bannerbannerbanner
полная версияСказание о распрях 2

Lars Gert
Сказание о распрях 2

«Если мои дедушка и бабушка не знали ни тайны, что она скрывала, ни, соответственно, причины побега – почему, почему, почему они не наводили о ней никаких справок?», недоумевал Бренн.

Всё то, чем поделилась с сыном Хризольда, было очень давно; дымкой восьмилетней давности. Он сам уже по памяти, с трудом восстанавливал обрывки её фраз, возникающие порою в его сознании. И с возрастом эти обрывки становились всё слабее, всё тоньше, всё туманней.

Поблагодарив радушных, щедрых, гостеприимных нордов, Бренн, Василёк и Криспин отправились в Карол – благо, город был под самым носом, буквально в паре лиг от деревни, от домика лесника.

Бренн хотел взглянуть на могилу: он знал, что норды всех своих всегда хоронят – убитых в бою, умерших от болезней, неважно. Он был чётко уверен в том, что у людей, растивших его, имеется надгробие.

И придя в Карол без каких-либо особых происшествий, Бренн захотел разыскать кладбище, и добрые люди подсказали ему это тихое место.

«Ищущий да найдёт», бормотал Бренн, пока не набрёл на то, к чему стремился. Ибо знал он свою фамилию, а имена родителей – и подавно. И по датам, по срокам всё совпало. И всплакнул было Бренн, но сдержал в себе свою сентиментальность, ибо всё-таки он будущий мужчина; настоящий мужчина, который и сам должен быть непоколебимым, и в других вселять такую же уверенность, такую же надежду. И подозвал он сестру, указывая на могильный камень:

– Вот и всё, моя милая. Тут спит вечным сном твоя мама.

Василёк одеревенела. Она просто замолчала, и не похоже это было на неё. Она цеплялась ручками за кусок камня, когда Бренн оттаскивал её, заплаканную, подальше.

– Пойдём, моя хорошая. Ей уже ничего не угрожает. Она обрела покой.

А по лицу малышки всё так же катились слёзы. По обычно говорливому, но сегодня пугающе, настораживающе молчаливому лицу.

Бренн же, опрашивая всю округу, тщетно искал то место, которое служило ему домом в течение первых шести лет его жизни. Поняв, что сия затея бесполезна, он вознамерился докопаться до истины: вот, он пересечёт границу, пройдёт через всю Тезорианию, и постучится в замок Зэйден. Пора навестить тех, кто оказался столь равнодушен к судьбе его матери. Нет, о мести Бренн не думал: он просто хотел взглянуть в их глаза. Отведут ли они взгляд в раскаянии, сожалении своём? Или же прогонят прочь?

Пока Бренн и компания шествовали по Зэйдским равнинам, Лариох уль-Вулкани неутомимо шёл к своей цели, взбираясь на Хаддад всё выше и выше.

«Хватит притворяться больным, выжившим из ума стариком», подбадривал сам себя аумелетинец. «Покажи, на что ты способен».

Но гора была столь высока, столь неприступна, что долго ещё поднимался серый ангел, карабкаясь по ледяным скалам и норовя слететь в расселину. Он продрог, но отступать был не намерен. Конь остался там, внизу – но за него кудесник не беспокоился – если он сорвётся, если планам не суждено будет осуществиться, его верный скакун в любом случае останется цел и невредим; он знает дорогу домой. Гораздо больше Лариох переживал за «Некрономикон», который точно тяжкий крест взвалился на его плечи; маг боялся выронить страшную книгу, оттого и двигался не столь быстро, как ему хотелось бы.

Книга эта, чьи страницы точно в копоти, давила на горб, как камень – за плечами волшебника была вместительная сума. И столь тяжёлой была книга, что пригибала аррава к каменистой россыпи. Точно живая, при виде ущелий книга готова была нырнуть туда, ибо нет над ней хозяина, кроме самого Зла; Зла, которое может пробудиться в любой момент – а именно при попадании к Червю, чего допустить было нельзя ни в коем случае.

В этот момент Вековлас Седобрад, убаюкивая в своей сокрытой от сторонних глаз пещере маленького мальчика, что наследником престола хладского являлся, сидел и вспоминал свой последний разговор с Лариохом уль-Вулкани.

