Леонид Млечин
Кристина + Сергей = смерть. Любовь под присмотром КГБ

Машинное отделение развалилось, топливо разлилось и вспыхнуло. Двое моряков погибли. Нескольких смыло за борт. Командир катера вновь и вновь нырял, чтобы их спасти. Он наглотался разлившегося по поверхности ядовитого топлива, но троих вытащил. Двенадцать часов моряки держались за разрушенный корпус, пока командир не принял решение покинуть катер. Оставшиеся в живых проплыли четыре мили до ближайшего кораллового атолла. Командир катера плыл, зажав в зубах нейлоновый шнур, и тащил за собой плот с тяжело раненным мотористом.

Джозефу Кеннеди сообщили, что его сын пропал без вести. Но он, крепкий орешек, ни слова не сказал жене. Через несколько дней флотское командование пришло к выводу, что экипаж катера точно погиб. Военно-морской священник отслужил панихиду…

На атолле Науро не было пресной воды. Командир катера поплыл к другому островку. Там он обнаружил кокосовые орехи и брошенный транспортный корабль. Нашлись канистры с питьевой водой, аптечка и консервы. Что смог, он прихватил с собой и поплыл назад. И проделывал это несколько раз, чтобы поддержать своих моряков.

9 августа его заметили полинезийцы, ловившие рыбу. Они отвезли на остров, занятый войсками союзников, скорлупу кокосового ореха, на которой командир катера нацарапал: «Науро. Одиннадцать живы. Кеннеди».

Моряки были спасены.

Кеннеди отправили в госпиталь. Его ждала операция на позвоночнике. Почти через год он получил медаль за мужество. В наградном листе лейтенанта Джона Фицджералда Кеннеди записано: «Действовал в соответствии с лучшими флотскими традициями ответственности и заботы о людях».

О подвиге молодого офицера написали в газетах, и Джон Кеннеди стал известен всей стране. 1 марта 1945 года его демобилизовали, признав негодным к несению военной службы вследствие «травмы, полученной во время выполнения боевого задания».

Прием у Громыко

Прием в советском посольстве в Вашингтоне был в полном разгаре. На большом экране демонстрировали советскую военную хронику. Посол Громыко и военный атташе подошли к группе американских военных. Те угощались армянским коньяком.

– Господа, надеюсь, я не заставил вас ждать слишком долго? – осведомился Андрей Андреевич.

– Ожидание было приятным, – ответил старший из гостей, поставив на столик пустой бокал. – Что вы нам скажете, господин посол? Что ответила Москва? Может, ответ таков, что и нет смысла занимать ваше время?

– Господа, – начал Громыко, не обращая внимания на задиристый тон генерала, – нам с военным атташе поручено сообщить вам, что Ставка Верховного Главнокомандования Красной армии откликнулась на вашу просьбу. Верные своему союзническому долгу, части Красной армии начнут наступление через десять часов. Из-за разницы во времени вы здесь будете спать, когда наши бойцы атакуют немцев, чтобы помочь попавшим в беду американским солдатам.

– Господин посол, лучшей новости и представить себе невозможно! – произнес старший из американских генералов.

Советский военный атташе предложил:

– Пройдемте ко мне, господа, и я посвящу вас в детали, чтобы мы могли координировать наши действия.

Старший из американских военных крепко пожал руку Громыко и последовал за военным атташе. Второй поступил так же. Третий, адмирал, задержал руку Громыко в своей:

– Мы благодарны за решение вашего командования начать наступление и помочь нашим частям, попавшим в беду. Мы понимаем, что такое фронтовое братство. Младший сын моих близких друзей сражался на Тихом океане. Его катер японцы пустили ко дну. Но его спасли. Кстати, вы наверняка знаете его отца, Джозефа Кеннеди. Он ваш коллега, служил послом в Лондоне…

К Громыко подошел помощник – Валентин Михайлович Рожков, молодой человек с шапкой вьющихся темно-русых волос:

– Андрей Андреевич, государственный секретарь уходит. Сказать, чтобы в зал принесли еще икры и шампанского?

– Побережем запасы. Не тот случай. Я его провожу.

