Ларс Леннрут
Древность и Средневековье. Тексты родового общества
Есть два основных мнения о камне из Река, его назначении и цели. Согласно первому, речь идет о магическом тексте, который предназначался для совершения мести или какого-то возмездия за смерть Вемуда. Согласно второму, это самая обычная памятная надпись, а намеки на различные мифы и легенды в ней заставляют читателя вспомнить о величии этого рода. Возможно, оба мнения заключают в себе долю истины. И совершенно определенно, что этот текст обращен не ко всякому, а только к немногим посвященным. Поскольку камень из Река больше напоминает модернистскую поэзию, нежели некролог. Отмагических рун – к памятным надписям
В наших древних рунических надписях всегда подчеркивается их загадочность, таинственность. На камне из Спарлёсы, в провинции Вестергётланд (около IX века) таким же образом характеризуются сами руны – причем в необычайно сложной, почти недоступной для истолкования поэтической надписи, – как «происходящие от сил». Руны имели магическое значение, но необязательно в узком смысле магических знаков (чтобы одолеть врагов, вступить в контакт с умершими и пр.); в более широком, метафорическом смысле они представляли собой волшебную систему знаков, возвышающуюся над повседневным языком. Удивительно поэтично звучит самая древняя наша надпись, построенная по принципу аллитерации и сделанная на брактеакте из Чюркё, т.е. на золотом украшении V века:
Руны высек
на зерне заморском
Хельдар
для Кунимунда.
Здесь «зерно заморское» – скорее всего поэтическое описание самого украшения и указывает либо на его ценность и великолепие, либо на его магическую силу как амулета. Еще более впечатляет своим модернистским звучанием заклинание в рунах на медной шкатулке из Сигтуны (первая половина XI века):
Птица кормится разбойником,
Я вижу, как раздуло кукушку трупа.
Образность этих строк основана на принятом в скальдической поэзии представлении о том, что павший в бою становится добычей воронов и волков (ср. строки на камне из Река о «Гунновом коне», который рыщет в поисках пищи на поле брани). В данном случае создатель рун предсказывает, что тот, кто посмеет украсть медную шкатулку, будет убит, и птица, или «кукушка трупа», – типичный кеннинг для ворона, – раздуется от обильной пищи. Высокопарность этого проклятия подчеркивается не только метафоричностью и аллитерацией, но и так называемыми «хендингами», т.е. звуковыми эффектами в скальдической поэзии, которые родственны рифме. Стихотворный размер в этом случае очень типичен для древнеисландской скальдической поэзии и называется «дротткветт», или «королевская песнь».
На камне из Карлеви, на острове Эланд (около XI века) есть целая строфа, написанная тем же стихотворным размером и высеченная в память о датском хёвдинге викингов, Сиббе, который был погребен на Эланде:
Скрыт тот под землей, кто – и многие знают об этом, —
подвиги совершал, древо богини битв, под могильным курганом.
Никто справедливее Одина колесницы,
Властнее на просторах морских конунгов
не будет царить на суше в Дании.
Таинственная форма скрывает на самом деле довольно простое содержание. «Древо богини битв» и «колесница Одина» – это обычные кеннинги, восхваляющие столь прославленного воителя, как в данном случае Сиббе. В первой части строфы, таким образом, говорится, что под могильным курганом лежит воистину великий воин. Во второй же ее части мы узнаем, что этот воин сражался на «просторах морских конунгов», т.е. на море, и вместе с тем имел владения на суше в Дании. Усложненность строфы проистекает из чисто языковых изысков. Слово «draugr» в подлиннике, например, служит типичным в скальдической поэзии каламбуром, так как оно может означать не только «древо», но и «привидение», «призрака». Смысл в том, чтобы читатель надписи поразмышлял над более глубоким подтекстом и намеками. Но для того, кто владеет языком скальдов, этот текст не содержит ничего загадочного. Магические руны превратились в обычные эпитафии, риторические обороты хвалебной речи, сложные по форме, но не столь глубокие по смыслу. Не только рамки жанра эпитафии, но и стихотворный размер «дротткветт» стал ограничивать поэтическое творчество. Оно превратилось в головоломку, и главной его задачей стало сложить в одно целое разнородные кусочки традиционных формул. Рунические стихотворения в стиле Эдды
Многие памятные надписи, особенно поздние, относящиеся к XI веку, отличаются более простым языком. Их поэтичность чаще всего обусловлена эпическим стилем Эдды: в них стало меньше метафор, да и те используются лишь для того, чтобы подчеркнуть величие павшего героя или прославить его качества как хёвдинга. Показательна в этом отношении торжественная надпись на камне из Грипсхольма, в провинции Сёдерманланд, высеченная в честь Харальда, сына Толы, – одного из многих других викингов, которые погибли на востоке во время похода Ингвара Путешественника, около 1040 года:
Они плыли
за золотом,
на востоке
кормили орла.
