Левсет Насурович Дарчев
Эверест. Восхождение без правил
Встреча с Усмановым
Готовясь к встрече с Усмановым, на свои же деньги купили известь, краску, цемент и стали наводить порядок на видных местах территории. Через неделю в ворота завода въехал Усманов в сопровождении многочисленной свиты. Все вышли из машин, Усманов – последним. Он вылез из машины и окинул взглядом просторы завода, приложив ладонь ко лбу. Скользнул взглядом по конюшне и на мгновение задержал его на кучке лошадей, которые толпились у стены. У них от недоедания проступали ребра по бокам, глаза слезились. Кобыла, вытянув шею, вынюхивала землю – видимо, собрат уже подобрал оттуда сухие ячменные стебли. Их специально подогнали, чтобы руководство увидело воочию удручающее состояние животных. Усманов, закрыв глаза, сделал глубокий вздох. Утром прошел дождь, тучи рассеялись, и солнце ярко светило. Напоенный живительной влагой воздух был свежим и бодрящим.
– Какая красота! Вот бы здесь построить санаторий! – произнес Усманов.
Директор сбит с толку: что это? Клинический синдром власти и потеря реальности?
Султан попросил толпу пройти в зал заседаний.
– Главный вопрос дня, – начал Усманов, – это ответ на вопрос, нужен ли нам конный спорт и разведение лошадей. Если скажете «да», то придется ответить и на последующий вопрос: а откуда брать деньги? – Он посмотрел по сторонам, по лицам чиновников и остановил взгляд на министре сельского хозяйства.
Ольга, сидевшая в последнем ряду, подняла руку.
– Можно я скажу?
– Пожалуйста.
– Вы сначала ликвидировали ипподром, следом конно- спортивную школу «Джигит», теперь ополчились против заводской конюшни «Дагестанская». Можно ли понимать, что вы решили ликвидировать конный спорт, селекцию и производство лошадей на корню, аргументируя тем, что это не рентабельно. Да, у нас денег нет, потому что у нас нет возможности их заработать, хотя для этого есть все условия.
– Я что-то не пойму, – возразил Усманов, – то у вас возможности есть, то нет.
По залу прокатился смешок.
Ольга никогда не лезла в карман за словами и тут же среагировала:
– У нас нет возможности заработать, потому что нет возможности продавать, то есть, мы не участвуем на скачках ни в Пятигорске, ни в Чечне, ни в Москве. Надо, чтобы покупатель увидел результат, призовое место и имя лошади – тогда и будет покупатель.
– А что для этого нужно? – спросил Усманов.
– Нужны деньги, – ответила Ольга, – а вместо помощи в министерстве нам настойчиво навязывают банкротство и ликвидацию.
– Опять сто пять, – с иронией произнес Усманов, поворачиваясь за ответом к министру.
Тот опешил:
– В министерстве сельского хозяйства задачи по ликвидации предприятия нет, – сказал он. – Но нерентабельные предприятия, от которых нет никакой пользы, бесконечно поддерживать финансово мы не можем. У нас просто нет другого выхода.
– Хорошо, – согласился Усманов. – А почему не помогаете вывозить скакунов на скачки?
– Они это связывают с тем, что нет средств. А кто их будет финансировать? Необходимо, чтобы они зарабатывали сами по принципу самоокупаемости. Они ведь каждый год получают приплод. Почему они его не продают?..
Вот вопрос!
– Почему не продаете? – спросил Усманов.
– Я же сказала, – опять с ответом встала Ольга. – Нет денег.
Усманов огляделся по сторонам. В зале опять смех.
– Ну хорошо, вы мне можете честно сказать: сколько вам нужно денег, чтобы начать зарабатывать?
– Миллионов пятнадцать, – раздался голос из зала.
– Пятнадцать миллионов!? – удивился Усманов. – Зачем вам столько денег? Можете сказать хотя бы приблизительную смету расходов?
– Да, два миллиона на корм, – ответил конюх.
– А остальные тринадцать?
Пауза в зале затянулась.
– Остальная сумма тем, кто кормит, – выкрикнул зоотехник из зала.
Шутку оценили и все засмеялись.
– Я так думаю, – предположил Усманов, – у вас, наверное, штаты раздутые?
– Двадцать восемь человек всего, – отрапортовал директор. – Самый необходимый для организации работ: замдиректора, бухгалтер, зоотехники, механизаторы, слесаря…
– А эта красивая девушка с острым языком – кто по должности?– спросил Усманов, указывая на Ольгу.
