Лена Фликей
Жду тебя в конце ночи
– Это так отвратительно, что даже дух захватывает, – слышу прямо над ухом.
– Читаешь мои мысли, – отвечаю я, поворачиваюсь к нему лицом и теперь улыбаюсь по-настоящему. Он улыбается в ответ.
Глупо мы, наверное, выглядим со стороны. Здоровый голый мужик с пистолетом и блондинка в толстовке с длинным рукавом, тяжёлых ботинках и армейских брюках.
– Надо ехать, – говорю я, и улыбка словно мираж растворяется на его суровом лице.
– Куда?
– Я в замок, а тебя могу высадить где угодно.
– Не знаю, что за замок, но я поеду с тобой, – объявляет он, а потом протягивает мне руку.
– Ксандр, – он называет сокращённое сценическое имя, по-настоящему его зовут Александр Нейман, но, он не любит, когда его так называют.
– Ката, и мы знакомы, но ты, наверное, не помнишь, – легонько пожимаю его ладонь.
Он хмурится, чуть склоняет голову и окидывает меня долгим, внимательным взглядом.
– Мы трахались? – в его голосе сквозит замешательство, и я криво усмехаюсь.
Любовный темперамент Ксандра известен всем. Он настоящая находка для жёлтой прессы. Кто только не побывал в его постели, начиная от звёзд кино и заканчивая молоденькими официантками из придорожных забегаловок.
– Нет, – качаю головой. – Мы не настолько близки, но ты хорошо знал моего мужа.
Он растерянно проводит рукой по коротко стриженным неестественно белым волосам. Начав седеть, Ксандр стал осветляться и сделал из этого фишку. Имидж всей группы изменился, костюмы стали роскошней, грим ярче, а фанаток больше. Впрочем, мне он нравился и прежним: темноволосым, патлатым и без всей гламурной мишуры.
– Катарина Эльбах-фон-Нольмен, – я не произносила этого имени очень давно и сердце болезненно сжимается, когда понимаю: после смерти Стефана представляться его фамилией некрасиво.
– Жена Стефана?! – на его лице с живой мимикой проносятся облегчение и радость. – Как он сам?
Они не были близкими друзьями, тем не менее Ксандр регулярно присылал Стефану приглашения на все концерты, вечеринки и каждый год звонил поздравить с днём рождения.
– Умер, – я отворачиваюсь и разглядываю чахлую траву на газоне. Я не выдержу, если он спросит что-то ещё или захочет узнать подробности, но Ксандр тактично переводит тему.
– Слушай, мне надо одеться.
– Надо, – я киваю, так и не глядя на него. – Но до замка я ничем тебе не помогу.
– Есть один вариант, но боюсь, ты решишь, что я извращенец.
Я удивлённо гляжу на него.
– В каком смысле?
– Эти ребята одной со мной комплекции, – он указывает на трупы под навесом.
– Хочешь обокрасть мертвецов? – я равнодушно пожимаю плечами: – Валяй, мне плевать.
Он усмехается уголками губ и направляется к телам, распростёртым на земле, и хотя я не собиралась этого делать, но провожаю его долгим взглядом. Наверное, нужно быть совершенно бессердечной, чтобы думать о подобном, но не могу не отметить: зад у него что надо.
Вскоре мы выезжаем с заправки, и первое время я полностью сосредоточена на дороге. Вряд ли нас поджидает засада, но всё же стоит быть осторожнее. Ксандр пытается заговорить о чём-то, но я не слушаю, напряжённо вглядываясь в окно. Поняв, что разговора не будет, он откидывает сиденье, закрывает глаза и почти сразу засыпает. Решаю оставить его в покое. Он заслужил отдых. Как и все мы.
«Это только начало», – произносит голос в моей голове. Он больше не принадлежит Стефану. Теперь это мой собственный голос, и он звучит весьма зловеще.
Глава 3
– Я себе его иначе представлял, – Ксандр наклонился к окну и внимательно разглядывает Замок, возвышающийся на вершине холма.
С этой точки он больше похож на игрушечный: острая крыша; светлые каменные стены, словно кирпичики Лего; сверкающие золотом догорающего дня витражи; а на макушке самой высокой башенки на ветру развевается флаг с изображением герба рода.
