Лена Сокол
Любовь по обмену
– Ты взял документы? – Ему ведь нужно оформиться сегодня в университете.
– Угу, – бросает он, проходя мимо.
– Мой отец отвезет нас.
Он надевает кроссовки и поворачивается ко мне:
– А ты сама разве не водишь автомобиль?
– Я? – пожимаю плечами. – Нет. Мне вообще нравится ходить пешком и любоваться природой.
– Пешком? – на его лице написано недоумение.
– Да, – улыбаюсь, – здесь недалеко. Обычно я добираюсь до места учебы минут за двадцать.
– Оу, – выпячивает губу и кивает, хотя явно скептически отнесся к услышанному.
Правильно, чем здесь любоваться, в России?
Мы выходим, мама закрывает дом на ключ. Дружно садимся в машину.
– Первый день в универе, – бодро говорит отец, глядя на Джастина в зеркало заднего вида, лениво развалившегося на сиденье. – Тебе понравится, вот увидишь.
– Что он сказал? – спрашивает гость.
– Что ты быстро освоишься на новом месте, – отрываюсь от созерцания осени за окном.
– Угу. – Джастин тоже утыкается лицом в стекло, за которым резкий порыв ветра срывает листья с деревьев, и те разлетаются по воздуху в разные стороны.
– Ну, удачи, ребята! – бросают родители нам на прощание.
– Спасибо, – отвечаю, закрывая дверцу.
А Джастин, кажется, их уже не слышит. Он сосредоточенно разглядывает все вокруг: дома, улицы, людей, птиц на тротуаре.
– Ну, ты готов? – тереблю ремень сумки.
Американец перестает вращать головой по сторонам и смотрит вслед удаляющейся машине моего отца.
– Да, – кивает он и убирает руки в карманы. – Тебе счастливо отучиться, а я пошел.
– Что? – судорожно сглатываю я.
Мимо нас проходят группы студентов, спешащих на пары.
Американец хмурится, пинает носком кроссовки желтый лист:
– Пойду посмотрю достопримечательности.
Я набираю в грудь больше воздуха:
– Ты не пойдешь со мной в университет?
– Нет. – Ухмылка, очевидно призванная выглядеть как улыбка, выдает его нервозное состояние. – Скажешь им, чтобы отправляли меня домой, потому что учиться здесь я не собираюсь. Ясно?
Стою на краю дороги и растерянно хлопаю ресницами. Хотя чего удивляться? Он предупредил меня об этом, как только приехал.
– Счастливо, Зоуи.
– Но… – осекаюсь, когда он поворачивается на пятках и уходит в противоположную сторону. – Ты же потеряешься…
– Не переживай, у меня есть записка с адресом, – отвечает он, не оглядываясь, и ускоряет шаг.
Я так и стою на месте, наблюдая, как парень закуривает, выпускает струю дыма изо рта и быстро исчезает за углом здания. Меня начинает знобить, а внутри все сжимается от предчувствия надвигающихся неприятностей.
Через пару минут я все-таки отхожу от замороженного состояния и бреду вдоль главного здания универа. Смотрю по сторонам в надежде увидеть высокую фигуру в темной толстовке и облаке сигаретного дыма, но среди десятков студентов, разгуливающих между корпусами, так и не нахожу нужного.
Смылся.
Вот же дурень. Он все еще с американским номером, который я не знаю. Мы даже не успели приобрести ему местную симку. Не представляю, что он будет делать один в незнакомом городе. В чужой стране. Самоубийца!
И почему я чувствую себя виноватой?
Прячу руки в карманы и плетусь в здание, с трудом отрывая ноги от асфальта. Мне нужно посоветоваться с ребятами. Они обязательно что-нибудь подскажут. Как поступить? Как объяснить случившееся руководству? Родителям?
Смотрю на круглые часы, висящие в фойе. Пятнадцать минут до пары. Тяжело выдыхаю и обвожу глазами первый этаж. Кажется, мне налево. Через пару минут блуждания по коридорам нахожу наконец нужную аудиторию и вхожу.
Наши, как обычно, рассредоточились на «могучие кучки» и болтают каждый о своем. Мажорики возле окна громко обсуждают вчерашние гонки за городом, их девушки (наша «элита») во главе с Викой Старыгиной шепчутся о чем-то необычайно интересном – о какой-нибудь новой сплетне, разумеется. Остальные рассредоточились по аудитории и уткнулись в свои гаджеты.