– Вскоре я уйду, мой друг. – Ставил амулетинца в известность хладич. – По достижении Годомиром определённого возраста я буду вынужден оставить эти края, ибо призывает меня Творец, дабы я навёл порядок на другой планете; таким образом, моя миссия в Фантазии будет исполнена. Миссия же моя, как ты уже понял, заключается в том, чтобы подготовить Лютояра, вырастить из него достойного воина и мужа. Настанет день и час, и, удостоверившись в том, что плоды моих стараний были не напрасны, призову я Годомира и отправлю его на последнее задание, которое будет проверкой на смекалку и выносливость. Не сомневаясь в том, что он с достоинством исполнит мою последнюю волю, мою просьбу, я притворюсь умирающим. Я умру для него и для всех в Фантазии, дабы вознестись на небо и творить Его волю в ином мире, потому что Вселенная огромна, и сколько ещё существ нуждается в помощи.

– Выходит, Он оставляет меня на произвол судьбы? – Поморщился амулетинец. – Силами одного серого ангела не сдержать зла. Единственного оставшегося ангела, который также ходит перед Ним уже изрядно вёсен.

– Если дозволено тебе будет уничтожить оригинальное издание «Некрономикона», отпечатанное на чёртовых станках, то сокрушишь ты древнее Зло вовек.

– Однако зло в людских сердцах останется навсегда. – Возразил на это Лариох. – Им уже приподняли заманчивую завесу; с оппозицией к Креатору взращиваются целые поколения.

– Но есть среди этих сердец Лютое Сердце – которое, как и Годомир Лютояр, внесёт свой посильный вклад в историю Фантазии, в её процветающее будущее. – Парировал, не уступая в споре Вековлас Седобрад.

– Лютое Сердце ещё слишком мал. – Улыбнулся на эти слова амулетинец, прекрасно зная, кого подразумевает маг-хладич. – Ему ещё многому следует научиться.

– Будем надеяться, что Бренну не составит особого труда быть добрым и великодушным. – Закончил на этом разговор хладич.

Сейчас Вековлас Седобрад сидел и грелся у костра, глядя на заснувшего младенца, на шее которого покоилось доказательно принадлежности к семье владетельного князя Хлади. Хлади, которую номадины переименовали в Хладистан.

«Да убережёт его Великий Архитектор от бед и невзгод», молился перед сном хранитель Срединных земель, думая о нелёгком пути уль-Вулкани.

– Сегодня квартек – рыбный день! – Заметил Бренн, идя по дороге. – Вчера была срёдда, а завтра – пяттек.

– И мне рыбки, пожалуйста. – Откликнулся Криспин, едва услышав слово «рыба».

– Обойдёшься! – Засмеялся мальчик. – Это я так сказал, для поддержания беседы.

– На безрыбье и рак рыба. – Похоже, идея перекусить напрочь засела в голове у кота – единственное, поблизости не было и намёка на водоём; лишь густотравье, изредка прерывающееся небольшими рощицами буков, вязов, ив и каштанов.

– В моём животике завелись три кабанчика! – Поддержала Криспина Василёк.

– Тогда пойду и поймаю хряковепря! – Пошутил Бренн. – Если повезёт, конечно. Наверняка они водятся в этих краях.

– И как же мы его приготовим? Даже если поймаем. – Промурлыкал Криспин. – У нас при себе только головка лука, которую дал нам лесник.

– Тогда нужна курица, – Нашлась Василёк. – Ох и вкусным будет бульон!

– Да-да, курица. – Передразнил Бренн. – Курица, сидит и жмурится. Ты видишь здесь курицу, Криспин?

Но кот видел сладкие сны, задремав на плече у Синеглазки. Его хвост свешивался у неё за спиной – поэтому Бренн, идя позади, видел перед собой два хвоста – пушистый хвост Криспина и золотистые волосы сестры, также собранные в хвост.

Поравнявшись с Васильком, брат предложил:

– Давай сделаем привал. Я пойду, нарву грибов, а ты почистишь лук. Договорились? Разведу костёр, и приготовим с тобой грибной суп – котелок в котомке, долгих лет жизни доброму лесничему.

Девочка кивнула.