Государственный секретарь Соединенных Штатов куртуазно поцеловал руку жене советского посла.

– Ваша кухня, как всегда, выше всяких похвал. Но, к сожалению, я должен вернуться к делам. Военное время. Мы обязаны находиться на боевом посту.

Он повернулся к Громыко:

– Не оставляйте ваших гостей.

Посол настоял:

– Я провожу вас. Мы дорожим вашим обществом.

Спускаясь по лестнице, государственный секретарь сказал:

– Я хочу передать вам слова президента Рузвельта. Передайте их в Москву. Красная армия получит все, что вам необходимо. План поставок по ленд-лизу и впредь будет выполняться неукоснительно. Но!..

Он поднял указательный палец.

– Забудьте идею с принятием в Организацию Объединенных Наций, которую мы сейчас создаем, всех ваших республик. Поверьте, это неисполнимо. Нас никто не поймет. Не ставьте под угрозу наше сотрудничество в борьбе с общим врагом. Сейчас, когда мы с двух сторон атакуем Гитлера, зачем ставить заведомо разъединяющие нас вопросы?

Проводив государственного секретаря, Громыко пошел в сторону своей квартиры. Подошел к лифту, но не смог в него сесть. Сотрудники посольства – все в мыле – таскали огромные чемоданы.

– Что тут происходит? – недовольно поинтересовался Громыко.

– Это багаж Андрея Януарьевича, – почтительно произнес человек с двумя чемоданами.

– Где посол? – В коридоре появился первый заместитель наркома иностранных дел Андрей Януарьевич Вышинский, как обычно чем-то недовольный.

Он начал с выговора:

– Почему я должен вас искать?

– Я на своем рабочем месте, – хладнокровно ответил Громыко.

– Я хотел побеседовать с госсекретарем, – бросил Вышинский.

– Он уже ушел.

– Как так? – разозлился Вышинский. – Почему вы его не задержали?

– Вы ни словом не обмолвились о намерении говорить с госсекретарем сегодня.

– Сами должны были догадаться!

Вышинский повернулся к помощникам и прошипел:

– Что вы так долго возитесь? Отправляйте вещи!

Те испуганно исчезли.

Вышинский сказал Громыко:

– Получите сегодня шифровку из Москвы. От хозяина. Приказано добиваться, чтобы в состав Организации Объединенных Наций, которая сейчас образуется, вошли все наши республики. Зарубите себе на носу: от этого зависит ваша карьера. Не справитесь – пришлем на ваше место другого человека.

Поднявшись к себе в квартиру, Андрей Андреевич озабоченно спросил жену:

– Как Эмилия?

– Температура высокая.

– Бедный ребенок, – огорчился посол. – Врача вызвали?

– Будет с минуты на минуту.

– Я должен идти, – извиняющимся голосом сказал посол.

Лидия Дмитриевна взяла Громыко за руку:

– Что случилось? Он орал на весь коридор. У тебя неприятности?

– У меня задание, которое невозможно исполнить.

Андрей Андреевич вернулся в зал, где продолжался прием. Советник посольства Игнатенко подвел к нему молодого Аристотеля Оазиса.

– Андрей Андреевич, хочу вам представить нашего нового гостя… Видный судовладелец и наш будущий деловой партнер…

Штат резидентуры внешней разведки в Вашингтоне был сравнительно небольшим. Резидент Степан Захарович Апресян, кадровый чекист, производил на посла странное впечатление. Потом Громыко объяснили, что старшего брата резидента, тоже чекиста, в разгар большого террора расстреляли. И Степана Апресяна арестовали, а через год столь же внезапно отпустили и командировали в Вашингтон.

Но расстрел брата и год за решеткой оставили тяжкий след на его психике. Перед каждой встречей с американцами он дико нервничал и не мог скрыть этого от своих подчиненных. Послу намекали, что резидента скоро отзовут и его место займет молодой Игнатенко. Поэтому Андрей Андреевич внимательно относился к его словам.

Кабинет Громыко

Следующее утро началось с совещания в кабинете посла.

