Лев Самойлов
Таинственный пассажир
Выслушав помощника, Дымов прищурил глаза и тыльной стороной руки потер лоб, обдумывая внезапно возникшую мысль. Видимо, эта мысль пришлась весьма кстати, так как полковник, продолжая все так же щуриться, с довольным видом взглянул на Уварова и сказал:
– Вот что, Алексей Петрович! Бери-ка машину и быстро, вежливо, аккуратно доставь сюда соседку Барабихиных. Как ты ее назвал?
– Кротова Анна Андреевна.
– …Анну Андреевну Кротову… Без шума и посторонних глаз.
Уваров встал:
– Есть, Сергей Сергеевич! Разрешите идти?
– Иди, да поскорее!
Когда капитан вышел, полковник еще несколько секунд сидел в задумчивости, потом неторопливо снял телефонную трубку, набрал номер и попросил начальника немедленно принять его.
Глава восьмая. Увлечение Таси Барабихиной
Жене инженер-майора Ивана Васильевича Барабихина, Таисии Игнатьевне Барабихиной, шел 26-й год, и это очень огорчало ее. Она решительно не хотела стареть и свои 26 лет считала «ужасным возрастом». Об этом она обычно говорила с напускной грустью, которая все же не могла скрыть ее жизнерадостности и женского кокетства.
Выглядела Тася очень молодо, и многие знакомые, любители угадывать возраст, обычно ошибались – и давали ей не больше 20 лет. На смуглом овальном лице с правильными чертами выделялись черные блестящие глаза, искрившиеся весельем. Голову украшала замысловатая прическа из светлых, с золотистым отливом волос. Платья и костюмы спортивного покроя отлично гармонировали с ее стройной фигурой. Всем своим обликом она была похожа на девушку, только что вступающую в прекрасную пору своего расцвета.
Тася не кончила десятилетки. В пятнадцать лет, в первый год войны, она лишилась родителей. В далеком Челябинске, куда она была эвакуирована вместе с младшим братом и жила у старой тетки, Тася занималась на курсах машинописи. А когда отшумела война и Тася вернулась обратно в Москву, девушка не захотела учиться дальше. – Мне даже как-то неудобно, – говорила она, пожимая плечами, – в девятнадцать лет – за парту с девочками садиться. – Но это была только отговорка. Тасе просто не хотелось заниматься. Она жила одна в комнате, о ставшейся от родителей, служила в тресте местной промышленности и неплохо зарабатывала, брат учился в военной школе.
В свои школьные годы Тася была веселой, взбалмошной девчонкой, для которой учеба казалась неизбежной обузой, дисциплина – «подавлением личности», общественная работа – излишней затратой времени. Педагоги любили ее за способности и память, за искренность и доброту. Но все они, встречаясь в учительской или на заседаниях педсовета, сходились на том, что Тася Рябинина слишком непоседлива и неустойчива и что дальнейший жизненный путь девочки так и не определился.
В 1948 году Тася познакомилась с военным инженером Иваном Васильевичем Барабихиным. Он был на 10 лет старше Таси. Серьезный и очень скромный, он разительно отличался от большинства ее знакомых и друзей.
И все же, несмотря на различие характеров, Тася изо дня в день привязывалась к нему все больше и больше. Она скучала, когда подолгу не видела его, нервничала, когда он не звонил по телефону. Компания, в которой Тася проводила свое свободное время до знакомства с Барабихиным, казалась ей теперь скучной и неинтересной. Тася хотела быть с Иваном, и только с ним. И в один из морозных январских вечеров она почувствовала себя по-настоящему счастливой.
В этот вечер Иван Васильевич Барабихин, взволнованный и смущенный, спросил – хочет ли Тася стать его женой?
Однако, став женой военного инженера Барабихина, съездив с ним за границу и вернувшись обратно, Тася сохранила в себе многие черты и наклонности, которые проявлялись у нее еще в школе. Она осталась такой же легкомысленной, кокетливой, увлекающейся, любительницей всевозможных нарядов и развлечений. Правда, по настоянию мужа, Тася просматривала газеты, читала книги и даже записалась в кружок кройки и шитья. Но все это она делала без какого-либо интереса и внутренней потребности, только потому, что любила Ваню и хотела сделать ему приятное.
