Лариса Соболева
Дом непредсказуемого счастья
2
Работал телевизор. Если днем Влада иногда выключала телик, то ночью он без перерыва пахал, создавая иллюзию живой компании. Ей, натуральной светской львице (во всяком случае, она стремилась к этому званию изо всех своих силенок), ей, привыкшей тусить каждый вечер, сидеть взаперти просто невмоготу. Это такой напряг – хоть вешайся. Однако Влада создана для праздника, любви и богатства (это внушали ей мужчины, она, разумеется, верила им), а не чтобы сдохнуть, болтаясь на веревке, но обстоятельства сложились…
– Дерьмо! – вслух сказала Влада со светской прямотой. – Дерьмо, а не обстоятельства. Почему я? Ну почему мне досталось это, блин, «счастье»?
Сидя на диване со скрещенными по-турецки ногами, она нервно расчесывалась массажной щеткой, таким образом снимая стресс, заодно укрепляя длинные, ярко-желтого оттенка волосы. Крашеные, разумеется. Не будь вынужденного затворничества, сейчас Влада сидела бы в салоне красоты, где ей отутюжили каждую волосинку, – нынче в моде абсолютно прямые пряди. Приходится самой маски накладывать, волосами заниматься, от самодельных процедур никакого релакса…
Раздалась мелодия звонка. Владе не велено отвечать никому, но вдруг это важный звонок, после которого судьба кардинально изменится? Смартфон она получила в подарок недавно, находилась в стадии изучения и еще не расставила мелодии по контактам, потому с опаской протянула руку к столику рядом с диваном, взяла трубку. Увидев имя, буркнула:
– Да?..
– Привет, Владочка, – замурлыкал мужской голос. – Ты никуда не выходила, девочка?
– Нет, – взяла она с ходу капризный тон, что получалось у нее слишком вычурно, неестественно. – Пока нет…
– Что значит пока? – рассердился он, превратившись из кота в тигра, судя по тону. – Я же сказал: не выходить, на звонки не отвечать, никому не звонить, никого не впускать в квартиру.
– А я что делаю! – взвилась девушка. – Торчу в четырех стенах одна, как дура, блин, подыхаю со скуки, блин. Не понимаю, почему я должна прятаться! Долго мне взаперти сидеть?
Прямо он не говорил, только намеками:
– Ты же не дура, соображай. Ты была там и жива… Когда выяснят твой адрес, а рано или поздно они выяснят… надеюсь, тебе понятно, что будет?
– Понятно! – рявкнула Влада, на самом деле ничего не понимая.
– Я знал, что ты умница.
Похвала только разозлила девушку, в данную минуту она с большим удовольствием послала бы «друга» на все положенные буквы… вместо этого ворчливо проговорила:
– У меня продукты заканчиваются, мне что, голодать, да?
Продуктов полно в холодильнике, Влада запасливая, любит, чтобы всего было много. Дома деньгами не сорили, мама растила ее и сестру одна, не голодали, но и не шиковали. Просто когда есть кому платить, тут уж Влада не скупится.
– Продукты закажи по Интернету, тебе все доставят, – нашел выход он.
– Да? А платить-то кто будет?
От такой наглости на другом конце города несколько опешили:
– Ты… ты… я же… перечислил на твою карту пятьдесят штук…
– Ха! Что такое пятьдесят штук в наше время! Копейки. Я купила к Новому году платьице и туфельки, или мне идти на тусовку голой?
Солгала и с чистой совестью зевнула, пока он приходил в себя. Пауза ей понравилась. Чисто женским чутьем Влада уловила, что, владея его тайной, может вытягивать из него денежки бесконечно. Девушка повеселела и ждала, что он скажет. Дождалась:
– С тусовкой придется повременить ради твоей же пользы, а с продуктами что-нибудь придумаем. Пока, цыпа.
Цыпа положила смартфон на столик, фыркнула и отправилась на кухню выпить чайку или кофейку, или того и другого по очереди – делать-то больше нечего. Из развлечений у Влады остались комп с теликом, но соцсети надоели, там каждый придурок указывает ей на орфографические и пунктуальные «ошиПки». Телик тоже достал, устала жать на кнопки пульта, меняя каналы. Что можно книжку почитать, ей как-то в голову не приходило, за свои двадцать пять лет она ни одной книжки не дочитала до конца, а принималась раза три.