«Запомнил, – подумала та, – теперь начнется месть». Ее щеки порозовели под взглядом десятков глаз, от чего ее природная красота стала более выразительной: большие широко расположенные глаза свидетельствовали о широком кругозоре, прямой нос идеальной формы – о теплоте и сердечности: такие люди ставят перед собой большие цели. Ольга, вспомнив Чехова, улыбнулась: «Пусть все думают и ломают голову, что у тебя на уме».
– Она тренер, – ответил директор. – Ее зовут Ольга.
– А фамилия?
– Агеева.
Усманов повернул голову и что-то нашептал соседу, потом объявил:
– Я вам дам пятнадцать миллионов. Пойдет?
– Спасибо вам большое, – отозвался рабочий. – Ахалтекинцы – это, прежде всего, престиж республики и показатель того, как правительство и Усманов заботятся о редких лошадях. Спасибо вам.
Реакция рабочего очень пришлась по душе Главе.
– Я вам дам не пятнадцать миллионов, а двадцать, – окончательно расщедрившись, объявил он.
В зале раздались аплодисменты и одобрительные возгласы.
– Можно мы вам продемонстрируем наши возможности и способности наших лошадей, – предложил директор, – чтобы вы четко представляли, куда уйдут эти деньги и на что способны наши питомцы, если за ним будут ухаживать? Речь идет о лошади под названием Кел.
Гости и персонал завода встали по кругу. Двухгодовалого жеребца Кел никто до этого не видел, и взоры всех были устремлены за угол, откуда должен был появиться Кел в сопровождении тренера и жокея. Ольга завела лошадь за узды – перед публикой предстал жеребец изящных форм: голова удлиненная, телосложение поджарое, затылок хорошо развит, глаза крупные и выразительные, вытянутая изящная спина, растянутая грудная клетка, с удлиненным широким крупом с тонкой кожей, низко посаженная грива, с нежной блестящей шелковистой шерстью с желтовато-перламутровым оттенком – выглядел как настоящее произведение искусства.
Все ахнули. Усманов не сдержался: наклонился к Султану и стал расспрашивать о лошади. Султан придвинулся поближе и, пока Ольга водила лошадь по кругу. стал рассказывать и хвалить детище завода.
– Ахалтекинец, – сказал Султан. – Эта порода относится к числу чистокровных, так как за пятитысячелетнюю историю не имела скрещиваний с другими породами. Лошадь отличается от других пород высоким ростом, сухим телосложением и необыкновенным природным изяществом. В древние времена этих лошадей выводили в парфянском царстве, позже в Туркменистане.
Они не изменились, сегодня они смотрятся также как тысячи лет назад. Александр Македонский созерцал эту красоту две тысячи лет назад, также как и мы сейчас. – Усманов пошевелился. – Консул Древнеримской республики Помпей получил в подарок ахалтекинца, который мог преодолевать сто пятьдесят километров в день. Их в своих походах использовали Чингисхан, и персидский царь Дарий…
– Как восхитительно – просто одно загляденье, – прокомментировал Усманов. – А сколько такие лошади стоят на рынке?
– Миллион и больше, – ответил Султан. – Это зависит от показателей на скачках.
Ольга к тому времени успела сесть и продемонстрировать подъем на дыбы, танец под лезгинку и аллюр. Османов подозвал ее к себе. Потом он потянул руку, чтобы погладить лошадь по голове – Кел громко фыркнул.
– Скажите, а этот жеребец смог бы победить на скачках на Приз Президента.
Ольга замешкалась.
– Конечно, – ответил Султан. – Вполне сможет.
– Что для этого надо? – Глава вспомнил предыдущий диалог в зале, и его губах тронула смешинка. – Ну, сколько надо корма для нормального вскармливания до двенадцатого июня?
– Одну тонну овса, – ответила Ольга. – Витамины, сахар.
Усманов сунул руку в карман и достал десять тысяч рублей.
– Возьмите – пусть это будет лично от меня. А так на весь завод мы выделим не двадцать миллионов, а больше – пусть они прославляют Дагестан.
Злая ирония
Радости коллектива завода не было предела. Директора пригласили в министерство сельского хозяйства. Он предупредил коллектив, что едет за деньгами. Однако радужные планы на перспективу вскоре разрушились.
Султан вошел в кабинет министра в прекрасном настроении. Но, увидев на лице министра мину, стер улыбку и сосредоточился, поняв, что речи о деньгах не будет, более того: случилось что-то непоправимое. Он опустился на стул, положил руки на стол и стал ждать, пока министр закончит изучение документа, к которому было приковано его внимание.
