Леонид Сергеевич Акимкин
Адам
глава 23
Демонстрация технических возможностей райского сада до сих пор не отпускала меня. Я снова и снова прокручивал в голове ее яркие моменты, и мурашки бегали по моей коже в такт заново переживаемым эмоциям.
– Ау, человек-загадка, хватит стоять, как изваяние, – я и забыл, что в раздевалке вместе со мной был Ярослав. Он пришел заранее, пока я еще был в саду, чтобы поздравить меня, как говорится, с крещением.
– Извините, дядя Ярик, – я специально придумал ему это прозвище, чтобы как-то отвечать на его колкости. Оно его жутко бесило.
– Вот-вот, не бесите дядю, прикройте пестики-тычинки, – помощник протянул мне полотенце, – тоже мне Аполлон Бельведерский.
– Извини, – я и забыл, что стою перед ним в чем мать родила. После выхода из сада полагалось костюм снять и принять еще более тщательный душ. Все, что находилось по эту строну охраняемых ворот было жутко секретным, включая и пыль, и грязь.
– Завидую тебе, Петров, до чертиков, – Ярослав мечтательно закатил глаза, вернее глаз. – Вспоминаю себя в первый раз. Поверь мне, тогда сад не имел и сотой доли от сегодняшних возможностей. Дерево было настоящим и по сравнению с этим просто кустик, а вход был в пещерах. Я там вечно головой стукался.
Впервые я увидел своего друга таким счастливым, он рассказывал о былых днях с упоением и смехом. Мне его стало еще жальче чем, раньше.
– А когда выпустят всю живность, ты, Петров вообще с ума сойдешь, – захваченный воспоминаниями собеседник кружил вокруг меня, размахивая руками. – Я вот к животным вообще равнодушный, а знаешь, как зацепило!
Хорошее настроение Ярослава передалось и мне. Я, надевая штаны, стал скакать на одной ноге, а второй выцеливал его зад для отвешивания дружеского пинка.
– Ты же как ненормальный со своей псиной носился, я в личном деле читал, – поняв, что сболтнул лишнего, помощник осекся. – Я имел ввиду…
– Хватит! – я захрипел от подкатившего к горлу кома. Хорошего настроения как не бывало. В последнее время я все реже вспоминал своего пса и был благодарен памяти за это. А сейчас на меня накатило, ноги подкосились, и я плюхнулся на скамейку с полуспущенными штанами.
– Извини, я не это хотел сказать, – Ярослав сел напротив и стал тщательно рассматривать носки своих замшевых туфель.
– Не извиняйся, – я немного пришел в себя и, не глядя на него, продолжил одеваться, – ты просто такой человек, Ярослав, ты никого не любишь. Меня за одно не любишь, Анотовича за другое. Надеюсь, себя любишь.
– А ты не извиняйся, – чувства стыда как не бывало. Мой помощник смотрел на меня зло, прищурив глаза и стиснув губы: «Я не мать Тереза всех любить. Тебя за что любить? За то, что ты занял мое место? За то, что ты настолько урод, что даже голодный лев тебя жрать не стал?»
Лицо Ярослава побагровело от злости: «Анотовича я не люблю? Да я ненавижу эту суку! А знаешь почему?».
Из сбивчивого от накатывающих приступов ярости рассказа я узнал, что в тот злополучный день Ярослав, как обычно, отправился в сад. Ему предстоял уже не понятно какой по счету тест на совместимость с животными. Ему это порядком надоело, сколько можно было проверять проверенное. Самолюбие требовало скорого запуска проекта и ожидало неминуемой, пусть и анонимной, но славы. Он понимал, что, возможно, никогда не сможет открыто говорить, что это он был тем человеком в райском саду. Но сам факт осознания, что ты стал кем-то большим, символом чего-то очень важного, не давал ему покоя.
