Лев Исаевич Славин
Интервенция
Картина восьмая. НОЧЬ 1919 ГОДА
Аптека. Ночь. Полумрак. Шкафы с ядами. Мерцают рубиновые и фиолетовые вазы.
Храп аптекаря. Звонок. Еще звонок. Стук. Сотрясение двери. Аптекарь идет, шаркая туфлями, – старик, которому революция не дает выспаться.
Аптекарь. Аптека закрыта. Вы слышите? Обратитесь в дежурную аптеку. Уходите.
Голос. Открой. Или я брошу бомбу.
Аптекарь открывает. Входят Жанна, Санька и Али. Жанна поддерживает Саньку.
Жанна. Бинт! Вату! Йод!
Аптекарь роется в шкафу.
Санька. Выбегаю из ресторана. Стреляют вслед. Улицы темные, пустые. Бегу. Стреляют вслед. Падаю. Ничего не помню.
Аптекарь перевязывает.
Жанна. Должно быть, долго ты лежала. Я споткнулась о тебя. Я шла к вам в кафе. Али меня предупредил.
Санька. Откуда он знал?
Али. Бангвелло! Бангвелло!
Аптекарь. Ничего опасного: пуля прошла насквозь.
Санька. Слабость, слабость…
Аптекарь. Я не могу оставить вас здесь. Вы должны уйти. Я хочу спать.
Жанна. Молчи. Ты знаешь, кто мы?
Аптекарь. Я не хочу знать. Отстаньте от меня с вашими сумасшедшими делами. Я хочу спать.
Жанна. Мы контрразведка. Понял? Никто не должен знать, что мы здесь были. Понял? Иначе… Ты знаешь, как поступают с болтливыми?
Аптекарь. Я ничего не видел. Я ничего не слышал. Вы ко мне не приходили. Ничего не было.
Жанна. Иди к себе.
Аптекарь уходит за стойку.
Что-нибудь придумала?
Санька. Ничего.
Жанна. Если до утра мы не вырвем Мишеля из контрразведки, он погиб.
Молчание.
Али. Мишель бангвелло ваньямвези, Мишель!
Жанн а. Он что-то знает. Но что – я не могу понять.
Санька. Надо спасти Мишеля.
Жанна. Думай, Санька, думай.
Санька. Дать взятку… Но если не возьмут?
Молчание.
Украсть какую-нибудь ихнюю шишку и обменять на наших…
Молчание.
Взять автомобиль и… Так нет автомобиля…
Молчание.
Ворваться силой, с пулеметом…
Молчание.
Какая-нибудь хитрость…
Молчание.
Жанна. Ты идти не можешь?
Санька. Слабость…
Жанна. Я ухожу. Я отыщу Степикова. Я отыщу областном. Надо спасти Мишеля. Вот тебе револьвер. (Дает Саньке револьвер.) Я приду за тобой. Эй, старик, ты помнишь, что я сказала?
Санька. Жанна! Кто же нас провалил?
Жанна. Я приду. Али! Идем, Али!
Али и Жанна уходят.
Аптекарь. Когда-то наше ремесло было самое мирное. Рыбий жир. Касторка. Люди умирали в меру. Я вас спрашиваю: куда девались старые, добрые болезни? Где ишиас? Где геморрой? Я вижу одни раны – колотые, резаные, рваные. Уже три года как я не видел анализа мочи. Люди перестали интересоваться своей мочой. Они начали интересоваться политикой. Ничего хорошего из этого не выйдет.
Санька дремлет. Вбегает, не замечая ее, Жен я. Он смраден. Он, видимо, скатился на самое дно.
Женя. Аптекарь, дай мне опиума! У меня понос!
Аптекарь. Наконец-то я вижу человека с приличной болезнью. Нате вам опиум, молодой человек.
Женя. Этого мало. Еще четыре пилюли!
Аптекарь. Вы с ума сошли! Слона можно убить четырьмя пилюлями.
Женя. Или ты мне сейчас дашь их, или я тебе отолью такую пилюлю!… (Лезет в карман.)
Аптекарь. Сейчас, сейчас. Я уже вижу, у вас есть рецепт. (Дает пилюли.) Вы, наверное, тоже из контрразведки?