– История вопроса такова, – докладывал политический советник. – В январе 1944 года на пленуме ЦК союзным республикам предоставили полномочия в области внешних сношений. В феврале поменяли конституцию. Республики получили право вступать в отношения с другими государствами, заключать с ними соглашения и даже обмениваться посольствами и консульствами.

– На совещании с американскими и британскими дипломатами, – кивнул посол, – я заявил, что в Организацию Объединенных Наций обязательно должны войти все союзные республики.

Советник продолжал:

– Американский президент в личном письме товарищу Сталину ответил, что в таком случае надо принять в ООН и все сорок восемь американских штатов… Товарищ Сталин написал Рузвельту, что для Советского Союза это принципиально важный вопрос, и напомнил, что, скажем, Украина и Белоруссия по количеству населения и по политическому значению превосходят некоторые государства.

Советник-посланник мрачно заметил:

– Из разговоров в государственном департаменте следует, что американцы считают наше предложение неудачной шуткой.

Громыко посмотрел на него:

– Сомневаетесь, что мы сможем добиться нужного результата?

– Все против, так что принять решение способен только сам Рузвельт.

Игнатенко добавил:

– Но кто-то должен ему посоветовать это сделать. Те, кому он доверяет. Его личные друзья. Даже не помощники. А именно друзья!

– Надо обратиться к жене президента, – раздумчиво произнес Громыко. – Где сейчас находится Элеонора Рузвельт?

В коридоре секретарь партийной организации посольства Новиков остановил Валентина Рожкова, помощника Громыко:

– Я, может, еще не знаю местных правил… Но почему посла отправили на какую-то встречу одного?

– Он нам не докладывает, куда направляется, – объяснил Рожков. – Он посол.

– Поинтересуйтесь! – наставительно сказал Новиков.

– Не положено, – кратко ответил Рожков.

– Я как партийный работник знаю: нет для советского человека такой формулы – не положено. А вдруг он в беду попадет? Провокацию устроят, и все…

– Ну хорошо. – Помощник посла не знал, как ему поступить. – Андрей Андреевич на встрече с женой президента. Но это должно оставаться тайной. Беседа на крайне деликатную тему.

– А, ну тогда понятно, – озабоченно произнес Новиков и ушел.

В Белом доме у Элеоноры Рузвельт

Советскому послу устроили встречу с женой президента Рузвельта.

– Наши общественные организации хотели бы организовать в Вашингтоне выставку. Необычную. Лишь поэтому я и рискую попросить вас о помощи.

Громыко разложил на столе большие фотографии – снимки мертвых детей.

– Это дети, убитые немцами на советской территории.

– Боже мой, – сказала потрясенная Элеонора Рузвельт, – конечно же я помогу организовать эту выставку. Все должны увидеть, какие немцы преступники.

В детстве она была стеснительным и одиноким ребенком. В политической жизни расцвела. Она ездила по стране, беседовала с людьми, не боялась проблем. Врагов встречала с открытым забралом. Элеонора училась летать, хотела стать пилотом. Она была смелой женщиной. Отказалась от охраны, которую обеспечивала секретная служба.

Рузвельт не сердился на жену за резкость ее высказываний, потому что знал, что чаще всего она оказывалась права, и редко пытался ее остановить. Однажды сказал ей:

– Америка – свободная страна. Говори, что думаешь. Я всегда вывернусь. Весь мир знает, что я не в состоянии тебя контролировать.

Будучи первой леди, она старалась сама зарабатывать на жизнь. Вела колонку в газетах. Читала лекции. Выступала по радио. Довольная, писала подруге: «Я зарабатываю столько же, сколько Франклин». Элеонор сама оплачивала свои счета. Одевалась с достоинством, носила только американское. В отличие от модниц не заказывала туалеты за границей.

Она разглядывала принесенные Громыко снимки, и слезы выступили у нее на глазах:

– Где все это происходит?

– На Украине, – объяснил Андрей Андреевич, – это советская республика, которая по численности населения и по размерам больше многих европейских государств. Часть Украины была оккупирована немецкими войсками и разграблена.

– Почему я об этом ничего не знала?

– У украинцев не было возможности рассказать о себе. Сейчас создается Организация Объединенных Наций. И мы хотим, чтобы Украина получила право вступить в нее. Но не встречаем понимания.