Погибли на юге,
в Серкланде.
Единственная метафора строфы – «орел», который заменил здесь «ворона» как птицу смерти. «Кормить орла» означает убивать людей в бою. И едва читатель разгадывает эту простую загадку, как становится ясной трехчленная симметрия текста: плыть, убивать, погибнуть. Лаконичное определение жизни викинга. А географические указания делают путешествие по жизни также и странствием по свету. Викинги отплыли из родного Сёдерманланда, держали курс на восток, а окончили свой путь в Серкланде, – стране арабов-сарацин, на южной оконечности земли, согласно древней картине мира, – таков был конец пути для многих викингов и крестоносцев. Однако этот мотив не развивается в романтическую сагу о героях. Сам героический дух едва угадывается в деловитой констатации заключительной строки.
Существует целый ряд других камней той же эпохи; надписи на них в схожих поэтических формулах прославляют участников похода Ингвара, – как, например, на камне из Тюстберги, воздвигнутом в честь Хольмстена и его сына Родгера:
Долго он был
на западе.
Пали они на востоке
с Ингваром.
Поэтический эффект достигается здесь простым контрастом: долгое пребывание на западе – и внезапная смерть на востоке. Подразумевается, что читатель сможет увязать указание на концы света с представлением о героической жизни викинга. Заключительные слова – «с Ингваром», – которые встречаются на многих камнях, также предполагают, что тогда были известны сказания о великом викингском походе на восток под предводительством этого самого Ингвара.
Подобное сказание, «Сага об Ингваре Путешественнике», сохранилось в Исландии и в своем раннем варианте было скорее всего записано в конце XII века, на основе устной традиции, бытующей в районе озера Меларен. В самой саге говорится о том, что исландский священник Ислейв слышал эту историю от торговца, который, в свою очередь, услышал ее «в дружине конунга свеев». Это фантастическая небылица о крещеных шведских героях, которые отправились на восток, на Русь, а затем по русским рекам доплыли до Византии. С помощью Бога и оружия они побеждают в пути страшных кровожадных драконов, волхвов-язычников, обольстительных женщин. Многие из героев погибли, добыв себе в бою честь и золото, а некоторые вернулись в Скандинавию и смогли поведать другим обо всех совершенных подвигах. Историки, естественно, не питают доверия к этой саге и исходят из того, что она представляет собой позднюю исландскую версию, которая искажает подлинные исторические события. Однако шведские скальды, которые в XI веке сочиняли рунические стихи в честь похода Ингвара, скорее всего, охотно верили во все эти выдумки. И тогда становится понятно, почему надписи на камнях об Ингваре имеют столь ярко выраженный мифическо-героический характер.
В более обыденных выражениях восхваляют рунические надписи тех хёвдингов, которые правили дома, в своих усадьбах: «добрый и радушный» (т.е. не скупится на угощение) – такова частая формула, которая также используется в исландской Эдде («Изречения Высокого»). «Красноречивый» – таков другой типичный эпитет хёвдингов, известный как в Швеции, так и в Исландии. И лишь в исключительных случаях в этих памятных надписях встречаются формулы явно мифического характера, как, например, такая, высеченная особыми рунами Хельсинге на камне в Скарпокере, в провинции Сёдерманланд (XI век):
Земля разверзнется,
И сверху – небо.
Вероятно, создатель этой рунической надписи хотел сказать своей поэтической формулой, что произойдет гибель мира, Рагнарёк, прежде чем родится хёвдинг, который сумеет сравниться с тем, в честь которого поставлен этот камень. Подобные формулы часто попадаются в древнеисландской поэзии, и кроме того, в древнеанглийских и древнегерманских текстах. Аллитерация в подлиннике имеет выраженный религиозно-мифологический характер; она почти всегда выступает приметой стиля, когда речь идет о сотворении мира или его гибели,– например, в начале грандиозного введения в Эдду – «Волуспе», или «Прорицании провидицы»:
В древние времена,
Когда не было ничего,
Не было песка или моря,
Или прохладных волн,
Не было земли,
Не было неба над ней,
Была только бездна,
И никакой травы.
