Лев Москалев
Мэтры глубин. Человек познаёт глубины Океана. От парусно-парового корвета «Челленджер» до глубоководных обитаемых аппаратов
В начале XX века в районе Бискайского залива у побережья Бретани катастрофически снизились уловы сардины, что сказалось на рыбной промышленности. Альберт I пытался разобраться в причинах явления и в 1903 году перенес свои исследования в эти промысловые районы. С 1904 по 1907 год в научных программах экспедиций «Принцессы Алисы II» доминирует морская метеорология, проводятся эксперименты с бумажными змеями и несколькими типами воздушных шаров, некоторые из которых достигали высоты более 16000 метров. Активно работают постоянные спутники Альберта I: П. Портье изучает океанских бактерий, Д.Я. Бьюкенен – щелочность и удельный вес морской воды, Ж. Ришар изучает поверхностный планктон и приступает к составлению схемы батипелагических вертикальных перемещений планктона. Размер рам больших планктонных сетей с 3 × 3 метров увеличивается до 9 × 9 метров, совершенствуется и другая техника планктонных исследований. В 1909 году над глубиной 5940 метров в течение пяти дней и ночей проводится станция по изучению планктона, что было своеобразным рекордом для того времени.
За годы океанологических исследований на «Эрондели» и «Принцессе Алисе II» было собрано большое количество коллекций и наблюдений, занесенных в судовые журналы. Альберт I решает построить музей, в котором разместятся эти научные материалы, но будут и лаборатории, библиотека, аудитории и научная экспозиция. Площадь Монако в те годы составляла примерно полтора квадратных километра (150 гектаров), а позже была увеличена приблизительно на 0,4 квадратного километра за счет побережья, отвоёванного у моря. На этом клочке земли Альберт I выбрал очень красивое и романтичное место на морской скале, в которую в буквальном смысле слова начали врубать здание будущего музея, названного «Храмом моря». Строительство началось вскоре после покупки «Принцессы Алисы II», и в 1899 году первым директором «Храма моря» стал Ж. Ришар. Для Альберта I это было больше чем музей: он мечтал создать храм моря для всего человечества. В целях обеспечения долговечности и международного характера музея он утвердил в Париже Океанографический институт во главе с международным комитетом ученых. Для обеспечения материальной стороны Альберт I выделил целое состояние в бонах Третьей Французской Республики, которые в те времена были самым надежным капиталовложением.
К 1910 году из скал Лазурного берега на 30 метров в вышину вознеслось величественное здание из белого известняка: его 100-метровый фасад обращен к Лигурийскому морю, севернее мыса, на котором стоит это здание, – монакский порт, в пещерах, что находятся в его скальном фундаменте, жили доисторические люди до тех пор, пока финикийцы не стали использовать Монако как порт на Средиземном море. Главный портал обращен к суше, над ним – каменные буквы: «Океанографический институт. Музей». На высоком архитраве (главной балке) – названия исследовательских кораблей, заложивших фундамент океанологии как науки: «Альбатрос», «Пола», «Блейк», «Букканир», «Сибога», «Челленджер», «Эрондель», «Принцесса Алиса», «Витязь» (российский «Витязь II», 1886–1893), «Бельжика», «Талисман», «Вальдивия», «Вашингтон», «Вега», «Фрам», «Инвестигейтор». Шестнадцать славных имен, но, к сожалению, далеко не все из них стали предметом рассмотрения этой книги.
Увлечение Альберта I океанологией было самым сильным из его увлечений, но не единственным. Кроме океанографического музея, он основал Музей доисторической антропологии, экзотический сад с огромной коллекцией кактусов, при его поддержке состоялся полет одного из прообразов вертолета, он построил гавань, пробил в скале тоннель, учредил школы, основал Международный институт мира, призывал своих друзей сохранить мир, а среди его друзей были и германский кайзер Вильгельм II, и французский социалист Жан Жорес, основавший в 1904 году газету «Юманите».