Глядя на чету Барабихиных, люди удивлялись: до чего же они разные. Иван Васильевич был полной противоположностью жене. Скромный, молчаливый, необыкновенно усидчивый и трудолюбивый, он много работал и в институте и дома. Даже в свободные минуты голова его всегда была занята всевозможными планами, проектами, конструкциями. Он любил свое дело любовью советского инженера, офицера, коммуниста, которому близко и дорого все, чем живет страна, чем гордится армия, все, что – капля за каплей, звено за звеном – укрепляло и укрепляет могущество родины. На кальках чертежей оживали его работы, в моделях – маленьких, игрушечных – овеществлялся замысел конструктора… И когда по этой модели начиналась постройка новой марки машины, Барабихин испытывал так много чувств, что не смог бы и сам определить, какое из них главное – радость, гордость или сознание выполненного долга?..
Второй любовью его была Тася. К жене он относился с трогательной нежностью, заботился о ее здоровье, прощал ей маленькие женские слабости и недостатки характера. Приходя поздними вечерами домой, Иван Васильевич расспрашивал жену, как она провела день, не скучала ли и, заглядывая в черные блестящие глаза, осторожно целовал. Тася рассказывала ему, что делала, с какими подругами встречалась, где была, в каких магазинах толкалась. Слушая болтовню жены, Барабихин через минуту ловил себя на том, что он думает о другом – о незаконченных чертежах, о проходящих испытаниях, о последней статье в теоретическом журнале…
– Да ты меня не слушаешь, – надув губы, говорила Тася. – Ты совсем перестал обращать внимание на свою жену.
Да, Иван Васильевич не слушал рассказов жены, так как они его просто не интересовали. Ну, была в магазинах, стояла в очереди за каким-то «креп-маракеном» (и название какое-то заумное!..), вместе с подругой была в кино, ела мороженое… Все одно и то же, одно и то же, ничего нового. Но так как не хотелось обижать Тасю, он, отгоняя собственные мысли, уверял ее:
– Я слушаю, Тасенька, внимательно… Значит, тебе понравился этот материал, как его…
– Панбархат!..
– Так… Ну и дальше что?
– А дальше ничего. Я вижу, что тебе все это неинтересно… А мне скучно… Тебя никогда нет, я всегда одна… Вот, влюблюсь в кого-нибудь, тогда будешь знать!..
– Ну-ну! – Барабихин шутливо грозил пальцем, а у самого становилось тяжело на душе. Вспоминалась смерть двухлетнего ребенка, он так любил малыша, и Тася тоже. Она могла быть прекрасной матерью… Вспоминался Берлин, вся эта неприятная история со Штрумме, о которой он впоследствии с Тасей никогда не говорил… Действительно, Тася всегда одна, времени свободного – уйма, от безделья до глупости – один шаг. Он это знал. Нет, надо будет все же как-то выкраивать время для жены, увлечь ее каким-нибудь делом, заставить учиться…
Тяжело вздохнув, Иван Васильевич поворачивал голову в сторону своего кабинета. Там, на большом письменном столе, лежали его бумаги – блокноты, черновики. В них он записывал – очень кратко – вновь возникшую мысль, начало новой оригинальной идеи. А потом, завтра, в своем служебном кабинете эти краткие наброски превращал в стройные расчеты, схемы, чертежи. Все это «хозяйство», уходя домой, он запирал в сейф.
Еще раз поцеловав жену, Иван Васильевич шел к столу и придвигал к себе бумаги.
Заметив тень на лице мужа, Тася тоже замолкала и укоряла себя за глупые слова, сорвавшиеся с языка: «Вот влюблюсь в кого-нибудь…» Нет, она не собиралась влюбляться, да и знакомых мужчин у нее почти не было – только женщины, соседки, старые подруги. Кроме того, один раз она уже доставила мужу и себе много неприятностей. Берлин, комиссионный магазин, Штрумме… Нет, нет, не надо вспоминать… У нее есть хороший муж, уютная квартира, полный материальный достаток – что еще ей нужно?..