– Лучше или хуже? – я паркую «порше» под раскидистым дубом, словно сошедшим со страниц древних легенд.
– Не думал, что замок будет такой огромный. Когда Стефан рассказывал о родовом гнёздышке, он ни словом не обмолвился что это такая махина.
– Он не любил кичиться деньгами родителей, – я заглушаю двигатель, гашу фары. – Стеснялся этого.
Ксандр поворачивается и смотрит изумлённо. Аристократические чудачества моего мужа понятны далеко не всем, я и сама в первое время страшно сердилась и считала всё это игрой и кокетством.
– А ведь так и есть, – он согласно кивает. – Твой муж никогда не рассказывал о предках, и я долгое время считал, что Стефи самый обычный хиппи из сквота.
– Он и был хиппи из сквота, – я натянуто улыбаюсь, стараясь не показать, как больно мне говорить о нём. Воспоминания о беззаботном прошлом словно прожигают в сердце дыру, и неосознанно я нервно растираю грудь ладонью. – Вернее, анархист. Пацифистская философия «детей цветов» никогда его не привлекала.
Ксандр устало потирает веки, и я отмечаю, что он выглядит совсем больным: под глазами залегли тёмные круги, цвет лица почти слился с цветом выбеленных волос, на лбу проступают капельки пота. До того как понимаю, что делаю, прикладываю ладонь к его колючей от щетины щеке. Он словно раскалённая сковородка. Ксандр смотрит прямо мне в глаза, и я смущаюсь своего жеста, поняв, что он слишком интимный. Убираю руку и, стараясь, чтобы Ксандр не уловил волнения в моём голосе, говорю:
– Похоже, у тебя жар.
– Переживу, я крепкий, – он всё ещё пристально смотрит, и мне кажется, в его взгляде читается вожделение. Хотя думать так глупо, Ксандр сейчас не в том положении, чтобы хотеть секса.
– Нам предстоит долгая трудная дорога, и если у тебя есть сомнения, что дойдёшь, то лучше дождись меня в машине, – говорю это, а сама думаю о том, хорошо ли он целуется. Кажется, у меня окончательно поехала крыша от горя и напряжения.
– В каком смысле – трудная? – искорки в его глазах потухают, и теперь Ксандр смотрит с изумлением. – Разве мы не на месте?
– Не совсем. Мы внизу, а нам нужно туда, на холм, – я тычу пальцем в сторону замка. – Наверх попасть не так просто.
– А почему мы не можем въехать на машине, – он непонимающе смотрит на каменную дорогу серпантином, поднимающуюся к главному входу.
– Ворота закрыты, а стена метров восемь. При всём желании нам её не одолеть.
– Почему ты не взяла ключи от ворот? – я улавливаю нотки недовольства в его голосе и сама начинаю заводиться.
– Потому что!
Пульт хранился в бардачке машины Стефана, а я понятия не имею, где она теперь, и думать о том, что сейчас в его любимой тачке разъезжает какой-то урод невыносимо.
– У меня их нет, и если тебе что-то не нравится, то можешь проваливать, я тебя с собой не приглашала.
– Эй, ты чего, родная? – Он поднимает руки, словно собирается сдаться в плен. – Вскипаешь как вулкан. Я не виноват, что у тебя нет ключей, и ни в чём тебя не обвиняю.
– Ладно, проехали, – ощущаю себя полной дурой, Ксандр и правда ни при чём, а я спустила на него цепных псов. – Идём. Скоро стемнеет, не хочу искать дорогу вслепую.
– А как мы потащим это? – Ксандр с сомнением смотрит на коробки с провиантом на заднем сидении.
– А мы и не потащим. Вернёмся за машиной позже, когда я найду запасные ключи в замке.
– Понятно, тогда пошли, – он слабо кивает и вздыхает так тяжело, словно ему не сорок три, а далеко за семьдесят, а я заставляю его пробежать марафон. Впрочем, откуда мне знать, как Ксандр себя чувствует, я ведь понятия не имею что он делал до того, как попал на ту заправку.
– Уверен, что тебе хватит сил? – я пытаюсь поймать его взгляд, но Ксандр раздражённо отмахивается и выходит из машины.
