Лера Манович
Первый и другие рассказы

I

Первый

Договорились встретиться в Макдаке на Пушкинской. Это он предложил. Денег на ресторан не было, и вообще.

Он пришел первый, заказал бигмак, колу. Сел у окна. На улице накрапывал дождь. Незнакомые, озабоченные люди сновали туда-сюда. У него была жена, любовница и тот неприятный период в жизни, когда всем про всех известно.

Она сильно опаздывала. Три раза звонила, много говорила. Он уже начал жалеть, что спустя пятнадцать лет согласился встретиться. Зачем возвращаться к старым историям?

– Надежда! Ты?

– Я, Николай Алексеевич.

– Боже мой, боже мой, кто бы мог подумать… – подобные, описанные еще Буниным, встречи пугали его.

Она cнова позвонила, сказала, что уже недалеко. Стоит в пробке. «Надеюсь, ты дождешься». Он положил трубку и подумал: «Черт бы её побрал!». Cама его разыскала, сама предложила встретиться. А теперь он сорок минут ждет, как будто без того мало проблем.

Голос у нее был все тот же. «А вдруг она бабища страшная?». Но тут же вспомнил фото на фейсбуке. Не бабища и не страшная. Даже красивая. Но все равно – на фига ему это? А ей?

Он шумно отпил колу. Вспомнил утреннюю сцену дома. Жена в дверях с опухшими глазами. По утрам у неё всегда были узкие глаза. Раньше он ласково звал её «мой япошка». На руках сын. Немой укор. Нет, не немой:

– Опять поздно придешь?

Он не ответил, завязывая шнурки.

– Как смеешь ты вот так ходить с лицом порядочного человека? – спросила она тихо. Сын испуганно смотрел сонными глазками.

Он откусил бигмак, посмотрел на своё отражение в стекле. Лысина со лба, растрепанные кучерявые волосы, грустные глаза, грустный рот. Он не был похож на подлеца, который привез жену в чужой город, чтоб здесь увлечься другой. С непростительной разницей в возрасте. Теперь ему не хватало ни сил, ни денег.

– Привет! – Она стояла над ним. Короткая стрижка, внимательные глаза.

Он улыбнулся. Она беззастенчиво, как ребенок, рассматривала его. Он смутился. Положил недоеденный бигмак на поднос.

– Ну, вот я, – сказал он.

– Ну, вот ты, – весело ответила она.

Села.

–Будешь что-нибудь?

– Я бы кофе выпила.

Он принес ей капучино и маленькое шоколадное пирожное на блюдце. Сел.

– Три сахара. Нормально?

– Да, вполне сладко. Спасибо.

Отпила. Посмотрела на него с улыбкой.

Изменилась. Стала лучше. Красавица.

– Ну, как жизнь? – спросил он.

– У меня?

– Да.

– Нормально. А у тебя?

– Терпимо.

– Ты женат? Встречаешься?

– И то и другое.

– Даже так? – она весело подняла бровь.

– А ты?

– Была замужем. Сейчас живу с мужчиной.

– А есть разница? – пошутил он.

Посмотрела серьезно. Он доел бигмак. Зашуршал, комкая бумагу. Она взяла чашку, поднесла к губам. У нее были ухоженные руки с продолговатыми блестящими ногтями. Он подумал о жилистых, красноватых от воды руках жены. Детские, с заусеницами, всегда перепачканные краской пальцы любовницы.

– Чем ты занимаешься? – спросил он.

– Бизнес-проекты. Руковожу отделом. А ты?

– Художник. Рисую комиксы.

Она улыбнулась.

– У тебя прическа как у Красти из Симпсонов.

– Я и есть долбаный Красти, – он грустно усмехнулся.

Она поддела вилкой кусочек пирожного, положила в рот. Облизала губы.

Поймав его взгляд, смущенно сказала:

– Вкусно.

– Насколько я помню, – сказал он, – я был твоим первым мужчиной.

Она кивнула. Опять улыбнулась:

– Почему был? Ты и сейчас…

Все получилось случайно. Она жила неподалеку от общежития. Он часто у них бывал – приветливая, интеллигентная семья, всегда можно было рассчитывать на ужин. Девчонка была ничего. Просто ничего. Ловил на себе её взгляды. Влюбилась.

Однажды зашел – дома одна. К экзаменам готовится, родители на даче. Сбегал за вином.