Турка на плите, Влада поплелась в ванную, чтобы положить щетку для волос, и, глянув в зеркало… залюбовалась собой, рассматривая отражение. Красивая, че там. Очень даже красивая, спасибо маме и говнюку папе, бросившему семью. Без косметики личико ничуть не теряет привлекательности, а некоторым без слоя штукатурки нельзя показываться на люди – испугаются. Да, Влада – супер. Черты – вот как вылепленные! Глаза умеренно большие, светло-коричневого цвета, брови дугой, носик ровненький-ровненький, губы красные и зовущие – словно набиты пухом. И шея чудо, и грудь no silicon, и фигура хоть спереди, хоть сзади… Но вот что плохо: при всем телесном богатстве у Влады нет ни денег на достойную жизнь, ни чертового образования. Остается один путь – доить мужиков, с этим тоже не все гуд.
– Не хотят козлы доиться, – сказала вслух Влада и вытаращила глаза. – Ой, кофе, блин!..
Кофе сбежал, но разве это повод к расстройству? Влада вылила в чашку то, что осталось, – и так сойдет. Села она, подперла скулы кулачками и, глядя в окно, где кипела предновогодняя жизнь, размечталась… Вот бы кинорежиссер приехал и взял Владу на главную роль. Еще лучше, если бы наследство получить где-нибудь за границей. Например, умер дальний родственник, о котором все позабыли, а Влада – его единственная наследница, которую долго искали адвокаты и нашли. На личном самолете она приезжает в старинный замок с башенками и бойницами где-нибудь во Франции, десятка два слуг склоняются перед ней, а Влада свободно щебечет по-французски, хотя не знает толком даже родного русского. С этой чудной идиллией, видя себя в кругу европейской аристократии, где ее зовет замуж принц (герцог, граф, маркиз, князь – все титулы подойдут), девушка задремала, улыбаясь выдуманному миру, встретившему ее, широко раскрыв объятия, словно только Влады там не хватало.
* * *
Упав в кресло автомобиля, Юля выдохнула с облегчением:
– Ху-х…
Машинально руки раскрыли сумочку, достали пачку сигарет… Опять! Сегодня уже со счета сбилась, какая это сигарета, но надо же как-то ослабить стресс или нет? Курила и в окно глядела. А там хаос: люди бегут с детьми, сумками, елками, коробками, растворяясь в сумерках. Главное, все эти пакеты-свертки можно купить в любое другое время, но народ предпочитает толкаться в ордах покупателей аккурат в канун праздника.
Снег пошел. Вяло опускался рыхлыми хлопьями, отбеливая унылую серость. Завтра тридцать первое. Юля приготовила роскошное платье темно-бордового колера из тончайшего бархата с открытыми плечами. Ммм, какое платье… Теперь она его не наденет и никуда не пойдет, да и цвет ей предстоит носить черный – фу, фу фу! Все-таки не любит Юля мрачность, ее и так полно повсюду. Вон весь город носит черное. Весь мир одет в черное, как на похоронах…
На сиденье водителя плюхнулся Саня.
– Наконец-то, – сказала Юля, выбрасывая сигарету в окно.
– Здесь не бросают окурки, – сделал он замечание. – Где ключи?
Ключи! Куда она их дела?.. Юля принялась выворачивать карманы, искать в сумке, тогда как Саня осатанел и беспардонно наехал на вдову, будто она его собственность:
– Я тебя не узнаю, Юла. Что с тобой? Ты на почве горя так обнаглела?
– Обнаглела?! Я?!
– Нет, я! – рявкнул не как Саня, а как Александр Ромуальдович, заставив Юлю вздрогнуть. – Чего смотришь? Ключи ищи!.. Пришла, села, нога на ногу, локоть на спинку стула! Вся из себя королевишна.
– Не понимаю… – протянула она ключи, найденные на дне сумочки.
– Не понимаешь?!
Он грубо выхватил ключи, вставил в зажигание, и… машина вылетела вперед, как пробка. Зад автомобиля слегка поводило туда-сюда по скользкой дороге, размятой мокрым снегом, но негодующее юридическое светило не боялось врезаться в столб, оно, вцепившись в руль, шипело и рычало:
– Не понимает она… Надо же, не понимает! Ты что, совсем тупая? Так ведут себя только идиотки. Клинические идиотки!