Я сгребаю свой рюкзак с заднего сиденья и тоже выбираюсь наружу, да так и замираю изумлённо озираясь. Вечер утопает в закатном зареве, и привычные глазу цвета растворяются в золоте и багрянце. Небо – все оттенки красного: от рыжеватой киновари на горизонте до мягкого розового перламутра, прячущегося среди редких облаков. В окнах замка пылают костры, а серый камень стен будто лучится ирреальным амарантовым свечением. Мы говорим: мир съехал с катушек, но на самом деле мир – это вовсе не люди, его населяющие, а вот это жаркое лето, радужное небо над головой, река, что змеится у подножья холма. Ему без разницы, сколько людей погибнет в жестоких войнах, ведь наши тела – лишь органические удобрения, и каждый рано или поздно вернётся в лоно природы, став частью незыблемого. От этих мыслей становится тоскливо, и я гоню их прочь.
– Нам туда, – прохожу мимо Ксандра, закидывая рюкзак за спину, и случайно задеваю его плечом.
– Полегче, родная, я еле на ногах стою, – он нагоняет меня, но я не оборачиваюсь.
Мы идём вдоль реки, что опоясывает подножье холма. Дождей давно не было, и местами она не шире ручья. По берегам буйно цветут луговые травы. В воздухе стоит сладкий аромат, и я слышу непрекращающийся стрекот цикад. Ксандр слева, топает, понурив голову. Я изредка поглядываю на него с тревогой. Дыхание у него тяжёлое, и я боюсь, как бы ему не стало плохо. Мы доходим до деревянного мостика через реку. Он совсем узкий и выглядит хлипким и ненадёжным. Я пропускаю Ксандра вперёд, и когда его ноги ступают на твёрдую землю, иду следом. Только сейчас замечаю, что он по-прежнему босой, но вслух ничего не говорю. Ксандр достаточно взрослый, чтобы отвечать за свои поступки, и раз решил идти, то, наверное, рассчитал возможности.
– И куда дальше? – перейдя на другой берег, Ксандр останавливается и озирается.
На первый взгляд кажется: дорога кончилась, кругом лишь высокая трава и деревья, но я ходила тут много раз и знаю: по склону вверх идёт тропинка. Она и приведёт нас к старинному гроту, из которого мы сможем попасть в подземелье. Замку несколько сотен лет, и те, кто строил его, проложили настоящий лабиринт подземных ходов на случай осады. Нам предстоит долгий, мучительный путь наверх по неосвещённым сырым коридорам, где живут разве что крысы и гигантские пауки.
– Идём за мной, – я смело ступаю в траву.
Тут она высокая, доходит мне почти до пояса. Солнце село и всё погружено в приятный розовый полумрак. Места тут безлюдные. Родители Стефана жили в замке много лет, и пока они не погибли, мы были здесь лишь гостями. Сейчас же я единственная законная владелица, но в нынешнем мире право собственности уже ничего не значит.
Прямо из-под ног со свистом вылетает небольшая птица, и я вскрикиваю от неожиданности. Ксандр мгновенно оказывается рядом, в руке сжимает «глок», от былой вялости не осталось и следа.
– Что случилось? – он вглядывается в сумерки, пытаясь понять, что меня так напугало.
– Птица, – сердце бьётся в районе горла, и голос дрожит. – Идём, всё хорошо.
Он опускает пистолет и ждёт, пока я пройду, чтобы снова следовать за мной по пятам. Приятно осознавать, что Ксандр обладает такой молниеносной реакцией, это большая редкость для гражданских.
До грота мы добираемся уже в полной темноте. Небо усыпано звёздами, но луны пока не видно. Во мраке ночи замок выглядит зловещим тёмным силуэтом, словно разинутая пасть великана, но я больше не боюсь темноты и мрачных легенд, сейчас следует бояться тех, кто действует при свете дня. Всю эту кашу заварили люди, и в них нет ничего потустороннего, лишь полное отсутствие морали и невыносимая жестокость по отношению к своему виду.
Внутри грота тихо журчит вода, и пахнет, как на болоте. Я достаю фонарь из рюкзака и освещаю нам путь. Ксандр идёт следом, не отставая ни на шаг. Он тяжело дышит, но после случая с птицей я больше за него не волнуюсь.
В глубине грота фонарь высвечивает ржавые прутья решётки. Дверь в подземелье сразу за ней. Я подхожу ближе и освещаю замочную скважину, она выглядит не такой ржавой, как остальное. Мы пользовались этим выходом со Стефаном, когда два месяца назад уезжали в город. Кажется, с тех пор прошла целая жизнь.