Утром проснулся первый. Головная боль от вчерашней бормотухи. Она спала рядом. Крепко. Рот по-детски приоткрыт, и на подушку тянется тонкая, прозрачная ниточка слюны. Он стал одеваться. Она села на кровати. Он, чувствуя себя вором, которого застиг хозяин, натягивал брюки.

– Уходишь? – спросила она.

– Да.

Он не смотрел в глаза.

Потом, встречаясь в университете, улыбался как ни в чем не бывало. Она вымученно улыбалась в ответ. Экзамен завалила. Ходить к ним в гости он перестал.

Потом она стала с кем-то встречаться, он тоже. Со временем забылось, вытеснилось из памяти. А теперь, когда перед ним сидела сильная, независимая женщина, зачем-то вспомнилось.

У него зазвонил телефон.

– Ты c женой поговорил? Я так больше не могу! – в трубке всхлипнули. Что-то громко брякнуло. Разговор оборвался.

Она смотрела на него своими спокойными серыми глазами:

– Тебе пора?

– Да, наверное.

– Ну, хорошо. Была рада увидеть.

Вытерла салфеткой губы:

– Тебе куда? Я в сторону ВДНХ. Могу подбросить.

Они ехали в одной машине. Ей позвонили. Видимо, её мужчина. Она говорила с ним смешливо и ласково. Он смотрел на её узкие кисти, уверенно лежавшие на руле, на сильную шею, гордо посаженную голову.

– Куда поворачивать? – cпросила она.

– Вот здесь, на остановке.

Она мягко затормозила. Прощаясь, он потянулся к ней. Она торопливо и как будто брезгливо чмокнула его в щеку. На него дохнуло мускусно-цветочным ароматом и чем-то давно забытым. Он вышел из машины, закинул на плечо сумку. Вспомнил что-то, торопливо открыл молнию. Достал журнал с голубой обложкой. Протянул:

– Это тебе. Свежий номер. Шестнадцать полос – мои.

Она взяла журнал в руки:

– А у меня для тебя ничего нет, – улыбнулась будто виновато.

– Даша, – сказал он.

– Что? – она подняла свои спокойные серые глаза.

– Хорошо выглядишь.

Она молчала. Он аккуратно захлопнул дверь машины.

– Слав, – позвала она.

Он обернулся, наклонился к отрытому окну.

– Еще раз хлопни, – сказала она. – Не закрылось.

Мигнув фарами, машина уехала. Он шёл по улице, переступая длинные тени фонарей, жадно и часто затягиваясь. Остановился. Домой не хотелось. Никуда не хотелось. Он долго чиркал зажигалкой, прикуривая новую сигарету.

Художники

I

– Ты когда-нибудь кончаешь? – Глеб затянулся, глядя в потолок. Положил руку под голову. Она молча водила ладонью по его груди.

– И с мужем нет?

Она улыбнулась, помотала головой.

– Ясно.

Глеб встал. Прошелся по мансарде, щелкнул чайником. Еще раз затянулся и, прищурившись, уставился на незаконченную картину на мольберте. Там была изображена обнаженная женщина. Та самая женщина, которая сейчас наблюдала за ним из постели. Глеб стряхнул пепел на пол:

– Кофе будешь?

Она закивала.

– Тогда вари.

Она послушно встала, накинула его рубашку, пошла к плите.

Глеб присел за мольберт как был, голый. Всмотрелся в набросок. Расставив ноги, сделал несколько мазков.

***

В курилке было серо от дыма. Глеб, держа сигарету в руке, говорил приятелю:

– Спокойная, без претензий. Тело красивое. И что замужем – хорошо. Мне сейчас серьезного не надо. Что прошу – все делает. Ласковая. Но за три месяца ни разу!

– А ты спроси, – полненький приятель усмехнулся, – может, её не устраивает что-нибудь?

– Да брось!.. Знаешь, даже Антонину вспомнил. Cколько крови попила. И не любила. Но как в постели орала!

– Пол-этажа в общаге будила!

Они засмеялись.

– Как она? Общаетесь?

– Сто лет не видел. Говорят, замуж вышла, детей нарожала.

Они помолчали.

Глеб затоптал окурок:

– У тебя-то как?

– Ленка химию прошла. Вроде лучше.

– Всё то же, что зимой?

– Ага.

– Ну, держитесь. Увидимся.

Глеб запахнул пиджак и, шагая через две ступеньки, пошел по лестнице.

***

Глеб открыл дверь в мастерскую. Она мыла пол. Cтоял знойный день. Окна были распахнуты. Блузка, юбка аккуратно лежали на кресле. Она обернулась, тыльной стороной руки поправила волосы. Глеб поискал сухое место на полу, поставил папку с эскизами. Она наклонилась над ведром и отжала тряпку.