Юля обалдела… Эдакой словесной бомбежки от него не слышала никогда, в первое мгновение дар речи потеряла и ротик открыла, а в солнечном сплетении скрутило от страха – у нее в первую очередь реагирует на неприятности именно это место. Во второе мгновение поток оскорблений привел ее в чувство. В конце концов, Щелоков кто? Адвокатишко? Да за эти бабки она наймет сразу трех адвокатов. В следующий момент Юля показала, что и у нее есть голос:
– Саня Ромуальдович! Чего ты орешь?
– Пф… Чего я ору! Ха-ха! Видела бы ты себя. Удивляюсь Басину, почему он тебя не задержал? Я бы на его месте посадил тебя в СИЗО.
– Меня?! – ужаснулась Юля. – За что?!
– По подозрению! – прорычал Саня. – В убийстве собственного мужа!
– Рехнулся?..
– Это ты рехнулась! – грубо оборвал ее Саня. – Зачем наврала следаку, что плохо водишь машину? Да по одним штрафам – если проверить, а он обязательно проверит, Басин въедливый, – можно догадаться, что ты наглая автолетчица. Как звезда за рулем: тебя видят все, а ты – никого! Зачем врать, если правду узнать ничего не стоит? Объясни!
– Не знаю! – рявкнула в ответ Юля. – Как-то так получилось…
– Ты была похожа на заказчицу, а не убитую горем вдову, на заказчицу, которая счастлива, что прикончила мужа. Неужели трудно было поплакать настоящими слезами? Все женщины это умеют! Ты же дерзила, чё-то там из себя изображала, как плохая актриса в занюханном сериале…
– Я плакала! – огрызнулась Юля. – Когда узнала про Ваньку… поплакала. Или мне нужно реветь сутками напролет?
– Жены, моя дорогая, так и делают: ревут сутками напролет, теряя мужей, а уж твой Ванька… разве что луну с неба тебе не достал!
Действительно, луну не достал, но и не обещал. Юля промолчала, подумав про себя: «Да что с ним разговаривать, он ничего не может знать! Сане чужие проблемы – до самого высокого фонаря, даже когда ему платят. Такому человеку доверять поостережешься, несмотря на то, что перешел он по наследству, как старый пиджак, который никогда не наденешь, но почему-то не выбрасываешь».
– Не узнаю тебя, Юла, не узнаю, – задумчиво в страдальческой тональности сказал Саня. – Вся такая добропорядочная мадонна, кроткая хранительница домашнего очага… Ваньке все завидовали, все! И вдруг я вижу вульгарную кошку с крыши, презрительно разговаривающую… с кем! Со следаком. Ты базарила с ним… как с плебеем! Учти, Басин мстительный, теперь будет не убийцу искать, а доказательства твоей вины.
– Моей?!.
– И найдет! Тем более, ты дала повод.
– С чего ты взял, что он меня… Нет, это… это бред! Полный бред! Подумаешь, не так сидела, не так смотрела… Басин ни намека не сделал, что меня подозревает.
– Ага, ага, – злорадно ухмыльнулся Саня. – Думай так, если нравится, думай. Он говорил с тобой минут десять, за это время только бумажки заполняют. Де-факто Басин свернул допрос. Это плохо, Юла, очень плохо для тебя. Он получил нужную информацию, теперь будет раскручивать ее. А тебя отпустил, чтобы не насторожить нас наводящими вопросами.
– А зачем он тебя оставил? – вспомнила она.
– Придрался. Я должен был оформить ордер, чтобы стать твоим законным представителем.
– И почему же ты не оформил?
– Замотался, думал, прохиляет. Так… надо что-то предпринять… Сиди дома безвылазно, поняла? А я попробую выяснить, что этот коршун замыслил, – на свете есть добрые люди, за пару сотен баксов секреты сдают. Может, найду рычаги давления на него. Ты поняла меня? Дома! И даже в окно не выглядывать.
М-да, не всякое наследство приносит радость, иногда оно обуза, как сей грозный господин. Что-то в его тоне, помимо сожаления, было отталкивающе противным… «Ого! – чуть не воскликнула Юля. – Санька, кажется, превращается в Ваньку, но одно дело – законный муж командует, другое… Его нужно поставить на место, он просто напрашивается!»
– Саня, а почему тебя не было на даче, если мой Ванька проводил там неформальную, тем не менее деловую встречу?
– Не пригласил.
– Третий лишний, да? – подковырнула Юля.