Однажды Иван Васильевич Барабихин, вернувшись поздним вечером домой с собрания, застал жену необычно взволнованной. То смеясь, то плача, она рассказала, что недавно, час назад, с ней приключилось «нечто ужасное». Зная, что сегодня Иван Васильевич придет поздно, она задержалась у знакомых и возвращалась домой около 11 часов вечера. Было уже темно, улицы опустели. На повороте, недалеко от дома, к ней внезапно подскочил какой-то хулиган и вырвал у нее из рук сумочку. Тася от неожиданности вскрикнула. Но в эту же минуту к ней на помощь подоспел неизвестный мужчина. Он схватил грабителя за грудь, отобрал сумочку… Хулиган сразу пустился бежать и скрылся в темноте. Так как Тася была очень напугана и даже расплакалась, мужчина проводил ее до дома. С тех пор прошло уже больше часа, а она никак не может успокоиться.
– Да, тебе повезло, – сказал Иван Васильевич, обнимая жену. – Хорошо, что рядом оказался смелый человек. Ты хоть поблагодарила его?
– Конечно, как же иначе!
– Но кто он, ты узнала?
Тася растерянно пожала плечами.
– Я даже не догадалась спросить, а он…
– А он был настолько скромен, что не назвал себя… Настоящий мужчина! – похвалил Иван Васильевич, потом помолчал и добавил: – В другой раз, если будешь так поздно задерживаться, звони мне на работу, я заеду за тобой.
Иван Васильевич подошел к окну и посмотрел на улицу.
– Надо будет заявить в милицию, – проговорил он. – Черт знает что!..
На следующий день вчерашний случай со всеми страхами и волнениями был забыт. Утром Тася проснулась в хорошем настроении, понежилась некоторое время в постели, затем занялась уборкой. Подметая комнату и перетирая безделушки, она напевала и даже несколько раз заводила радиолу. У нее был большой выбор пластинок. Веселые арии из оперетт сменялись старинными романсами, песни советских композиторов перемежались с тягучими, надрывными мелодиями в исполнении Вертинского. Тася ставила все пластинки подряд, без разбора, лишь бы звучала музыка, лишь бы кто-то пел о жизни, радости любви.
Муж обещал сегодня прийти пораньше, и это тоже радовало Тасю. Такие случаи бывали нечасто. Она решила приготовить на ужин самые вкусные, любимые мужем блюда и с увлечением занялась кулинарией.
День пробежал в домашних хлопотах, быстро и незаметно. В семь часов вечера раздался звонок, и Тася бросилась открыть входную дверь, удивляясь: почему Ваня звонит, неужели забыл ключ? Но на пороге стоял брат, Андрей.
– Андрейка! – вскрикнула Тася и повисла у него на шее. – Как замечательно, что ты приехал! Входи, входи! Почему ты не дал телеграммы, я бы тебя встретила… А где же твои вещи?
– Выехал неожиданно, поэтому и не телеграфировал, – ответил Андрей. – А вещи в офицерском общежитии. Решил не стеснять тебя с мужем.
– Как тебе не стыдно, Андрейка! Ну, входи, а там разберемся!
Андрей вошел в комнату и огляделся.
– У вас уютно. Хорошо устроились. А ты все такая же маленькая и курносая…
– Сам ты курносый… Признавайся, почему не предупредил о приезде?
Андрей в свое оправдание привел десятки доводов.
– Не упрекай, Тася, так удобнее и мне и вам. Я буду гулять вовсю, зачем связывать тебя?
Тася с детства любила брата и его приезду искренне обрадовалась. Усадив в кресло, она тормошила, обнимала его и без умолку болтала.
– Как я рада! И Ванюша будет очень рад. Но зачем ты все-таки в общежитие поехал? Зачем? Вот этот диван был бы в твоем распоряжении. Эта тумбочка – тебе… Костюм когда выгладить – сейчас или позднее?
– Погоди, не спеши, – отмахивался Андрей. – Дай разобраться, оглядеться. Выглядишь ты неплохо, поправилась, похорошела. Кстати, я чуть было не привез тебе из Берлина подарок от твоей бывшей квартирохозяйки фрау Гартвиг. Помнишь такую?
– Фрау Гартвиг? Конечно, помню. Маленькая, смешная, но добрая старушка. Она была так привязана ко мне. Но почему ты говоришь: «Чуть не привез»?
– А потому, что вначале, узнав, что я еду в Москву, она дала мне подарок, маленькое колечко, а потом отобрала его обратно, – ответил Андрей.
Тася не поверила. Она рассмеялась, решила, что брат просто разыгрывает ее, но, когда Андрей сообщил ей о внезапной смерти фрау Гартвиг, Тася притихла и, забыв про колечко, огорчилась, смолкла.
