Редакционная коллегия серии:
Р. Бёрд (США),
Н. А. Богомолов (Россия),
И. Е. Будницкий (Россия),
Е. В. Витковский (Россия, председатель),
С. Гардзонио (Италия),
Г. Г. Глинка (США),
Т. М. Горяева (Россия),
А. Гришин (США),
О. А. Лекманов (Россия),
В. П. Нечаев (Россия),
В. А. Резвый (Россия),
А. Л. Соболев (Россия),
Р. Д. Тименчик (Израиль),
Л. М. Турчинский (Россия),
А. Б. Устинов (США),
Л. С. Флейшман (США)
Составление и послесловие Ю.Л. Мининой (Тарасовой)
Под редакцией Ю.Л. Мининой (Тарасовой)
Составитель приносит искреннюю благодарность всем, кто оказывал помощь в подготовке книги к публикации.
Отдельная благодарность работникам сектора документальных источников современного периода (1941– по настоящее время) – заведующей сектором Елене Васильевне Васяниной и старшему научному сотруднику Владимиру Леонидовичу Лаврентьеву ГБУК Музейного объединения «Музей Москвы».
Вода одинока была,
Она никого не любила,
Но в будущем счастье ждала,
Да счастье её позабыло.
Хоть редко сердилась она,
Но были ужасными бури,
Моря поднимались со дна
И ветры холодные дули.
Подолгу сердилась Вода
И злобно и смело ревела,
Всю землю залить без труда,
Могла бы, когда захотела.
Но всё покоряет любовь,
В ней есть чудодейная сила,
Она в водянистую кровь,
Ей влагу кипящую влила.
Огонь полюбила Вода
И силой его восхищалась,
В объятья его без стыда
С безумною лаской кидалась.
У ног разливалась Вода
И ноги его целовала
И глаз не сводила с Огня
И, полная счастья, рыдала.
Огонь горячо полюбил
И с жаром любви отдавался
И вскоре навеки застыл.
Лишь уголь да пепел остался.
Над трупом рыдала Вода,
Текли её слёзы рекою,
О нём и теперь иногда
Она вспоминает порою.
Ужасной тоскою полна,
С невиданной силой бушует.
Моря поднимает со дна
И так о погибшем горюет.
1927
Боже, жду твоего пришествия.
Только осень подёрнет лист
Большое весёлое шествие
Прибытие твоё возвестит.
На ослёнке ты въедешь в столицу,
Прокричу тебе «Осанну в вышних»,
На колени встану молиться
За обиженных и лишних…
1928
Великолепнейшую оду
Хочу я в честь себя сложить.
Время идёт, а год от года
Довольно трудно отличить.
Ни в чём не видно различенья,
Но всё приносит огорченье…
И если вправду я поэт,
То должен я забыть тревогу,
Искать хорошую дорогу
Мне, наконец, семнадцать лет.
1929
На заре человеческих дум
Увлекались ритмичностью звука
И его вырабатывал ум
Песнь, которой страшилася скука.
Заунывные крики людей
Все земные леса оглашали.
С этой песней качали детей
И на смерть стариков провожали.
Совершенствуя бедный язык,
Человек постепенно привык
Чтобы мысли его напевали.
Но не всякий умел передать
Своё чувство. В особенной песне,
А один из толпы, мог созвучья сковать.
1929
Радость моя, где ты?
– Милый друг, тебя безумно жалко,
Ты совсем пропащий человек.
Разве может резвая русалка
Объявиться в наш двадцатый век.
На уме у каждого машины
В голове тяжёлый шум стоит.
И гудят и рвутся исполины
А земля и бьётся и дрожит.
Только ты отстал и не примкнёшься
К быстрому движению машин.
Жалок ты – и сам в себе замкнёшься,
Навсегда останешься один.
Милый друг, тебя безумно жалко,
Просто так жалею от души,
Что с тобою сделала русалка,
Расскажи, сейчас же расскажи?..
В громком журчании
Чистой воды
Слышно страдание –
Признак беды.
Жалобы чьи-то,
Неведомый стон
Всё позабыто
Под рокотом волн…
Нету спасенья
И гибель близка
В близком веселье
Играет река.