– Слишком современное белье, – сказал он. – В атласном лифчике ты была бы лучшей девушкой Советского Союза.

Она улыбнулась.

– Зачем? – он показал на тряпку в её руках.

– Пыльно.

– Ты отпросилась?

– Последнюю пару отменили, муж на футболе.

– И ты пришла ко мне, чтоб вымыть пол?

– Ты кашляешь от пыли.

Он подошел к ней вплотную, обнял. Притянул к груди её голову. Мокрая тряпка шмякнулась на пол.

***

Глеб курил и, прищурившись, смотрел в потолок. Она, стоя у плиты, держала кофеварку за длинную ручку.

– Наташа.

Она обернулаcь. К влажному лицу прилипли пряди волос.

– Наташа.. у нас что-то не то.

Она молчала.

– Ты как будто не до конца моя.

Убежавший кофе с шипением заливал плиту.

***

– Хорошая работа.

Пожилой человек в просторном пиджаке стоял перед холстом с изображением обнаженной женщины. Женщина сидела на стуле лицом к художнику, вцепившись руками в сидение и слегка расставив ноги.

– Теплая, живая. Вот здесь очень хорошо тени легли.

Человек в костюме, почти касаясь холста, провел пальцами по внутренней поверхности бедер:

– Дотронуться хочется.

Опустил руку. Помолчал, любуясь.

– Напряжение какое. Кажется, дотронешься – и она взорвется. Отзывчивое тело. Ведь отзывчивое?

Человек с хитрой улыбкой посмотрел на Глеба.

Глеб пожал плечами.

– Глеб. Я был очень дружен с вашим отцом. И вас очень ценю. Вы – способный человек. Молодой, горячий. Это ваше дело. Но, знаете, в одной из аудиторий, где вы ведете, на парте нацарапан стишок: «Глеб Сергеевич Опалов с каждой третьей переспалов».

– Андрей Сергеич, это ошибочная статистика.

Автор шёл на поводу у рифмы.

Человек в костюме посерьезнел:

– Я понимаю, это не школа. Люди взрослые. Вы не намного их старше. Но я прошу вас быть благоразумнее.

Глеб кивнул. Человек в костюме отошел подальше от мольберта и cнова посмотрел на картину.

– А работа очень живая… Не останавливайтесь.

Хорошую волну поймали.

***

Наташин муж всё узнал. Устроил скандал. Она сразу прибежала к нему. Глеб посадил её за стол, успокоил, посоветовал еще раз спокойно объясниться с мужем. Мол, бабская дурь. Художник. Ловкий. Рисовал. Предложил вина. Завлек. Каюсь. Больше не повторится.

Она смотрела на него удивленно, потом встала, подошла к окну. Глеб говорил, приводил аргументы, смешные, остроумные способы все склеить и вернуть. Наташа развернулась, пошла к раковине. Намочила тряпку. Он смотрел, как её рука быстро и тщательно протирает подоконник.

Она закончила. Спросила:

– Пойду?

Глеб пожал плечами:

– Иди.

В коридоре догнал и обнял. Наташа остановилась и, к его удивлению, разрешила себя поцеловать. Ответила на поцелуй. Он стоял, не зная, что делать дальше. Она улыбнулась.

– У меня к тебе одна просьба.

– Какая?

– Протирай пыль хотя бы раз в неделю.

Аккуратно, чтоб не хлопнуть, закрыла за собой дверь.

II

Андрей Сергеевич долго переходил от одной картины к другой. Подолгу стоял. Присматривался. Глеб не выдержал.

– Ну, что?

Андрей Сергеевич покачал головой.

– Глеб, не то. Что-то ушло из работ. Всё распадается… Та, первая, – он сделал в воздухе жест, как бы обводя воображаемые бедра, – та была хороша. А эти..

Он подошел к одной из картин.

– Тени выглядят как огромные родимые пятна. Это тело отталкивает.

Он отошел, присмотрелся:

– Это Алька, что ли, с первого курса?

Глеб кивнул.

– Глеб-Глеб. Вы путаете творчество и жизнь.

Андрей Сергеевич посмотрел на часы.

– Так, мне на совещание надо. Работайте, думайте, пытайтесь… Время еще есть, – он хлопнул его по плечу, улыбнулся. – Все приложится.

В дверях Андрей Сергеевич окликнул Глеба:

– Та натурщица на стуле? Из наших, местных?

Глеб помотал головой.

– Не дадите телефон?