– Посвети сюда, мне надо достать ключ, – я отдаю фонарь Ксандру.
Пятно света мгновение пляшет по покрытым мхом каменным стенам, пока он не направляет луч на замочную скважину. Отпираю замок, а потом толкаю решётку, но она не поддаётся.
– Отойди, – прошу Ксандра, и он молча подчиняется.
Я тоже делаю пару шагов назад, и ударяю подошвой ноги в тяжёлом ботинке по прутьям. Дверь резко распахивается и бьёт по стене. Сыплются хлопья ржавчины, с потолка падает паук и повисает на тонкой ниточке прямо у меня перед лицом.
– Могла бы попросить помочь, было бы меньше шума, – по голосу мне кажется, что Ксандр улыбается.
– Я привыкла рассчитывать только на себя.
– А ты та ещё бука, родная, – Ксандр идёт за мной, подсвечивая фонариком.
Бросаю на него холодный взгляд и запираю за нами решётку – не хочу, чтобы кто-то проник в замок. Если можешь сделать что-то как следует, то сделай. Так говаривал мой папаша, хотя сам никогда не следовал этому правилу.
Сразу за дверью – широкий зал, тут нет ничего кроме каменной статуи. Бородатый мужик в бриджах и с топором. Ксандр освещает его фонарём, а потом спрашивает:
– Что за воинственный хипстер?
– Понятия не имею, – прохожу мимо скульптуры, не задерживаясь.
Я очень устала, хочу скорей покончить с этим и забраться под душ, потому юмор Ксандра раздражает.
– И всё же ты страшная бука, – повторяет он, останавливается напротив и улыбается. Я прекрасно вижу, что все эти шутки даются ему с огромным трудом. Ксандр болен: высокий лоб покрыт испариной, фонарь мелко дрожит в руках, и, судя по ставшему ещё тяжелее дыханию, он сам едва держится. Я не понимаю, зачем ему эта клоунада, но улыбаюсь в ответ.
– Так и есть, неужели Стефан никогда не говорил об этом?
– Мне жаль, что Стефан умер, – улыбка вянет на его лице, и голос становится тише. – Он был малым что надо, истинный гуманист и философ.
– Скорее уж утопист и идеалист, – язвительное замечание срывается с языка до того, как я успеваю подумать. Ксандру незачем знать, что я не одобряла идеологию собственного мужа, но он не обращает внимания на мой насмешливый тон и внезапно соглашается:
– Возможно, идеи анархического общества действительно несколько утопичны. Ты ведь читала «Обделённых»1? Планета Аннарес – прекрасная иллюстрация несовершенства подобного подхода, и я не раз спорил со Стефаном на эту тему. Но стоит согласиться, что и в его словах было зерно истины. Правительство всегда больше заботили личные интересы и собственное обогащение, чем благо народа, который оно представляло. И видишь, к чему всё это привело, – Ксандр тяжко вздыхает. – Власть может развратить даже самых порядочных людей. Когда наша покойная президент выиграла выборы, она была светочем мира и прогресса. Многие верили, что теперь всё изменится, но…– он разводит руки в стороны, и свет фонаря пляшет по стенам. – Впрочем, мне всё равно жаль, что её убили. Несмотря на ошибки, она оставалась талантливым политиком, и если бы не проклятый вирус, у нас были бы шансы на счастливое будущее.
«Если бы не Стефан», – мрачно думаю я. – «Зёрна истины в его идеях дали побеги. Только никто, даже он сам, не ожидал, что из них вырастет ядовитая цикута».
Видно, заметив что-то на моём лице, Ксандр хмурится. Я жду язвительного замечания, но он лишь легонько хлопает меня по плечу и возвращает фонарь.
– Пошли, я так устал, что отдам полжизни за глоток виски и мягкую кровать. Есть в этом замке приличный виски?
– Найдётся, – отзываюсь я и ухожу вперёд по просторному каменному коридору со сводчатыми стенами, в его конце виднеется стрельчатая арка, а сразу за ней – полукруглая дверь.
– Нам туда? – Ксандр уже рядом со мной и с любопытством смотрит на вход в подземелье. – Выглядит жутковато.