Андрей видел, как расстроилась Тася, услышав о смерти Гартвиг, как ее лицо, только что смеющееся, радостное, стало грустным. И теплое чувство к сестре шевельнулось в его сердце. Какая она простая, непосредственная. Нет, нет, Тася не способна ни на что дурное… Но почему все-таки полковник так заинтересовался рассказанной ему историей? Почему он был так осведомлен о Барабихиных?..
Иван Васильевич, придя домой, тоже обрадовался гостю. Похлопывая Андрея по плечу и поворачивая во все стороны, он удовлетворенно говорил:
– Ну-ка, покажись, добрый молодец! Вырос, окреп, наверно, отличным строевиком стал, не чета нам, штабным, да ученым…
Он смеялся, шутил, предложил отметить приезд рюмочкой портвейна, в общем, был в веселом расположении духа. Настроение его заметно понизилось, когда Тася рассказала о странном поступке фрау Гартвиг и о смерти старухи.
– Жаль старушку, – медленно произнес он, щуря и без того близорукие глаза. – Что же касается подарка, хорошо, что не привез, и вообще его брать не следовало.
– Почему? – воскликнула Тася. – Может, там была прекрасная вещица, заграничная…
– В том-то и дело, – ответил Барабихин и замолчал.
Андрей понимал Ивана Васильевича, соглашался с ним и мысленно пожелал этому «несостоявшемуся» подарку провалиться в преисподнюю…
Разговор оборвался. Каждый углубился в свои мысли. Барабихин думал о том, что ему нужно будет завтра позвонить полковнику Дымову и рассказать о том, что произошло в Берлине. А Тася молча сидела на диване. В этот момент она считала себя всеми обиженной и очень несчастной.
В этот вечер Барабихины так и не отпустили Андрея и заставили его ночевать у них. Когда он проснулся утром следующего дня, Ивана Васильевича уже не было дома – ушел на службу, а Тася, надев передник, хлопотала по хозяйству.
– Вставай, соня, – сказала она. – Я сейчас накормлю тебя твоей любимой глазуньей.
За завтраком Тася рассказывала брату подробности своего житья-бытья. Все идет хорошо, всем она довольна, только вот Ваня вечно занят и видит его она только рано утром и поздно вечером. Но он обещает скоро закончить какую-то важную и секретную работу и тогда будет приходить домой вовремя, не позже семи вечера.
Андрей в свою очередь рассказал сестре, как ему живется в Берлине, похвалился своими служебными успехами, обещал прийти вместе с Зоей, которую Тася никогда не видела.
Они распрощались, довольные друг другом.
– Звони и заходи почаще, – попросила Тася, провожая брата, – а то сердиться буду.
– Есть звонить и заходить! – шутливо отрапортовал Андрей уже на лестнице.
Вечером, готовя ужин мужу, Тася по обыкновению рассказывала ему все новости, накопившиеся за день. Среди других новостей она сообщила и о том, что сегодня к их соседке, милейшей Анне Андреевне, неожиданно приехал племянник. Откуда-то из глухомани, из какого-то медвежьего угла. Такой славный, простой. Мы уже познакомились. Зовут Володя. Правда, остановился он не здесь, а где-то у товарища, они вместе готовятся в институт, но Анну Андреевну предупредил, что будет часто захаживать к ней и заниматься в ее отсутствие.
– Вот и хорошо, – обрадовался Иван Васильевич. – Андрей будет занят Зоей, зато Володя иногда сможет составить тебе компанию, а ты как столичная жительница сама пригласи его в театр, сходи с ним в Третьяковку. Москва гостеприимством славится. Да и Анна Андреевна будет рада, ей ведь трудновато по Москве гоняться.
– Очень интересно этому юноше с такой старухой, как я, по Москве гулять, – рассмеялась Тася. – Да и видела его я только мельком, издали…
– А своего благородного рыцаря ты так и не встречала больше? – спросил Иван Васильевич.
– Нет, Ваня, наверно, он живет не в нашем районе, и я его никогда не увижу.
Но Тася ошиблась. На следующий день, на той же улице и почти на том же месте она столкнулась с тем, кто спас ее от грабителя. К ней подошел высокий, еще молодой мужчина с приятным, загорелым лицом. В руках незнакомец держал пачку газет и журналов. Он приподнял шляпу и вежливо сказал:
– Здравствуйте… Как вы себя чувствуете?