Разумеется, здесь никому и дела нет до учебы. Дипломы нужны всем только в качестве «бумажки», будет – и замечательно. Работу все равно искать не придется: мама с папой устроят у себя под теплым крылышком. Иностранный язык интересен только мне. Ну, и, может, еще Машке Суриковой.
А вот и она. Точнее, они – с Димой.
Ребята входят в аудиторию, и шепот замолкает. За лето никто, очевидно, так и не привык, что эти двое теперь вместе. Скромная девочка-тень из обычной семьи и татуированный красавчик – сын владельца крупной сети кафе нашего города. Но это, пожалуй, самый гармоничный и крепкий союз из всех, что я знаю. И да, про таких ребят нужно не рассказывать, а книги писать.
С Машей никто не общался, ее практически не замечали в группе до появления новенького – Димы Калинина. Трудно сказать, почему так вышло. Просто она приходила, садилась на свое место, а после занятий сразу уходила. Мы не лезли к ней в душу, а Маша – к нам. Так бы и продолжалось, если бы в один прекрасный день татуированное чудо ростом под метр девяносто не появилось у нас на паре. Все с ума сходили от новенького, девчонки будто с цепи сорвались: бегали за ним, приглашали на свидания, прихорашивались. Вика даже бросила Игоря, своего верного ухажера, сделав ставку на богатого наследника-неформала. Но Дима сразу сел за парту к нашей Машке и больше уже не отходил ни на шаг.
Если честно, мне ужасно нравится смотреть на них. Их союз сродни смешению стихий. Калинин со своей неуемной энергией будто вытащил Машку из ее скорлупы, вселил уверенность, и та расцвела. Ну а Сурикова, в свою очередь, стала для этого парня спасательным кругом, вырвавшим его из прошлой малоприглядной жизни.
Вот я со Славкой никогда так не смотрелась. Даже завидно немного. Мы с ним оба серые. Просто учились вместе, просто дружили и даже встречаться начали просто так – потому что все наши знакомые разделились на парочки, а нас с ним осталось двое. Никаких стихий. Никаких сбивающих с ног чувств. Тихо, спокойно, уютно.
– Приве-е-ет! – восклицает с порога Дима и протягивает мне ладонь.
– Привет…
Отбиваю «пять», и он сразу спешит поздороваться с парнями. Машка подходит ближе, крепко обнимает меня. Теперь, кажется, и остальные обратили внимание на наше появление.
– Ой, Зойка! – машет мне Вика. – А где же Челси?
Ее подружки, косясь на нас, продолжают перешептываться.
– Не приехала, – пожимаю плечами.
– Да? Жа-алко.
Но на ее лице написана совсем не жалость. Вика рада. Потому что недавно кто-то из наших парней, глядя на фото Челси, говорил, что она симпатичная, а конкуренции Старыгина не потерпит. Поэтому и подруг себе подобрала под стать – вылитые курицы, только крашеные. Диана – в розовый, Танька – обесцвеченная блондинка с густыми черными бровями. Вроде при деньгах, а вкуса у обеих никакого.
– Пойдем. – Маша тянет меня в сторону.
Мы садимся и отворачиваемся от всех.
– Ну, что? – спрашивает она, распахивая глаза широко-широко. – Проводила Славку?
Воздух из меня вылетает, как из спущенной шины.
– Ага.
– Ох, бедная, не расстраивайся так. – Она гладит меня по плечу. – Уже скучаешь, да?
– Ну… – пожимаю плечами. – Конечно, скучаю.
– Жалеешь, что отпустила?
– Не-е-ет, – говорю неуверенно.
– Слушай, а что за история с Челси? Вроде все было обговорено, ее здесь ждали.
– Ох, это… – кладу руки на стол и роняю на них голову. – Вместо Челси приехал ее брат Джастин.
– Что? – оживляется Машка. – Правда? И где он?
– Маш, это такая длинная история…
Рассказываю все по порядку, присоединившийся к нам Дима тоже внимательно слушает.
– Ну, и как он? Как? – Из-за спины Калинина вдруг появляется голова Вики.
И как только не стыдно подслушивать!
– Что «как»? – хмурюсь.
Она рисует пальцами в воздухе, пытаясь что-то изобразить.
– Какой он? Красивый?
Маша, бросая в сторону Вики тяжелый взгляд, вздыхает.