Глеб усмехнулся. Нацарапал на листке цифры:

– Но у нее телефон две недели не отвечает.

Андрей Сергеевич взял в руки бумажку:

– Возможно, он не отвечает только вам.

Глеб взглянул на него резко, и захлопнув папку, вышел из кабинета.

***

Глеб и его приятель сидели в столовой друг напротив друга. Откусывая хлеб, приятель быстро и с аппетитом ел суп. Глеб, не притрагиваясь, смотрел в окно.

Приятель перестал есть, взглянул не него:

– Что за траур? Ты про Сергеича всё?

Глеб не ответил.

– Да брось ты! А судьи кто? Ты когда в последний раз у него приличную работу видел, а? Он всё больше о методиках вещает и по конференциям разъезжает.

– Без него вижу, что плохо.

– Не самоедствуй. Лучше расскажи: девицу-то свою до оргазма довел? – приятель вытер улыбающиеся губы салфеткой.

– Нет. Мы расстались.

– Из-за этого?

– Из-за того, что я мудак.

Приятель отпил компот.

– Не, ну ты что-то совсем расстроен.

Глеб встал, придвинул к приятелю нетронутую порцию:

– Будешь? Я не хочу.

Приятель посмотрел на котлету. Улыбнулся смущенно.

– Бери-бери.

Приятель с аппетитом пододвинул к себе тарелку:

– Ленка в больнице. Я оголодал слегка.

Глеб нахмурился:

– Опять рецидив?

– Не, – приятель принялся за котлету. – На сохранении. Беременная.

Глеб присвистнул.

– А разве сразу после химии можно?

– Врач сказал – если Бог дал, значит, можно.

***

Глеб вошел в мастерскую, не разуваясь упал на кровать. Пол был такой грязный, что оставались следы. Он почему-то вспомнил, что сегодня среда. Её муж часто был в это время на футболе, и она забегала. Торопливо сметала пыль, что-то готовила. Иногда позировала. Он пользовался ею, как и множеством других женщин: ел, то, что она готовила, ходил по чистому полу, который она мыла. Рисовал её тело. Он не просил их об этом. Поэтому и благодарности не испытывал.

Он встал, распахнул окна. С улицы дохнуло зноем. Он поднял прислоненную к стене картину. Наташа. Нежная и замершая. Вытащил из шкафа ветошь. Замотал в нее картину. Взглянул на часы.

***

Глеб хорошо помнил её адрес, хотя был тут только однажды. Большая сталинская арка, площадка с покосившимся турником, палисадник с одиноким кустом. Он стоял и курил, понимая, как глупо выглядит его появление.

Молодая женщина с коляской прошла мимо, с любопытством посмотрев на него. Проехал, прозвенев звонком, мальчик на велосипеде. Две долговязые подружки прошли, хихикая, с любопытством посмотрев на замотанную в простыню картину.

Наконец он заметил её. Она шла не одна. Поспешно бросив окурок, Глеб зашел в арку.

Они о чем-то говорили. Наташа улыбалась своей спокойной улыбкой. Её муж, высокий, cпортивный человек, рассказывая что-то смешное, открыл дверь подъезда. Пропустив её вперед, шлёпнул сзади. Она переливисто рассмеялась. Глеб почувствовал, как cжалось горло. Быстро пошел к остановке. Картина осталась стоять в арке.

***

– Как же так, Глеб? Где потеряли? Это была великолепная вещь! – Андрей Сергеевич возбужденно ходил по комнате. Глеб курил, глядя в окно. Андрей Сергеевич остановился рядом:

– А я вот в последний момент решился. Сколько можно заниматься административными вопросами? Я ведь тоже художник.

***

В девушке с обнаженной спиной, которую Андрей Сергеевич представил на конкурсе, Глеб сразу узнал Наташу. Картина имела ряд недостатков. Но странно – к ней тоже хотелось прикоснуться.

– Удивительная женщина, – смущенно говорил Андрей Сергеевич Глебу, – будто свет изнутри идет.

После вернисажа, когда они пили в служебной коньяк, он, раскрасневшийся и пьяный, шепнул Глебу:

– Я хоть и старик, но никогда донжуанству вашему не завидовал. На кой мне свиристели эти… А тут в первый раз затосковал. Такая женщина!

– Какая? – Глеб поднял пьяный, затуманенный взгляд.

Андрей Сергеевич c улыбкой наклонился к нему, шепнул что-то на ухо. Глеб нехорошо усмехнулся. Потом мотнул головой и налил себе еще.