Её тело опускалося на дно,
Девушка погибла, затонула…
Водяной взглянул в жемчужное окно,
Девушка в окно взглянула…
Мёртвый взгляд её заметил водяной
И любовь зажглася в непутёвом,
Жизнь вернул и для неё одной
Всё отдал, считаясь с каждым словом.
Но жемчужные дворцы ничем
Ей земной лачуги не заменят
Не поймут её печаль – зачем?
А поймут, так вовсе не оценят…
– Ты видишь и знаешь
Я очень богат
С землёй не сравняешь
Подводный наряд.
Зачем приуныла
Понять не могу,
Ну что позабыла
На том берегу?..
Как злючку такую
Я рассмешу
Давай зацелую,
Давай задушу…
– Отпусти меня на землю посмотреть
Здесь мне душно, я боюся умереть…
Вольный воздух солнечного дня
Может быть, обрадует меня…
Своё горе я откину прочь
Увидавши голубую ночь…
Я вдохну в себя веселье, из цветов
Наплету созвучие венков.
Отпусти меня, хочу одна побыть,
Как вернусь, начну смеяться и любить.
Выплыла, глядит по сторонам.
Знакомые места, и жутко и тревожно…
Она плывёт к разросшимся кустам
Их, раздвигая осторожно.
И кто же перед ней – красавец молодой
Она окликнула, зовёт к себе поближе,
Он подошёл, нагнулся над водой
Она зовёт всё медленней и тише…
На берег вышла, мирный разговор
С ним повела. Ему в любви призналась,
Сказала, где была до этих пор
И что на дне речном осталось…
7.
– Пойдёшь ли мой милый на тёмное дно
Прекрасного много в речной глубине
Там всё водяным в мою власть отдано
И все под водой подчиняются мне.
Увидишь мой славный жемчужный дворец,
Увидишь моих ненаглядных подруг.
А пылкая страсть двух влюблённых сердец
Нигде не погибнет мой преданный друг.
Тебя окружу я заботой своей
И буду беречь твой пленительный смех,
Забудешь ты глупых и скучных людей
Среди бесконечных забав и потех…
Он всё забыл. Он слушает и ждёт,
Вот кончатся пленительные сказки,
Он в действиях своих отчёта не даёт,
Его заворожили глазки.
Он спал в объятьях, о дивный миг,
Что с ней? Она никак не понимает
Ей воздух вреден, взгляд её поник,
Она с восторгом умирает.
Это сильнейший удар,
Это ужаснейший случай,
Завял на руках милый дар.
(И ты себя больше не мучай)
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Река без конца бушевала
Нарушился крепкий покой,
Безумное сердце страдало,
Страдал Водяной.
Он девушку ждал и с тоскою
Глядел в непонятную высь
Теперь он враждует с землёю
Земля – берегись!
– Отдай моё прежнее счастье!
Сердитые волны ревели.
Так было ужасно ненастье,
Что люди бледнели.
– Милый друг, фантазия твоя
Превосходит всякие границы
И тебе рекомендую я
Позабыть все эти небылицы.
Ты очнись, ведь это глупый сон,
Ты живёшь, а вовсе не мечтаешь,
Погляди, как воздух жизнью полн,
Ты один весною отцветаешь.
Сам подумай, разве в этот век
Может быть какая-то Русалка,
Ты совсем, совсем пропащий человек,
И тебя мне бесконечно жалко.
1929 март
Я был болен. Яркий свет
Мне покою не давал.
Я лежал, почти не спал
У меня был сильный бред.
Невозможные созданья
Нарушают мирный сон.
Я кричу: – Подите вон!
До свиданья! До свиданья!
Понапрасну резкий крик.
Все на месте.
– В самом деле
Вы мне очень надоели.
Поднимается старик.
Борода его седая
По колено. Он горбат
И глаза его блестят,
Злобной яростью пугая.
– Не уйдём! – стучит ногой
– Не уйдём! – кричит с азартом,
Бьёт рукой по старым картам:
– Поиграем, дорогой!
Вынул карты, начинает
Остальных поближе звать.
Принимается сдавать,
Зубы скалит и чихает.
– Нету лучше козырей!
– Мне всего милее пики!
И глаза, что были дики,
Стали несколько светлей.