– А что? – возмущается Старыгина, хитро улыбаясь. – Нормальный вопрос.
– Не знаю, – говорю я, – парень как парень. – Чувствую, как мое лицо затягивает предательский румянец. – В его присутствии мне кажется, что я совершенно не знаю языка. Пытаюсь что-то говорить, и он, кажется, даже понимает. Но смотрит так, словно ему все время хочется надо мной посмеяться.
– Ну, это точно глупости, – замечает Дима. – Мне кажется, у тебя лучший английский на нашем потоке. – Поворачивается к своей девушке: – Если не брать в расчет мою Марью.
– Господи! Что это?! – чересчур восторженно взвизгивает Вика, хватая Машкину руку.
Вытягиваю шею, чтобы тоже посмотреть.
– Это… – теряется Сурикова, пытаясь отдернуть руку обратно.
– Божечки! – охает Старыгина, рассматривая бриллиант на Машкином пальце.
– Я сделал вчера Маше предложение, – поясняет Дима и притягивает растерянную подругу к себе. – Зимой у нас свадьба.
Вике с трудом удается подавить вспыхнувшую зависть и натянуть на лицо картонную улыбку.
– Поздравляю! Какие вы молодцы!
– Спасибо. – Маша смущенно отводит взгляд, принимаясь доставать тетради из сумки.
– Что там? Что там? – охают Викины подружки.
– У нашей Маши кольцо!
Улей кипит. Слюна Вики брызжет в разные стороны.
В этом шуме я наклоняюсь к подруге и тихо говорю:
– Маш, я очень рада за вас.
– Спасибо… – Она поднимает взгляд от сумки и благодарно кивает.
В аудиторию входит преподаватель, и все рассаживаются по местам. Я сажусь позади Димы, чтобы не привлекать внимания. Больше всего боюсь вопросов об американце. Но их не случается: лекция начинается рутинно, продолжается так же скучно и монотонно и заканчивается только через пару часов.
Как раз в тот момент, когда я собираюсь спросить у друзей, как лучше поступить с исчезновением гостя, у меня в кармане вибрирует телефон. Достаю и смотрю на экран. Сообщение от Славы: «Зоя, мне пока некогда. Бонита, дочка хозяев, показывает мне океан. Встретимся в «Скайпе» вечером. У меня уже будет утро:)».
Долго гипнотизирую глазами дисплей, затем пишу:
«Как дела?»
Телефон снова вибрирует, улыбаясь, открываю сообщение, но на этот раз оно от брата.
Стёпа: Привет, я сейчас с Челси. Она приехала проведать меня из общежития.
Я: Как ты устроился?
Стёпа: Здесь круто.
Я: Джастин живет в твоей комнате.
Стоит ли пугать их тем, что он удрал?..
Стёпа: Тогда у меня к тебе будет просьба.
Я: Какая?
Стёпа: Нужно кое-что перепрятать.
Я: Пиво? Травка? Что-то хуже?
Стёпа: В шкафу, в коробке из-под обуви. Выкинь, пожалуйста, пока папа не увидел.
Внутри все холодеет, когда я понимаю, о чем идет речь.
Я: Стёпа! Как ты мог?! Почему ты не выкинул их раньше?!
Стёпа: Не знаю. Прости…
Я: Ты собирался вернуться к этому? Ты же обещал! Мне, маме, отцу!
Стёпа: Больше никогда, клянусь. Просто найди и уничтожь.
С силой свожу зубы, выключаю телефон и принимаюсь массировать пальцами виски. Что ж за день-то такой?! За что мне все это?
Джастин
Если в мире где-то существует умиротворение, то оно не во мне. Далеко от меня. В моей груди сейчас пылает адский пожар. Голову будто тисками давят: «Что делать? Что делать?!» Самое время для гениального плана, но его все нет и нет. Внутри нарастает паника.
Эта страна, этот город, эти люди – совсем не то, что я хотел. Сам загнал себя в угол. Я в тупике. Все дороги все равно ведут к отцу, который непременно скажет: «Во-о-от, я же говорил тебе, кусок дерьма, ты без меня никто. Засунь уже свои желания себе в задницу и действуй, как я скажу!»
Ни за что. Я не сдамся. Только не снова. Не в этот раз.
Я уже второй час блуждаю по улицам в поисках магазина, где можно было бы купить адаптер. Мое зарядное устройство с простой американской вилкой, а в этой стране, будь она неладна, розетки совершенно другие. Аккумулятор на телефоне практически разряжен и вот-вот сдохнет, а я ругаю себя, что не попросил помощи у этой девчонки, Зоуи.