Женя. Осел! Я большевик. (Подносит пилюли ко рту.)
Аптекарь. Что вы делаете?
Женя. Не мешай мне, старик! Я сам себе вынес приговор.
Аптекарь. Зачем вам травиться? Вот у вас револьвер – стреляйтесь. Вам все равно. А мне меньше неприятностей.
Женя. Убирайся, старик! Что ты понимаешь в этом! Испортить себе череп!… Я лежу в цветах… «Как он молод… Как он красив…» (Напевает похоронный марш.) Их нужно глотать? Настоящий яд должен быть жидким. Эй ты, заведующий ядами, нацеди-ка мне в этот пузырек немного смерти.
Аптекарь наливает.
Какая вонь! Чего ты мне налил сюда? Я согласен умереть, но не в такой вони. Что здесь?
Аптекарь. Хороший нашатырный спирт.
Женя. Мошенник! Он хотел мне подсунуть дешевый яд! Вульгарный яд горничных, отвергнутых любовников, пролетарский яд… Я люблю свой класс – буржуазию! Дай мне буржуазного яду! Дай мне самую дорогую отраву…
Аптекарь подносит Жене рюмку.
Что это?
Аптекарь. Кураре.
Женя (озабоченно). Возьмет ли меня кураре? Как оно действует?
Аптекарь. Сначала ваша нижняя челюсть отвиснет. Потом западут ваши ноздри…
Женя. Перестань!
Аптекарь. Потом ваше лицо станет синевато-желтым…
Женя. Перестань!
Аптекарь. Потом ваша кожа покроется холодным и липким потом. Глаза закатятся, и изо рта выйдет фиолетовая пена.
Женя. Молчи! Я не хочу мучений. Они тоже не мучаются. Полковник сказал мне: «Никаких мучений». Чем же я хуже их? Я умираю потому, что не хочу мучений совести. Дай мне смерть легкую, как поцелуй сестры…
Аптекарь (копается в одном из своих страшных ящиков). Морфий? Хлорал-гидрат? Кокаин?
Женя (благосклонно). Кокаином отравили Сократа. Философский яд. Он быстро действует?
Аптекарь. Момент! (Дает Жене кокаин.)
Женя (после раздумья). Я хочу долго уходить из мира. Пусть затянется последнее свиданье. Дай мне смерть длинную, как любовь матери.
Аптекарь. Ей-богу, я в жизни не видел такого привередливого покупателя, как вы. Все ему не подходит. (В сердцах наливает из графина воду и собирается выпить ее.)
У входа показывается Имерцаки, никто не замечает его.
Имерцаки (шепотом, обращаясь за кулисы). Хозяин! Фраер тут.
Входят и прячутся за шкаф Филька и Токарчук.
Женя (театральным тоном). Это потому, что все к тебе приходят за жизнью, а я к тебе пришел за смертью. Ну, что же ты мне посоветуешь проглотить? Ты же понимаешь в этой гастрономии.
Аптекарь. Я вам посоветую, молодой человек, хорошую селедочку с луком…
Женя. Молчи. Острить в такую минуту! И притом так плоско!
Аптекарь (подавая стакан с водой). Без боли. Без вкуса. Без запаха. Отличный яд.
Женя. Гм! Ты уверен в том, что это отличный яд? (Нюхает.) Действительно, без запаха. Интересно – какой он на вкус? Но для этого надо попробовать… (Размышляет.) Это похоже на химический опыт… Я согласен умереть – но как человек, а не как морская свинка… (Отставляет стакан.) Я повешусь!
Аптекарь (с энтузиазмом). Да, да, повесьтесь! (Пьет воду из стакана.)
Сзади подходит Филька-анархист.
Женя (плача). Да, я повешусь!
Филипп. Женька, перестань уже работать языком.
Женя. Это ты? Не лезь, пожалуйста!
Филипп. Представление окончено! Я для тебя не публика? Я слишком хорошо знаю тебя!
Женя. Не тыкайте мне, пожалуйста!