– Ах, как мне надоело играть,
Всё-то время сдавать приходилось,
Ночь кончалась, и стало светать,
Голова у меня закружилась:
– Не могу, прекратите игру!
Мне на карты глядеть надоело.
– Хорошо, их сейчас соберу,
Кстати, там, на дворе, посветлело.
– Нам пора отдохнуть, дорогой,
Кто без сна обходиться умеет?
Где же карта? Нет карты одной,
Мы за нею придём, как стемнеет.
И с тяжёлой головой
Я провёл несносный день,
Мне казалось, это лень
Изощряет разум свой.
Чтоб от многого отвлечь
Просто нужен крепкий сон,
Я болезнью утомлён
И решаю раньше лечь.
Снова тот же, прежний бред,
Кругом голова идёт,
Слышу крик: – Сейчас идём!
Слышу ласковый привет.
5.
– Не трудно такого, как ты обыграть
Мы каждую ночь будем в карты играть.
Но если случайно тебе повезёт
И в картах удача к тебе перейдёт
Покинем тебя, со своею игрой,
Партнёр, без сомненья, найдётся другой.
Тебя мы решили в конец доконать;
Мы снова явились, ты будешь сдавать.
Злой старик с горящим взглядом
И огромной бородой
Как вчера садится рядом
И беседует со мной.
У него гнилые зубы,
Невозможно гадкий вид,
Он сидит, надувши губы,
В карты пристально глядит.
Все смеются, будто рады
Пораженью моему,
Скачут, пляшут злые гады,
Что бормочут не пойму.
Понемногу я плутую,
Карты ловко подмешал
И веду игру иную
Обыграл и задрожал…
Они волчком завертелись, застонали
Карты схватили и плакали,
Старик как юла кружился, капали
Слёзы на пол,
вдруг с воем пропали.
В окно заглянул рассвет.
Я спокоен – их больше нет.
С той поры оставили меня
Невозможные созданья,
Им задорно крикнув: – До свиданья!
Поправляться начал я.
1929 апрель 6
У реки, в болотистых местах,
Жёлтые цветы пестрели,
Я глядел на них без всякой цели,
Думал только о цветах.
– Я достану их, достану непременно.
Вдруг припомнил:
– что за ерунда,
Их сорвать… да никогда,
– Жёлтые цветы – измена.
1929 май
В моей комнате приятно
Отдыхать и заниматься,
Всё туманное понятно,
Так и хочется смеяться.
Мебель: стол стоит, три стула,
Мне диван кроватью служит.
Полку книгами согнуло
И она под ними тужит.
На стене портрет старинный –
Это будет дед покойный.
Взгляд его прямой и чинный,
Вид спокойный и довольный.
Лоб высокий, он мечтает,
В нем была большая сила
Он погиб, и внук не знает
Где есть дедова могила.
За столом сижу без дела
И возможно, что скучаю.
Всё то, всё мне надоело.
Слушать шорох начинаю –
Разговор поймать случилось,
То в окно с весёлым светом
Само солнышко явилось
Разговаривать с портретом.
1929 июнь
Вечером опять явились тени
И тревожили созвучьем слов,
Принесли большой букет сирени
И отрывки пламенных стихов.
Весело они кружились,
Был приятен их беззвучный смех,
Но когда малютки расшалились
Я, прикрикнув, напугал их всех.
Как они мгновенно разлетелись,
Как они смотрели на меня,
Маленькие громко разревелись,
Утешала их холодная луна.
1929
Всё это было на том берегу
Где в речонку впадают ключи.
Говорил неизвестный:
– Давно берегу
я чудесные эти ключи.
И, подаренный прадедом лук
Бросил в воду – живая черта
Промелькнула – и нет ни черта –
Чтоб заплакать он нюхает лук.
1929
Одни умирают спокойно –
Лицо их бывает довольно
И радостен вид,
Другим умирать невозможно –
Они умирают тревожно,
Унося с собой горечь обид.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
1929 август
Звёздным небом ходил любоваться
И срывать острожальную грусть,
Пессимизмом своим красоваться
Говорить безразличное: – Пусть.
Ждал от девушки мне не известной
Неизвестную ласку и смех,
Затевал разговор неуместный
И без злобы сердился на всех.