К концу строительства музея стало ясно, что за 13 лет активной эксплуатации «Принцесса Алиса II», как говорят моряки, выработала свой ресурс. Ее сменила паровая яхта «Эрондель II» водоизмещением 1600 тонн, в июле 1911 года она уже работала у Канарских и Азорских островов и в Средиземном море. «Эрондель II» была самым большим судном Альберта I и первым, на борту которого имелась радиоустановка. Продолжились работы с большими планктонными сетями и новыми сетями, производившими лов на большой скорости, что позволяло ловить пелагических рыб и быстро передвигающихся беспозвоночных животных, но в 1914 году у Азорских островов было принято сообщение о начале Первой мировой войны. Судно быстро вернулось в Монако. Альберт I был потрясен гибелью миллионов людей на полях сражений, и 26 июня 1922 года его не стало.
«Эрондель II» продали кинокомпании, которая взорвала яхту ради драматического кадра. Директор музея Ж. Ришар пережил с музеем и Вторую мировую войну. Он сохранил директорский кабинет, облицованный светлыми дубовыми панелями, как памятник основателю музея: его личные письма, вмонтированный в стену сейф, в котором хранились его медали и ордена, его справочную библиотеку по океанологии, полку длиной 2,5 метра, заставленную его печатными трудами, судовые журналы океанографических экспедиций. В 1945 году место директора занял бывший капитан военно-морских сил Жюль Руш, на смену ему в марте 1957 г пришел Жак-Ив Кусто, остававшийся на этом посту 31 год, его заместителем стал Жан Алина. В это время на монакском престоле находился Ренье III Монакский (1925–2005) – внук Альберта I, тридцать второй представитель династии Гримальди на монакском престоле. 19 апреля 1956 года он обвенчался с американской киноактрисой Грейс Келли, которая стала именоваться принцессой Грейс. Ренье III, опытный подводный пловец, поддержал идею Ж.-И. Кусто превратить в подводный заповедник 6 квадратных миль прибрежной зоны и стал заведовать лабораторией радиоактивности в институте, основанном его дедом. Ж.-И. Кусто принял от Ж. Руша скромный, но вполне надёжный бюджет, единственной статьей его дохода была цена входного билета в музей и аквариум, но туристический бум совершил чудо и не дал погибнуть детищу Альберта I. Музей обладал даже неплохим научным флотом из четырех судов, из которых 360-тонная «Калипсо» была самым большим. Первое время своего директорства Ж.-И. Кусто уделял должное внимание музею, но затем постоянные экспедиции на «Калипсо», работа над фильмами и книгами заняли всё его время. Он осуществил усовершенствование и расширение аквариума, пополнил администрацию новыми людьми, улучшил работу библиотеки, где раньше был плохой каталог, провел перестройку исследовательских отделов, организовав ряд новых, например отдел по применению электроники в океанографии и отдел постоянного контроля физических и химических свойств морской воды.
В память об Альберте I недалеко от музея установлен памятник ему: Его Светлейшее Высочество одет по-штормовому (зюйдвестка, плащ и рыбацкие сапоги), в его руках – рукоятки штурвала, взор устремлен вперед. 1 ноября 1948 года Почетный государственный советник, президент Административного совета Института океанографии Пьер Кайо утвердил Регламент присуждения медали «Памяти принца Альберта I»: «Эта награда предназначается для поощрения или вознаграждения работ по физической или биологической океанографии, она будет присуждаться каждый год Комитетом по совершенствованию Института океанографии и по предложению комиссии профессоров этого учреждения и директора Музея океанографии Монако. Медаль будет присваиваться как ученым Франции, так и иностранцам, особенно преуспевшим в своих исследованиях в области океанографии. Копирование этой медали не разрешается, каждый экземпляр будет иметь номер».