Филипп. Гордец! Наполеон! Люди помешались. Все лезут в Наполеоны. Нельзя по улице пройти от Наполеонов. Я тебе скажу по секрету: я сам хочу стать Наполеоном. И, между нами говоря, у меня на это шансов больше, чем у вас всех. Я тебе предлагаю стать моим Муратом. Что? Это тоже не плохо.
Женя. Я знаю, на что ты намекаешь. Последний раз: я не бандит. Я не пойду грабить мамочку. Так низко я еще не пал!
Филипп. Не пойдешь? А вот она тебя уже ограбила. Слушай меня, зануда. Пока ты интеллигентно переживал – донести или нет, твоя дорогая мамочка без всяких переживаний, как паровоз, перла прямо к полковнику со списком коммунистов в кулаке. Твои переживания обошлись тебе в двадцать тысяч франков.
Женя. Мама…
Филипп. Революция тебя надула. Контрреволюция тебя надула. Родная мать тебя надула. Я один тебя не надул.
Женя. Мама…
Филипп. Я могу предложить тебе средство хорошо отплатить мамаше и вместе с тем недурно заработать.
Женя. Ну?
Филипп. Банкирская контора твоей мамаши в пяти минутах ходьбы отсюда. Я думаю сейчас предпринять небольшой визит в банкирскую контору твоей мамаши. Там есть сторож. Сторож тебя знает, а?
Женя. Сколько?
Филипп. Я слышу язык мужа! Пять процентов от валового сбора.
Женя. За пять процентов ищи себе другого Мюрата.
Филипп. Семь!
Женя. Двадцать!
Филипп. Двадцать процентов наводчику? Это было бы с моей стороны просто неэтично по отношению к моим товарищам. Я и так тебе предлагаю максимум – десять процентов. Спроси их. Ты не знаком. Это Имерцаки. Он зимой очистил казначейство.
Имерцаки. Очень приятно.
Филипп. Это Мария Токарчук. Она разрезала падчерицу на сто кусков.
Токарчук (не без кокетства). На девяносто восемь.
Филипп. Ну?
Женя. Идет!
Филипп. Порукам!
Женя. Проклятая старуха! Она опять обманула меня. Идемте, я вам покажу, где банкирша Ксидиас прячет свои богатства. Мама, мама, ты завещала мне одни пороки! Мама! Я отрекаюсь от тебя! (Обращаясь к Филиппу.) А ты не боишься?
Филипп. Чего?
Женя. Что нас захлопают?
Филипп. Не будь идиотом. Полиция у меня в доле.
Начальник контрразведки – мой друг.
Санька. Филипп!
Движение среди бандитов. Филипп, хватаясь за карман, подбегает к Саньке.
Филипп. Спокойно. Это Санька-цветочница. В чем дело, Санька? Хочешь с нами работать? Хочешь вступить в пай? Правильно. Вот и Женя к нам пришел. Вот у нас собирается своя молодежь. Политика – вонючее дело.
Санька. Филипп! Нужно вырвать Мишеля из контрразведки Ты можешь: начальник контрразведки – твой друг.
Филипп. А что мне твои Мишели? Братья? Сватья?
Санька. Филипп! В эту минуту Мишеля мучают, может быть. Товарища! Революционера! Ты же идейный, Филипп! Ты же за революцию.
Филипп. Не закручивай мне, девушка! Это тебе не митинг. Плевал я на революцию! Я капиталист! Спасать большевика? Это у тебя от молодости, Санька. Вот смотри, Женька. Тоже играл в революцию. Тоже дружил с Мишелем. А потом донес на него. И пошел ко мне. Человек растет.
Санька. Это же не он донес. Это его мать. Она свое получит.
Филипп. Ого, Женька! Из тебя выйдет толк. Ловко ты забил девушке баки. (К Саньке.) Это донесли и он, и его мать. Это семья.
Санька выхватывает револьвер.
Женя бросается под скамью.
Токарчук (дрожа). Будет мокрота! Будет мокрота! Квас потечет! Квас потечет!
Филипп (к Саньке). А ну, прими балалайку.
Филипп и Имерцаки обезоруживают Саньку.
Филипп (наставительно). Нельзя долго держать балалайку в руке, а то она сама начинает играть.