Тася сразу узнала своего спасителя.
– Здравствуйте… Как я вам благодарна за помощь… Вы знаете, я так была напугана… еле дождалась прихода мужа. Он тоже вам так благодарен…
– Не за что. Это долг каждого мужчины. Жаль только, что этот негодяй убежал. Его надо было доставить в милицию, чтобы он получил по заслугам.
– Бог с ним, – ответила Тася. – Где-нибудь попадется.
Беседуя, они дошли до станции метро «Сокол».
Здесь был рынок цветов, и Тасе нужно было купить букет ко дню рождения одной из своих многочисленных приятельниц. Разговаривать с незнакомцем было удивительно легко и просто. Смеясь и шутливо сожалея, что у него нет с собой визитной карточки, он отрекомендовался: Юрий Владимирович Рущинский, журналист, пишет для редакций многих газет и журналов, часто бывает в командировках, разъезжает по стране. Одинокий. И когда Тася недоверчиво покачала головой, дал честное слово, что это именно так, – совсем одинокий. В свободное время увлекается теннисом и особенно рыбной ловлей. Бывает, конечно, в театрах, на концертах – без этого культурный человек жить не может.
Тася вздохнула.
– Завидую вам… А мой муж вечно занят, даже в выходные дни, так что в театрах мы бываем очень, очень редко… А я так люблю театр, музыку…
– Жаль, жаль! – искренне и просто сказал Рущинский и тут же, как бы спохватившись, добавил: – Если вы только позволите… я всегда к вашим услугам… Я буду очень рад пригласить вас в театр…
Тася оценила скромность своего нового знакомого, но все же кокетливо заметила:
– Ого!.. Какой вы скорый, только что познакомились – и сразу в театр…
Тася выбрала и купила понравившийся ей букет из роз, георгинов и левкоев.
– Чудесный букет, – похвалил Рущинский и поинтересовался:
– Кого вы собираетесь осчастливить им?
– Секрет! – ответила Тася. – А чтобы вы не завидовали – вот вам!
Она вырвала из букета пунцовую розу и приколола к пиджаку Рущинского.
– Это в знак благодарности за спасение моей сумочки, – сказала она смеясь.
Тася рассталась с Рущинским в состоянии некоторой внутренней приподнятости и неосознанного волнения. Он понравился ей и внешностью, и манерами, кроме того, ведь именно он оказал ей такую большую услугу в тот вечер. Чутьем женщины Тася угадывала, что и сама произвела впечатление на нового знакомого. Его приглашение в театр даже польстило ей. Но неудобно же с первого раза согласиться. Кроме того, как на это посмотрит муж?.. На вопрос Рущинского, когда он снова увидит ее, Тася неопределенно ответила, что, возможно, завтра, в это же время, здесь… Она любит цветы и часто покупает их. Может быть, и завтра тоже… Но про себя она сразу же решила, что придет обязательно.
Возбужденная, Тася направилась домой. У самого подъезда она столкнулась с племянником соседки Анны Андреевны.
– Володя, вы к нам? – спросила Тася, приветливо улыбаясь юноше.
– К вам, Таисия Игнатьевна, – ответил он, показывая пачку книг, которую нес под мышкой. – Экзамены на носу… Какой у вас замечательный букет!.. – Володя восхищенно смотрел на цветы. – Подарок?
– Много будете знать – скоро состаритесь, – рассмеялась Тася.
– А я думаю, наоборот, – покачал головой юноша. – Знать больше буду – молодеть начну.
Перебрасываясь шутливыми фразами, они вошли в квартиру и разошлись по своим комнатам.
О встрече с Рущинским Тася мужу ничего не сказала. Почему? На этот вопрос, пожалуй, она сама бы не смогла ответить. Возвращаться к разговорам о сумочке ей не хотелось, а знакомство с Рущинским сразу же, помимо ее воли, приобрело какой-то личный, интимный характер. Ведь завтра она опять увидит его. Что же, о завтрашнем дне тоже рассказать? Нет, не стоит, не к чему…
На следующий день к рынку цветов Тася подходила с двойственным чувством: ей хотелось, чтобы Рущинский не пришел и на этом знакомство с ним оборвалось; и вместе с тем ей хотелось, чтобы он был здесь, ждал ее, говорил с ней.