Медаль имеет диаметр 18 сантиметров и отливается из белого металла. На одной стороне медали изображен профиль Альберта I в княжеском мундире и герб Монако: монахи с поднятыми мечами, держащие щит, и мальтийский крест. На другой стороне медали – морская дева с трезубцем и изображением паровой яхты «Принцесса Алиса II», с ветвью лавра в правой руке на фоне фасада музея «Храм моря», имя награжденного, номер медали и год. Так вот, № 13 этой медали за 1959 год был вручен профессору Льву Александровичу Зенкевичу, о котором подробнее будет рассказано в главе, посвященной «Витязю III», а № 25 за 1972 год – Павлу Владимировичу Ушакову (1903–1992), любимейшему мэтру ленинградских морских биологов, профессионалу высшего класса как при работе в экспедициях, так и в лаборатории, тонкому знатоку многощетинковых червей полихет, кавалеру золотой медали имени П.П. Семенова-Тян-Шанского, золотой медали имени академика Е.Н. Павловского, почетному доктору Марсельского университета. В его, П.В. Ушакова, честь и его именем названы 55 новых видов разнообразных морских организмов многими систематиками разных стран мира, им самим описано около 80 новых для науки видов.
Заканчивая главу об Альберте I, хочется вернуться в 1956 год, когда автор, студент 4 курса МГУ, на Кафедре зоологии беспозвоночных слушал у заведующего кафедрой профессора Л.А. Зенкевича необычный курс – «Избранные главы». Шла лекция, посвященная трудам глубоководных экспедиций, и Лев Александрович принес с собой тома «Челленджера», «Вальдивии», Монакского океанографического института и др. Давались комментарии к структуре этих изданий, а когда дело дошло до монакских томов, Лев Александрович задумался и сказал: «Необычна история у этих книг… Вот, возможно, ваши предки проигрывали деньги в монакском казино, а принц Монакский на них организовывал морские экспедиции и издал эти книги. Великий был созидатель…»
Медаль «Памяти принца Альберта I».
Именно словом «созидатель» и следует закончить главу об Альберте Оноре Шарле Гримальди, Его Светлейшем Высочестве Альберте I Монакском, тридцатом представителе династии Гримальди на престоле Монако, организаторе и руководителе тридцати морских научных экспедиций, составителе «Генеральной батиметрической карты», на которую он нанес все известные глубины моря.
«Вальдивия», первый «стометровик»: К. Чун
Может возникнуть вопрос: почему глава именно о «Вальдивии» завершает раздел о первых глубоководных экспедициях? На «Вальдивии» не получили проб с глубин более 6000 метров и она прошла маршрут вдвое меньший, чем «Челленджер». Конечно, можно было бы рассказать о «Блейке» и «Альбатросе» Александра Агассиса и о многих других судах: с 1868 по 1900 год человечеством была предпринята 71 морская экспедиция, результаты которых отражены в научных публикациях, одних только английских судов в это время работало в море 36, а всего в XIX веке под английским флагом в море с научными целями вышло около 100 судов. Автору пришлось выбирать, ведь он писал научно-популярную книгу, а не справочник по истории глубоководных экспедиций, что тоже было бы нужно сделать.
Выбор пал на «Вальдивию», потому что это было первое почти что 100-метровое судно (его длина 94 метра), на котором проводился комплекс океанологических исследований, и именно суда такого типа (многопрофильные «стометровики») стали основой научно-исследовательского флота Академии наук СССР, изучавшего Мировой океан после Второй мировой войны. Многие страны выбрали другой путь – суда меньшего тоннажа и узкой специализации, но автору довелось из 30 отпущенных ему судьбой экспедиций 20 провести на стометровиках, и он испытывает к ним искреннюю благодарность. «Вальдивия» для экспедиции была переоборудована из грузо-пассажирского судна, такая же судьба была у советского «Витязя III», а многие другие суда Института океанологии АН строились изначально как научно-исследовательские, но имели в основе своей типовой проект пассажирских судов. И «Челленджер», и суда Альберта I имели паровые двигатели, но не расстались с парусами. На «Вальдивии» парусов не было, а ведь только за 13 лет до начала ее экспедиции «чайный клипер» «Катти Сарк» тратил всего-то 67 суток на путь от Сиднея до Ла-Манша вокруг мыса Доброй Надежды, но хозяин клипера Джон Виллис по прозвищу Старый Белый Цилиндр безжалостно продал его в 1895 году. Уголь приходил на смену парусам. «Вальдивия» продемонстрировала возможность дальних экспедиций в «глухие углы» Мирового океана с помощью парового двигателя и с запасом угля на борту при минимальном количестве бункеровок.