– Не думала, что тебя могут испугать подобные вещи, – отвечаю ему с улыбкой и сама удивляюсь, что пускай и вяло, но шучу.
– Я не сказал, что она меня пугает, лишь что выглядит зловеще, словно за ней спрятаны все мрачные тайны вашего рода.
Молча отдаю ему фонарь и вынимаю ключи из кармана. Мрачные тайны у нашего рода действительно есть, да только вот стоит ли вспоминать о них после смерти Стефана?
За дверью тёмный коридор, он оканчивается винтовой лестницей, первой в бесконечной череде ей подобных, которая приводит в комнату с низкими сводами. По центру – каменный стол с воронкообразным отверстием посередине и множеством символов на нём, и мне страшно даже представить, для чего его здесь установили. Воздух тут тяжёлый, спёртый. Я в своей толстовке почти сразу покрываюсь испариной. Фонарь снова у Ксандра, который с интересом осматривается по сторонам, и пока он занят, я снимаю рюкзак, достаю воду и с жадностью делаю несколько глотков.
– Жертвенный алтарь, звезда водолея, крест беспорядка, – говорит он задумчиво. – Кем были предки Стефана? Сатанистами?
Пожимаю плечами и протягиваю ему бутылку. Могу ли открыться Ксандру? Возможно, он возненавидит меня, узнав правду. Я почти не знаю его как человека. Любовь к музыке, которую он пишет, не даёт мне право считать, что я его понимаю. Возможно, позже я всё ему расскажу, но точно не сейчас. Он берёт бутылку, пьёт и возвращает мне.
На пятой по счёту лестнице я понимаю, что выдохлась. Мы не добрались до винных погребов, а я уже дышу так тяжело, словно только что отпахала в тренажёрном зале. Ксандр чуть отстаёт, он где-то на середине подъёма. Фонарь у него, и сейчас я стою в кромешной темноте. Идти дальше на ощупь опасно. Прислоняюсь спиной к прохладной стене и жду.
Ксандр задал правильные вопросы о предках Стефана, и мне стоит покопаться в замковой библиотеке и выяснить всю правду. Я ни разу не пыталась сделать это, пока мы жили тут, словно боялась услышать правду о собственном муже. Такую правду, которая сделала бы наш брак невозможным. «Но ведь в конце концов именно это и случилось: ты узнала нечто ужасное», – произносит мой внутренний голос, и я не могу с ним не согласится.
Луч фонаря сначала освещает стену напротив, а потом буквально бьёт мне в глаза.
– Эй, не надо так, – восклицаю недовольно и прикрываю лицо рукой.
– Извини, родная.
Ксандр дышит ртом. Он с трудом произносит даже эти пару слов, и я радуюсь, что почти все лестницы закончились. Теперь нас ждёт недолгая прогулка по пологому тоннелю, один-единственный подъём, а после – винные погреба, из которых уже рукой подать до жилых помещений.
– Ничего, ты не виноват, – у меня перед глазами пляшут круги, и я жду, пока зрение полностью вернётся.
– Не думал, что подъем – это настолько сложно, – он быстро восстанавливает дыхание. – Что за садисты строили эти лестницы?
– Их делали для отступления, чтобы спускаться, а не лезть вверх. Когда лестница крутая, а проход узкий проще держать оборону, – объясняю я.
Ксандр кивает, а потом спрашивает:
– У тебя есть часы? Сколько мы уже идём?
Часы у меня есть. Я задираю рукав и протягиваю ему руку ладонью вниз. Он светит фонарём и вглядывается в механический циферблат. Раньше у меня были чудесные умные часы с подсветкой и прочими незаменимыми функциями, но всё это осталось в прошлом.
– Почти одиннадцать, – говорит Ксандр и поднимает на меня взгляд, глаза мутные, усталые.
– Ты себя как чувствуешь? – спрашиваю с тревогой.
– Пока не сдох, – он пытается улыбнуться, но его улыбка выглядит жалко. – Ты права, у меня жар. Но оттого, что я стану ныть, никому лучше не станет, не так ли? Давай доберёмся до спальни, и тогда я позволю себе расклеиться. И если ты захочешь оказать мне первую помощь, то я всегда готов.
