг никого не было – ни души, стояла странная тишина. Только далекий, смутный шум большого города да журчание маленького самолета над Тушинским аэродромом.
А в Тушине – лето как лето, —
И можно смотреть без билета,
Как прыгают парашютисты —
Воздушных парадов артисты.
Мы и смотрели. Молча.
И вдруг женский голос отчетливо и ясно позвал: «Гена!» Мы заоглядывались. Никого – ни вокруг, ни в окнах. Посидели, помолчали. И опять: «Гена!» Голос звучал будто сверху и был какой-то… славный, другого слова не подберу.
Неловко улыбаясь, мы поднялись и… уехали».
Прошлое окликало его…
Может быть, под впечатлением таких вот поездок Шпаликов написал одно из лучших своих стихотворений. Кинорежиссер Сергей Соловьев назвал его гениальным:
По несчастью или к счастью,
Истина проста:
Никогда не возвращайся
В прежние места.
Даже если пепелище
Выглядит вполне,
Не найти того, что ищем,
Ни тебе, ни мне.
Путешествие в обратно
Я бы запретил,
Я прошу тебя, как брата,
Душу не мути.
А не то рвану по следу —
Кто меня вернет? —
И на валенках уеду
В сорок пятый год.
В сорок пятом угадаю,
Там, где – боже мой! —
Будет мама молодая
И отец живой.
Это стихотворение использовано режиссером Николаем Губенко в фильме «Подранки». Мнится мне, что написал его такой же подранок, как и герои этого фильма. И у них, и у Шпаликова в детстве была война. У многих погибли отцы…
«Путешествие в обратно я бы запретил…» Решусь нарушить этот запрет и вернуться к началу путешествия Шпаликова в будущее, чтобы лучше понять Шпаликова-человека, проникнуть к истокам его творчества.
Писать Шпаликов стал еще в суворовском училище. В стихах того периода, откровенно ученических, ощущается явное влияние Владимира Маяковского.
Откуда у неба столько воды,
Тут помутнеешь в рассудке.
Дождь,
наливая
с краями пруды,
Хлещет вторые сутки.
Кто там, на небе,
давай разберись,
Пожалуйста, не авральте.
Нам же не сеять китайский рис
На заливном асфальте.
Это строки из стихотворения «Обвинение дождю». В духе Маяковского и названия стихотворений: «Грустное», «Надоело!» и т. п.
Ну что ж! Как сказал другой поэт, начнем, пожалуй, с подражанья. Показательно, что начал Шпаликов с подражания, допустим, не Блоку или Есенину. Его умонастроению был близок Маяковский – энергия стиха поэта-трибуна, оптимистическое восприятие мира. Стихотворение «Жизнь» подтверждает это:
На каждый дается день
Нам солнца
и неба
высь,
Лучи сквозь себя —
продень
И к жизни сильней привяжись.
А перед этими, патетическими строками, – более земные:
Я эту люблю
жизнь,
Дни люблю пить,
Буду сухарь грызть
И все равно —
любить.
Даже без рук
и ног
И с пустотой впереди
Я б добровольцем
не смог
В небытие уйти.
Под стихотворением дата: 1954 год. Запомним…
Немного спустя Шпаликов напишет в дневнике (его он вел всю жизнь, начиная с училища): «Ровно 25 лет назад застрелился Владимир Владимирович Маяковский. Все мое лучшее – к нему. Покойный не любил признаний, ненавидел всяческие юбилеи… Так пройти по жизни – вот моя мечта».
В 1955 году одно из стихотворений Шпаликова появляется в печати. На это поистине знаменательное событие он откликается стихотворением:
Не смотри на будущее хмуро,
Горестно качая головой…
Я сегодня стал литературой
Самой средней, очень рядовой.
Пусть моя строка другой заслонится,
Но благодарю судьбу свою
Я за право творческой бессонницы
И за счастье рядовых в строю.
Период подражания Маяковскому закончился – поэтом-трибуном Шпаликов не стал. Он пошел своим собственным путем, а поэзия нашла к нему дорогу сама:
По белому снегу
я палкой вожу,
стихи – они с неба,
я – перевожу.
В его поэзии не ощущалось и отголоска влияния Маяковского. И вообще он не ставил своей целью заниматься поэзией, как, впрочем, и кино, – он просто очень хотел писать. «Конечно, я родился писателем – по призванию, по влечению», – напишет он незадолго до своей смерти. А тогда, двадцатилетний, уволенный из армии по причине серьезной травмы, он выбирал институт, который дал бы ему возможность осуществить свою мечту.
Поиски привели его во ВГИК. Ему очень здесь понравилось – вся эта атмосфера, девушки с актерского факультета… Он понял, что это то место, где он хотел бы быть.
«Замечательно и знаменательно было появление во ВГИКе Геннадия Шпаликова, – пишет в своей книге «Территория кино» Армен Медведев. – Он пришел, когда мы учились на втором курсе. Его не хотели зачислять, хотя он прекрасно сдал все экзамены. Ректор Александр Николаевич Грошев выразил сомнение, сказав примерно так: «Ну, мальчик пришел из суворовского училища, у него нет никакого опыта, никаких представлений о жизни, он ведь очень скоро выдохнется». Я тому свидетель, как Кира Константиновна Парамонова, профессор ВГИКа, бегала в кабинет ректора, где заседала приемная комиссия, и отстаивала Геннадия. Если бы те, кто решал тогда судьбу абитуриентов-кинодраматургов, почитали дневники суворовца Гены Шпаликова, которые были опубликованы много лет спустя в журнале «Искусство кино», я убежден, они бы ахнули, уж точно не приняли его в институт, однако в незнании жизни обвинить не посмели бы…
Он нес свой мир, странный, причудливый, красивый. Во ВГИКе первым его публичным самопроявлением была пьеса «Гражданин Фиолетовой республики»… Эта вещь была сделана, мне кажется, не без влияния Шварца, в ней были стихи, были куплеты о герое и среди них – афоризм, который вышел за стены ВГИКа: «Элегантный, как рояль».
…Шел 1956 год, год XX съезда партии, на котором был развенчан культ личности Сталина. Было закрытое письмо по этому поводу, которое зачитывали на закрытых партийных собраниях… Были венгерские события, вызвавшие студенческие волнения… Два года просуществовала некоторая вольница. Затем наступило время закручивания гаек.