В 1888 году состоялся съезд немецких натуралистов в Киле, который заслушал доклад Карла Чуна (1852–1914) о необходимости проведения длительной глубоководной морской экспедиции (в русских изданиях иногда встречаются иные написания фамилии – Хун или Кун). Съезд обратился за помощью в рейхстаг, и на экспедицию было отпущено 300 тысяч марок. К. Чун знакомство с глубоководными организмами начал с изучения сифонофор (подкласс в типе кишечнополостных, живут в толще воды). В августе 1886 года он поехал в Италию для сборов глубоководного планктона и дальнейшего изучения сифонофор и специально сконструированной закрывающейся сеткой провел ловы до глубины 1400 метров у островов Понца и Вентотене, что западнее Неаполя, и у острова Искья, юго-западнее. Изучение этих материалов убедило его в том, что существует «лестница вертикальных миграций» планктонных организмов, которые доставляют пищу глубоководному бентосу – донной фауне. В дальнейшем закрывающийся механизм планктонной сетки был усовершенствован, и в 1887 и 1888 годах К. Чун получил пробы от 500 до 1600 метров из района Атлантики между Бискайским заливом и Канарскими островами, а Виктор Хенсен в специализированной планктонной экспедиции в 1889 году в Атлантике при помощи сетки этой же конструкции обнаружил на 3500 метрах бедную фауну копепод и радиолярий, тогда как на меньших глубинах обитали более многочисленные животные ряда других групп. Все это говорило о том, что существуют еще не выясненные закономерности вертикального распределения планктона, и обнаружить их могла большая, хорошо экипированная экспедиция, в которой изучение планктона стало бы одной из многих задач.
Глубоководный лот.
К. Чун получил пост начальника экспедиции, для которой переоборудовали грузо-пассажирский пароход «Тиюка», построенный в Англии в 1886 году и стоявший на линии Гамбург – Бразилия. Его длина составляла 94 метра, ширина – 11,2 метра, он имел трехцилиндровую паровую машину мощностью 1400 лошадиных сил, что позволяло развивать скорость 12–13 узлов (22–24 километра в час). На корме оборудовали четыре лаборатории: для микроскопических исследований (площадь – 15 квадратных метров, шесть рабочих мест, здесь же проводилась первичная сортировка уловов по зоологическим группам), химическую, бактериологическую, а также фотографическую темную комнату (на борту имелись громоздкие стационарные фотокамеры и «моментальные ручные фотоаппараты»). На носу судна располагалось хозяйственное помещение площадью 36 квадратных метров, в нем хранился запас стального троса, орудий лова и посуды для «мокрых коллекций», тут же проводилась первичная разборка улова в плохую погоду. Во всех лабораториях имелось электрическое освещение, была также переносная люстра для ночных работ на палубе. В распоряжении научного состава находился рефрижератор, в котором охлаждалась морская вода для первичного размещения в ней глубоководных животных из уловов, и опреснитель. На судне установили большую паровую лебедку мощностью 10 тонн, на ее барабан уложили 10000 метров стального троса диаметром 12 и 10 миллиметров. Кроме того, еще имелась менее мощная лебедка и лотовая машина, в которой использовалась стальная проволока (13000 метров) диаметром 1,3 миллиметра и проволочная струна (25000 метров) диаметром 0,9 миллиметра.