Кто такой конгрессмен Фрэнсис?

Помощник посла Валентин Рожков появился в двери:

– В приемной главный редактор газеты «Дейли ньюс».

Громыко задумчиво посмотрел на него:

– Опять станет задавать каверзные вопросы?

– Нет, сегодня он в отличном настроении, – улыбнулся помощник посла.

Экспансивный редактор тряс послу руку:

– Я хочу сердечно поблагодарить вас за помощь! Наши корреспонденты прислали первый репортаж из расположения частей Красной армии.

– Будем читать, – осторожно откликнулся Громыко.

– А у меня еще одна просьба. Я хочу взять интервью у маршала Сталина.

– Товарищ Сталин – верховный главнокомандующий воюющей армии и глава государства. Он очень занят.

– Но иногда же он дает интервью!

– Редко.

– Позвольте напомнить вам, что я редактирую главную газету страны, к нам прислушивается вся Америка и даже президент Рузвельт.

– Даже президент? – Громыко позволил себе легкое сомнение.

– Мою газету он читает первой! – уверенно ответил редактор. – И воспринимает наши оценки и советы!

– Я работаю здесь не первый год. Нет ощущения, что президент Рузвельт нуждается в чьих-то советах, – мягко заметил советский посол.

– А вот и нуждается, – ухмыльнулся главный редактор. – Он прислушивается к жене, к адмиралу Джонсу и к конгрессмену Фрэнсису, чья племянница теперь работает в Белом доме. И к моей газете.

– Ну что же, – сдался Громыко, – обратитесь с официальной просьбой к товарищу Сталину об интервью. А я перешлю ее в Москву, сопроводив своими благожелательными комментариями.

Когда редактор ушел, Громыко вызвал Игнатенко:

– Вам что-нибудь известно о конгрессмене Фрэнсисе? Что он за человек? Какие у него взгляды?

Из кабинета Андрей Андреевич перешел в свою служебную квартиру. Сказал жене:

– Одевайся! Мы едем в оперу!

– Что случилось? – удивилась она. – Я уж и не помню, когда мы в последний раз были в опере.

– Я внезапно ощутил любовь к оперному искусству, – признался Громыко.

Настроение у него было превосходное.

Они оказались в одной ложе с пожилой парой: это были конгрессмен Фрэнсис и его жена.

– Господин посол! – приветствовал он Громыко. – Могу ли я осведомиться, как дела на фронте?

– Сейчас идут бои за освобождение Белоруссии.

– А вы знаете, что родители моей жены из Витебска?

– Неужели! – поразился Громыко. – Так мы с вашей супругой земляки. Мы с женой тоже из Белоруссии.

– Говорят, Белоруссия сильно разрушена.

– Разрушено очень многое, – подтвердил Громыко. – И сейчас в Москве задумались о том, как ее восстанавливать.

– Чем помочь? – поинтересовался Фрэнсис. – Я спрашиваю искренне. Я-то родом из Греции. Греки и русские всегда помогали друг другу. Тем более что мой соотечественник Аристотель Оазис попросил вам всячески содействовать. А его слово для меня важно, он, знаете ли, становится важной фигурой.

– Белоруссия нуждается очень во многом. Но у нее нет возможности сказать о себе. Сейчас создается ООН. И мы считаем, что Белоруссия, которая пережила столь многое, должна быть принята в состав Объединенных Наций, чтобы после разгрома Германии участвовать в сохранении мира.

– Это справедливо, – согласился Фрэнсис. – Я скажу об этом президенту. Мы с ним вместе часто обедаем… У жены остались родственники в Белоруссии. Как вы думаете, они живы?..

– Если вы назовете мне имена и адреса, попытаюсь узнать.

Москва. Наркомат иностранных дел. Кабинет наркома

Вышинский зашел к наркому иностранных дел Молотову и положил на стол шифровку от Громыко.

– Вот видите, Вячеслав Михайлович! – торжествующе произнес он. – Я предупреждал, что столь ответственная миссия Громыке не по плечу! В тот момент, когда следует сконцентрироваться на главном направлении, он болтает с американскими журналистами и просит, чтобы товарищ Сталин дал интервью какой-то газете. Будто у товарища Сталина нет других дел!