По программе большую часть дня он должен был отработать с Лютиком. Это был огромный лев зловещего вида и, благодаря технологиям, очень кроткого нрава. По мнению самого Ярослава, вопрос совместимости с хищником был давно закрыт, он даже катался на загривке этой огромной кошки. Смотрелись они вместе просто шикарно, но психотехников не устраивали какие-то графики работы процессора в мозгу льва, и они гоняли человека с хищником изо дня в день. Все шло, как всегда. Ярослав вышел из пещеры, к нему пришел Лютик, они вместе ходили по саду и выполняли нудные команды операторов, как овчарки в питомнике. В определенный момент Ярослав заметил перемену в поведении хищника, привычная теплота взгляда, как у всех животных проекта, исчезла. В глазах появилась природная сталь убийцы, лев стал нервничать. Сначала он убежал от человека, но операторы заставили его вернуться. К Ярославу он подходил уже не как покорное безвольное животное. Лютик шел медленно, опустив огромную голову, и смотря в его сторону исподлобья, нервно передергивал хвостом. Любому было понятно, что процессор не работает, и животное из покорной твари становится убийцей.
Ярослав испугался и требовал прекратить тест, убрать от него льва. Тогда для связи выдавали обычные рации, как у охранников в супермаркетах, связь была ужасной с помехами. Ему обещали решить ситуацию, но ему надо подождать. Рация шумела и хрипела, чем еще больше раздражала хищника. А потом на связь вышел сам Дамир Анотович, он громко кричал о трусости Ярослава и полном контроле над животным и требовал продолжения теста. Он кричал все громче и громче, лев начал рычать и щерить свои огромные клыки. Он кричал, рация шипела, Лютик прыгнул.
Его целью была рация, своей огромной пастью он схватил ее с лету вместе с половиной правой руки, и если бы она замолчала, то, возможно, все было бы по-другому. Но устройство связи, как назло, не унималось, стало шуметь еще громче с визгами и хрипами. Лев просто пришел в ярость, пытаясь заставить рацию замолчать.
Как вспоминал сам Ярослав, когда хищник прыгнул, он был на грани обморока от ужаса. Руку рвануло так, что хруст плечевого сустава на мгновение перекрыл все шумы, хрип рации и рев животного. А потом главным звуком стал рев самого Ярослава, он не думал, что так может орать. Но боль открывает в человеке скрытые резервы. Слава богу, болевой шок лишил его почти всех чувств, в тот момент он даже оглох. Только зрение осталось верным хозяину и позволило всласть насмотреться на весь процесс глумления разъяренного хищника над беззащитным человеком.
Когда Ярославу казалось, что нет никакой надежды на спасение, он увидел, как его и рвущего его на части зверя окружили люди в камуфляже с оружием. Он даже заплакал от счастья, до этого он плакал от боли, а сейчас от осознания, что будет спасен. Но люди не стреляли, они просто стояли и смотрели сквозь рамки прицелов. Смотрели на то, как ломается грудная клетка под ударами лап хищника, как он отрывает куски плоти вместе с кусками ребер. Смотрели на то, как под взмахом когтей исчезает полголовы, как кровавые кишки втаптывались суетящимся животным в землю. А Ярослав смотрел, как они смотрели. Сознание не покидало его очень долго. Он видел, как уставший царь зверей, потеряв к нему интерес, аккуратно взял зубами его оторванную правую руку. Как он улегся с ней в сторонке и стал кушать. Видел, как отворачивались с ужасом на лице суровые военные, как кто-то из них плакал, как одного рвало. Видел их автоматы, которые могли его спасти или хотя бы прекратить его мучения, но они не стреляли. Военные не стреляют без приказа. Даже когда очень хотят стрелять.
глава 24
Я был раздавлен рассказом друга. Ярослав сидел, обхватив голову руками и тихо покачиваясь, бормотал себе под нос проклятия в адрес всего мира. В последнее время я все реже вспоминал о его увечьях. Протезы руки и лица создавали иллюзию здорового во всех смыслах мужчины в самом расцвете сил. А сейчас, глядя на него, я видел инвалида, изувеченного и чудом выжившего человека. Смогу ли я снова обманываться и без содрогания смотреть на него, я не знал.
– Пошли, – Ярослав встал, вытер рукавом лицо и, одарив меня полным злобы взглядом, повернулся и вышел.
– Подожди! – мне пришлось быстро обуться, а рубашку натягивать на бегу, догоняя идущего далеко впереди по коридору товарища.
Я всегда неплохо бегал, благо конституция позволяла, но Ярослав так быстро шагал по коридору, что я даже немного запыхался: «Мы куда?»