– Кф-кф-кф. – Позвал Бренн примерно через час. – Василёк, может тебе удастся растолкать ленивца?

Сестрица, у которой от лука глаза были на мокром месте, начала осторожно тормошить котёнка, растущего не по дням, а по часам.

– Миу, – Пискнул вначале кот. – Мау! – Криспин таки проснулся, и начал вылизывать себя с ног до головы.

– Теперь будем ждать, пока доброкот завершит свой моцион. – Смеялся Бренн.

– Вувэлица! – Василёк начала разглядывать насекомое, притаившееся в кустарнике.

– Жужелица, жужелица. – Кивая, согласился с ней брат. – Давайте уже есть, но прежде – возблагодарим Творца за все эти дары.

Дети и кот образовали круг, и, взяв друг друга за руки и лапы, вознесли молитву. Затем они принялись за обе щёки уминать свежеприготовленное угощение.

Детям грибной суп весьма понравился, тогда, как Криспин остался крайне недоволен.

– Пойду полевых мышей, что ли, наловлю. – Проворчал сердито он. – Скоро вернусь.

Пройдя примерно полпути, Василёк вдруг остановилась и начала капризничать.

– Долго нам ещё идти, ёжик? Я устала.

– Потерпи ещё немного; скоро. – Отвечал ей брат.

– Мы всё время куда-то идём! – Расхныкалась, разревелась Синеглазка. – Совсем измучили бедного ребёнка…

Тогда Бренн взял несчастную девочку на руки, и шёл так некоторое время. Потом они по очереди тащили кота.

– Теперь ты неси. – Упрямилась сестра.

– Хорошо. – Не смел спорить Бренн.

Тогда Криспин, которого задело, что он словно обуза в этой троице, жалобно мяукнул:

– Я могу обратиться в королевского леопарда, и усадить к себе на спину – вот только это привлечёт слишком много внимания, ведь населённые пункты стали нам попадаться куда чаще. – Похоже, кот всерьёз обиделся. – Пойду сам! А то и вовсе оставьте меня тут…

Но дети очень привязались к Криспину, очень полюбили его. Они и не думали отказываться от него, бросать его.

– Не сердись, пушистик! – Просила Василёк.

И кот больше не сердился.

Лариох уль-Вулкани, добравшись до самой вершины, уселся поудобней. Достав ключ, он отомкнул источник зла.

Плохая книга читалась справа налево, снизу вверх. Старик, надев очки, намеренно открыл книгу на первой странице, и принялся читать вслух, как можно громче. Слева направо, сверху вниз; задом наперёд. Он знал, как делать подобные вещи; он ведал многое, и повидал за всё своё существование такого, что не приснится и в страшном сне.

 

Едва старец начал чтение, как небо почернело, поняв, что происходит что-то не то. Но амулетинец не обращал на природные явления своего внимания, сосредоточившись на книге. Вначале ему повезло: потоки света от мерцающих звёзд Севера – далёких, холодных – помогали читать даже ночью. Но потом их лучи померкли – небеса затянуло тучами. Кто-то или что-то противилось действиям мага.

– Правильно ли я поступаю? Верно ли всё делаю? – Волшебника начали одолевать сомнения.

Он перестал видеть; у него отнялся язык. Чтение проклятой книги было самым наглым образом прервано. Вот только кем?

– Ты не остановишь меня! – Рявкнул упрямец, на телепатическом уровне посылая импульс тому, от которого исходили козни. Мысленно старик боролся; боролся изо всех сил. У него открылось второе зрение, которое имеется лишь у ангелов. Долго, долго дремала в нём эта уникальная способность. И кудесник продолжил чтение.

В этот миг подоспел Цепень, который начал грызть основание горы. Хаддад оказался не по челюстям Червя, но гору начало трясти. Поднялся сильный ветер, и стало ещё холоднее – пуще, чем прежде.

Руки отказались подчиняться; более они не слушались мага. Они точно приросли, заледенели – не могли они перелистнуть страницу.

Тогда старика сшибло эпилептическим припадком: неожиданно он развоплотился, чего не следовало делать. Так можно было поступать только в крайнем случае, но кудесник убедил Творца, что случай этот пришёл.