– О чем ты?.. А, бюстик… Не стоит придавать значения ерунде.
– Думаешь?
– Машиной Ивана могли воспользоваться гости…
– Которые его взорвали?
– Откуда я знаю! Меня там не было, я не знаю, с кем Иван…
И осекся. Видимо, увлекся и чуть не проговорился, во всяком случае, во время этой внезапно возникшей паузы внутри Юли заиграли бесы, подтверждая: Саня знает про Ванькины делишки, постельные в том числе, а тебя все держат за дуру, но ты же дура и есть, не так ли?
– Ну-ну, продолжай, продолжай, – подбодрила она. – Не бойся. Ваньки нет, от него и мокрого места не осталось, так что мне некому закатывать скандал, а тебе некого бояться. Итак, Санечка, ты не знаешь, с кем Иван… трахался в нашей машине. Поэтому тебя не пригласил, так?
У мужиков есть классная черта, пожалуй, единственная достойная уважения и даже восхищения, – друг друга не сдают, разве что в исключительных случаях. И Саня, истинный последователь наследия ходоков, взорвался так, будто Юля обвинила его в измене всем женам сразу и даже Отечеству:
– Зачем этим делом заниматься в машине, если нехилый домик имеется? Где ты слов таких нахваталась, под каким забором? С ума сойти! А мы-то думали, Юла соткана из улыбки, воздуха и света! Ничего себе, маскировалась.
– Я ваше порождение, Санечка, – сухо парировала Юля. – Мне приходилось лавировать среди вашего вранья, подобные маневры сильно портят характер.
За всю дорогу это был первый раз, когда Саня Ромуальдович с интересом и некоторой опаской уставился на нее. Она видела его боковым зрением и нарочно смотрела прямо, в лобовое стекло, невозмутимо бросив:
– Хочешь нас угробить? За дорогой следи, лично мне жить не надоело.
И пять минут натянутого молчания прошли как один миг. Просто у каждого было по полной голове мыслей – черных и белых, больных и вполне нормальных, в общем, кавардак, где все позиции представляются главными. В этом состоянии лучше не продолжать диалог, он заканчивается, как правило, взаимными обидами. Когда Саня остановился у дома, Юля не торопилась выйти из машины, он вынужденно заглушил мотор и отвернулся от пассажирки. Но еще минут пять прошло в молчании, прежде чем она заговорила, правда, ни разу не взглянув на него, будто боялась увидеть нечто неприятное:
– Меня поражает в нашей жизни, Саня, одна малюсенькая деталь, но она ломает большие планы, даже жизни. Ложь. Подумаешь, ерунда, да? Но эту ерунду никто не любит. Вот ты любишь, когда тебе лгут?.. Молчишь? Значит, не любишь. А ведь лгут практически все. Даже я. Правда, по мелочам… И ты лжешь наверняка не по мелочам. Главное, сколько весит ложь, иногда ее размеры слишком велики, чтобы… чтобы простить. Человек лжет, прикрывая свою врожденную подлость. Может быть, он не виноват, гены затесались лживые, доставшиеся от дедушки, который жил лет пятьсот назад, а лгун всего-то добивается лада, мира, гармонии. Но с его позиции мира и гармонии, в его понимании удобства. Притом, что особенно замечательно, от других он хочет… нет, требует честнейшей правды и благородства – эти качества любят все, только не у себя, а у других. Он прав, конечно, потому что ложь унизительна, омерзительна и оскорбительна. В общем, что хочу сказать… я все понимаю, Саня, не совсем дура… но почему роль тупого идеала отводится одной мне, а?
– Эт ты к чему?
Не имея ни малейшего желания растолковывать ему что-то еще, она открыла дверцу, ступила на девственно-чистый снег, вдохнула свежий и влажный воздух. И захлопнула дверцу. А потом пошла по аллее к дому, бубня под нос, но он не слышал:
– Я к тому, Саня, что ты мог быть со мной откровенней, а не прикидываться шлангом.
По звуку машина с Щелоковым умчалась, и Юля остановилась. Вот ее дом – мечта каждой Золушки, живущей в трущобах и только во снах видевшей себя в подобном тереме, где много света, комнат, простора… Теперь можно поставить жирное «но». Потому что далеко не все в подобных обиталищах дышит пресловутым благополучием. Конечно, есть счастливицы, чувствующие себя роскошным дополнением к теремкам и мебели, однако среди знакомых Юли подобных везучих не водится, включая ее.