– У вас есть конкретные предложения? – хмуро поинтересовался нарком.

– Конечно, я сам мог бы заняться этим делом…

Вышинский сделал паузу, ожидая реакции Молотова, но не дождался.

– Громыко доложил вам о беседе с женой Рузвельта? – спросил Андрей Януарьевич.

– Нет.

– И мне не счел нужным доложить. Что это означает? Недисциплинированность? Или поддержание каких-то сомнительных контактов без ведома руководства? Он себя там удельным князем ощущает. Или в свои игры играет, недостойные советского дипломата.

– А вы запросите Громыко, – посоветовал Молотов, – пусть все объяснит.

– Надо дать Громыке в помощь надежного работника. В посольстве в Вашингтоне есть вакансия советника.

– Кого рекомендуете?

– Новикова. Он все-таки раньше работал в ЦК партии.

Вашингтон. Советское посольство. Кабинет посла

На совещании Громыко обратился к Новикову:

– Вы заметили необычный тон сегодняшних редакционных статей американской прессы?

– Я их еще не читал, – ответил Новиков.

– Ас чего же вы начинаете утро? – поинтересовался посол.

– Утром я читаю «Правду», – гордо ответил Новиков.

– А вы знаете английский, товарищ Новиков? – спохватился посол.

– Не знаю.

– Начинайте учить, – посоветовал Громыко.

В кабинет посла вошел шифровальщик:

– Срочная телеграмма!

Шифровальщик прочитал: «Напоминаю, что вам не рекомендуется проводить встречи, не санкционированные Москвой, которые могут быть неверно истолкованы в стране пребывания».

Громыко поднял голову:

– Кто подписал?

– Товарищ Вышинский.

Вашингтон. Квартира посла

Вечером Громыко сказал жене:

– Сегодня открытие картинной галереи. Там будет Элеонора Рузвельт. Но ты поедешь одна.

– Я не хочу без тебя. Что мне там делать одной?

– На тебя возлагается важная дипломатическая миссия. – Губы Громыко изогнулись в улыбке. – Ты подойдешь поздороваться и передашь ей этот пакет с фотографиями. Объяснишь: это новые снимки для выставки о детях – жертвах войны. И не беспокойся – с тобой поедет хороший переводчик.

– Наверное, я не должна задавать тебе этот вопрос. Но почему ты обратился именно к Элеоноре Рузвельт?

– Элеоноре было всего восемь лет, когда умерла ее мать, и десять, когда скончался ее отец. Он спился. Ранняя смерть родителей, собственное одиночество воспитали в ней умение сочувствовать и сопереживать. Она готова помочь тем, кто попал в беду, кто нуждается в помощи и поддержке…

Вернувшись, Лидия Дмитриевна вошла в кабинет мужа:

– Все произошло так, как ты говорил. Элеонора Рузвельт сама подошла ко мне. Просила передать тебе, что она беседовала с президентом. И нашла у него полное понимание.

– Спасибо тебе. – Громыко поцеловал жену. – Думаю, это был решающий разговор.

Кабинет советника Новикова

Один из сотрудников посольства зашел к советнику Новикову, информировал:

– Жена Громыко передала жене Рузвельта какой-то пакет.

– А что та сказала?

– Что говорила с мужем и нашла у него понимание…

– Что это за секретные переговоры наш посол устроил с американским президентом? – недовольно заметил Новиков. – Никого не поставив в известность.

– Личные дела устраивает? – подхватил молодой дипломат. – Не собирается ли он…

Новиков снисходительно кивнул:

– Спасибо, можете идти… Главное – сохранять бдительность. Обо всем важном докладывайте мне лично.

Кабинет посла

Постучав, в кабинет посла вошел молодой человек с бледным лицом – он редко покидал свою комнату. Это был шифровальщик. В руке он держал папку.

– Срочная телеграмма из Москвы! Я только что расшифровал.

Посол взял папку. Прочитал шифровку. И нажал кнопку вызова:

– Где военный атташе?

