Лев Семенович Выготский
К психологии и педагогике детской дефективности
Наряду с обучением глухонемых устной речи (так называемый немецкий метод) у глухонемых существует еще два языка: 1) язык естественной мимики, язык жестов и 2) методический язык знаков, условная азбука, состоящая из различных движений кисти рук и пальцев, так называемая дактилология, или письмо в воздухе. Оба эти языка неизмеримо легче для глухонемого; а язык жестов составляет его естественный язык. Устная речь, напротив, противоестественна для глухонемого (Н.М. Лаговский, 1911). Однако из этих трех возможных языков мы, несомненно, должны отдать предпочтение самому трудному и противоестественному – устной речи. Она неизмеримо труднее дается, но и неизмеримо больше дает. В самом деле, хотя мимика и составляет первоначальный язык немого и основу французского метода (Н.М. Лаговский, 1910), тем не менее она должна быть отброшена, так как является языком бедным и ограниченным. Она замыкает глухого в узкий и тесный мирок знающих этот примитивный язык. Мимика очень скоро вырождается в жаргон, понятный только данной школе, и допускает общение лишь с небольшим количеством людей. Мимика позволяет давать только самые грубые предметные и конкретные обозначения. До абстрактных понятий, до отвлеченных представлений она никогда не доходит. Ведь речь есть не только орудие общения, но и орудие мысли, сознание развивается главным образом при помощи речи и возникает из социального опыта. Отсюда ясно, что мимика обрекает глухого на полнейшее недоразвитие.
Многие исследователи утверждали, что сознание глухонемых, лишенных речи, немногим превышает сознание человекоподобных обезьян. Можно оспаривать это утверждение, но во всяком случае согласиться с мнением Цеха, что «мышление глухонемых, ограничивающееся его собственными наблюдениями, познанием и опытом, есть только по форме, а не по материалу человеческое мышление» (цит. по: Н.М. Лаговский, 1911. С. 116). Прав П. Наторп, когда говорит, что «человек становится человеком только благодаря человеческой общности… Отдельный человек – это, собственно, лишь абстракция, подобно атому в физике…» (1911. С. 76–77). Даже человеческое восприятие не развивалось бы у человека вне человеческой общности. Именно речь является основой и носительницей такого социального опыта; даже размышляя в одиночестве, мы сохраняем фикцию общения. Иначе говоря, без речи нет ни сознания, ни самосознания. Что сознание возникает из социального опыта, можно легко убедиться именно на примере глухонемых. Так ли это или не так – во всяком случае обучать глухонемого речи означает не только давать ему возможность общаться с людьми, но и развивать в нем сознание, мысль, самосознание. Это возвращение его в человеческое состояние.
Итак, мимика осуждена с научной и социальной точек зрения. Однако и дактилология (письмо в воздухе, методический язык знаков, ручная азбука) сама по себе оказывается недостаточной для обучения глухонемого. Она все же остается языком, непонятным для окружающих, и ставит между немыми и миром посредующее звено в виде человека, понимающего эту речь и служащего как бы переводчиком ее на общий язык.
Предлагалось вводить ручную азбуку и мимику в качестве вспомогательного приема обучения речи. Таковы были теоретические соображения В. Штерна и других; такова же была практика некоторых американских школ. Опыт с несомненностью показал, что мимика несовместима с устной речью, что по психофизиологическим законам мимика вытесняет устную речь. И. Гейдзик, прежде сам горячий сторонник мимики, позже называл мимику в школах глухонемых «лисой в курятнике», а школы с комбинационными методами – «ни рыбой ни мясом» (цит. по: Ф. Вернер, 1909. С. 48), потому что в них нет метода. Ф. Вернер достаточно убедительно показал, что средство мышления и средство общения должно быть одним и тем же (1909). Аббат Ш. Делепе говорил: «Наш язык – не их язык» (цит. по: Ф. Вернер, 1909). Задача чистого устного метода в том и состоит, чтобы привить глухим нагл язык. Итак, остается чистый устный метод как единственно могущий возвратить глухонемого человечеству. Однако этот метод бесконечно труден для детей. Только благодаря исключительной жестокости он мог удерживаться и развиваться в немецкой школе. Исключительная и неслыханная жестокость – неизбежный спутник чистого устного метода, ибо, как признают сами его защитники, «из всех методов обучения устный ме mod более всего противоречит природе глухонемого, но ни один из методов не в состоянии возвратить глухонемого человеческому обществу так, как это может сделать устный метод» (Ф. Вернер, 1909. С. 55).
Обучение глухонемого и строится в противоречии с природой ребенка. Надо изломать природу ребенка, чтобы обучить его речи. Вот поистине трагическая проблема сурдопедагогики. Гейдзик был глубоко прав, когда говорил, что «следовало бы полиции закрыть все те училища глухонемых, в которых совершенно устранена мимика» (цит. по: Ф. Вернер, 1909. С. 48). И в самом деле, мимику изгнать невозможно: она – естественный язык ребенка. Ее запрещают, за ее употребление наказывают, но это не значит, что ее побеждают.