– Господи, как же быть? Как мне теперь жить, а?
Не имея ни малейшего желания заходить в эдемский сарай, изрезанный внутри ментальными трещинами, которые старались не замечать его «счастливые» обладатели, она резко повернула к гаражу, а через пять минут выехала на своем внедорожнике цвета вороного крыла. Дальше и дальше от эдемского счастья уезжала Юля. Настойчиво зазвонил айфон на пассажирском сиденье. Она взглянула на дисплей, трубку не взяла, сказав звонившему:
– Да пошел ты к чертовой матери!
* * *
Дверь открыла Роза: сто пятьдесят кг при росте метр шестьдесят – и вход в квартиру надежно перекрыт, ни одна армия не возьмет этот блокпост. А Юле удалось. Она решительно рванула вперед, потеснив бесформенную массу в махровом халате, и очутилась в квартире, бросив на ходу:
– Бобик дома?
– Э… м…
Роза не ждала ее, не рада, растерялась, но сегодня сей факт не задел Юлю невежливостью. В другой раз она бы фыркнула и, язвительно извинившись за вторжение, ушла, однако времена меняются, вместе с ними люди. Юля прямиком двинула в гостиную, оглядываясь по сторонам и крича:
– Бо-бик! Боб! Выйди на минуточку!
– Он в ванной, – подала сзади голос Роза. – Мы приглашены на сегодня, Бобик собирается…
Давая понять хозяйке, что она здесь надолго, Юля кинула шубку в кресло, сумку – на диван и плюхнулась рядом на вышитые подушки – архаичное наследие бабушки-рукодельницы. Квартира у Бабутко из пяти комнат в элитной новостройке, казалось бы, этим все сказано, а вот и не все. Напичкана элитка в прямом смысле хламом, Борька (муж Розы) занимается собирательством – всякие статуэтки разных эпох, особенно советской, вазочки, светильники. Коллекция выставлена в гостиной, в результате эта довольно большая комната напоминает тесную лавку старьевщика.
– Где Боб? – переспросила Юля, развернувшись к хозяйке.
– В ванной, – пискнула та. У нее удивительно противный высокий голос, впрочем, не исключено, что так кажется только Юлии.
Тут и хозяин нарисовался, на ходу причесывая волосы тонкой расческой. Вообще парочка, когда стоит рядом, смотрится карикатурой: Боба словно протянули сквозь водопровод, оттого он вытянулся в длину, изрядно истончившись, а Розу несколько раз огрели кувалдой по головке, она приобрела форму кубика.
– Здравствуй, Юла. – Боб подсел к ней на диван, прикрыл тощие коленки махровым халатом (скромняга) и участливо спросил, едва не пролив скупую мужскую слезу: – Как ты?
– Нормально. – Но она пришла не за жалостью и сочувствием, тем более дружна с ними не была, чтобы делиться переживаниями, Юле нужно срочно кое-что выяснить. – Бобик, можно тебя спросить?
– Конечно.
Но… «Боже, боже! – неожиданно запаниковала она, глядя в безвольную физиономию Боба, на прилизанные мокрые волосы пегого цвета и рот обиженного ребенка с тонкими усиками над верхней довольно объемной губой. – Такой деликатный вопрос… такой стыдный… а тут эта стоит… Розалинда хренова». И не первый раз мелькнула крамольная мысль: интересно, как они в постели-то?.. Ну вот зачем лезут в голову подлые мысли, да еще в самый неподходящий момент? Невольно Юля вообразила эротический экстаз в их исполнении, отчего прыснула, но взяла себя в руки и поспешила замять нелепость:
– Боб, ты был другом Вани… – Она выразительно покосилась на полтора центнера у входа. Нет, Роза не уйдет, придется при ней… – Ты с Иваном давно работал, наверняка предполагаешь, кто его… мог?..
– Не знаю, клянусь!
Ишь как испугался! Возможно, он был искренним и сказал правду. Возможно, чужое любопытство действительно вызывает ужас в первый момент, так как неосторожное ответное слово может в будущем дорого стоить, посему желательно отделаться от провокационных вопросов сразу. Но возможно, этот жидкий мужчинка лжет, что наиболее вероятно, а у лжи реакция всегда неожиданная. Тесно работая с Иваном, не знать тайных процессов в фирме и, как следствие недругов, невозможно. Так или иначе, но весь этот спектр предположений вызвал справедливый гнев, ибо Юля не получила внятного ответа, точнее – повода к дальнейшему диалогу. Внимательней взглянув на Боба и Розу поочередно, она поняла: «гостеприимные» хозяева ждут не дождутся, чтобы незваная гостья убралась в свой хауз за высоким забором и заперлась там со своим горем.