Высокую фигуру Рущинского она увидела еще издали. Он поспешил ей навстречу и протянул небольшой, но отлично подобранный букет цветов.
– Вчера вы подарили мне розу в знак награды за спасение вашей сумочки, – сказал он, широко улыбаясь. – А сегодня примите этот скромный букет от меня в знак нашего знакомства и будущей дружбы.
Он долгим взглядом посмотрел на молодую женщину, и Тася зарделась, поблагодарила и взяла букет. Ведь она любила цветы и отказаться не могла.
В этот день они расстались не сразу: долго бродили по Ленинградскому шоссе, а когда проголодались и Тася устала, зашли на стадион «Динамо» и пообедали в открытом ресторане. За этой встречей последовала другая, третья. Они встречались ежедневно. Рущинский был неизменно корректен, весел и щедр на расходы. Они бывали в кино, бродили по аллеям Парка культуры и отдыха имени Горького, катались на лодке.
Тасе было приятно проводить время с новым знакомым. Она могла с ним болтать о чем угодно. Он не сковывал ее мыслей, слов, был похож на тех, которых она знала давно, до своего замужества. Рущинский охотно говорил на любые темы… По-видимому, он много читал, много перевидел в своей жизни. Но странное дело, знания его были какие-то книжные. Он рассказывал Тасе, что часто и подолгу ездит по стране, однако ничего красочного, запоминающегося о людях, о местах, в которых побывал, рассказать не мог. Правда, Тася и не особенно этим интересовалась. С ним было приятно, а главное – весело. Однако если бы кто-нибудь сказал Тасе, что она влюблена в Рущинского, она бы искренне рассмеялась. О нет! Любит она одного Ваню – умного, серьезного, а это просто так, приятное времяпрепровождение, не больше.
А дома все шло по-прежнему. Как раньше, Иван Васильевич поздно возвращался со службы. Работа близилась к концу. Теперь чаще, чем когда-либо, после торопливо съеденного ужина он спешил к своему письменному столу и почти до самого утра продолжал писать, чертить, рассчитывать. Рабочего дня не хватало.
Так же как и раньше, ежедневно в квартире появлялся в дневные часы племянник Анны Андреевны – Володя, с обычной пачкой книг в руках. Он неслышно проходил в комнату тетки, где тоже занимался, работал, читал.
Тася не раз собиралась, но никак не могла найти времени куда-либо пригласить юношу. Она почти все дни проводила вне дома. Однако при случайных встречах с Володей, когда он неизменно дружески приветствовал ее, она чувствовала некоторые угрызения совести: все-таки следовало бы развлечь юношу, показать ему Москву.
Иногда, поздно вечером, когда муж работал в соседней комнате, Тася, забравшись с ногами на диван, пыталась анализировать свои чувства и поступки. Она успокаивала себя тем, что, в сущности, встречами с Рущинским заполняет свободное время, а любит она все-таки только своего Ванюшку. И не рассказывает ему ни о чем, потому что не хочет тревожить. Ведь ничего, кроме флирта, нет…
Да и сам Рущинский ведет себя очень сдержанно и никаких попыток к более близким отношениям не проявляет. Правда, он часто расспрашивает, как живется Тасе, какие у нее отношения с мужем, что он делает, когда приходит домой, рассказывает ли ей о своей работе, о своих изобретениях. Все эти вопросы не что иное, как признак внимания к ней и уважения к ее милому Ване – талантливому инженеру, изобретателю. Рущинский ей как-то сказал, что однажды в научных кругах слыхал отзывы о Барабихине как о талантливом конструкторе с большим будущим. И Тася была благодарна Рущинскому за эту похвалу.
В общем, Тася решила, что ее совесть перед мужем чиста и упрекать себя ей не в чем.
…Ближайший воскресный день выдался на славу солнечный, жаркий. На небе – ни облачка. Еле ощутимый ветерок чуть-чуть покачивал листву деревьев, протянувшихся вдоль улицы.
Иван Васильевич Барабихин поздно ночью уехал из Москвы. Предстояли серьезные испытания новой машины. Андрей еще раньше предупредил, что в воскресенье он с утра отправляется к Зое, пробудет у нее весь день и, если забежит к сестре, то поздно вечером…
Тася встала рано. У нее предстояла встреча с Юрием (так она уже называла Рущинского), а до встречи с ним надо было зайти в парикмахерскую сделать маникюр.