Измерение глубин и отбор донных осадков проводились с помощью лотов различных систем, в том числе лота Брука с просверленным ядром, которое оставалось на дне. Для измерения больших глубин использовались ядра весом 25 килограммов (их имелось 230 штук), для измерения меньших – 15-килограммовые. Донные двубимовые тралы, такие же, как на «Блейке» и «Альбатросе» А. Агассиса и в экспедициях Альберта I, имели чаще всего размер входного отверстия 2,5 метра и сетку из манильской конопли, а для жестких грунтов предназначалась донная драга с острыми железными краями. Для сборов планктонных организмов использовались сети длиной 4 метра для вертикальных ловов, изготовленные из шелкового газа, защищенного снаружи крупноячеистой сеткой, к которым снизу прикреплялось стеклянное ведро, и, кроме того, имелись тщательно изготовленные самозакрывающиеся сети. В научную программу экспедиции входил и лов рыбы как на крючок, так и при помощи ловушек. Для фиксации биологических коллекций было запасено 8000 литров 96-градусного спирта, в дополнение к которому впервые в морской экспедиции применялся и формалин (его имелось 500 литров). Для приема уловов из тралов и драг изготовили ванны различного размера (самая большая цинковая ванна использовалась как «купель Нептуна» при переходе через экватор) и сита.
После столь значительных переделок и фундаментальной подготовки судно будущей глубоководной экспедиции переименовали из «Тиюки» в «Вальдивию»: конкистадор Дон Педро де Вальдивия, живший в начале XVI века, был героической личностью. Он сопровождал Писарро в Перу в 1532 году, стал начальником его штаба, губернатором Чили, основал Сантьяго. Затем предал Писарро и подчинился президенту Ла Гаска, посланному Карлом V, чтобы привести завоевателей к повиновению. Был назначен генерал-капитаном в Чили, основал Консепсион и другие города. Дон Педро де Вальдивия погиб в сражении с арауканами. Конечно, судно, носившее имя такого землепроходца, ждали впереди великие дела.
Капитаном «Вальдивии» назначили Адальберта Креха, которого характеризовали как опытного моряка с никогда не покидавшим его юмором и необычайной добросовестностью в управлении кораблем. Большой, «капитанский» живот, золотая цепочка от часов на груди, суконный сюртук с четырьмя золотыми нашивками на рукавах, седые борода и усы, плотно сидящая на голове фуражка с лакированным козырьком, муаровой лентой и примятой тульей, массивное обручальное кольцо на мизинце левой руки, а по торжественным случаям А. Крех прикреплял к левой стороне груди три награды на ярких лентах, что делало его фигуру еще более импозантной. Штурманскую группу составляли четыре офицера: старший офицер Брунсвиг наряду с порученным ему надзором за экипажем заведовал всеми работами экспедиции, два вахтенных офицера сменялись на мостике через каждые четыре часа, т. е. несли вахту «четыре через четыре», четвертый офицер отвечал за навигационное обеспечение судна и координаты научных станций. Работу двигателя и лебедок обеспечивали пять машинистов – механиков: главный машинист, его помощник, два младших машиниста и ремонтный машинист (реммеханик). Впрочем, во время экспедиции произошел лишь один случай, потребовавший ремонта палубного механизма: во время пробных драгировок в Северном море сломался барабан лебедки, но поломку быстро устранили в Эдинбурге.
В научную группу, возглавлявшуюся К. Чуном, входило 13 учёных и ассистентов, среди них – ботаник В. Шимпер, океанограф Г. Шотт, химик П. Шмидт, зоологи К. Апштейн, Ф. Врем, Э. Вангеффен, А. Брауер и О. Штрассен, врач и бактериолог М. Бахман, умерший во время экспедиции. Всем ученым предоставили отдельные каюты. Всего на «Вальдивии» в море вышло немногим более 60 человек. На первом этапе экспедиции ее гостем был англичанин Дж. Меррей, за три года до описываемых событий закончивший титанический труд по редактированию 50 томов «Отчетов «Челленджера»». Большое значение, придававшееся правительством Германии этой первой немецкой глубоководной экспедиции, подчеркивалось присутствием на борту графа А. Посадовски, Государственного секретаря по Министерству внутренних дел. Да, в те старые добрые времена даже коронованные особы считали за честь посетить борт судна глубоководной экспедиции, осмотреть лебедки, коллекции, откушать в офицерской кают-компании.