В кабинет вошел генерал:

– Слушаю, Андрей Андреевич.

– Если мне не изменяет память, к вам должен зайти адмирал Джонс.

– Так точно. Жду его ровно через час.

– Когда он будет уходить, предупредите меня. Я должен его повидать.

Адмирал быстро спускался по лестнице. Андрей Андреевич поднимался ему навстречу.

– Господин посол!

– Господин адмирал! Как младший сын ваших друзей, о котором вы беспокоились?

– Лейтенант Джек Кеннеди в госпитале. Но прогноз хороший. Главное – он не попал в плен к япошкам и будет сражаться.

– Я искренне рад, господин адмирал. Скажите, а правда, что вы по воскресеньям играете в бридж с президентом Рузвельтом?

– Совершенно верно. Когда-то охотились, но сейчас это развлечение недоступно президенту. Так что играем в бридж. Хотите присоединиться?

– Я неважный игрок, – признался Громыко.

– Вы себя недооцениваете, – откликнулся адмирал.

– В карты, – пояснил посол. – Но мне очень нужно поговорить с президентом в неофициальной обстановке.

Адмирал пристально посмотрел на посла:

– Я понял. Сделаю что смогу.

В воскресенье утром Громыко, как обычно, пришел в свой кабинет.

– Как-то мало людей в посольстве, – недоуменно заметил он.

– Так сегодня воскресенье, – осторожно ответил Рожков.

– Неужели? – искренне поразился посол.

Громыко хотел прикрыть за собой дверь.

– Андрей Андреевич, извините, что напоминаю… Завтра утром в Москве будут ждать шифровку. Когда прислать шифровальщика?

– Я скажу.

Громыко закрыл да собой дверь.

В два часа дня влетел Рожков:

– Только что звонили из Белого дома! Президент ждет вас!.. Но вы ничего не говорили о предстоящей встрече.

– Предупредите шифровальщика, – распорядился Громыко. – Когда я вернусь, он должен быть готов к работе.

Белый дом. Овальный кабинет

В овальном кабинете советский посол застал президента Франклина Рузвельта, вооруженного лупой. Перед ним лежали альбом с марками и каталог.

– Я и не подозревал, что вы такой страстный филателист! – сказал Громыко.

– Только по воскресеньям, – объяснил Рузвельт. – Каждое воскресенье мне присылают из государственного департамента марки, срезанные с поступающей со всего мира почты. А в будние дни я работаю президентом – у меня контракт с американским народом.

Он отодвинул в сторону альбом.

– Верно, у вас очень важное дело, если вы мобилизовали такие важные персоны в Вашингтоне. Элеонора просила вас принять.

Рузвельт нажал кнопку звонка. Появилась секретарь.

– Где первая леди? – осведомился президент.

– Она в тюрьме, – ответила секретарь.

– Меня это не удивляет, – заметил Рузвельт. – Но за что?

– Она в женской тюрьме, – принялась объяснять секретарь, не уловив президентского юмора. – Она же занимается правами заключенных…

Рузвельт отослал секретаря и повернулся к Громыко:

– Я бы предложил вам перекусить, но боюсь, кухня Белого дома вас разочарует.

Громыко знал, что, по мнению Элеоноры Рузвельт, президент страны не вправе тратить слишком много казенных денег на еду. Она составила дешевое меню для обитателей Белого дома: омлет с кетчупом, поджаренный хлеб, картофельное пюре, пудинг с черносливом… Элеонор знала, что в еде ее муж эпикуреец, но не хотела с этим считаться. Полагала, что если Франклину три раза в день готовить яичницу с беконом, он будет вполне доволен.

Посол приступил к делу:

– Господин президент, я родом из Белоруссии. Белорусы пережили то же, что и американские военные моряки в Пёрл-Харборе, на которых ранним утром посыпались бомбы. Но японцы, отбомбившись, улетели. А в Белоруссии на смену немецким самолетам пришли немецкие танки. Немцы оккупировали Белоруссию, как они оккупировали Францию. Но белорусы в отличие от французов не капитулировали. А продолжали сражаться. Одни, отступив, на фронте. Другие ушли в партизанские отряды. На американскую землю вражеские армии не высаживались. Американцы не знают, что это такое.