– В лучшее место этого курятника, – Ярослав бодро подмигнул мне и, как ни в чем не бывало, широко улыбаясь, еще быстрее зашагал вперед. Его резкие смены настроения когда-нибудь сведут меня с ума, или он съедет с катушек и придушит меня в темном углу.
Поглощённый мыслями о возможных способах моего умерщвления одноруким безумцем я и не заметил, как мы пришли. Мы остановились у совсем небольшой двери с табличкой «кладовая» и приклеенной бумажкой с надписью «ремонт». Ярослав еще раз мне подмигнул и стал стучать в запертую дверь. Сразу стало понятно, что стучит он заранее обговоренным сигналом, старательно выстукивая необходимый код. Послышались обороты ключа в замке, и дверь тихонько приоткрылась для того, чтобы осмотреть пришедших. Кто стоял за дверью, в узкую щель увидеть не получалось, но незнакомцу с той стороны, видимо, хватало ширины обзора.
– Это кто с тобой? – прошипел хозяин кладовой недовольным голосом.
– Свои, – так же тихо, но дружелюбно прошипел Ярослав, мне оставалось молчаливо наблюдать шипящее общение.
– Свои дома сидят и, знаешь, чего делают? – с еще большим недовольством прошипел незнакомый мне человек.
– Леонидыч, не гони, – недовольно прогнусавил Ярослав, – он со мной. Дверь приоткрылась чуть шире, и мой друг проворно просочился вовнутрь. Я последовал его примеру, и хотя я был намного худее товарища, так быстро проникнуть мне не удалось. Как только я втянулся внутрь, дверь за мной была захлопнута и закрыта на ключ. Помещение оказалось небольшим и довольно узким из-за стеллажей, стоящих у обеих стен от пола до потолка. Полки стеллажей были закрыты шторками, дабы спрятать от любопытных глаз их содержание.
Ярослав пошел дальше по кладовой и завернул за угол, в том же направлении пошел и я, настырно подталкиваемый в спину загадочным Леонидычем. За углом оказалась небольшая коморка, в ней была казенная металлическая кровать с сеткой, застеленная голым матрасом, небольшой столик, пара табуретов, заляпанный холодильник и допотопный телевизор. Еще имелись какие-то полки и комод, все было покрыто толстым слоем пыли, и само понятие гигиена отсутствовало в этом помещении, как враждебный элемент.
Ярослав бодро уселся на кровать, представив меня: «Леонидыч, знакомься! Это Александр Петров, мой друг, товарищ и коллега!».
Леонидыч уселся напротив меня на табурет и стал пристально меня рассматривать. Я же, оставшись стоять, тоже стал рассматривать нового знакомца. Передо мной сидел весьма колоритный мужик. На вид ему было около пятидесяти. Голова его была выбрита налысо, при этом лицо нездорового цвета заросло щетиной неприличной длины. Можно было бы считать растительность его круглого лица бородой, но росла она клочками и в разные стороны. Смотрел он на меня недобро красноватыми раскосыми глазами, азиатом я бы его не назвал, но в его роду точно были монголоиды. Из одежды на нем была тельняшка и старые застиранные трико с отвисшими коленями. Роста он был невысокого, таких называют коренастыми. Руки были покрытыми какими-то татуировками, рассмотреть мне их не удалось, а главным его украшением был пивной живот, туго обтянутый полосатой морской майкой. Все в этом человеке говорило об одном, он любит выпить и делает это довольно часто.
– Че стоишь? – Леонидыч закончил осматривать меня и дружелюбия в его голосе не прибавилось.
– Леонидыч, ну ты чего? Саня свой парень, зуб даю, – Ярослав по-приятельски хлопнул по плечу хозяина комнаты. Лысый моряк, я почему-то решил, что он с такой фактурой точно должен был служить когда-то на флоте, злобно зыркнул на инвалида: «Давалка-то с зубами еще не отвалилась? Ты сам мудак редкостный и таскаешь ко мне шушеру всякую! У меня, может быть, имущество пропадает!».
Лицо Ярослава побагровело, он показательно набрал полные легкие воздуха, и я даже зажмурился, ожидая выброс ответного гнева, но услышал, как он от души засмеялся. Когда я открыл глаза, эти двое ржали и обнимались. Выглядел я, наверное, очень глупо, потому что, как только они повернулись в мою сторону, прыснули одновременным смехом еще сильнее.