В последних словах явно фривольный намёк, но я делаю вид, что ничего не замечаю, и сухо киваю в ответ. Мы стоим слишком близко друг к другу, но мне комфортно и не хочется, чтобы он уходил. От него сильно пахнет потом, но даже это меня не смущает. Его взгляд блуждает по моему лицу, и я ощущаю, как сердце ускоряет свой бег. Значит, мне не померещилось желание в его взгляде внизу, в машине. Сейчас я могу с уверенностью сказать: он испытывает ко мне если не влечение, то точно интерес.
– Тогда топай, – говорю резко, и, проходя мимо, снова задеваю его плечом. Хотела бы сказать, что случайно, но это не так. Мне приятно к нему прикасаться. И это меня тревожит. Сейчас я не должна отвлекаться на чувства, а уж тем более к человеку, о котором я почти ничего не знаю.
Я иду, не спеша. Мои шаги гулким эхом отражаются от каменного потолка и стен. Здесь уже не пахнет сыростью, но воздух тяжёлый. По спине струйками сбегает пот и затекает под ремень брюк. Жду не дождусь, когда смогу снять с себя всю эту грязную одежду и принять ванну. Перед глазами против воли возникает распутная сцена, в которой я и Ксандр занимаемся сексом в большой джакузи, и мне приходится прилагать усилия, чтобы не думать об этом.
«Ты ведь только мужа похоронила!» – пытаюсь остудить свой пыл, пробудив в себе моралиста. Но в мире, где каждый день может оказаться последним, нравственные законы прошлого не работают.
«Жить здесь и сейчас, так, словно каждый день последний» – четвёртое из семи правил Стефана. Сегодня оно, как никогда, злободневно.
Коридор сужается, и вскоре перед нами из темноты проступает последняя каменная лестница. Она выглядит самой старой и изношенной. Ею пользовались, по всей видимости, чаще остальных. Ведь, кроме выхода наружу, именно на этом ярусе располагается темница, в которой предки Стефана держали неугодных.
– Снова лестница, – говорит Ксандр со вздохом. – Я их уже ненавижу.
– Последняя, дальше уже винные погреба и выход наружу.
– Винные погреба? – он оживляется. – Что же ты раньше не сказала! И что, много там вина?
– Хватит на целую армию. Тебе за всю жизнь не выпить.
– О, волшебница, твои слова – бальзам на израненную душу, – он комично кланяется, и на моём лице против воли расползается улыбка. Я и не догадывалась, что Ксандр такой весельчак. На публике он вёл себя иначе, изображая угрюмого и замкнутого человека, а Стефан никогда не рассказывал, как проходили их дружеские встречи.
Словно прочитав мои мысли, он неожиданно спрашивает:
– А почему ты никогда не приходила на тусовки вместе со Стефаном? Не любишь нашу музыку?
– Не знаю, как-то не сложилось, – пожимаю плечами и отвожу взгляд, не хочу, чтобы он понял, что я лгу.
Я упрямо отказывалась от приглашений, понимая, что не смогу скрыть своей глупой влюблённости. Я знала Ксандра задолго до того, как «Конец ночи» обрёл всемирную известность, а фанатки стали набивать себе татуировки с его лицом. Я помню его тощим двадцатитрёхлетним пареньком, который, стоя у микрофона и смущаясь зрителей, прятался за ширмой из собственных волос. Но уже тогда было понятно – его ждёт умопомрачительная слава. Его голос завораживал, а стихи при всей их мрачности и попытке попасть в тренды, отличались искренностью. Я была влюблена в него с юности и понимала, что не смогу скрыть этого от Стефана, окажись Ксандр рядом. Его близость сводит с ума даже сейчас, хотя я уже убедилась: мои о нём фантазии не имеют ничего общего с ним самим. Ксандр – вовсе не рыцарь печального образа, ищущий утешения в женских объятьях, он скорее шут и развратник, и мне лучше держаться от него подальше.
– Жаль, что не сложилось, – он смотрит в глаза, и я против воли встречаюсь с ним взглядом. – Ты интересная, и мне бы хотелось познакомиться с тобой при более удачных обстоятельствах.
– Ты уж определись: интересная я или бука, – ловлю себя на том, что кокетничаю с ним и ничего не могу с собой поделать.
– Одно другому не мешает, родная, – Ксандр касается моего плеча, легонько пробегает по нему пальцами. Дьявол, да он клеит меня, хотя и едва соображает от жара и усталости.