1 августа 1898 года «Вальдивия» вышла из Гамбурга в плавание. Щелкали затворы фотоаппаратов, ученые в цилиндрах, котелках и шляпах толпились на палубе, из трубы парохода валил густой черный дым, оркестр на берегу играл что-то сентиментально-бравурное. Экспедиция началась. Она была прекрасно оборудована, к тому же большинство конструкций приборов на ее борту уже были испытаны другими экспедициями. Все было изготовлено с предельной, немецкой тщательностью, боцманская команда умело обращалась со всеми приборами, спуско-подъемными устройствами и лебедками. Многие приборы из арсенала «Вальдивии» ныне ушли в небытие, например механические лоты для измерения глубин: их заменили современные эхолоты, но сколько же сделали эти архаичные на взгляд современного электронно-компьютерного океанолога приборы для прогресса науки! С каким умением и мастерством они были изготовлены!
К. Чун и «Вальдивия».
Первое, что сделали, выйдя из Гамбурга в Северное море, – опробовали траловое оборудование на мелководье Доггер-банки, затем продолжили путь в Эдинбург. Погода была штормовая, и укутанные в пледы ученые за обедом садились ближе к дверям, многие укачивались. В Эдинбурге попрощались с Дж. Мерреем, после чего взяли курс на Фарерские острова, и вскоре к северу от хребта Томсона провели первую драгировку на глубине 486 метров, получив богатейший улов морских ежей, офиур, стеклянных губок, морских пауков, а затем последовала еще одна драгировка, принесшая более 500 колоний стеклянных губок. Установилась прекрасная погода. «Вальдивия» обогнула самый южный из Фарерских островов и, достигнув 62° с. ш., пошла вдоль 15° з. д. на юг, к Канарским островам. Середина августа в северной Атлантике была штормовой, но все-таки было решено приступить к планктонным исследованиям, благо все типы сетей работали хорошо. На широте Гибралтара и Мадейры на глубине 150 метров провели драгировку на вершине подводной горы и поймали огромное количество морских лилий. У Канарских островов на поверхности воды появились плейстонные организмы (живущие у поверхностной плёнки воды), перемещающиеся под действием ветра: кишечнополостные велеллы, напоминающие шлюпки под парусами, и брюхоногие моллюски янтины. От Канарских островов повернули к берегам Африки и дальше, на юг, вплоть до Кейптауна, шли вдоль ее западного побережья, то удаляясь от него, то приближаясь к нему, пересекая течения восточной части Атлантического океана и проводя в них планктонные исследования.