Леонидыч и правда оказался моряком, только условным. На пенсию он ушел в звании капитана третьего ранга, но ни на море, ни на флоте никогда не служил. Сразу после окончания военно-морского училища он попал по распределению в какие-то мало мне понятные войска, где для службы на суше требовались именно моряки. Там он и прослужил до пенсии, а после попал сюда, в кладовщики. Но все в нем говорило о наличии именно той настоящей морской души, что делает человека таким интересным и загадочным. Больше о себе он ничего рассказывать не захотел, а когда узнал, что я не служил, то очень долго и живописно высказывал свое мнение о таких как я, сильно ущербных людях. Справедливости ради, такую же порцию нравоучительных ругательств он выдал и Ярославу, который тоже не служил.
– Я научу вас Родину любить, уроды мамины! – Леонидыч с довольным видом притащил два больших огнетушителя. В них он ставил брагу на конфетах, которые так же были вверены ему на хранение. Старый моряк заметил, что никакого хищения в его кладовой нет, все по книгам учета у него тютелька в тютельку. Просто загадочные нормы утряски и усушки карамели позволяли ему иметь маленькие запретные радости.
глава 25
Брага оказалась довольно сносной и пилась легко. Мы много разговаривали. Леонидыч выдал нам с Ярославом по тельняшке и мы, как три заправских морских волка, пели песни и травили анекдоты. Лысый ветеран военной службы обещал построить самогонный аппарат для выхода на принципиально новый уровень производства алкоголя. Он уже почти собрал все необходимые детали, и был весь в ожидании поставки змеевика от товарищей из автопарка, детали самой что ни есть необходимой в производстве спиртных напитков. Как оказалось, у него раньше было сие приспособление, но мерзкий Дамир Анотович, изъял прибор в ходе наложения сухого закона на территории базы.
На почве негативного отношения к начальству Ярослав со старым кладовщиком и подружились, а общая страсть к горячительному укрепила товарищеские отношения до несгибаемой твердости настоящей мужской дружбы.
Именно Леонидыч рассказал Ярославу, почему его не спасли военные от нападения треклятого льва. Информация эта стоила ему почти всех запасов алкогольной продукции и некоторого количества казенного имущества. А сейчас, пока несчастный Ярослав в пьяном угаре напевал грустную матерную песню, повторил историю и для меня.
В тот день Дамир Анотович неожиданно для всех решил посетить штатный прогон взаимодействия человека и хищника. Все до сих пор уверены, не будь его тогда на пункте управления, ничего бы не случилось. Операторы задолго до критического момента заметили отклонения в работе управляющего процессора и собирались убирать хищника от Ярослава, но Анотович настоял на продолжении эксперимента. В его словах была логика, надо сейчас решать проблему, чтобы подобного не случилось, когда вокруг будут зрители. Но когда стало понятно, что контроль над животным не восстановить и необходимо выводить на арену охрану и усыплять льва, он вновь дал команду ничего не делать. Когда хищник напал на Ярослава, один из инженеров проекта не выдержал и дал команду на уничтожение обезумевшего зверя. Счет шел на секунды, охрана сработала очень оперативно, но Дамир Анотович запретил стрелять в рвущего на части человека льва. Он предупредил, что если кто-то из сердобольных решит стрелять, то он компенсирует всю сумму государственных вложений в хищника. И он, и его дети, и его внуки будут компенсировать. Каждому животному проекта были сделаны уникальные операции по вживлению жутко дорогих нейрочипов, настолько дорогих, что все они могут жрать людей по пять штук в день и ему плевать, пока не начнут жрать лично его.
Я спал. И снова был в том же коридоре. Однообразность моих снов начинала пугать. В этот раз я не двигался, я просто стоял, и когда мимо меня молча прошел Дамир Анотович, я чуть не подпрыгнул от неожиданности. Он подошел к первой двери коридора, приоткрыл ее и стал на что-то смотреть. Потом он повернулся ко мне и поманил пальцем, глаза его были мертвенно недвижимы и очень грустные. Мне очень не хотелось к нему подходить, но пришлось. Дамир Анотович подвинулся, чтобы я мог заглянуть в комнату.