– Как у вас дела? – спросил Султан, чтобы нарушить нависшую тишину.
– У нас все хорошо, – ответил министр и толкнул лист бумаги в сторону Султана, – а у вас всё плохо.
– Что это?
– Читайте!
После первых же строк у Султана от ярости закипела кровь, как будто огонь пробежал по жилам: перед ним легло постановление правительства о ликвидации его завода. На его лбу выступила испарина. Он полез в задний карман и достал платок, чтобы вытереть лоб. Он отпихнул документ и бросил свирепый взгляд на министра.
– Это ошибка, господин министр.
– Нет, это не ошибка, это – постановление правительства республики о ликвидации нерентабельного предприятия, которое бременем легло на ее бюджет.
– Это же… – хотел возразить Султан, но министр его оборвал.
– Нет, это не преступление, а просто необходимость, – протараторил министр. – Несмотря на то, что предприятие ликвидировано, завод со всеми помещениями никуда не денется. Мы ищем инвестора, чтобы передать ему территорию завода с таким условием, что он не сможет изменить специализацию предприятия и создаст там рекреационную зону для отдыха людей, скачек и конных прогулок. Усманов сказал, что он обустроит новый ипподром около аэропорта. Там есть конный завод и рядом с ним прекрасный ландшафт для создания зоны отдыха.
– Такие сказки про наивных инвесторов мы уже слышали, когда вы ликвидировали единственную в Дагестане конно- спортивную школу «Джигит», – медленно, но эффектно выразил свое возмущение Султан.
– Прошу не путать вещи, – зло выговорил министр. – «Джигит» – это творение администрации Каспийска. Его ликвидация тоже их инициатива. Я вам скажу одно: плохо работаете.
– А вы?..
– Все разговор окончен, – заключил министр. – До свидания.
Султан встал, чувствуя огромную психологическую и моральную тяжесть перед коллективом и самим собой. Разительный провал, которому нет объяснений. Он, затаив обиду и не попрощавшись с министром, закрыл за собой большие массивные двери.
В коллектив по злой иронии судьбы он принес не деньги, а постановление правительства о ликвидации предприятия, которое вышло 13 апреля, ровно через два месяца после громких обещаний Главы республики о необходимости сохранения ценной породы лошадей. Султан собрал коллектив, чтобы доложить о случившемся и найти пути выхода из кризисного положения.
– Я до последнего не терял надежды, что всё исправится, – произнес он тихим скорбным голосом, – не враги же чиновники самим себе. Никакой логики, никакой последовательности. Вчера поддержка, а сегодня предательство. До последнего я верил, что завод не ликвидируют, что лошадей не сдадут. Оказалось зря. Все лошади скопом пойдут на мясо. Потому что нам запретили продавать по одной. Видимо, продавать оптом лучше – меньше пыли и шума. Но я уверен в одном – в коллективе, пропитанном братством, который сплотился в кулак и не собирается сдаваться просто так.
– Я знаю, что надо делать, – с возмущением высказалась Ольга. – Надо поднимать общественность. Выложим пост в социальных сетях: «Лошади в беде»!
– Тогда начинайте кампанию, – сказал директор.
– Я уже работаю, – сказала Ольга. – Из-за сложившейся ситуации беру на себя ответственность по сбору денег на десять тонн овса. Сено на первое время люди подкинут, а там займемся продажами, – сама думала о Келе, по которому подготовлены все бумаги для участия на скачках на Приз Президента России, – и, может быть, как-нибудь выкрутимся и завод отстоим.
– Ни шагу назад, – крикнул конюх, поднимая руку, сжатый в кулак. – Позади Москва – отступить некуда.
Все хором его поддержали.
В сети пошли публикации поддержки по всей России:
«Ой, мамочки… опять это происходит, опять ахалтекинцы… Сердце кровью обливается. Надо писать петиции, может, хоть как-то попытаться отстоять лошадей».
«Приехала. Встречалась с бывшим директором. Сейчас там выбрали конкурсного управляющего на момент ликвидации. Но работники, хоть официально уже не работают, не сидят – делают все возможное. Из-за поднявшейся шумихи разговоры о сдаче лошадей на мясо прекратились: директор пригрозил вместе с КамАЗами прислать журналистов. Они не хотят огласки, но с радостью бы избавились от 94-х голов. По одной не продаются – только все вместе. Сейчас директор подготовил список лошадей – 10 голов решили выставить на госторги! Вы представляете!? Они решили их продать через торги, наслушавшись сказок о миллионах! Денег на кормá нет. Завод на завершающей стадии ликвидации. В начале сентября он перестанет полностью существовать, земля пойдет с молотка. Лошади пока на заводе… Пока. Что будет и как будет дальше – пока не ясно. Есть надежда на перемены после выборов, поэтому будем пытаться тянуть время. Вот такие новости. Даже не знаю – хорошие они или нет. Завтра ждем журналиста с “Конного мира”».