Приближение к северному тропику ознаменовалось ловлей акул. Миновали острова Зеленого мыса и в начале сентября провели траление на глубине 4990 метров, подняв на борт фиолетовых голотурий и массу офиур. Кроме улова беспозвоночных животных, трал принес на одной из своих швабр заранее прикрепленную к ней бутылку из-под шампанского, наполненную морской водой. В бутылке находилось письмо, которым капитан А. Крех уведомлялся о том, что тяжелый лот «Вальдивии» упал прямо на голову теще Нептуна и что он, Нептун, на следующий день лично явится на борт вместе со своей свитой, чтобы провести «морское крещение». И действительно, 6 сентября раздался сигнальный выстрел и к борту подвалила шлюпка, в которой находился Нептун с супругой и члены его свиты: негры с литаврами, цимбалами и гармоникой, астроном, нотариус, пьяные матросы, лейтенант подводной полиции и полицейские, которые строго следили за тем, чтобы никто из «некрещеных», т. е. впервые проходящих экватор, не скрылся. Нептун произнес речь, а астроном подтвердил широту местонахождения судна, так что можно было приступать к «крещению». Первым обряд прошел К. Чун: ему на голову вылили несколько ведер воды, после чего вручили диплом, объявлявший его желанным гостем в подводном царстве. Обряд по отношению к другим членам экспедиции был более суров: им завязывали глаза, намазывали для бритья щеки и брили деревянными бритвами, а затем сталкивали в «купель». Корабельного юнгу, кроме того, пропустили через «чистилище» – трубу из парусины. Оказалось, что и «супруга» Нептуна впервые пересекала экватор, поэтому и она оказалась в «купели». В заключение все «новокрещенные» поклялись на якоре в том, что будут верными морскими слугами Нептуна, после чего он спустился в свои подводные чертоги.
Этот веселый обряд сохранился до наших дней. Автору довелось проходить экватор во всех трех океанах (Индийском, Тихом и Атлантическом), быть «новокрещенным» и исполнять роль астронома или звездочета (по традиции английского флота им становится самый высокий человек на борту, кем автор – с его почти двухметровым ростом – всегда и оказывался). Можно написать целый трактат о том, как проходит этот обряд на научно-исследовательских судах разных стран. Везде по-разному, даже на четырех больших судах Академии наук («Витязь III», «Дмитрий Менделеев», «Академик Курчатов» и «Академик Мстислав Келдыш») в 1960-х – 1990-х годах свита Нептуна имела разные наборы персонажей, отличавшие один праздник от другого: «дева непорочная», «хулиган», «пират», «русалки» и другие «нестандартные» персонажи на фоне обязательных «чертей», «доктора», «брадобрея», «нептунихи». Через почти 70 лет после вышеописанного «крещения» К. Чуна, 30 августа 1968 года, обряд «морского крещения» в Тихом океане проходил начальник экспедиции Л.А. Зенкевич: прошло почти полтора месяца после его 79-летия, и, конечно, с мэтром обошлись на «Академике Курчатове» еще мягче, чем с 46-летним К. Чуном на «Вальдивии». Автор к тому времени защитил диссертацию, руководителем которой был Лев Александрович, и «дослужился» до «звездочёта», зачитывающего «приговоры», а в отношении Льва Александровича он был следующим: «Чтоб великий из великих был и самый молодой, мой приказ «чертям» из свиты – окропите Льва водой…» Это сделали незамедлительно и с глубоким пиететом, зато супруга Льва Александровича, Валентина Сергеевна, и Хадежат Магомедовна Саидова прошли обряд почти по полной программе, без скидок на пол и возраст. Желанным сувениром в каждой океанской экспедиции был диплом за переход экватора. Сначала такие дипломы были «самопальными», нарисованными в экспедиции и размноженными фотоспособом (ксероксов тогда на судах не было), затем их сменили безликие и бездарные типографские. В экспедициях Института океанологии лучшими рисовальщиками дипломов были З.А. Филатова, А.И. Савилов, Д.В. Наумов, Боб Храмов. Для экспедиций ВНИРО в 1960-х годах Н.Н. Кондаков нарисовал диплом, где Нептун, ставя свою подпись, в качестве чернильницы использует каракатицу – сепию. Но вернемся всё-таки на «Вальдивию».
Отгремели литавры свиты Нептуна и продолжились трудовые будни. Сразу к югу от экватора измерили глубину 5695 метров – максимальную (по меркам XIX века) для экваториальной Атлантики глубину. Миновали Гвинейский залив и зашли в немецкую колонию Камерун, завоевание которой Германия начала в 1884 году, где ученые совершили поездку на баркасе вверх по реке Конго до города Бома, после чего «Вальдивия» продолжила свой путь на юг в зоне Бенгельского течения, отличающегося холодной, поднимающейся из глубин водой. В середине октября были у мыса Албина и наблюдали огромные скопления рыбы и охотившихся за нею птиц. Особенно поражали почти вертикальные вхождения в воду олуш, появлявшихся на поверхности воды через несколько секунд с пойманной добычей. Отойдя к западу на значительное расстояние от берега, стали брать планктонную пробу на глубине, как предполагали, 2000 метров, однако поднятая сеть оказалась наполненной илом.