– Слушай, может мы уже пойдём? – дёргаю плечом, сбрасывая его руку.
– С радостью, – он подмигивает и отступает с дороги, позволяя мне идти первой.
Я начинаю подъём. На губах играет глупая улыбка. Вместо того, чтобы внимательно смотреть под ноги, витаю в облаках, и довольно быстро наступает расплата. Старый камень крошится прямо под моим ботинком, и я пытаюсь поймать себя, размахиваю руками, неосторожно ступаю и подворачиваю лодыжку. Мне кажется, я даже слышу звук рвущихся сухожилий. Ногу пронзает боль, и я падаю, сильно ударяясь о ступени коленями и ладонями. Это так невыносимо, что приходится до крови закусить губу, чтобы не закричать.
– Что случилось? – Ксандр уже рядом, от былой игривости не осталось и следа.
– Нога, – выдыхаю я.
Он светит фонарём, тут же опускается на колени и прикасается пальцами к моей лодыжке, очень аккуратно, но я не могу сдержать стон. Переворачиваюсь, опираясь на руки, и усаживаюсь задницей прямо на холодный камень, но выбора у меня нет.
– Давай посмотрим, что можно сделать, – Ксандр кладёт фонарь на ступени, так чтобы он светил на меня, не спеша развязывает шнурок и снимает мой ботинок. Так бережно, что я почти не чувствую.
Боль в ноге постепенно утихает, но я понимаю: вряд ли теперь смогу нормально идти. Ксандр ощупывает мою ногу и даёт вердикт:
– Я не медик, но, судя по всему, кость цела. Попробуй чуть пошевелить ступнёй.
Я делаю, что он просит. Мне по-прежнему больно, но не так нестерпимо, как было пару минут назад.
– Растяжение, – говорю я. – Мне нужно немного времени, и я смогу идти.
– Очень сомневаюсь, – он берет мою ногу в ладони и снова прощупывает пальцами.
В этот раз надавливает чуть сильнее, а когда касается лодыжки, я понимаю: он прав, но не подаю вида. Ненавижу быть слабой, и даже если мне придётся превозмогать боль, я закончу этот подъём и не попрошу помощи. Я не такая, как моя мать, я – сильная.
– Всё хорошо, лёгкое растяжение, – говорю чуть раздражённо. – Я дойду, не переживай.
Он молча смотрит мне прямо в глаза, удерживая мою ступню в ладонях. Чрезвычайно интимный момент, но боль всё портит, и я не могу насладиться им сполна.
– Просить помощи – не значит быть слабой, а значит лишь правильно распределять ресурсы, – говорит он и отпускает мою ногу.
Я вздрагиваю, поражённая его проницательностью. Откуда ему знать о том, что я думала именно об этом? Неужели всё так легко читается на моём лице? А ведь раньше я вполне успешно умела скрывать свои чувства.
Как бы мне ни не хотелось признаваться, но он прав. С его помощью мне будет намного легче подниматься, глупо отказываться, особенно когда он сам её предлагает.
– Хорошо, – я киваю ему. – А теперь, если несложно, отдай мой чёртов ботинок, и пошли уже наверх. Я засыпаю на ходу и готова убить за возможность принять ванну.
Ксандр с улыбкой протягивает мне «мартинс», поднимается, берёт фонарик и светит, пока я обуваюсь.
Остаток лестницы мы проходим почти в обнимку. Опираюсь на его плечо, а он удерживает меня за талию, и сейчас я уже не думаю о сексе. Боль в щиколотке отбила всю романтику и вернула в реальность. Из-за глупой травмы мне придётся на время забыть о поисках банды. Это злит. Но я настолько устала, что уже не способна сердится по-настоящему, эмоции словно впали в кому.
В винном погребе сыро и прохладно. Тут есть электрическое освещение, и я прошу Ксандра усадить меня на деревянный табурет и зажечь лампы. Свет неяркий, но после прогулки по подземельям с тусклым фонарём, он кажется мне слепящим.
Ксандр оглядывается с изумлением и присвистывает. Я не преувеличила, запасов вина и коньяка хватит, чтобы напоить небольшую армию. Раньше в замке была своя винодельня, и родители Стефана продавали отменный товар в винные бутики. Но после начала эпидемии рынок элитного алкоголя рухнул. Родители Стефана верили, что всё наладится. Многие тогда верили, потом перестали.