Хохотал над собой до упаду,
Хохотал, выбиваясь из сил,
Хохотал, укрывая досаду
И озлобленность в сердце носил.
Я не ждал рокового прихода,
Никого ожидать я не мог!..
Надо мною смеялась Свобода
И вела к Перепутью Дорог.
Обессиленный глупой судьбою,
Ничего я не мог обрести,
Утомлённый тяжёлой борьбою,
Я стремился от жизни уйти.
А теперь над собой издеваюсь,
Яд впитала моя голова.
По суровым дорогам скитаюсь
Золотые теряя слова…
1929 август 29
Гибель своего «Я»
Предчувствуя –
отлетел!
Гибкая,
Яркая
Змея.
Я
не посмел –
– отвести взгляда
чувствуя близость яда.
Ты зачаровала,
Околдовала
Напугала –
мне легко и радостно стало.
Жало
Пылало
Было мало
того, что душа моя погибала,
Ты хохотала
и хохотала…
Была глубина
видна.
горела одна
луна.
Пролилась в небе жгучая синь,
Кто эту синь
сюда просил!
Всем простил,
оставил твердь
И радостно принял смерть…
1929 октябрь 2
Вспоминаю себя иным, прошедшим,
В плащ завёрнутым, с лирой в руках,
Гимны поющим – отошедшим,
Погибшим в ожесточённых боях.
Врагам, угрожая местью,
Голос мой пел под рокотанье струн,
Я призывал умирать с честью,
И сердцем, и сам был юн…
Помню пред девушкой горделивой
На коленях стоял в пыли…
А затем на площади шумливой,
Как еретика меня сожгли…
Разве позабыть сырую темницу
Закованного себя, в железе цепей,
От того, что не знал, кому молиться,
Молитвенной душой своей.
Всё моё преступленье, что на заре дней
Я впервые почуял созвучья,
И звучу всё сильней и больней,
За века отлетевшие мучаясь…
1929 октябрь 15
Милый мой, я влюбился. Сегодня
Вновь вечернюю девушку жду.
Сверхъестественной силою поднят,
Обхватил голубую звезду.
Хорошо мне висеть на просторе,
Я теперь на виду, на виду.
И ведут обо мне разговоры…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
1929 октябрь 23
Сердце своё размельчу на части,
Каждую часть повешу на куст,
Одену плащ, и весёлое счастье
По простору лесному искать поплетусь.
Каждой девушке стану дарить улыбку,
Чтоб она расцвела на подобье цветка.
Я – туман голубой и зыбкий
Для неё над лесом соткал.
Появись долгожданная незнакомка,
Улыбнись, я тебя пойму
Лес, окутанный туманной каёмкой
Погрузится в вечернюю тьму.
1929 октябрь 27-29
Быть может, нас не существует,
А только вечное пространство.
Да ветер, оголтелый дует
В оледененье странствуя.
Быть может редкие наши улыбки
Есть признак воображенья,
А мы являемся чужими, зыбкими
И мёртвыми от рожденья.
1929 июль 25
Песня без лишних слов
На каждый день и час
Горящая, как свеча
Прозрачная, как стекло.
Эвиоэли Лель лю
Лилиали люли,
Вельиля
Лю Алю
Ли в ле
Ле в ли…
Песня любви и нег
Песня тоски и зла
Откровением мне была
Явленная в полусне.
Эвиоэли Лель лю
Лилиали люли,
Вельиля
Лю Алю
Ли в ле
Ле в ли…
Кружится плавно звук
Прыгает в такт язык
Лёгкий чаруйный зык
Попурри из веселья и мук.
Эвиоэли Лель лю
Лилиали люли,
Вельиля
Лю Алю
Ли в ле
Ле в ли…
1929 август 28
Пляшут по стенам моим
От лампы весёлые тени
Шалости свойственны им
Краше мечтательной лени.
Вот закивала одна
Будто моей головою,
Остановясь у окна,
Ночной занялась глубиною.
Сколько мигающих звёзд,
Сколько нелепых малюток.
Я протянусь во весь рост
Мир земной тесен и жуток.
Руки подняв, точно я,
Тень подобралася к книгам
Из своего бытия
Она уносилася мигом.
У тени есть новая тень
И также смеётся и плачет
А разобраться мне лень
Что двойственность странная значит.