Женя (вылезая из-под сканьи, к Саньке). Героиня! Никаких героев нет. Ты слышишь? Все в мире обыкновенно. Ты слышишь? (Берет у Имерцаки Санькин револьвер.)
Санька (бьется в руках бандитов). Партия приговорила доносчика к смерти. Он умрет!
Филипп. Иди ты со своей партией знаешь куда! Будешь мне голову крутить – я тебя сразу не узнаю.
Санька. Пустите меня! Я должна спасти Мишеля!
Имерцаки. Люди делом заняты, а она лезет со своими Мишелями.
Входит Али.
Али. Санька! Санька!
Али замечает Женю. Оба потрясены.
Женя (роняет револьвер). Держите негра! Он видел меня в штабе… (Выбегает из аптеки.)
Али. Бангвелло, Мишель, Мишель! (Поднял оброненный Женей револьвер, выбегает из аптеки.)
Санька – за ним. Сквозь широкое окно аптеки видна ночная улица. Там пробегает Женя. Выстрел. Женя падает. Свистки.
Филипп. А ну, канем отсюда, быстро.
Бандиты убегают.
Аптекарь (выходя из своего угла). Боже мой, что это за время! Что это за сумасшедшее время! Я хочу жить тихо. Отчего я не умер в тысяча девятьсот шестнадцатом году!…
ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
Картина девятая. ТРИ БОЛЬШЕВИКА
Камера в контрразведке. Взад и вперед по камере шагает Бродский. Голова его забинтована. Останавливается. Поднимает кусок штукатурки. Пишет на стене.
Бродский (пишет). «Здесь весной 1919 года сидел коммунист Мишель Бродский. Его выдал Евгений Ксидиас, сын банкирши. Товарищи, убейте доносчика. Пусть другим станет страшно выдавать коммунистов».
Дверь отворяется. В камеру вталкивают женщину. Дверь затворяется.
Бродский. Жанна!
Жанна. Мишель!
Бродский. Жанна, и ты попалась! Пошла в кабачок?
Жанна. Нет, Али меня предупредил, что нельзя в кабачок.
Бродский. Где же тебя взяли?
Жанна. На улице. Я встретила Саньку, она ранена.
Бродский. Она ранена?
Жанна. Но легко. Я отвела ее в аптеку. А сама побежала на верфь… рассказать… и чтобы тебе спасение организовать… И вот я встречаю Степикова. Я ему рассказываю. В это время нас окружают, понимаешь, белогвардейцы… Меня хватают… А!
Бродский. А Степиков?
Жанна. А Степиков вырвался. И побежал. За ним побежали. И стрельба. И я не знаю, что там было… Может быть, он ускользнул… Теперь придется спасать двоих…
Бродский. Что касается нашей судьбы, Жанна, то – к чему себя обманывать? – все ясно… Мы же шли на это… Я вот о чем думаю, Жанна: один провал тянет за собой другой провал – как бы не добрались до областкома… Что ты делаешь?
Жанна ходит по камере, ощупывает стены, пол, потолок.
Жанна. Отовсюду можно выйти. Нужно только отыскать способ. Понимаешь? (Садится.) Он где-то здесь лежит, этот способ. Нужно его отыскать. 01 Я, кажется, знаю.
Бродский. Что?
Жанна. Понимаешь, здесь часовой…
Бродский. Ну?
Жанна. Позвать его сюда…
Бродский. Часового?
Жанна. По голове его… Забрать оружие, переодеться – и к следующему часовому. И так до самого выхода. Понял это?
Бродский. Спокойно, спокойно. Слушай меня. Во-первых, часовой не войдет. Во-вторых, если бы даже и попался такой дурак, он не сможет войти, потому что ключи не у него. В-третьих, если бы даже он и смог войти, мы не можем взять его голыми руками, мы: женщина и раненый мужчина. В-четвертых, если бы мы даже и взяли его, за углом коридора стоит второй часовой, и дальше третий, и вся эта могила набита часовыми. Не расслабляй себя мечтаниями, Жанна. Иди сюда. Давай поговорим, как держать себя на допросе.
Жанна. А все-таки? А если попробовать? (Смотрит в глазок.) Часовой! О! Сюда идут! Мишель, рискнем?