Да. Жалко было смотреть на нее, обреченно стоящую у здания университета. Похоже, она все воспринимает всерьез: глазищи огромные, перепуганные, нижняя губа дрожит. Может, правильнее было бы договориться с ней, а не пугать своим побегом, но мне необходимо побыть одному, чтобы все обдумать.
Докуриваю сигарету и понимаю, что за последние полкилометра не видел еще ни одной урны. Окурок обжигает пальцы. Матерюсь и сворачиваю к какому-то парку, там скамейки и ящики для мусора почти на каждом шагу.
Сажусь на первую попавшуюся скамью, прячу руки в карманы и долго наблюдаю за неспешно прогуливающимися людьми. Многие из них разодеты так, будто собрались отмечать какой-то праздник, надели самое лучшее, нацепили сразу все украшения. Особенно женщины в возрасте: обильно накрашены, прически уложены лаком. Вот только никто не улыбается. Идут, смотря себе под ноги. Ни до кого им дела нет.
Правда, молодежь здесь выглядит более расслабленно. Светлые лица, удобная одежда ярких цветов, а тон их разговоров кажется веселым и непринужденным. Девчонки, проходя возле моей скамьи, поглядывают и хихикают. Это не злой смех, скорее дружелюбный, с долей смущения и заинтересованности.
Опускаю взгляд на кружащиеся по асфальту листья, наклоняюсь, беру в руку один, вытягиваю перед собой и долго рассматриваю. В кармане опять звонит телефон. Если мама будет так настойчиво трезвонить, она окончательно посадит мне мобильный.
Достаю смартфон и долго туплю, рассматривая экран. Рука предательски дрожит, зубы сводит, точно от зубной боли. «Фло» – написано рядом с фотографией миловидной брюнетки.
– Что? – спрашиваю наконец, снимая трубку.
– Не очень-то ты рад меня слышать, – говорит она.
Я представляю, как Фло капризно надувает губки. Всегда так делает, когда хочет добиться желаемого.
– Ты что-то хотела? – Пальцы свободной руки сами сжимаются в кулак.
– Слушай, Джаст… – она вздыхает, – видела сегодня твое фото. Оттуда, ну, из этой дыры…
Оглядываюсь по сторонам. Теплый ветерок тихонько катит по асфальту охапку желто-красных листьев, кроны деревьев колышутся, поливая все вокруг приятным расслабляющим шуршанием.
– И?.. – начинаю терять терпение.
Неужели позвонила, чтобы посочувствовать? Так мне всего этого дерьма не надо. Обойдусь уж как-нибудь.
– Знаю, ты сейчас будешь психовать, но я все равно скажу.
– Валяй, – рычу я.
– Я знаю, как все уладить.
– Что именно?
– Я поговорю с твоим отцом, и он вернет тебя домой. Подожди, не отвечай. – Ее голос слегка дрожит. – Тебе придется принять его условия, но ведь мы с тобой снова будем вместе, а это самое важное.
– Фло, мы с тобой расстались! – цежу сквозь зубы. – Напомнить, из-за чего?
– Джастин, не будь столь категоричен. У нас с тобой просто небольшие разногласия. Все можно уладить.
– Ты поставила мне ультиматум! Либо я с тобой и возвращаюсь в бейсбол, либо иду к черту.
– Я просто думала о твоем будущем! О нашем будущем!
Меня захлестывает новая волна негодования.
– Ты говоришь, как мой отец. Вам обоим нужно все контролировать, всем диктовать свои условия. А кто-нибудь из вас интересовался, чего хочу я?
– Джастин, это все блажь. Ты же взрослый парень. После окончания учебы тебя ждут в Национальной лиге. А ты собираешься просто подарить свое место кому-то?
– А ко мне… Ты ко мне хоть что-то чувствовала, Фло? Забудь сейчас о бейсболе, о бабках! – сжимаю крепче телефон. – Я! Что я для тебя значу?
– Джаст… – Она не может подобрать нужных слов.
А ведь все давно уже ясно. Мы были вместе только потому, что наши родители много лет подталкивали нас друг к другу. Не было никаких чувств.
– Джастин, я люблю тебя.
– Хм, – усмехаюсь. – Ну, тогда к чему нам условия?