– Ты меня не понял, – разочаровала их Юля, откинувшись на спинку дивана, тем самым показывая, что не намерена убираться. – Я хотела спросить, за что могли убить Ивана?.. (Классическая томительная пауза, как на сцене.) Он же что-то делал не то… или не так… а? Боб, ты должен знать хотя бы примерно.
Дала ему лазейку: должен знать хотя бы примерно, а Боря закатил глаза к потолку – штамп тоже сугубо театральный, которым пользуются бездарные актеры. И тут маленький броневичок Розалинда выступила вперед всей своей массой, выручая мужа:
– Ты жена, тебе лучше знать, что наделал твой Иван.
– А я не знаю, – вяло бросила в ее сторону Юля, не сводя глаз с Боба. – Тебе-то хорошо известны проблемы моего Вани, Бобик.
– Нам известны! – желчно произнесла жена Бобика, постукивая носком ноги в тапочке об пол.
– Нам? – повернула к ней Юля голову, надменно приподняв одну бровь. – То есть тебе?
– Мне, мне, – закивала броневичок Роза. – А тебе бы раньше задуматься, почему твой муж не делился с тобой своими проблемами.
Столько лет они знакомы, а Юля не подозревала, что этот кубик Рубика так не любит ее, злорадствует и вместе с тем завидует ей по-черному. Вопреки логике Юля одарила жену Боба благодарным взглядом (за типично женский порыв отыграться) и подлила масла в огонь, зная, что сейчас получит нужную информацию:
– А что тут думать? Ваня любил меня и берег.
Ей бы психологом работать! Да, угадала. Розалинда, всю жизнь вынужденная облизывать Юльку и раболепствовать перед Иваном, чтобы тот не попер ее Бобика с работы, наконец-то получила реванш, правда, маленький. Как же упустить шанс, когда «барыне» Юльке можно вмазать хотя бы ядовитым словцом, губительно воздействующим на самолюбие, – это ли не кайф для изможденной завистью души?
– Ваня, положим, многих любил, – сказала она, сделав на второй половине фразы чуть утрированный акцент.
– Роза! – с упреком бросил Бобик.
– Ой, да ладно, – махнула рукой в его сторону жена, дескать, молчи. – Юла, не прикидывайся, что ты не знала.
– Что именно? – недоуменно вытаращилась гостья.
– Про похождения твоего Ваньки, – боднула Юльку Роза-Розалинда. А вот дальше она толканула речь в духе революционерки на печке: – Вот только не надо делать такие глаза, ты не наивная девочка, тебе просто выгодно было не видеть. Вообще-то бабы твоего мужа – не мое дело. Меня другое удивляет: твои вопросы, такой наивняк… Купаться в роскоши и думать, что Иван добывает бешеные денежки честным трудом, вызывает, по меньшей мере, смех. Странно, что нас всех не взорвали! А уж тебе-то как повезло, что не была вместе с детьми рядом со своим Ванькой в тот самый миг, когда он разлетелся на части! Но просто так, ни за что бомб не подкладывают. Вы же ни с кем не считались. Всегда были вы и ваш золотой мирок да бабло, которое оба безумно любите. Так безумно, что для вас не грех обмануть, обокрасть, предать тех, кто вам же добывает бабло. На вас пашут, а вы – по заграницам, тусовкам-банкетам, по магазинам-бутикам, с ног до головы в шоколаде и плюете на остальных.
В общем-то Юля сама напросилась на моральную пощечину, потому не стоило болезненно реагировать. Но когда впервые слышишь подобные вещи, не подозревая до этого, что о тебе думают на самом деле те, кто в рот заглядывал еще недавно, становится не по себе и страшновато.