Тело ещё исходило судорогами, билось в агонии; изо рта шла пена. Но над физической оболочкой уже высилась оболочка духовная, раза в три больше и выше.

Серый ангел читал демоническую клинопись, но буквы плясали, убегая от одного слова к другому, меняя смысл фраз, искажая текст. Они не желали подчиняться. Там проступили неизвестные ранее знаки и символы; пентаграммы, астрологические закорючки, прочие ужасные вещи. Из книги полезли черви, оттуда полилась дурно пахнущая жёлто-зелёная вязкая жидкость.

Предчувствуя свою погибель, Неспящий также развоплотился: Шепчущий во тьме проник в высший разум, являющийся серым ангелом, и начал уговаривать. Кнутом и пряником, то возвышая свой голос, то переходя на вкрадчивый лепет, он убеждал, умолял, угрожал. Но дух добрый, вступив с ним в мысленный поединок, устоял, потому что в эту ночь усиленно молился за него дух другой, который в обличье Вековласа Седобрада. Но как вода точит камень, так и Цепень грыз веру ангела, ибо не по зубам такой серьёзный соперник даже ангелу.

Мольбы двух святых духов дошли, наконец, до Сущности. Главный Зодчий, Великий Скульптор, Гениальный Архитектор, Креатор отвлёкся от своих дум по устройству мира.

– Да что там ещё такое??? – Обрушил свой гнев разбуженный Создатель. – Мне хватает дел и на планете Земля!

Творца можно было понять: он отдыхал после великих дел. Но Господь и Бог был духом отзывчивым, и заглянул в параллельный мир, в Фантазию, где происходила жесточайшая схватка добра и зла.

И благословил Креатор Фантазию, и укрепилась вера серых ангелов. И понял в ту ночь злой демон, что Бог – не предатель; что не забывает он о созданиях, творениях своих. И отошёл от читающего сын дьявола, и продолжил тот чтение, растянувшееся ещё на многие и многие дни.

И дочитал дух добрый «Некрономикон» до конца, проигрывая предложения в обратном порядке; и рассыпалась в прах сатанинская библия, низвергнувшись пылью в пустоты ущелий Хаддада. И обессилевший дух распластался рядом со своим телом, и некому было подать стакан воды.

И настало утро, и летит стая птиц; сиричи и моричи летят, горланусы и загагары. И вот: видят они на вершине горы останки. И летит навстречу одной стае стая другая, но отогнали гриффонов и вранов птицы добрые, птицы хорошие, и пустота у гриффонов в клювах; пустота же и в клювах вранов. И развернулись все первые птицы, и стремглав, стрелою помчались к Снегозёрью. И каждый, от птенца до вожака набрали в клюв воды. И вернувшись, окропили тело живительной росою, ибо вода эта живая. И очнулся Лариох, и пришёл в себя. И поблагодарил он всех птиц от чистого сердца. И усадил волшебника к себе вожак стаи, и, кружа, мягко приземлил свою поклажу к подножию Хаддада, дабы не тратил свои силы маг ещё и на спуск с такой большой горы.

– Дальше сам, – Прочёл маг в очах пернатого.

И отправился Лариох в обратный путь, сетуя лишь на то, что дух развоплотившегося Сына земли, отродья Первого среди драконов, как на грех, уцелел, ибо иного порядка этот демон, и устрашится лишь Самого. Больше не ползает Червь на чреве своём; спокойны гномы в подземельях своих. Но призрак этой Твари блуждает во мраке, склоняя на свою сторону особо уязвимых…

Вдоволь наслушавшись стрекота гигантских сверчков, скитальцы во главе с Бренном уже входили в город Зэйден, направляясь в одноимённый замок.

Как на грех, в это время на улочку из своей часовни вышел духовник Харль, который нисколько не состарился за эти годы. Капеллан, едва завидев проходящих мимо детей, разинул рот от удивления, и встал, как вкопанный. Всё, что он держал в своих руках, вывалилось на мостовую.

Боковым зрением Бренн заметил поведение этого горожанина, и, набравшись смелости, подошёл к нему.

– Где-то ты уже видел похожих на нас людей, верно? – Грубо осведомился юнец. Он был в бешенстве: его узнали, но не так, как он того хотел бы – духовник повёл себя так, будто привидение увидел.