– Не будь дураком! Ты сам все прекрасно понимаешь! Твой гребаный соккер в этой стране никому не нужен, ясно? Бросай эту дурь. Я поговорю с твоим отцом, и ты сможешь вернуться.
– Нет, Фло, – шумно выдыхаю. – Мне незачем возвращаться. Пока.
И едва я успеваю сказать это, как в трубке становится тихо. Экран гаснет. А у меня в душе вместо пожара теперь бушует настоящий ураган. Срываюсь с места и быстрым шагом иду по дороге. Выхожу на какую-то оживленную улицу и дергаю дверь в первое попавшееся заведение.
– Кофе, пожалуйста, – бросаю официанту.
Парнишка долго смотрит на меня, затем достает блокнот и уточняет:
– А… американо?
– Эм… Окей, – киваю и достаю из заднего кармана джинсов мятую двадцатку. – И пачку каких-нибудь сигарет.
Сажусь за свободный столик и понимаю, что в помещении воцарилась оглушительная тишина. Мало того что посетители прекратили общение меж собой, так еще и официант уставился на меня, как на пришельца.
– Что? – спрашиваю. – Кофе. Сигареты. Пожалуйста.
Может, у меня в волосах листья запутались? Вряд ли.
– Онли… – блеет парнишка, указывая в мою двадцатку кончиком шариковой ручки. – Онли… рашн мани, – виновато улыбается, затем добавляет: – Плиз.
Вот же черт. И как мне это сразу в голову не пришло? И что теперь делать?
Шарю по карманам, достаю папину кредитку. Долго смотрю на нее и затем прячу обратно. Не потому, что процент за обмен банк возьмет бешеный – это все ерунда. А потому что он сказал, что я без его денег не проживу. Мне хочется доказать обратное.
– Простите, – встаю, убираю деньги в карман.
Придется уйти.
– Нет-нет, подождите, – раздается со спины низкий мужской голос. – Я заплачу за вас. Можно?
– Не стоит, – качаю головой, разглядывая его.
Незнакомец говорит с легким акцентом. Ему около сорока, он прилично одет, у него модная стрижка и хорошие, дорогие часы.
– Садитесь, пожалуйста. – Он улыбается, затем поворачивается к официанту и что-то быстро говорит по-русски. Парнишка, кивнув, убегает выполнять заказ. Мужчина склоняет голову набок в легком полупоклоне: – Мне приятно было помочь вам.
– Спасибо… – теряюсь я.
– Дальше по улице имеется обменный пункт, можете воспользоваться им, чтобы не попадать в такие ситуации.
– О, благодарю.
– Турист? – оглядывается он, вставляя свою карту в терминал за барной стойкой.
– Вроде того.
Мужчина понимающе улыбается.
– Ну, тогда счастливого пребывания в России! – убирает карту в кошелек, салютует мне, как военный, и, развернувшись, уходит.
– Спасибо, – говорю я его спине, которая еще видна сквозь прозрачную дверь.
А здесь живут довольно милые люди. Надо же.
Все продолжают пялиться, поэтому я прочищаю горло и поворачиваюсь к телевизору, висящему на стене. Смотрю на экран внимательно, будто все понимаю и боюсь пропустить что-то важное. Кажется, идет какое-то шоу про врачей, потому что в зрительный зал затаскивают огромную вагину, обшитую розовой тканью. Двое мужчин в карнавальных масках, радостно размахивая руками, изображают кого-то вроде защитников организма, прогоняя микробов, а люди в голубых форменных халатах и еще одна женщина рассказывают что-то с серьезным видом.
Благодаря им интерес ко мне быстро ослабевает, и дышать становится легче. Посетители кафе хихикают, поглядывая на экран, затем канал меняется на музыкальный. Кофе, принесенный официантом, оказывается не так уж плох. Чего не скажешь о сигаретах. Выйдя из кафе и едва закурив на крыльце, я сплевываю – их будто нарочно духами облили. Как они это курят?
Проявляя упорство, все-таки докуриваю эту мерзость по пути в обменный пункт, который… так и не нахожу. Несмотря на то что многие вывески пестрят иностранными названиями, нужное мне не появляется. Зато, свернув куда-то с главной улицы, я вдруг натыкаюсь на целый комплекс спортивных сооружений: стадион с искусственным покрытием, рядом поле поменьше, беговые дорожки, спортивные снаряды, перекладины, тренажеры за ограждением.