Когда Тася вышла в коридор, соседка Анна Андреевна хозяйничала в кухне. На вопрос Таси, будет ли она дома, Анна Андреевна сказала, что скоро уйдет к знакомым.
– В таком случае не забудьте взять ключ от входной двери. Я приеду поздно…
Последние слова Тася произнесла уже за дверью.
По дороге к месту свидания (сегодня это был вестибюль станции метро «Сокол») Тася думала о том, что она все же очень мало знает Рущинского. Где он, например, живет? На ее вопрос об этом Рущинский ответил, что его жилищные условия, к сожалению, «неблестящие». «Кочую с места на место, все жду, когда в Моссовете подойдет моя очередь на комнату». Ту первую встречу с Тасей он объяснил счастливой случайностью. В тот вечер он задержался у приятеля, который живет совсем недалеко от дома Барабихиных. Рущинский выразил надежду, что, когда Тася лучше узнает и совсем хорошо будет относиться к нему, Рущинскому, она примет его приглашение и навестит его друга. Есть ли у него определенные служебные часы работы? Есть, конечно, но в редакциях к таким мелочам не придираются: пиши когда угодно, но приноси готовый материал. Холостой ли он, как говорил раньше? О да, холост. Если бы он в свое время встретил Тасю или такую женщину, как она, все было бы иначе…
Рущинский уже стоял у входа в метро. На нем был светлый спортивный костюм, через плечо повешен фотоаппарат. В руках – изящная коричневая папка. Рущинский выглядел очень привлекательным, и проходившие мимо девушки украдкой поглядывали на него. Он поспешил навстречу Тасе, крепко сжал в ладонях ее маленькие руки и наклонился, чтобы поцеловать их.
– Вы опаздываете?! – с легким упреком произнес он.
– Всего на десять минут… Это не в счет, – смеясь, возразила Тася и поинтересовалась:
– Куда мы сегодня отправимся? В Химки? Давайте покатаемся на лодке… Да что с вами, Юрий, вы какой-то странный сегодня? – спросила она Рущинского.
И, действительно, всегда веселый, подвижной, Рущинский сегодня казался постаревшим, каким-то угрюмым и непонятным. Он стоял перед Тасей в напряженной позе. Улыбка исчезла с лица, на скулах выдавались желваки.
– Что с вами? – повторила Тася.
– Ничего особенного, уверяю вас, – секунду помедлив, ответил Рущинский. – Просто устал, много работал. Вот и сейчас – я сразу из редакции. – Он показал на папку и добавил: – К тому же у меня слегка разболелась нога… Что поделаешь, рана, полученная еще в сорок втором году. Но ничего, сейчас уже лучше.
Рущинский взял Тасю под руку и повел ее в сторону от метро.
– Куда же мы? – удивилась Тася. – Если в Химки, нам нужно на автобус.
– Мы поедем на такси. – Рущинский ускорил шаг, увлекая за собой Тасю.
В молчании они прошли почти квартал. «Как неудобно, мы почти у моего дома», – подумала Тася, боязливо оглядываясь по сторонам и пытаясь осторожно высвободить руку. Но Рущинский даже не заметил ее жеста. Он шел, нахмурив брови, плотно сжав губы и, казалось, думал совсем о другом.
«Фу, какой невежа!» – с обидой подумала молодая женщина. Ей стало не по себе, пропал интерес к предстоящей прогулке, и она уже пожалела, что встретилась сегодня с Рущинским.
Размышления Таси были прерваны самым неожиданным образом. Рука спутника дрогнула, он приглушенно застонал. Испуганно подняв глаза, Тася увидела искаженное от боли лицо Рущинского.
– Черт возьми… Я не могу идти, – смущенно пробормотал он. – Адская боль. Это у меня бывает. Скоро все пройдет.
Он беспомощно огляделся.
– Но я не могу стоять. Мне нужно забинтовать ногу… И… тогда будет легче.
Тася растерянно молчала… Что делать? Однако растерянность ее быстро прошла. Промелькнула мысль, что Юрий Рущинский не задумался и помог ей в трудную минуту… Почему же она?.. И Тася решилась.
– Пойдемте, – твердо сказала она. – У меня дома сейчас никого нет. Вы посидите, забинтуете ногу – и все пройдет. Идемте!
– Благодарю вас, – прошептал Рущинский и шагнул вслед за Тасей.