Быть может и я не живу,
Являясь причудливой тенью,
И где-нибуть мифом слыву
В мифическом странном селенье.
1929 ноябрь 12
Посвящается И.К.
Девушке с длинной косою
Я думаю сердце отдать.
Милая, – речь за тобою,
Долго ль я буду страдать?
Ты приходи на аллею,
Мне весело будет с тобой,
Я много болтать не умею –
И глупо болтать под луной.
Пойдём по скрипучей дорожке.
Тут снег, и следов ещё нет,
Пускай твои милые ножки
Оставят таинственный след.
Ты шею укутаешь мехом.
Зачем я не твой воротник?
Я к шейке с таким же успехом
И даже нежней бы приник.
Пусть будут слова твои грубы,
Пейзажу совсем не под стать,
Но стану я в самые губы
Подолгу тебя целовать.
Девушке с длинной косою
Я думаю сердце отдать.
Милая, – речь за тобою
Долго ль я буду страдать?
1929 январь 26
Позабудь о себе, если пишешь стихи,
Не гоняйся за шумною славой,
Есть возможность – иди в пастухи,
Чтоб шептаться с травою кудрявой.
Будешь рано вставать по утрам
И сгонять на луга своё стадо,
Будет солнце к своим берегам
Пробираться – и солнцу спать надо,
Но заслышав твой звонкий рожок
Искромётные песенки-были,
Позабудет оно, пастушок,
Что часы его сна наступили.
Ты иди на зелёный простор,
Чтобы свежесть в себя почерпнуть,
Весь войди в луговой разговор,
Обо всём остальном – позабудь.
А тогда, как вернёшься домой,
Пой для города песни свои.
Здесь по клеткам сидят соловьи
И глядят за окошко с тоской.
1929 январь 26
Вечер,
Веет
ветер…
Чуть жива
млеет
трава…
Тени
лежат.
Дрожат
колени…
И я,
затая
дыханье,
лелею
желанье
быть с нею
1929 февраль
Себя не передать стихами,
Для передачи откровенья нет.
И борется с обильными словами
За новые слова поэт.
И вот нашёл тяжёлыми трудами
Завоевав блистательный расцвет,
Желает объясниться с нами
И услыхать осмысленный ответ.
Свой труд, отдав толпе на осужденье
Потерпит неудачу, униженье,
Никем не понятый – умрет.
Но к истине прилежное стремленье,
Его прекрасное и пылкое горенье,
Народ со временем оценит и поймёт.
1929 апрель 24
Я верю, отзвук лучших душ
Храним в моей груди.
Я им родня. Я им не чужд
На жизненном пути.
От одного всю красоту,
Всю красочность речей
Я унесу в беспечность ту,
Мне предстоящих дней.
И скорбь другого и тоску,
Мысль, что один совсем –
Я вечно в сердце берегу
И мучаюся тем.
Они мои учителя
Безумец – их люблю.
Люблю, как выдумать нельзя,
Как будущность свою.
1929 май 10
Посвящается В. Будникову
Хорошо хоронить у дороги себя
Закопав где-нибудь у куста.
Хорошо голубые дороги любя
Подорожником после стоять.
Пусть вдали прогудят пробуждаясь гудки,
Пусть кипит и волнуется жизнь,
Подорожник живёт без красивых молитв,
С приближеньем обозов дрожит.
Пусть затопчут его, он опять оживёт
Опылённые листья подняв,
И не сломит его торжество непогод,
Обывателя в обществе трав.
И навек полюбив безначалье дорог,
В их пыли затеряется он.
Ожидая, что явится сгинувший Бог
В день невидных его похорон.
1930 январь 11
В жёлтой пыли
Автомобили
Плыли…
Лошади в мыле,
Лошади в пене,
Мечтали о сене,
Овсе –
И все
Торопящиеся прохожие
На лошадей были похожи.
Они
Мечтали
О пище,
О лучшем жилище,
О том,
Когда будут светлее
Дни
Потом…
1930 январь 12
Он пришёл изумительным странником
С готовым запасом слов.
И на всех наводил панику,
И со всеми был спорить готов.