Двигаюсь медленно, обхожу стадион вдоль сетки по кругу. Вокруг никого. На поле – тишина. Направляюсь к дальней маленькой площадке, где несколько парней играют в так называемый «квадрат». На них зауженные спортивные штаны, голубые футболки с какой-то надписью на спине, белые носки и бутсы.
Они не выглядят профессиональными игроками, это заметно по поведению: явно не тренировка, парни просто прикалываются, гоняя в квадрате двух «зайцев», то есть водящих игроков, которые пытаются отобрать мяч. А значит, можно попроситься сыграть с ними.
Едва приближаюсь, в душе просыпается знакомый азарт. И даже невозможность объясниться меня не останавливает. Спорт – это универсальный язык, мощный инструмент укрепления мира и взаимопонимания, который объединяет людей, несмотря на границы, культуры и религии, учит терпимости.
Мяч, отлетающий от ноги одного из игроков и несущийся прямо мне в лицо, прерывает ход моих мыслей. Вытягиваю руки перед собой, растопыриваю пальцы и ловким движением перехватываю его. Игра останавливается, теперь все смотрят на чужака – на меня. Подхожу ближе, опускаю мяч на траву и останавливаю ногой.
– Можно… Могу я… поиграть с вами?
Ребята примерно моего возраста, может, чуть младше. Они подтягиваются, чтобы посмотреть на меня, и никто, кажется, не понимает, что я только что сказал.
– Можно мне, – объясняю на пальцах, – поиграть с вами?
– Америкос? – Это единственное, что мне удается разобрать, потому что далее идет набор непонятных грубоватых слов, которые могут обозначать что угодно, от «добро пожаловать» до «пошел к черту».
По их хитрым лицам трудно догадаться, как именно они настроены. Парни долго что-то обсуждают, спрашивают меня о чем-то, но мне приходится лишь знаками давать понять, что я ничего не понимаю.
– Ладно, – наконец говорит один из них, – иди туда.
И указывает на ворота. Они хотят, чтобы я встал в рамы? Окей.
– Tuda, – повторяю на автомате и, счастливый, встаю в створ.
Парни почему-то не спешат делиться на команды. Они собираются возле линии штрафной. Один из них приносит еще пару мячей.
– Эй, а мы не будем играть? – спрашиваю.
Но им, конечно же, совершенно непонятно, о чем я спросил. Не проходит и секунды, как в меня летит первый мяч. Не нужно даже делать шаг в сторону, чтобы поймать его, – они будто специально целятся в меня. Ловлю его, чувствуя тяжелую отдачу в грудь, обхватываю крепко и под свист и смех возвращаю назад.
Удар, плотный и сильный, и в меня летит следующий снаряд. Пытаюсь сгруппироваться, но все равно получаю в живот. Мышцы протестующе ноют. Едва я разгибаюсь и отпускаю мяч, как вижу следующий. Они решили просто меня «расстрелять». Ясно.
Сжимаю зубы и продолжаю принимать подачи. Мячи, летящие с невероятной скоростью, похожи на снаряды. Они оставляют пыль на одежде и синяки на коже. В грудь, в ногу, в плечо – удары становятся чаще и только сильнее. Но я не жалуюсь, не девчонка же. Сам виноват, что согласился. Вот только не ожидал, что они просто решат поиздеваться.
Не успеваю поднимать глаз, едва принимаю один мяч, как выпрямляюсь и получаю вторым. Попадает больно, даже слишком. Юные футболисты ржут все громче, и я опять слышу обидное «америкос». У меня уже скулы сводит от гнева. Думаю, бесполезно пытаться им что-то говорить, но свалить с позором – тоже не вариант.
И я продолжаю обороняться. В какую бы сторону ни отклонялся, мячи летят точно в корпус.
– Гол! Гол! – радостно кричат они.
Звери.
Шумят и свистят, дают друг дружке «пять» и спорят, кто следующий в очереди. Когда мне все это надоедает, развожу руками.
– С меня хватит, – говорю.
Но тут мяч прилетает мне прямо в лицо. Искры из глаз, привкус крови во рту, и я понимаю – разбита губа. Облизываю ее, но совершенно не чувствую – та моментально немеет.
– Все парни, – поднимаю руку вверх. – Может, теперь сыграем?