– А тут что? – Ксандр постукивает ладонью по деревянной бочке, и та издаёт уютный глухой звук.
– Коньяк, – отвечаю безразлично. Богатства баронских подвалов меня никогда не впечатляли, я всегда была равнодушна к алкоголю и совершенно в нём не разбиралась.
– Невероятно, – он переходит к деревянному стеллажу с игристыми винами и смотрит на него, как ребёнок на витрину сладостей. – Знал бы, что иду по жёлтому кирпичу, то пел бы всю дорогу.
– О чём ты вообще? – подозреваю, что он бредит, но Ксандр лучезарно улыбается мне и начинает негромко напевать:
– We’re off to see the Wizard,
The Wonderful Wizard of Oz,
You'll find he is a whiz of a wiz if ever a whiz there was.2
Хрипловатый голос разносится под низкими сводами подвала. Не прекращая петь, Ксандр принимается выстукивать голыми пятками по полу, и я не в силах сдержать восхищённую улыбку.
– If ever, oh ever, a whiz there was, The Wizard of Oz is one because,3
Oн делает оборот вокруг себя, чуть повышает голос:
– Because, because, because, because, because…
Because of the wonderful things he does!
We’re off to see the wizard,
The Wonderful Wizard of Oz!4
Окончив, он театрально кланяется, а я смеюсь и хлопаю. На пару секунд забываю, где я, что привело нас сюда, чувствуя лишь искрящуюся радость. Точно шампанское, что стоит в стеллаже за спиной Ксандра, она шумит в голове, и мне хочется раствориться в этом чувстве, но не выходит. Реальность хлыстом ударяет по сердцу, моя улыбка меркнет, и весёлость Ксандра тоже улетучивается.
– Если хочешь, открой что-нибудь на свой вкус, – я пытаюсь удержать ускользающий момент, но тщетно. Ксандр задумчиво смотрит на меня и качает головой:
– Не сейчас. Если я выпью, то здесь и останусь, – он оборачивается к стеллажу, ласково поглаживает горлышки бутылок, вытаскивает одну. – Возьму с собой, ты не против?
– Без проблем, – согласно киваю и поднимаюсь. Ножки табурета скрипят по полу, я морщусь не столько от звука, сколько от боли, что пронзает щиколотку. Ксандр молча подаёт руку, и я, уже не припираясь, принимаю его помощь.
В замке пусто, как в склепе. Не знаю, куда подевался смотритель с женой, да мне и плевать, я почти их не знала. Моя комната находится на втором этаже, Стефана – напротив. В ней Ксандру было бы комфортно, но я не хочу, чтобы он жил там. Мне кажется, это слишком, потому предлагаю ему разместиться в большой гостевой спальне в конце коридора. Он не возражает. К моменту, когда мы добираемся до второго этажа, Ксандр уже не в силах сдерживать озноб и буквально стучит зубами.
– Давай, я поищу жаропонижающее, – предлагаю я, и он вымученно улыбается мне и кивает. – А ты пока располагайся.
Прикрываю за собой дверь и, прихрамывая, иду в комнату, которая некогда принадлежала матери Стефана. Спальня выходит окнами на восток, шторы не задёрнуты, и я вижу, как над тёмной полоской дальнего леса восходит кроваво-красная луна. У этого явления есть прозаическое объяснение, но я не могу подавить иррациональный страх, потому поспешно задёргиваю занавески и зажигаю ночник. Мать Стефана умерла в первую волну эпидемии, но комната по-прежнему остро пахнет её духами. Становится не по себе, словно я делаю что-то предосудительное. И меня охватывает оцепенение.
– Ты имеешь право здесь быть, – громко произношу вслух. – Это твой дом, и всё здесь твоё!
Как ни странно, но это помогает. Выйдя из ступора, отправляюсь в ванну, к шкафчику с лекарствами. В нём негусто: несколько упаковок порошка от простуды, аспирин и пара блистеров таблеток, названия которых незнакомы. Возможно, среди них есть что-то ценное, но все они без упаковок и инструкций, а гадать я не хочу. Ссыпаю всё в найденную тут же коробку. Может, Ксандр разбирается в лекарствах лучше меня.