Дипломы за переход экватора: Н.Н. Кондакова (вверху), ЗА. Филатовой (справа вверху) и А.И. Савилова (справа внизу).
Так была открыта банка Вальдивия в северной части Китового хребта: современные карты указывают на ней минимальную глубину 365 метров, а хребет Китовый разделяет Ангольскую и Капскую котловины с глубинами более 5000 метров. В октябре 1898 года «Вальдивия» обнаружила здесь глубины 981 и 936 метров: провели драгирование и подняли на борт около сотни крупных красных крабов герионов, глубоководных рыб, кораллы, голотурий, усоногих раков и раков-отшельников. Вскоре глубины увеличились до 5000 метров, и трал принес «стяжения марганца» (железо-марганцевые конкреции), уже бывшие известными ученым по материалам «Челленджера» из Тихого океана: они представляют собой бугристые шары с максимальным диаметром 15 сантиметров. В наши дни известны обширные поля железо-марганцевых конкреций, образующих рудные скопления, и обсуждаются проблемы их добычи на дне океана.
Последовал заход в Кейптаун, а вслед за ним – работы на банке Агульяс у мыса Игольный, после чего «Вальдивия» взяла курс на затерянный в антарктических водах остров Буве, открытый в 1739 году, но ни Куком, ни Дж. Россом не обнаруженный в их экспедициях. 25 ноября встретили первый айсберг, а во второй половине дня раздался крик старшего офицера Брунсвига: «Буве перед вами!» Провели пять драгировок и, дорожа хорошей, установившейся погодой, взяли курс на юго-восток, за три недели спустившись до 64°14′ ю. ш. в районе Земли Эндерби, но Антарктического материка не достигли, так как путь преграждали льды. Капитан А. Крех велел разбудить К. Чуна и вызвать его на мостик: лот показал глубину примерно 4500 метров. Решили поворачивать на север. Пришлось отталкивать льдины от корпуса судна шестами, но 16 декабря море очистилось ото льда и на душе у всех стало легче. Первое, что сделали, выйдя из льдов, – провели ряд ловов замыкающимися планктонными сетями и траление, вытравив 6400 метров троса. Трал принес груду камней, самый большой из которых весил около полутонны, но были в улове и представители фауны: крупные асцидии на тонком стебле, два вида морских лилий, офиуры. Погода портилась, грянул шторм с метелью, но к Сочельнику пришли к острову Кергелен, где провели четыре дня и организовали высадку ученых. Здесь поражали не только огромные морские львы, но и насекомые с укороченными недоразвитыми крыльями, жившие среди «кергеленской капусты» – принглея, мокрицы, походившие на ископаемых трилобитов, отсутствие растений, опыляемых насекомыми (все местные растения опыляются ветром).
Рождество и Новый, 1899-й, год сопровождались сильным штормом. 3 января подошли к острову Сен-Поль, на котором встретили француза, занимавшегося с командой в 20 человек рыбным промыслом, и это были первые люди, встреченные «Вальдивией» за два месяца антарктических скитаний. Остров этот – вулканического происхождения, центральную часть его занимал кратер, разрушенный с одной стороны. Внутри кратера стояло судно, доставившее туда рыбаков, здесь же экипаж «Вальдивии» наловил превосходных лангустов. На острове имелись горячие источники, в которых рыбаки варили рыбу и раков. Натуральный обмен пополнил стол на «Вальдивии» рыбой, а рыбаки смогли насладиться сигарами, табаком и красным вином.