Но вместо ответа следующий мяч прилетает прямо по яйцам. Дружный хор голосов и свист вторит моей нестерпимой боли. Складываюсь пополам и сжимаю зубы, чтобы не застонать в голос. Чувствую, как они по очереди, смеясь, подбадривают меня хлопками по плечу.
– Muzhik. – Это слово они зачем-то повторяют дважды.
Зоя
Я сижу на крыльце. На той самой ступеньке, на которой впервые увидела этого несносного американца. Где он теперь? Жив ли? Что задумал? Куда пошел? Никто, кроме него самого, не знает. Быть может, еще утром нужно было сообщить об исчезновении руководству университета, Челси или моим родителям. Но я этого не сделала. Дурочка.
Теперь сижу на лестнице, провожаю беспокойным взглядом каждый проезжающий мимо автомобиль и сгрызаю заусенцы почти под корень.
Нужно было нам сесть и серьезно поговорить. Нужно было, в конце концов, известить чету Реннер о планах их непутевого сыночка. А если он больше не вернется? Если потеряется? Если попадет в беду? Я, и только я, буду виновата.
В тот момент, когда от страшных мыслей, лезущих в голову, у меня перехватывает дыхание, возле дома останавливается такси. Вскакиваю и со всех ног бегу навстречу. Из задней двери выходит Джастин. Его одежда вся в пыли, волосы всклокочены, на губе запекшаяся кровь.
– Расплатись, пожалуйста, – бросает он, проходя мимо меня.
– Что? – От растерянности у меня даже руки опускаются.
Американец оборачивается:
– У меня только доллары. – И вразвалочку идет к двери. – Расплатись.
– Сколько мы вам должны? – спрашиваю у водителя, наклоняясь к окну.
У меня трясутся руки.
– Тысяча, – бормочет усатый таксист.
Шарю по карманам, достаю купюру и вручаю ему.
– А… откуда вы его привезли?
– Подобрал недалеко от университета. – Мужчина включает первую передачу, намекая, что разговор окончен.
– Спасибо, – тихо говорю я, делая шаг назад. – Тогда почему так дорого?!
Но автомобиль уже сорвался с места и несется прочь от моего дома. Разворачиваюсь и бегу к двери. Джастин стоит, навалившись на стену, и гипнотизирует взглядом замок.
– Где ты был?! – спрашиваю, чувствуя, как внутри меня тревога перемешивается со злостью.
– Открывай, – безразлично говорит он, указывая головой на дверь.
– Я открою. Только скажи сначала, что произошло? – Протягиваю руку к его лицу, но парень отворачивается. – Что с твоим лицом?
– Я в порядке. Ясно? – Теперь синие глаза мечут в меня молнии.
– А что я скажу родителям? Как объясню твой внешний вид? Где ты был сегодня?
– Ты не сказала им, что я не ходил на занятия? – На его лбу множатся складочки.
– Нет. Никому не сказала.
– Зря. – Он снова отворачивается. – Давай открывай.
– Сначала скажи мне, что произошло!
Тяжелый вздох.
– Все нормально, Зоуи. Просто открой чертову дверь и дай мне пройти!
Его густой бас пугает меня. Съеживаюсь.
– Тебе нужно обработать рану, – говорю надломленно.
– Мне просто нужно в душ.
Я поворачиваю ключ в замке, дверь открывается, и мы входим внутрь. Дома никого, мама вернется через полчаса, не раньше. У нас есть возможность поговорить без свидетелей, но Джастин остервенело сдирает с ног кроссовки и поднимается наверх. Слышно, как хлопает дверь в комнату.
«Придется рассказать родителям все как есть. Пусть сами решают, что делать с ним дальше».
Снимаю обувь и поднимаюсь к себе. Переодеваюсь. Солнце за окном светит, но уже совсем не греет. Открываю форточку и долго всматриваюсь в окружающий пейзаж. Становится вдруг так одиноко, что хочется выть. Разворачиваю к себе ноутбук, открываю и включаю музыку.
Слава обещал позвонить утром. Сейчас у них около шести утра. Буду ждать.
Когда на экране начинает мигать входящий видеовызов, в комнату неожиданно заглядывает мама.
– Привет, зайка, а где Джастин?
Все мои мысли только о том, чтобы ответить на вызов, пока он не сорвался.
– У себя должен быть, – машу маме рукой и заношу палец над нужной кнопкой.
– Я заходила, его нет.
– Наверное, он в душе, – предполагаю я.
– Ну, хорошо. Я пойду готовить ужин. – Она пожимает плечами, но не уходит. – Как первый день?