Харль молчал, не зная, что ответить.

– И? – Продолжал наступать храбрец и смельчак, вне себя от ярости, но больше – от обиды. – На кого я так сильно похож? На мать или отца? Или на отчима? А может, на всех вместе?

Духовник не знал, что и думать, по-прежнему отмалчиваясь. Он не верил своим глазам: или это дети Хризольды и Вильхельма, или он не Харальд с Севера.

– Молчишь… – С горечью топнул ногой мальчуган. – Вы все, небось, думали, что избавились от нашей семьи раз и навсегда? А вот и нет: я тут как тут; со всех спрошу сполна. Не буду головы я сечь, но вопросы каждому задать намерен.

– Пошто набросился ты на меня? – С акцентом выдавил, наконец, из себя Харль. – Что ли я заслужил подобного обращения?

– А как мне относиться к тем, кто предал память о матери моей забвению? Как вести себя с теми, кто дружбой с Вильхельмом пренебрёг? – Не унимался мальчик, продолжая ругаться, набрасываться на перепуганного капеллана. Вокруг уже собралась внушительная толпа зевак.

– Пустое, пререкаться так. – Миролюбиво молвил Харль. – Пройдём же в дом, поговорим.

– Ну уж нет! Поговорим при всех!

Василёк, хлопая ресницами, переводила взгляд то на обезумевшего в своей обиде брата, то на пузатого чужака. Криспин вмешиваться не стал.

– Прости его за эту сцену, – Успокоил кот девочку. – Вот увидишь, всему найдётся объяснение, и сие недоразумение закончится, толком не начавшись.

Бренн, услышав доводы Криспина, притих. Постепенно толпа разошлась, а троица, ведомая Харлем, зашла к нему в дом, который находился совсем недалеко от храма.

И поведал Харль всё, что знал; без утайки, спокойным голосом он рассказал всё с самого начала.

– … А у твоей бабушки, матери Хризольды случился сердечный приступ; она слегла и более уже не вставала, пока и вовсе не умерла. В самом же замке приключился пожар, и чего только не было. Дед твой, князь Кристиан, горюя по княгине и княжне, вместе с родителями Вильхельма начал прочёсывать местность, но тщетно. Позже он ускакал было в столицу, но и туда не доехал, и обратно не вернулся: сказывают, напали на него разбойники с большой дороги, ибо ехал он один и налегке, весь в своих мыслях. То ли он намеревался подать в отставку, сложив с себя звание маршала; то ли он, наоборот, хотел ввязаться в заведомо опасную авантюру где-то на границе, дабы его настигла вражеская стрела – тогда бы он погиб на поле боя, как настоящий норд. И дух его при помощи эйнхерий унёсся бы в Вальхаллу – как видишь, погиб он всё равно. «Нет мне жизни без двух моих женщин», твердил он, последние дни утоляя грусть в вине. Отца Вильхельма обезглавили по ложному доносу два года назад; ты немного опоздал. Когда поняли, что донос ложный, было уже поздно. Год назад умерла и мать Вильхельма, поступив так, как велит обычай – так что сироты вы полные, увы. Но знайте: знатного вы рода, дворяне по своему происхождению. Помните об этом… Вот только доказать это почти невозможно.

– Отчего же? – Спросил Бренн.

– Одних моих слов маловато будет; к тому же полгорода меня за пройдоху считает. Замок ныне пустует; бесполезно рыскать там. Отошёл он к кронингу, хоть и не кажет последний носа в эти края. Вот такая грустная, печальная история… Поэтому не злись на меня, мальчишка: Хризольде я был другом. Но я всего лишь священнослужитель. Я проповедую о добре, поучаю людей, но слушают меня мало, хотя я образом жизни своим доказываю, что я не лжец; что не плут и не обманщик.

– Что же нам теперь делать?

На Бренне не было лица.

– Это конец. – Сказал он. – Всё напрасно. – Родных нет, дома нет, куда идти – не знаю…

– А что подсказывает тебе твоё сердце? Куда лежит душа?