Внутри было довольно темно, это была какая-то спальня или просто комната с большой кроватью. На кровати двое занимались любовью. Зачем мне надо было смотреть на это, я не знал. Сначала я разглядел женщину, это была молодая и очень красивая женщина, но я ее видел впервые. А потом я увидел мужчину, он был под стать красавице, не мне оценивать мужскую красоту, но даже мне было понятно, насколько он хорошо сложен. Его я узнал, это был Ярослав. Таким в жизни я его не видел, он был здоров, без увечий. Они любили друг друга, красивые люди даже сексом занимаются красиво, как-то без пошлости и низменных животных страстей, по крайней мере, в моем сне.
От созерцания эротической сцены меня отвлек Анотович. Я просто почувствовал, что надо смотреть на него, и я повернулся. Невысокий татарин тоже смотрел в комнату. Смотрел и плакал, молча, с каменным лицом. Так, наверное, может только он, даже в минуты горя сохранять свое лицо. Только руки его тряслись. Он, не отрывая взгляда от любовников, пытался снять с безымянного пальца обручальное кольцо. Очень интересное кольцо с крупным бриллиантом. А в постели наступала концовка, в поле зрения была широкая мускулистая спина мужчины и царапающие ее изящные ручки. На безымянном маленьком пальце сверкало колечко, маленькая копия кольца Дамира Анотовича. Дверь захлопнулась, а плачущий обманутый муж исчез.
Я стоял и не знал, что мне делать. Но дверь открылась снова, никого рядом не было, но я понял, что должен смотреть. В комнате было темно. Я не сразу понял, что это за помещение. Если бы во сне были запахи, я бы догадался сразу, а так пришлось постоять и подумать. Я заглядывал в какое-то хозяйственное помещение, стены были сколочены из необрезной доски с большими щелями, законопаченными пенькой и ветошью. Весь обзор закрывала внутренняя стенка загона. В загоне кто-то был. Кто-то суетливо перебирал ногами и ел, слышалось чавканье и хруст, зловещий такой хруст. Так шумят голодные свиньи, получившие долгожданное пропитание, их деловитое похрюкивание зазвучало в ночном свинарнике. В помещении было грязно, дощатые полы были покрыты толстым слоем грязи и в такт свиного чавканья дергалась торчащая из-под стенки загона человеческая рука. Маленькая женская ручка с интересным колечком с камушком на безымянном пальце. В загоне жующие суетливо затопали, повизгивая и толкая крупными боками стенки загона, человеческая рука была резко втянута внутрь и чавканье началось снова. Хруст.
глава 26
Завтракать я не стал. Воспоминания о последнем сновидении всячески препятствовали приему хоть какой-то пищи. Напротив меня сидел Ярослав и с удовольствием доедал свой довольно плотный завтрак.
– Чего не ешь? Какой-то ты зеленый, отравился что ли? – мой друг говорил с набитым ртом, как свинья. Меня замутило еще сильней.
– Ты смотри, если это с браги Леонидыча, то я тебя больше с собой не возьму, а то спалишь всю малину, – Ярослав попытался сделать суровое лицо, но в процессе пережевывания это выглядело очень комично. Смотреть на то, как он ест было весьма интересно. С вилкой мой покалеченный товарищ обращался довольно умело, хотя было заметно, что он не был левшой с рождения. Движения были правильными, но лишенными естественности и мягкости. В то время, пока Ярослав совершал транспортировку пищи из тарелки в рот с помощью левой руки, его правая рука через раз зеркально копировала движения левой. Все это было похоже на то, как дирижёр, управляя оркестром, творит из какофонии звуков волшебство мелодии.
– А вот скажи мне, дядя Ярик, – было приятно смотреть, как это прозвище портит аппетит моему другу, – вот когда ты был на моем месте, тебя сны странные не мучили?
– Когда я был на твоем месте, сынок, – Ярослав даже зажмурился от удовольствия, – я вообще мало спал. У меня тогда были все ручки и глазки на месте, а на базе была целая уйма хорошеньких скучающих женщин. Так что я, если и спал, то без задних ног!
– А мне вот всякая дрянь снится, – рассказывать подробности, особенно последнего сна, мне не хотелось.
– Сходи в медпункт, попроси снотворного.