– Все нормально, мама. Расскажу потом, ладно? Мне Слава звонит.
– А… Ну, привет ему.
И скрывается за дверью.
Поправляю волосы, выпрямляюсь и нажимаю «принять вызов».
На экране появляется светлое пятно. Белая стена, рядом окно, на нем жалюзи. Больше ничего. Смотрю, недоумевая, но вот передо мной наконец появляется Слава. Поправляет одежду, садится и смотрит на меня.
– Привет, – улыбается он.
– Ты постригся? – первое, что приходит мне в голову.
Я даже не сразу узнаю его. Привыкла к волосам, забранным на затылке в тонкий хвостик. К легкой небритости, выпирающим скулам на худом лице. А теперь передо мной сидит едва знакомый человек, коротко стриженный, гладко выбритый и совершенно далекий. Даже голос его кажется теперь чужим и незнакомым.
– Нравится? – спрашивает Слава, поворачиваясь то одним боком, то другим.
– Э… да… – бормочу, – но сколько я ни уговаривала тебя постричься, ты не хотел, а тут…
– Здесь адски жарко! – довольно восклицает он. – К тому же Бонита учится на парикмахера и сделала это бесплатно. По-моему, у нее талант. Да?
– Бонита… – вздыхаю я, стараясь не забывать улыбаться.
– Да. Она милая. – Глаза Славы светятся. – Тебе бы понравилась.
– Не сомневаюсь.
– Точно тебе говорю. – Кажется, он не расслышал сарказма в моей реплике.
– Как ты там устроился? – провожу пальцем по экрану.
Жаль, нельзя провести так по его коже.
– Все замечательно! Сегодня иду первый раз в университет.
– Удачи тебе…
– Я и не переживаю. Бонита сказала, что главное для студентов по обмену – посещать все занятия. А пересдавать экзамены потом в случае чего можно будет аж трижды.
Бонита. Бонита. Бонита… Улыбка сползает с моих губ. Становится жутко интересно, что там за девица.
– Как там твои дела? Как Челси? – интересуется мой парень.
Зачем-то вздрагиваю, как от испуга.
– А Стёпа не сказал тебе?
– Что? – Слава хмурится. – Мы с ним еще не виделись.
– Челси не приехала. Здесь ее брат Джастин, – говорю и жду какой-нибудь реакции, но Слава только зевает, глядя на наручные часы.
– Понятно. А так можно?
– Видимо, да…
– И как он?
Действительно… Что бы такого о нем сказать?
– Не знаю… – пожимаю плечами я. – Обычный.
– Ну, ты помогай ему с учебой. – Слава улыбается. – Заодно и английский подтянешь.
– Разумеется, – смущаюсь я, подпирая рукой подбородок.
– Как же я по тебе скучаю… – произносит он мечтательно.
И мне сразу становится так хорошо… Вот он, мой Слава, который умеет одним взглядом успокоить, одним словом поднять настроение.
– И я по тебе… – мурлычу и вдруг осекаюсь, потому что вдруг отчетливо понимаю, что за окном что-то перекрывает поток света с улицы.
Медленно поворачиваю голову и подскакиваю на стуле как ошпаренная. За стеклом, прямо на крыше веранды, проходящей под моими окнами, стоит Джастин в одних шортах… Мамочки, да он же просто в трусах! Недовольно хмурит брови, затем протягивает руку и стучит костяшками пальцев в стекло.
Тук-тук!
Судорожно поворачиваюсь к экрану. Слава улыбается. Поворачиваюсь направо – Джастин хмурится и требовательно стучит в окно. Слева – Слава. Он уже заинтересовался тем, что такое у меня происходит. Справа – Джастин. В трусах. Его стук все настойчивее.
– Что там? – спрашивает Слава, продолжая улыбаться.
Видимо, не замечает растерянность в моих глазах. Я молчу. Но новый стук заставляет меня вздрогнуть. Джастин злится и беззвучно требует его впустить. Выхода нет. Послушно встаю, поворачиваю ручку окна и открываю створку.
Полуголый американец ловко подтягивается, забирается на мой подоконник, а затем, минуя стол, спрыгивает сразу на пол и молча выходит в дверь. Трясущимися руками закрываю окно. Испуганно поворачиваюсь к ноутбуку. Ужас, написанный на лице Славы, заставляет меня покрыться красными пятнами.
