Лев Толстой
О безумии

Полная версия

Следующая статья – «Вопрос о государственных преступлениях на Московском съезде криминалистов». В этой статье описывается то, как собравшиеся в Москве люди рассуждали о том, по каким статьям можно лишать свободы, грабить (штрафы), мучить, убивать людей и по каким этого нельзя делать, как лучше применять эти статьи и т. п. Сначала представляется удивительным, для чего эти люди, очевидно несогласные с правительством и противные ему, не высказывают прямо того, что само собой представляется всякому здраво мыслящему человеку, что не говоря уже о христианстве, которое будто бы мы исповедуем, с какой бы то ни было самой низкой нравственной точки зрения совершенно ясно, что никакой человек, во имя каких бы то ни было соображений, не имеет права и не должен ни грабить, ни мучить, ни лишать свободы, ни жизни других. И потому, казалось, бы ясно, что собравшиеся люди, враждебные правительству, должны бы были прямо сказать то, что само собой разумеется для всякого здравомыслящего человека: то, что один человек не может насиловать другого, не может потому, что если допустить, что могут быть такие соображения, по которым одни люди могут насиловать других, то всегда – как это и было и есть – найдутся такие соображения, по которым другие люди могут и будут употреблять насилие и против тех, которые их насиловали. Но собравшиеся «ученые» люди не делают этого, а старательно приводят хитроумные соображения о том, какие «ужасные последствия происходят от отступлений по делам о политических преступлениях от общего порядка судопроизводства», о «необходимости изучения государственных преступлений с социологической точки зрения», о том, как «основная проблема все более и более развивалась на собрании группы и все более и более становилась ясной невозможность ограничиться какими-либо краткими тезисами по такому сложному вопросу». И опять то же удивление и недоумение: почему то правительство, которое теперь действует, или то, которое составится из тех людей, которые спорят с ним в надежде самим стать правительством, почему эти люди так несомненно уверены, что тот народ, который не знает и знать не хочет все эти 120, 117 и т. п. статьи, но, к счастью, еще знает другие статьи о том, что не надо делать другому, чего не хочешь себе, что лучше простить не семь, а семью семь раз, чем мстить, – почему народ этот подчинится их статьям, 120-й, 117-й и еще какой-нибудь, и будет из повиновения этим статьям совершать сам над собой те преступления всех законов божеских и человеческих, которые предписываются ему? И что удивительнее всего, это то, что народ не только подчиняется всем этим статьям, но и в положении солдат, стражников, присяжных, тюремщиков, палачей совершает сам над собой все эти, противные его совести и исповедуемому им, признаваемому божеским закону, преступления.

Следующая, пятая статья заключает в себе сведения о том, как человек, называющийся русским императором, выразил желание о том, чтобы умерший, живший в Кронштадте, добрый старичок был признан святым человеком, и как синод, т. е. собрание людей, которые вполне уверены, что они имеют право и возможность предписывать миллионам народа ту веру, которую они должны исповедовать, решил всенародно праздновать годовщину смерти этого старичка, с тем чтобы сделать из трупа этого старичка предмет народного поклонения. Еще понятно – хоть и с большим усилием – то, что люди могут быть так обмануты, чтобы верить, что они не столько люди, сколько подданные известного государства, и во имя идола государства отступать от своих человеческих обязанностей, как это делается при принуждении людей к участию в солдатстве и войнах. Можно понять и то, как люди могут быть доведены до того, чтобы отдавать на заведомо дурные дела свои сбережения, как это делается при отбирании податей. Как ни странно, но можно понять даже и то, как долгое и усиленное воспитание дурного чувства мести может довести людей до того, что они подчиняются требованиям совершения всякого рода насилий, даже убийств над братьями, под предлогом наказания. Но, казалось бы, невозможно заставить людей 20 века, знающих Евангелие, понимать превратно назначение своей жизни, верить в необходимость и благотворность идолопоклоннического поклонения неодушевленным предметам.