– Я не знаю. – Честно признался мальчик. – Я бы хотел учиться! Но это невозможно, ибо кто-то должен зарабатывать на жизнь, чтоб прокормить и себя, и другого. Мать мечтала отдать мою сестру в Высшую школу магии и волшебства

– Есть такая, – Заметно оживился Харль. – В Стерландии, если я не ошибаюсь.

Он порылся в столе, вытащил карту и, смахнув с неё пыль, указал:

– Ну да; совершенно верно. За Троеградием, состоящим из замков Дэнар, Нумор, Фризор (Ум, Честь и Совесть) есть Лужайка магов, где и находится то заведение. Это пансионат для одарённых различными талантами детей. При нём и школа, и университет. Но обучение там платное…

– Это проблема, – Вздохнул Бренн. – Я надеялся, что ещё в этом году Василёк поступит учиться, ибо уже давно пора. Как раз заканчивается лето. Я думал пристроить сестру туда, а сам работать, чтобы была и пища, и кров, и деньги на её обучение.

Синеглазка в это время играла с Криспином, и не слышала разговора брата с Харлем.

– Твоё благородство, твоё мужество похвально! – Радовался духовник. – Ты достойный сын своего отца!

– Стараюсь, – Ответствовал Бренн. – Хотя я никогда его не видел.

– Это славный малый; уж поверь мне. Что же до его брата, я и предположить не…

– Оставим этот разговор. – Уклонился отрок.

– Но он хотя бы не обижал вас?

– Мать говорила, что его точно подменили – с тех пор, как она начала с ним жить вместе, он пытался быть хорошим мужем и отцом, хотя изначально всё указывало на то, что он редкостный разбойник. К тому же он убил моего отца… Она так и не смогла его полюбить. Он не трогал нас; не бил, не поносил словесно. Но было видно, как ежедневно в нём происходит некая борьба: Яккоб-хороший боролся с Яккобом-плохим… И хотя он отец моей сестры, люблю я её как полностью родную.

Харль протянул Бренну тканый мешочек. Мешочек был чем-то набит.

– Что это? – Спросил Бренн.

– На первое время. И взнос за обучение на первый год – правда, там лишь половина от суммы; расценки я знаю. Другую половину… Уж постарайся как-нибудь сам. Но только не иди по лёгкому пути; не грабь, не воруй, не убивай. Не возжелай имущества ни ближнего, ни врага твоего. Теперь же иди.

Прошло ещё несколько дней.

Лариох уль-Вулкани, заприметив маячившие на горизонте силуэты, крикнул:

– Приветствую тебя, Лютое Сердце!

Услышав знакомый голос, Бренн ускорил шаг; за ним – и все остальные.

– Рад видеть тебя в добром здравии, Бренн! – Сказал старик, сидя на утёсе и уткнувшись в компас. – Хорошее место для прогулки.

– Я… – Начал было мальчик. Чувства переполняли его.

Девочка и котёнок оказались более шустрыми, и уже были в объятьях доброго волшебника.

– Хо-хо-хо! – Смеялся дед.

– Как ты здесь оказался? Как очутился? – Не верил своим глазам Бренн.

– Вот, твою работёнку доделывал. – Отвечал старик, подмигивая. – Нет больше злой книги.

– А как же копии?

– Все эти переводы… Такие переводы, что масштаб их зла не вселенский, но локальный. Оставь это на потом; сейчас есть дела поважнее.

– Какие же? – Троица была заинтригована.

– Ты же не отправишь Синеглазку в школу без пера, пергамента и волшебной палочки? – Глаза мага смеялись, излучая добрый свет. – Вот то-то же.

И от Лужайки магов вся четвёрка (конь мага возвратился на родину без него) направилась в Лавку чудес, где девочке купили всё необходимое, а также мантию и ромбовидную шляпку с кисточкой.

 

– Вот накупили мы всего, а ведь Василёк ещё даже не зачислена… – Озадаченно произнёс Бренн.

– О сём не переживай. – Отмахнулся волшебник. – Лучше возьми вот это.

Ещё один кулёк с монетами! Кажется, вторая половина платы за первый год в кармане!