Скачки на Приз Президента
Провожать Кела на скачки перед отправкой в Москву вышел весь коллектив завода. Они лелеяли надежду: если Кел победит, то это даст большой резонанс и завод оживет с новой силой. Коневоз подъехал, шофер толкнул двери и открыл отсек кузова. Кел сопротивлялся, как мог, и не хотел залезать в незнакомое замкнутое помещение. Ольга зашла в кузов и подтянула узды – Кел послушно и доверчиво шагнул внутрь. Тренер по глазам узнала, что лошади это не понравилось. Она, прежде чем покинуть кузов, несколько раз погладила по голове и поцеловала в носик. Кел дернул ресницами в знак понимания и успокоился, но было видно, что слезы обволокли его глаза, а одна, нарисовав под глазом зигзаг, остановилась, поблескивая в свете дня. Коневоз завернул за угол, а Ольга продолжала стоять, прощаясь и махая рукой. «Этот красавец стоит всех потраченных сил», – подумала Ольга и указательным пальцем смахнула слезу, собравшуюся в уголке глаза. Провожать Кела в дальную дорогу пришли многие работники завода: они видели в его победе свое спасение.
Ольга вылетела самолетом из Каспийского аэропорта через три дня, чтобы встретиться с Келом уже в Москве. С аэропорта Ольга поторопилась сразу в ипподром.
Сторож, мужик за шестьдесят лет, взялся провожать Оксану в денник Кела.
– Хорошо, что вы приехали рано, – проговорил старик серьезным тоном.
У Оксаны ёкнуло сердце: «Что могло случиться за три дня? Кел заболел?»
– А что случилось?
– Красивый у вас жеребец, – сказал он, повернув голову назад. – Но странный.
– Почему? – поинтересовалась Ольга. Ей не понравилась оценка сторожа.
– Все ведут себя нормально: едят, пьют. Пребывают в хорошем настроении, а этот текинец…
– Ахалтекинец, – тут же исправила Ольга сторожа: она не терпела пренебрежительное отношение к своему чаду даже в названии.
– Извините, – произнес сторож, – я так называю их из-за краткости произношения.
– Меня зовут Ольга.
– Ах, да, – выронил сторож, – я забыл представиться. – Меня зовут Федор. Я работаю заместителем директора.
Очень приятно.
– Вот как! А я подумала, что вы сторож.
Федор вежливо улыбнулся.
– Я знаю, что текинцы, то есть ахалтекинцы, – быстро поправился Федор, пока его не оборвала новая знакомая, – бывают взрывными, нелюдимыми до тех пор, пока не достучишься до его сердца. Но человек, к которому он будет привязан, будет вознагражден преданностью и любовью на всю жизнь.
– Я знаю.
– Вы слышали про туркмена Бекназара?
– Да, конечно.
– У него в жизни не было ничего, кроме жеребца текинца. – Его виноватый взгляд столкнулся с улыбающимися глазами Ольги, и он не стал исправляться, найдя понимание. – Старик разъезжал по всей Туркмении и случáл им кобыл. Это был единственным источником его доходов. Но однажды воры его украли. Когда он нашел воров, те наотрез отказались возвращать коня…
– …Но через несколько дней, – Ольга вежливо продолжила рассказ Федора, давая знать, что она знает все про ахалтекинца, – воры приволокли коня к хозяину, потому что он ни разу не прикоснулся ни к корму, ни к воде.
– Да, точно, – подтвердил Федор. – Но ваша лошадь чуть кушает и воду пьет, – заключил он.
– Значит, не так скучает по мне, как лошадь Бекназара.
Оба громко засмеялись.
– Вы, я вижу, очень любите свою лошадь, но их многие спортсмены не любят и отказываются от них в пользу другой породы – просто они не хотят возиться с их капризами и тратить время на их взаимность. Не проще ли заняться пылкой породой?