Бродский. Жанна!
Дверь отворяется. Вталкивают Марсиаля. Дверь затворяется.
Жанна. О! Кто вы такой?
Бродский. Марсиаль? Это ты, Марсиаль?
Марсиаль (наигранно). Боже мой, Мищель! Какая встреча!
Бродский. За что тебя?
Марсиаль. За коммунизм.
Бродский. Тебя одного? Или провалилась вся организация пятьдесят четвертого полка?
Марсиаль. Я не знаю. Они взяли и бросили меня сюда.
Бродский. Не понимаю… Совпадение. Или одна цепь? Предательство?
Марсиаль. Да. Я жертва предателя.
Жанна. Кто предатель?
Марсиаль. Кто? Наверно, кто-нибудь из них – Жув, Селестен…
Жанна. Не может быть! Нет!
Бродский. Ты откуда знаешь это, Марсиаль?
Марсиаль. Я? Я так думаю…
Бродский. Ты так думаешь?
Марсиаль. Ну да… Они ведь не пришли в кафе! А? Ага! Это подозрительно… Слушай, Мишель, ты случайно не знаешь, что стало с девушкой по имени Санька?
Бродский (пристально смотрит на Марсиаля). Тебе что до нее?
Марсиаль. Мне?… Да нет… Я так… Мишель! (Таинственно.) Часовой, который стоит здесь в коридоре, мой земляк.
Жанна. Мишель!
Марсиаль. Он согласится взять записку в город.
Жанна. Мишель, пиши в областком: где мы, что с нами, чтоб спасти нас!…
Марсиаль. О! Ну да. Это идея! Пишите!
Бродский. Ему можно доверять, твоему земляку, Марсиаль?
Марсиаль. О! Как мне…
Бродский. Ты в нем уверен?
Марсиаль. Как в себе.
Жанна. Пиши!
Бродский. Надежный парень?
Марсиаль. Ну! Как я!
Жанна. Скорей, Мишель! Какой ты медленный!
Дверь отворяется. Вталкивают Степикова. Дверь затворяется.
Степиков. Ну, ну, без рук. Мишель. Жанна! Ребята! Ребята!
Бродский. Чему ты радуешься, чудак?
Степиков. Что вы живы! А меня захлопали там. Ты ему рассказывал? Но областком не тронут… пока что…
Жанна. Я хочу написать записку в областком. Часовой берется доставить.
Степиков. Верный парень!
Бродский. Вот Марсиаль его знает.
Степиков. Кто?
Бродский. Марсиаль. Вот он.
Степиков. (потрясенный). Здесь Марсиаль?!
Бродский. Да, его только что посадили.
Марсиаль. Э! Салют! Между прочим, случайно не знаете, что стало с девушкой по имени Санька?
Степиков. Так, так, Марсиаль. (С рукой в правом кармане, похлопывая по нему левой.) У меня тут есть кое-что для вас, Марсиаль.
Марсиаль. От мадемуазель Саньки?
Бродский. Она мне ничего не передавала?
Степиков. Нет, исключительно для Марсиаля. Топайте сюда, дорогой, топайте до меня. (Вынимает из кармана руку и страшный ударом бьет Марсиаля по лицу.)
Марсиаль валится.
А, сволочь! (Снова бьет поднявшегося Марсиаля.)
Марсиаль снова падает. Бродский и Жанна хватают Степикова.
Жанна. Он с ума сошел!
Степиков (вырывается). Ах ты, гнида! Пустите, я стукну его! Что вы меня держите, идиоты? Он предатель! Он нас всех предал. Его к вам подсадили.
Жанна. Ах, вот что!
Бродский. Так…
Становится тихо. Все трое медленно придвигаются к Марсиалю.
Марсиаль (внезапно начинает бить в двери и кричать). Спасите! Часовой! На помощь! Спасите!
Дверь отворяется. Марсиаль выскальзывает. Дверь затворяется.
Степиков. Разболтали явку?
Бродский. Нет.
Жанна. Но было близко к тому. Мишель как-то оттягивал. Ты что, подозревал?