– Так и сделаю.
Сегодня мне предстоял первый выход в сад с животными. От одной мысли, что мне придется встречаться со львом, меня бросало в дрожь. Ярослав помог мне одеться и настроить микрогарнитуру. После трагедии с рацией все, кто работал в саду или с животными, пользовались только этим средством связи. Когда мой помощник открыл маленькую коробочку, я решил, что это очередной его розыгрыш. Внутри лежал кусок пожеванной жвачки и полоска тонкого скотча. То, что я принял за жвачку, оказалось микрофоном. Его закладывали в ушной канал, где он, словно замазка, ложился так, чтобы не раздражать ухо и не быть видным снаружи. После чего микрофон обретал твердость, он не только передавал информацию из центра управления, но и полностью пропускал все внешние звуки, не снижая уровня слышимости. Полоска скотча оказалась микрофоном, она крепилась на шее под подбородком и отлично передавала все слова, оставаясь при этом совсем незаметной.
Когда я двинулся в сад, Ярослав пошел на пункт управления и заверил, что кто бы чего там не решил, он не позволит этой твари сожрать еще кого-то, даже меня.
Солнышко светило очень приветливо, небо было настолько голубым и безоблачным, что я отвлекся от тревожных мыслей. Дерево приветственно прошелестело мне огромными листьями и, не спеша, убрало мешающие моему продвижению могучие ветви. Все-таки тот, кто все это придумал и воплотил в жизнь, мастер своего дела. Я представил, как смотрится со стороны вся эта сцена, и от восторга у меня перехватило дух.
Дышалось мне в прямом смысле не очень легко. В этот раз мне поставили в ноздри специальные фильтры и дышать ртом не рекомендовали. Оказалось, что когда на арену выпускают животных, то в воздух сразу выбрасывается специальный газ, усмиряющий нейронные токи в зонах звериных мозгов, отвечающих за агрессию и основные инстинкты. Это помогало осуществлять контроль над всеми обитателями этого места и было малой страховкой на случай отказа управляющих процессоров. Мне же дышать этим воспрещалось, как объяснили мне люди в белых халатах, газ вызывает привыкание, возможны галлюцинации и даже физические изменения мозга.
Как человек, мечтающий прожить долго и без изменений мозга, я намертво стиснул рот и усиленно задышал носом. Пока я спускался с холма, в лицо мне подул теплый ветерок с запахом моря. Первой навстречу выпорхнула стайка маленьких цветастых птичек. Звонко чирикая, они окружили меня и, сделав вокруг меня два безупречных по очертаниям круга, унеслись прочь. Из-за небольшого пригорка степенно вышел красавец олень, величественный и спокойный. Рога его были настоящим украшением, таких раскидистых и безупречно симметричных я никогда не видел. Вслед за ним выбежали три молодых самки. Они были прекрасны и легки, в противовес своему вожаку они беззаботно кружились в веселом танце, но при этом с опаской посматривали на самца, вероятно, боясь нарушить его спокойствие. А потом появился «Бемби». Однажды увиденный в диснеевском мультфильме малыш обрел реальные черты и неумело вышагивал за своими взрослыми сородичами. Глядя на него, хотелось подбежать и обнять его, и, словно прочитав мои мысли, малыш повернулся ко мне и жалобно заблеял.
– Петров, расслабься, – в голове раздался насмешливый голос Ярослава, – у тебя тут график мимимишности зашкаливает. Помни, все, что происходит в поле, это результат выполнения программы или команды оператора.
Потом он весело захохотал, а я дико засмущался. Я совсем забыл, что за мной наблюдает куча глаз, и мое состояние отслеживается ежесекундно.
– Александр, внимание, – один из операторов подал голос, -мы выпускаем Ганнибала.
Сначала я опешил, какого они Ганнибала и откуда выпускают, а потом вспомнил. Так теперь зовут бывшего Лютика, льва – людоеда. Во мне все сжалось, коленки против моей воли подкосились и стали чуть заметно подрагивать. Если на меня решит сейчас напасть черепаха, то и от нее я вряд ли смогу убежать.
– Петров, успокойся. Помни я с тобой, – голос Ярослава придал мне сил. В его голосе было столько уверенности, что я понял, он меня в обиду не даст.