– Я не согласна с вами, – сказала Ольга с обидой в голосе. – Это самые выносливые лошади на земле. Вспомните пробег туркменских всадников из Ашхабада в Москву в 1935-м году. Ахалтекинцы пробежали 4300 километров за четыре дня. Вспомним серого жеребца Араба, который в возрасте 17 лет взял препятствие высотой 2 метра и 12 сантиметров. А его сын Абсент – участник и призёр трех Олимпиад: в Риме, Токио и Мехико. Движения у него необычайно пластичны из-за того, что его предкам веками приходилось преодолевать пески пустыни. Правда, тяжело достичь гармонии движений, потому что его нервы всегда натянуты как струна, он очень горячий и восприимчив ко всему, что происходит вокруг. Поэтому меня мучают сомнения: я его вырастила и тренировала поодиночке, и я боюсь его реакции на массовость мероприятия.
– А что может произойти? – спросил Федор. – Вы должны это знать. – Он замолчал, выставив руку вперед, – Вот и пришли.
Кел, почуяв приближавшуюся Ольгу, по запаху или по голосу узнав хозяйку, заржал.
Увидев Ольгу, он раздул ноздри и стал бить ногами землю, затем несколько раз двинул головой вниз-вверх, потом попытался встать на дыбы, хвост задвигался из стороны в сторону.
Федор, наблюдавший за сценой, стоя в стороне, заметил:
– Узнал, малый. Убежден, что эти грациозные животные не хуже людей умеют испытывать сильные эмоции, сдерживать которые они порой не в силах, и тогда мы видим искренние лошадиные слезы счастья. Я желаю вам победы и хочу, чтобы вы увезли в Дагестан Приз Президента.
– Спасибо.
– Еще до скачек увидимся, – дружелюбно произнес Федор. – Я поделюсь с вами некоторыми секретами скачек и особенностями. До свидания!
За день до соревнований на ипподроме стояла преддождевая погода, сопровождавшаяся магнитной бурей. Ольга верхом галопом проскочила мимо трибун. До этого она прошла шагом десять минут, рысью – минут двадцать, затем кентером5 – полтора километра и осталась довольной. Кел выполнял все команды и показал хороший рывок и скорость. На заключительной тренировке показал резвость на дистанцию 800 метров 44 секунды, а это уже серьезная заявка. Во время всей тренировки она чувствовала на себе внимание людей на трибуне. Кто это может быть? Ответ был в том, что красавец Кел не мог оставить равнодушным никого, кто любит спорт и лошадей. Как только слезла с лошади, она отблагодарила Кела лакомством и заметила, что с трибун поднялись двое незнакомых мужчин и стали приближаться к ней. Она напряглась.
– Здравствуйте! – поздоровался коренастый.– У меня для вас хорошая новость, мадам.
Ольга скорчила рожицу.
– Вы меня с кем-то путаете, сэр, – с иронией отозвалась Ольга. – Здесь я никого не знаю и меня никто не знает.
– Речь идет не о вас, а о вашей лошади.
– А что моя лошадь?
– Посмотрите вон туда, – мужчина рукой указал на трибуну, где Ольга увидела араба, закутанного в шарф. – Увидели?.. Он хоть сейчас готов выложить вам крупную сумму. До скачек.
– Я лошадь не продаю, – категорично ответила Ольга.
– Три миллиона рублей и вы не хотите ее продать?
– Нет. Завтра я на моей лошади могу заработать тридцать миллионов. Зачем я должна продать ее сегодня за три?
Мужчины заржали, как лошади. Это выдало в них простых посредников.
– Вы большой оптимист, однако, – произнес коренастый, унимая смех. – У нас другая информация относительно ваших желаний. И как можете победить, если у вас нет денег, чтобы нанять даже опытного жокея?
– Это секрет, – строго заявила Ольга. – Что за информация у вас? Тоже секрет?
– Нет, – ответил он, – вам всего лишь достаточно засветиться на скачках, чтобы не закрыли ваш конезавод, так ведь?
Ольга вспомнила Федора и пожалела, что разоткровенничалась с ним: «поделился секретами скачек» называется.
У Ольги из-за переживаний за последние дни была выраженная заторможенность: не могла быстро принимать решения, пропадал интерес к работе, не хотела заводить лишние разговоры. Два дня назад к ней подходили какие-то люди и интересовались о весе, росте, скорости Кела. «Да, молния, а не лошадь, – прокомментировал один из них. «Может, он прав насчет жокея», – подумала Ольга.
– Вы такая же красивая, как и лошадь, – начал подхалимничать второй. – Как вас зовут?
– Мое имя не имеет никакого значения для вас, – сказала Ольга, склонив голову набок. Ее волосы свисли с головы, закрыв один глаз. – Моего жеребца зовут Кел.
Ольга ушла, держа Кела в поводу, чтобы он успокоился и обсох. Завтра – решающий день и предстоит уйма дел.