Бродский. Я стал осторожен. Немножко поздно…
Жанна. Как ты узнал, что он предатель?
Степиков. Жув и Селестен собственными ушами слышали, как ихний лейтенант его инструктировал.
Жанна. Он же выдаст их всех!
Бродский. Жаль, что мы его не…
Жанна. Ух, я бы его своими руками! (К Степикову.) Почему ты сразу не сказал?!
Степиков. А мне, понимаешь, как увидел я его, прямо кровь в голову ударила. Ничего, он свое получит. Завтра их полк выступает на фронт, и там свои же ребята выдадут ему полным счетом. Они уже уговорились… Мишель, ты бы поспал, а? Правда, приляг…
Бродский. Проспать остаток жизни…
Степиков. Положение наше, конечно, аховое. Но есть надежда… Есть надежда…
Жанна. У тебя есть планы? Скорей! Кончается ночь!
Бродский. Кончается… Да… Все кончается… Но почему так рано?!
Степиков. Конечно, что и говорить, устроились мы не очень уютно, но есть надежда, есть надежда… (Внезапно оживившись.) Видишь ли, в чем дело. Фронт здорово приблизился к городу. Завтра решающий бой. И если наши победят, то мы спасены, мы спасены…
Бродский. А не лучше ли, товарищи, посмотреть жизни прямо в глаза, то есть, вернее, не жизни, а…
Жанна. Нет, нет, Мишель! Я верю…
Бродский. Жанна, друг мой, ты сколько солдат сагитировала?
Жанна. Человек, я считаю, пятьдесят. А что?
Бродский. А из этих пятидесяти каждый, считай, тоже по нескольку человек сагитировал. И те, в свою очередь, тоже. В общем, наверно, целый полк. Несколько сот человек ты сделала, Жанна, сознательными людьми. Ей-богу, не даром пожито!
Жанна. Нет, нет, Мишель! Вот утро. Это начало жизни.
Бродский. Уже утро?… Значит, скоро…
Жанна. Я не смерти боюсь, а боли…
Степиков. Жалко, конечно, умирать в такое время. Каждому мало-мальски рабочему охота посмотреть…
Бродский. Ребята, очевидно, сейчас начнется допрос. Тянуть особенно они не будут. Но ведь мы не последние большевики на земле, черт побери! Когда-нибудь, ну, лет через пятнадцать, а может, через двадцать, когда будет социализм, люди скажут: «Вот некогда, в тысяча девятьсот девятнадцатом году, иностранная буржуазия хотела раздавить молодую русскую социальную революцию. Было прислано множество танков, броненосцев, сотни тысяч солдат. И вот нашлись люди – это были обыкновенные люди, – они работали, чтобы отдать свою страну трудящимся, они не пожалели для этого своей жизни. Им было по тридцать лет…» (Прислушивается.) Так вот, значит, сейчас начнется допрос. Следователь сперва будет ласков. Сначала он предложит папиросы. Потом он предложит жизнь. Папиросу, кто очень хочет курить, можно взять, а от жизни придется отказаться. Следователь разведет философию: «Вы молоды, жизнь хороша…» – и так далее. Жандармы неизобретательны в философии. Но они очень изобретательны в другом. Вот тут нам может прийтись довольно туго, ребята. (Поправляет повязку на голове.) Что ж, выдюжим! Останемся большевиками до конца. Ни одного имени! Ни одного адреса! Товарищи мои! Ну, попрощаемся.
Целуются. Жанна издает звуки, похожие на рыдания.
Жанна! Жанна!
Жанна. Нет, это просто насморк…
В камеру входит полковник Фредамбе. Вносят стол и стул. Полковник садится.
Полковник. Я не следователь. Я не полицейская собака. Я солдат. Я не задаю коварных вопросов. Я не вырываю ногтей. Фи! Я наступаю открыто. По-военному. Развернутым фронтом. Я предлагаю вам: жизнь, свободу, поездку за границу. Курите?
Бродский. Вы, солдат, предлагаете нам стать дезертирами?
Полковник. Время пройдет – все забудется. Время – джентльмен.
Степиков. Нет, кроме шуток?