– Господин посол, я глубоко сочувствую вашим соотечественникам. И делаю все, чтобы им помочь. Но невозможно принять в ООН все ваши республики…

– Господин президент, вы всегда стремитесь найти разумный компромисс. И я хотел бы от себя предложить компромиссную формулу, которая всех устроит. В ООН примут три республики, которые больше всех пострадали в войну, – Белоруссию, Украину и Литву. И я готов отстаивать этот компромисс перед моим руководством в Москве…

– Литву? – переспросил Рузвельт. – О Литве я ничего не знаю. Знаете что… Давайте так. В ООН вступают Белоруссия и Украина. И все!

Громыко смотрел на него молча, глубоко задумавшись.

– Хорошо, господин президент. Будем считать, что договорились.

– Но ваше правительство примет такую договоренность? – уточнил Рузвельт.

Громыко поднялся:

– Я уверен, что сумею убедить наше правительство в том, что это разумный компромисс.

Он пошел к двери.

– Конгрессмен Фрэнсис просил передать вам поклон, – сказал ему вдогонку президент. – Он проявил поразительную осведомленность в делах вашей родной Белоруссии, где он никогда не был. Он ведь не белорус, а грек.

Советское посольство. Кабинет посла

В посольстве Громыко продиктовал шифровку в центр, сообщив о разговоре с президентом Рузвельтом.

– Но, Андрей Андреевич, – неуверенно заметил Рожков, – Москва будет недовольна. Президент дал согласие только на две республики!

– Москва вчера поставила задачу обеспечить вступление в ООН Украины и Белоруссии. Так что мы сегодня неукоснительно исполнили указание центра.

В кабинет посла заглянул Игнатенко. Андрей Андреевич сделал приглашающий жест:

– Я хотел поговорить относительно вашего Аристотеля Оазиса…

Белый дом. Овальный кабинет

К президенту в овальный кабинет стремительно вошел государственный секретарь:

– Господин президент, но мы же с вами говорили о том, что исполнить сталинское требование невозможно! И вдруг я узнаю, что вы дали Громыко согласие!

– Да? – Рузвельт посмотрел на госсекретаря. – Вы же знаете мою манеру вести дела. Левая рука не должна знать, что делает правая.

Госсекретарь поинтересовался:

– Меня вы считаете какой рукой?

– Вы – моя правая рука. Но левую я держу под столом.

– Господин президент, я высоко ценю ваш юмор. Но речь идет о коренных принципах мироустройства! Я считал, что мы с вами единомышленники.

– Не горячитесь. Сталин требовал принять все республики. Я согласился только на две – Украину и Белоруссию.

– Но все равно, господин президент, это принципиальный вопрос, – настаивал госсекретарь. – Украина и Белоруссия – всего лишь части Советского Союза.

Рузвельт посмотрел на госсекретаря:

– Манера Громыко вести переговоры напоминает бормашину в зубоврачебном кабинете. Такая же глубоко проникающая, непрерывная и очень болезненная. Спорить с Громыко – все равно что спорить с бормашиной. Проще согласиться.

Москва. Наркомат иностранных дел. Кабинет наркома

Вышинский стремительно вошел в кабинет Молотова:

– Вячеслав Михайлович, я считаю необходимым…

Молотов остановил его движением руки:

– Минутку. Я хочу, чтобы вы узнали первым. Только что расшифровали сообщение Громыко о встрече с Рузвельтом. Громыко докладывает, что американский президент согласился на вступление Украины и Белоруссии в ООН. Дело сделано!

Молотов, довольный, встал:

– Еду к товарищу Сталину.

Он спохватился на полпути:

– Да, у вас же какое-то срочное дело?

Вышинский решительно качнул головой:

– Вполне терпит до вашего возвращения.

Кабинет Вышинского

Вышинский влетел в свою комнату в полной ажитации. Вытащил листок из папки и стал рвать его на мелкие кусочки.

Помощник заглянул в кабинет первого заместителя наркома:

– Вызывали, Андрей Януарьевич?