Страх родился из ощущения полного и непреодолимого одиночества, возникшего не враз, а задолго до этой минуты, только раньше не имелось мудрости понять его. Сейчас, слушая обличительные откровения Розы, которая долго вынашивала злобу и наконец-то вывалила ее, когда Юлю придавило несчастье, она вдруг поняла, что всегда была одна. Это как в пустыне: куда ни глянь – никого. И ни-че-го. Куда идти, к кому обратиться, где искать помощи и поддержки? Кругом только море бесполезного песка и бесконечная даль. Страшно…
Отсюда вся шелуха гламурности с Юли слетела, она сгорбилась, переплела пальцы рук, локти установила на колени и опустила голову, слушая каждое слово, потому что слова были честные, шли от души. Неважно, какой души – черной или слегка просветленной, слова выстраданы, стало быть, доля истины в них заложена. Главное – и это как раз чистейшая правда, – Юля действительно ничего не знала о делах мужа, в какой-то момент пролегла между ними воздушная граница, отделяющая интересы. Но в данную минуту нужно отставить сопли в сторону, одинокий человек умеет защищаться, и Юля выпрямилась, тон взяла спокойный, прохладный:
– Как ты сказала? Обмануть, обокрасть, предать? Но твой Бобик был правой рукой Ивана, значит, он делал то же самое, так, Боб?
– Не то же! – огрызнулась Роза. – Не то же, потому что Борю твой Иван заставлял. Чувствуешь разницу? Борис тащил весь воз бизнеса твоего Ваньки на своих плечах, взамен получал шишки.
Борька экономист, в переводе с русского на русский звучит прозаично: бухгалтер, почти как «бюстгальтер», нечто типа чехла, прикрывающего неприличия. Бухгалтер в Юлином представлении имеет два значения – вор и вор-подпольщик, просто вор подыгрывает шефу, а подпольщик – в свой карман тырит.
– Отлично, – поднялась Юля. – Завтра, Боб, ты мне в Ванькином офисе расскажешь про воз, который тащил, я собираюсь переложить его на свои плечи, раз твои… устали.
– Завтра тридцать первое… – напомнил тот, вставая с дивана.
– Разве правительство объявило всероссийский выходной? – сказала Юля, надевая шубу. – Нет? Теперь мне предстоит разобраться.
– Ты сможешь разбираться только по истечении шести месяцев, когда вступишь в права наследования, – сказал он.
– Да? А до этого, считаешь, я должна угробить дело мужа и остаться без средств к существованию?
– Не знаю, может, законы сейчас изменились и тебе можно подключиться… – замялся Боб. – А как ты собираешься руководить бизнесом, Юла? У Ивана было несколько направлений, ты хоть что-то смыслишь в этом?
– Не боги горшки лепят, Бобик.
– Оно конечно… Впрочем, выход есть. Выберешь президента из нашей компании, он и будет вести предприятия. Но сначала проконсультируйся у юристов.
«Странно, что светило адвокатуры не поставило меня в известность о таких тонкостях, чтобы я не выглядела дубом пред этими пресмыкающимися из отряда гадов», – подумала Юля, вслух же произнесла беспечным тоном:
– Непременно. Итак, завтра, Боб, встречаемся в одиннадцать. Бай-бай.
Юля помахала ручкой кубику Рубика и вихрем в прихожую переместилась. Боб побежал проводить вдову, когда вернулся, его дорогая Роза сидела в кресле, скрестив на груди руки и хмуря густые брови. Впрочем, у нее постоянно хмурое лицо, она как будто младшая сестра непогоды, готова ныть и плакать, плакать и ныть. Боря когда-то женился на другой женщине. Девушке. Разумеется, была она и тогда в теле, похожая на сдобную булочку, с ямочками на упругих щечках и смешливыми искрами в оливковых глазах. А как легко с ней было… Но как трудно сейчас. Борис не хотел это бесформенное тело, не тянуло его целовать эти поджатые губы с ворсинками-усиками над верхней губой, он остыл. Сорок три ему, ей – тридцать восемь, а он остыл. Наверное, не в размерах и не во внешности дело, внутреннее устройство жены, которое она сама же и сконструировала в себе, не волнует Бориса, более того, отталкивает, раздражает.
– Эта дура будет всюду совать свой нос и мешать, вот увидишь, – предрекла Роза. – Должен же ты забрать свое, что тебе положено, или нет?
– Должен, должен, – не спорил Боб, хотя ему было неловко перед Юлей за себя и за свою вторую половину. Жена Ваньки ушла, а неловкость осталась с ним. – Не бойся, Юла глупа, ничего не поймет.
– Надеюсь. А если прикидывается дурой?
– Ни одна умная с Ванькой не жила бы столько лет.