Полковник. Вы взойдете на палубу. Пароход загудит красивым молодым басом, и вы поплывете навстречу прекрасной Европе. Я вам завидую.
Бродский. Мы не взойдем на палубу. Пароход не загудит молодым, красивым басом. Мы не поплывем навстречу прекрасной Европе. И все-таки вы нам будете завидовать. Я вам сейчас докажу это. (Берет папиросу.) Мы революционеры. Мы свободные люди. А вы лакеи парижских, лондонских и нью-йоркских спекулянтов. Вас содержат ростовщики. Мы добываем счастье для людей. А вы – купоны для рантьеров. Нас послал народ, а вас послали лавочники Европы и Америки. Согласитесь, полковник, разница не в вашу пользу.
Полковник (задетый, но из расчетливости стараясь удержаться на высоте интеллектуального разговора). Но-но, не преувеличивайте, мсье. Я свободный человек. Я здесь по доброй воле.
Бродский (берет со стола карандаш). Если бы этот кусок дерева мог рассуждать, он, наверно, был бы уверен (швыряет карандаш), что падает по доброй воле.
Полковник. Ну… Разговор несколько затягивается и несколько уклоняется… (Либеральничая.) На что вы надеетесь, кучка ослепленных, обманутых людей? Против вас армия союзников: двадцать пять миллионов солдат!
Бродский. Будем откровенны – здесь нет посторонних.
Полковник (оживляясь). Да, будем откровенны.
Жанна. Мишель!
Степиков. Ничего, ничего.
Бродский (таинственно). Вы боитесь своих солдат еще больше, чем красных.
Полковник. Я думал, что вы умнее. Наши полки – это римские легионы. Они победили мир.
Бродский. Однако эти римские легионы бегут во все лопатки от наших голодных и босых партизан. Да, господин Юлий Цезарь! Вы отступили от Николаева, вы отступили от Херсона, вы отступили от Беляевки, от Березовки, от Тирасполя, от Вознесенска. Вы отступите и от Одессы.
Полковник. Мне жаль вас, мсье. Вы кажетесь человеком с головой. Ваши сведения устарели. Вы все еще надеетесь на помощь извне? Но знаете ли вы последние события? Красные войска разбиты!
Бродский. Вы врете! Большевики надвигаются. Они растут. Они окружают. Вот они! Вот они!
Полковник (рефлекторно вздрогнув и озирая зрительный зал). Где? О грязные русские! Мы пошлем сюда корпус, армию! Мы растопчем ваши вшивые войска!
Жанна. Посылать войска в Россию – это все равно что посылать их в коммунистический университет.
Полковник. Quant а vous, ma chеrie, ca sera une conversation particuliеre. Vous еtes franсaise. L'adresse d'Oblastkom – c'est pas une trahison pour vous. Au contraire – vous avez trahie la patrie, pour vous c'est une rеdemption de la trahison. Donnez quelques adresses, quelques noms et la patrie vous pardonnera. Vous voyez, je ne suis pas sеvеre [2].
Жанна. Когда я смотрю на вас, мне стыдно, что я француженка.
Полковник. Franзaise! Monstre, privе du patriotisme! [3]
Жанна, Je suis la patriote du socialisme! [4]
Полковник. Je dois ajouter, mademoiselle, que si vous еtes sincеre je vous libеrerai, ainsi que ces messieurs… [5] В ваших руках их жизнь.
Степиков. Жанна! Пошли его подальше!
Полковник (Степикову). А вы, мсье, вы маленький человек. Эти люди делают карьеру. Это деньги. Это льстит самолюбию. Но вы (почти поет) простой рабочий. Простой обманутый рабочий. Неужели вам интересно быть трамплином для этих комиссаров, которые…
Степиков. Убирайся со своими песнями туда, откуда ты приехал!
Полковник. Не злоупотребляйте моей добротой, господа. Адреса!
Молчание.
Развязывайте языки, мои милые! Я устал. Адреса!
Молчание.
Ну, в таком случае…
Распахивается дверь. Входят люди с револьверами. Молча надвигаются они на большевиков.
Адреса!
Вместе:
Степиков. Отставить!
Бродский. Нет!
Жанна. Никогда!
Люди надвигаются.