И вышли они на поляну, где зелено весьма. И среди той буйной растительности – густотравья, в равных пропорциях перемежавшегося с рощицами – маленькие домики с оранжевыми крышами. И над всем этим милым видом, над этим уютным и красивым пейзажем возвышался громадных размеров белокаменный замок, с многочисленными башнями и тёмно-серыми крышами; крышами пасмурного неба. Но замок этот был не мрачен – скорее, наоборот: в него так хотелось попасть даже взрослым, не говоря уже о детях! Это был целый комплекс: башни, дворики, заборчики; замки побольше и замки поменьше; основной дворец с пристройками – всё это в совокупности своей было единым целым. Люди будущего, изучая историю Фантазии, сравнивали этот прекрасный, величественный замок с Хогвартсом или Нойшванштайном, ибо он был столь же совершенен, столь же уникален, столь же оригинален, столь же волшебен, столь же удивителен и замечателен. Ни одно здание, ни одно сооружение в Фантазии не сравнится по своей красоте, величию, великолепию с Высшей школой магии и волшебства, расположенной в самом центре кронства Стерландия! Здесь было всё: школа, университет, пансионат, поле для игр, ботанический сад, лес, водоём, фонтаны… Проще сказать, чего здесь не было!

Ходят слухи, что все великие сказочники планеты Земля (которая дружественна Фантазии), во время своих сновидений направлялись сюда для вдохновения! Трудно поверить, но в этом замке есть Зал восковых фигур, которые выполнены мастерами так, будто они – настоящие, живые. В этом зале фигуры знаменитых сказочников не стоят – они сидят на скамейках. Все они словно погружены в глубокий сон – и это не случайно: как уже говорилось ранее, именно во время сна эти замечательные люди переносились в параллельный мир. И видя красоты этих мест, прогуливаясь по окрестностям замка, они начинали писать свои удивительные, притягательные, завораживающие с первых же строк истории. Во время экскурсии по Залу восковых фигур будущие маги и волшебники, живущие в Фантазии, могли лицезреть изображения Джона и Кристофера Толкина, Якоба и Вильгельма Гримм, Ханса Кристиана Андерсена, Астрид Линдгрен, Туве Янссон, Джоан Роулинг, Шарля Перро, Вильгельма Гауфа, Клайва Стейплза Льюиса, Джонатана Свифта, Пауля Маара, Редъярда Джозефа Киплинга и многих других, чей вклад в традиционную сказку неоспорим. Но истории, написанные этими людьми, не вторичны: однажды окунувшись в Фантазию, они создали каждый свой неповторимый мир, не имеющий аналогов. Они улучшили и размножили Фантазию; они подарили её миллионам. Фантазия помогла им рассказывать сказки тем, кто не может попасть в Фантазию ни так, ни посредством снов… Волшебный мир, имя которому «Фантазия», очень признателен земным сказочникам за то, что они поведали о нём простым людям каждый через свою призму; за то, что они приумножили Фантазию, сделали людей счастливей и добрей.

И определили Синеглазку в тот замок; была она теперь ученицею. И стала она частью большого и дружного коллектива, и познакомилась с теми, кто взялся всячески оберегать, курировать, опекать, воспитывать её и таких же, как она.

И преподавателем пения и музыки у Василька была Лукреция Ла Винь, которую дети тут же окрестили «Динь-Динь»; и преподавателем заклинаний была Элиза ауф-дер-Маур, что кошкой оборачивалась. И преподавателями ведовства были Кандия и Кормак, а преподавателем зельеварения был профессор Жуткинс.

И пришло время прощаться. Усадил тогда Бренн свою сестру так, чтобы их головы находились на одном уровне. И хмурился, и заговорил так:

– Вот, на сём расходятся наши пути. Сегодня начинается новая веха в твоей жизни; новая глава. Начни же её достойно, Василёк; не подведи меня. Будь умницей-разумницей, не балуйся и слушайся во всём своих учителей – дурного они тебе не насоветуют. Прибирайся в своей келье, и береги кота – Криспина оставляю на тебя.

– Опять ты покидаешь меня, ёжик? – Вытянулось у сестры лицо.

И крепко прижал её к себе брат, и поцеловал:

– Иду на Север, дабы найти себя. Обещаю: я буду навещать. Прощай, Криспин! Прощай и ты, волшебник!

И зашагал Бренн навстречу неизвестности; маг также убрался восвояси – у каждого свои дела.

Рейтинг@Mail.ru