– Да вас час не дозовешься! – закричал Вышинский. – Что за работников бог послал! Все обленились! Расслабились! Военное время! Всех надо разогнать!

Он глянул на помощника:

– Что вы тут стоите? Идите и работайте!

Вашингтон. Советское посольство. Кабинет посла

Громыко примерял новый посольский мундир.

– Тебе очень идет, – сказала Лидия Дмитриевна.

Послу полагался мундир с вышитой звездочкой на погонах и металлической золоченой эмблемой – двумя скрещенными пальмовыми ветками.

Постучав, вошел шифровальщик. Извиняющимся тоном объяснил:

– Срочная шифровка из Москвы, Андрей Андреевич. Лично вам!

– Что-то случилось? – озабоченно спросила Лидия Дмитриевна.

Кабинет Игнатенко

Игнатенко набрал номер Аристотеля Оазиса.

Тот лежал в постели с молодой девушкой. Когда зазвонил стоявший на туалетном столике телефон, отвлекся с неудовольствием. Протянул руку и небрежным жестом поднял телефонную трубку.

– Хочу сказать вам спасибо за неоценимую помощь, – произнес Игнатенко.

– Что-то я таких денег не знаю – «спасибо», – буркнул Оазис.

Игнатенко у себя в кабинете снисходительно улыбнулся:

– Очень скоро вы убедитесь в том, что сделали очень надежное капиталовложение.

Встреча в Потсдаме

Летом 1945 года разгромленный Берлин казался мертвым городом. Поэтому руководители стран-победительниц собрались в пригороде столицы, в Потсдаме; он меньше пострадал от авиационных налетов и артиллерийских обстрелов. Здесь Иосиф Сталин, американский президент Гарри Трумэн и премьер-министр Уинстон Черчилль решали, что делать с разгромленной Германией. И сохранять ли ее вообще как самостоятельное и единое государство.

Все, кто приехал на конференцию в Потсдам, конечно же пожелали осмотреть столицу поверженного Третьего рейха. Андрей Андреевич Громыко и его помощник Валентин Рожков тоже постояли возле разрушенной имперской канцелярии.

Рожков вполголоса сказал послу:

– Андрей Андреевич, смотрите – министр Форрестол.

Американский военно-морской министр Джеймс Винсент Форрестол не скрывал своей нелюбви к коммунизму и коммунистам и потому не пользовался популярностью среди работавших в Вашингтоне советских дипломатов.

– Вот что было бы с нами, если бы они победили, – заметил министр Форрестол, проходя мимо.

Форрестол и Громыко слегка поклонились друг другу.

– Видите того молодого человека? – так же тихо произнес Валентин Рожков. – Это молодой Кеннеди.

– Сын Джозефа Кеннеди, недавнего посла в Лондоне и сторонника умиротворения Гитлера? – уточнил Громыко.

– Да, – подтвердил помощник, – Кеннеди-младший отличился в боях на Тихом океане с японцами. Награжден. А теперь его комиссовали, он стал журналистом. Но собирается заняться политикой.

Загорелый, стройный, но очень худой молодой человек, широко улыбаясь, подошел к советским дипломатам.

– Я Джек Кеннеди, – непринужденно представился он. – Могу я попросить об интервью с генералиссимусом Сталиным, раз уж он здесь, в Берлине?

Громыко и бровью не повел. Рожков улыбнулся:

– Руководитель советского государства полностью поглощен важными переговорами. В том числе с вашим президентом.

Кеннеди улыбнулся еще шире.

– Я знаю, что Сталин вчера приезжал к Трумэну. Они познакомились и неплохо поговорили. Мне даже известно, чем наш президент угощал вашего.

Открыв блокнот, который он держал в руке, Кеннеди перечислил:

– Суп со шпинатом, жареная печень, бекон, запеченная свинина, картофель, фасоль, фрукты, пирожные… Ну и аппетит у них… От сигары Сталин отказался, а калифорнийское вино оценил.

Джон Кеннеди закрыл блокнот. Улыбка не сходила с его лица.

– Так как насчет интервью с генералиссимусом?

Громыко участливо поинтересовался:

– Как вы себя чувствуете после той драматической истории у Соломоновых островов?