Он народ собирал на площади,
Чтоб ему проповедовать ложь,
Больше всех понимали лошади,
Но людей увлечь не пришлось.
Раз, подняв свои руки к небу
Он почуял нелепость фраз,
Никогда таким жалким не был.
Моментально для всех погас.
Он пошёл, а над ним гремели,
Прежде вскинутые слова.
Кто-то крикнул: – Кого терпели!
Захлестнул его грозный вал.
И когда подоспела помощь
Труп растерзанный подняли ввысь.
– Убиенный – кричали – как вспомнишь
О преступниках, помолись.
1930 январь-июнь
Под окнами стиснут снег,
Подтаявший,
Грязным налётом одетый,
Ходит по улицам
Снежный человек,
Ходит, разговаривая с ветром.
Жутко.
Скрипит на поворотах трамвай,
Я за нуждой
До сортира вышел,
А снежная человечья голова
К трубе примостилась
На крыше,
Дремлет.
Зима холодна.
Не по нутру человеку.
– Какого ещё
Ей нужно
Рожна –
Пробует он мерекать
Я на крыльце постоял
Почесав затылок.
Да, сдуру,
С чего иначе,
Запустил снежком…
И даже смешно было,
Что человек плачет,
Поди ж ты – ему не легко.
1930 январь 24
Иногда обрывались струны
На моём дорогом инструменте
Забывал я свой возраст юный
И мечтал о присутствии смерти.
Свою гибель оплакивал часто
И за гробом шагал до могилы,
Принимал сам в себе участье,
Говорил:
– Дорогой, мой милый…
А когда на могильном камне
Я чертил прожитое имя,
Мои тени являлись там мне,
Я подолгу беседовал с ними.
1930 февраль 15
Я соткан из противуречий,
Потерянную нить ищу,
И на непонятом наречьи
На неразумных клевещу.
Чарунь души растёт в чаду том,
Черёмух дым иди дудешь,
Ивыль под ивами надута
Имух чаруе кое-где.
Какая свежесть в шестикае,
Стою ль, хожу ль – я снова Ваш.
И в облаках, строка стекая,
Стихами капает некблажь.
Комуиду глаголишь лепо,
На лето камни вороча,
Коммуну строю в чёрном пепле
На искры пламенем меча.
Моих коммун, мои поэмы
Минутный бред моих баллад,
Иных видны ряды – и темы
Впотьмах иное говорят.
Молчи, чаруяся в безречьи
И то найди, что я ищу,
Чем на непонятом наречье
На неразумных клевещу.
1930 март 23
Посвящается Ф. Тяпкину
В пещере Геликона
Я некогда рождён.
А.С. Пушкин
В пещере Геликона
Я некогда рождён
Под звуки граммофона
И отдалённый гром.
Зевес на колеснице
Катался в небесах,
Напуганные птицы
Скрывалися в лесах.
Родившемуся в Овне,
Шлю пламенный привет
Пусть каждый смертный помнит
К ним снизошёл поэт.
Покуда Парки ткали
Мне жизненную нить
Стемнело в затхлом зале
Ко сну стало клонить.
Явились сёстры Музы
И в тот вечерний час,
Надевши мне рейтузы
Втащили на Парнас.
Тогда ещё малютка,
Я стал читать стихи,
Поэтам стало жутко
– Стихи его плохи.
– Реальности в них мало,
А жизни – вовсе нет.
Лира его пропала,
Он сгубит инструмент.
– Балуется ребёнок.
Созвучьями шалит,
Но слух довольно тонок,
Хоть неказистый вид.
Спустив меня с Парнаса
Обратно в колыбель
Исчезли Музы, ясно –
Я отлетел в бесцель.
По утру пробудившись
С Химерами играл,
С Ехиднами сдружившись
Их нежно обнимал.
Склонила Афродита
Мой разум к красоте,
Амур в меня сердито
Спустил полсотни стрел.
Я Сфинксу объяснялся
В нахлынувшей любви,
И всем Олимпом клялся
– Я полубог, как вы…
Так рос в лесу поэтом,
Евтерпой вдохновлён.
Где ж делось детство это?
Ужель всё только сон?
Чудесное виденье –
Тебя я сберегу,
Чтоб расцвести сомненьем
На ЛЕФом берегу.
1930 апрель 11