Как объяснить, что одинаковые поэтические формулы, используемые в шведских рунических надписях, встречаются также в Эдде или древних германских текстах, написанных подчас за сотни миль от Швеции или даже в другую эпоху? Вряд ли вопрос заключается в «литературном влиянии», – как его понимают в наши дни. Вместо этого следует предположить, что скальды на всем скандинавско-германском культурном пространстве в течение многих веков использовали общий запас поэтических формул и мотивов. В древности этот запас имел мощный мифологический заряд, и его хранили как священное наследие в устной традиции. И только в более позднее время, особенно после введения христианства, эти формулы были «разряжены» и превратились в литературные штампы. Повествовательная проза
В Норвегии и особенно в Исландии в период 1200–1350 гг. создавалась такая повествовательная проза, которая не имела себе подобия ни у одного другого народа той же эпохи. Записывание саг основывалось отчасти на древнескандинавской традиции, и задача заключается в том, чтобы отыскать следы этой же традиции и в Швеции. Но все будет зависеть от того, что мы понимаем под словом «сага». Существовали многие типы саг (а само слово означает просто «сказание», «повествование», но ничего не говорит о повествовательном искусстве).
Наиболее известны так называемые родовые саги, или саги об исландцах, которые в духе строгой лаконичной прозы повествуют о распрях между родами исландских бондов в эпоху викингов. Жанр этот известен нам по Исландии, однако содержащиеся в сагах подробные сведения о различных спорах и тяжбах имеют точки соприкосновения с повествовательными элементами в законах шведских провинций.
В том же деловитом стиле написано и большинство королевских саг, которые в основном рассказывают об истории норвежских конунгов в IX–XIV века. Они писались и в Норвегии, и в Исландии, и самой знаменитой из них является «Хеймскрингла», или «Круг земной» исландца Снорри Стурлусона (около 1230 – 40 гг.). Жизнеописания конунгов отчасти строятся на основе устных сказаний, отчасти – поэзии скальдов, которая изначально сочинялась в честь упомянутых конунгов.
Кроме того, в прозе можно заметить влияние историографии латинского средневековья и легенд о святых. В Швеции единственным примером этого рода был лаконичный перечень шведских королей, от Улофа Шётконунга до Йона сына Сверкера, сохранившийся как приложение к старшему вестгётскому закону.
Более фантастическими по стилю и содержанию были героико-мифологические саги, или лживые, как принято их называть; они повествуют о далеких туманных временах, и действие их часто происходит в экзотической среде, с участием сверхъестественных сил. Большинство сохранившихся саг этого типа были написаны в Исландии примерно после 1280 года, но материал в них был гораздо более древний, частично совпадающий с Эддой и германским героическим эпосом. В устной форме этот жанр был наверняка известен во всей Скандинавии. В частности, мотивы лживых саг встречаются на камнях с изображениями и руническими надписями. Многие из сказаний, вместе с песнями Эдды, были также переведены на латинский язык около 1200 года датским историком Саксоном Грамматиком (умер около 1220 года). Существуют даже доказательства того, что и в Швеции эти фантастические саги относились к излюбленному жанру.
Фантастической была и упоминаемая выше «Сага об Ингваре Путешественнике», хотя она и основывалась на исторических событиях относительно позднего времени (XI век). На шведском материале основаны также отчасти «Сага о Хервёр», «Сага об Одде Стреле» и «Сага о Гаутреке» и, кроме того, различные сказания о так называемой битве в Бровалле, которая в древние мифические времена якобы произошла на поле Броваллы, в провинции Эстергётланд, между датским королем Харальдом Боезубом и шведским королем Сигурдом Кольцо. Действие этих прозаических текстов большей частью происходит в Швеции, и многие из героев – шведы. Но иногда встречаются среди них норвежцы, датчане или исландцы, которые по тем или иным причинам оказались в Швеции. А потому нельзя исключать возможность того, что истории эти сложились в западно-скандинавской среде, где имелись лишь спорадические контакты с самой Швецией. Очевидно, что в Норвегии и Исландии древнюю Швецию воспринимали как некую мифическую страну, где может произойти все, что угодно. Может, именно поэтому, – а вовсе не на основе подлинной шведской повествовательной традиции, – фантастические саги столь часто изображают свеев и ётов.
Один из примеров тому состоит в следующем. Романтики XIX века очень любили сказание о Яльмаре Великодушном и Ингеборг, которое передается и в «Саге о Хервёр», и в «Саге об Одде Стреле». Яльмар был известным воителем в дружине конунга свеев и влюбился в конунгову дочь Ингеборг. Чтобы получить свою возлюбленную в жены, он должен был вместе со своим братом по оружию Оддом Стрелой победить в битве на датском острове Самсё двенадцать свирепых берсерков, сыновей Арнгрима. В той битве пали все, кроме Одда Стрелы, который приносит последний привет от умирающего Яльмара Ингеборг: эти прощальные слова превращаются в поэтический монолог в стиле Эдды. Он напоминает очень старый жанр плача, который составлял ядро устной традиции о двух влюбленных. И когда Одд Стрела приходит с посланием к Ингеборг, у той разрывается сердце, и она умирает.