Лариса Барабанова
Тохино #летобезинтернета
Памяти моей бабушки
Анны Николаевны Лодыгиной
посвящается
Глава первая. «Только экстренные вызовы»
– Па, там хоть кто-то ещё живёт, кроме твоей бабы Нюры?
– Во-первых, не моей, а нашей. А во-вторых, да, живут несколько семей.
Тоха отвернулся и снова принялся считать быстро проносившиеся столбики. Уже 200 км от города отмахали, а отец и не думает говорить: «Ну вот, почти приехали!» Инет перестал ловиться минут 15 назад, да и до этого работал с перебоями. На экране смартфона высветилась строчка «Только экстренные вызовы». Тоха так и не успел ответить на сообщение Ростика.
«Ловись, инет, – большой и маленький!» – не слишком весело подумал юный путешественник. Сегодня бесило всё: встать пришлось в пять утра («А то пробки начнутся, суббота ведь!»), на завтрак мама сварила кашу (оно бы ещё нечего, её-то можно было уломать на бутерброд, но отец заставил всё съесть), планшет пришлось оставить дома («Мы крышу едем чинить, а не в пулялки твои играть!»), а в довершение всего в «МакАвто» на выезде из города так и не заглянули («Ты поел же! И нечего мне пачкать машину!»). Поехала бы с ними мама, а тем более если с Дашкой – тут ещё можно было родаков разжалобить, но с отцом в деревню отправился только Тоха. Вот уж свезло так свезло!
Берёзки-поля-берёзки-поля, и так до бесконечности. О, сосны! Хоть какое-то разнообразие. Хотя лучше бы кафе какое-нибудь. Тоха уже всё придумал: издалека увидит какую-никакую придорожную «таверну», удивится и как бы между прочим предложит отцу перекусить. Тот наверняка и сам проголодался. Ждать подходящего случая пришлось километров сто.
– О, па, смотри, кафешка! – чуть более жизнерадостно, чем планировал, воскликнул Тоха. Отец только рассмеялся в ответ:
– Она вечно закрыта, сколько я себя помню. Вечный «Учёт».
И правда, когда машина поравнялась с тем строением, которое Тоха принял за действующее кафе, любителю фастфуда пришлось признать, что в этом сарае вряд ли кого-то кормили в этом тысячелетии. Да и в прошлом – сомнительно.
Пришлось ехать впроголодь. Тохин урчащий желудок громко упрекал сидящего за рулем деспота, но тот как будто ничего не замечал. Берёзки-поля-сосны-берёзки-поля… Но вот отец наконец-то довольно хмыкнул, сбросил скорость и повернул налево. «Почти приехали!» – обрадовался Тоха. Рано, ох как рано! Потому что дорога, на которой трясло, но можно было ехать больше 100 км в час, закончилась – началось какое-то направление, которое, вероятно, бомбили. Или местная земля отторгала асфальт, одно из двух. Но ехать однозначно здесь можно было только на танке. Отцовский «Аутлендер» и то с трудом преодолевал ямы и колдобины и чуть было не застрял в каком-то болоте. «Да, коротким путем не получится!» – пробормотал горе-водитель, кое-как выбрался обратно на «прости-господи-дорогу» и снова принялся крутить руль то в одну, то в другую сторону. Тоху уже мутить начало, когда он услышал: «Вот здесь мы в детстве землянику собирали. Рукой подать уже!»
Никаких признаков жилья мальчик не углядел… [И вот тут давайте сразу договоримся: мы будем называть Тоху «мальчиком», хотя это бы ему сильно не понравилось, если бы он узнал. Но нормального названия для 13-летнего крутого пацана, закончившего шестой класс, в русском языке так и не появилось, а тинейджером его назвать язык не поворачивается. Так что пусть будет «мальчик».] И километров через пять – тоже. Но отец светился от радости, как золотая медаль, поэтому Тоха только пожал плечами.
Наконец-то машина взобралась на горку, а внизу показался огромный разрушенный ангар. За ним виднелись какие-то заросли, а среди них – несколько оранжево-ржавых крыш. «Б. Поляны» – значилось на покосившемся дорожном знаке. Приехали, значит.
– Здесь раньше большая деревня была, – начал вдруг объяснять отец, пока машина петляла между двумя рядами деревьев, – но я уже не застал. Все в город переехали, из двухсот дворов только двадцать оставалось, когда я на лето сюда приезжал. А сейчас и того меньше. Зато как здесь дышится!
Тоха только хмыкнул: в этот момент они как раз проезжали мимо большой «ароматной» кучи, притулившейся возле чьего-то забора. Но саркастически высказаться об этом мальчик не успел – отец уверенно свернул с того, что здесь называлось дорогой, к неприметному голубоватому домику, заглушил мотор и посигналил. Где-то сбоку скрипнула дверь, и навстречу вышедшему из машины Тохиному отцу прямо-таки выкатилась маленькая, сухонькая, светящаяся радостью старушка. Она бросилась обнимать и целовать гостя, довольно причитая:
– А от и приехал, внучок! Совсем бабу Нюру позабыл, Виталька, а я уж все глазоньки проглядела… Всё дела да дела в вашем городу! Ну проходи, проходи. Устал, поди, с дороги-то! Ай не один? – и старушка, козырьком приставив ладонь ко лбу и прищурив глаза, поглядела на машину. Тут уж Тохе пришлось открыть дверь и выйти.
– Ну, что встал? Подходи знакомиться с бабой Нюрой! – сказал отец и даже хотел притянуть мальчика за руку. Но Тоха же не маленький – увернулся и подошел к бабушке сам, брякнул: «Здрасьте!»
– Здравствуй, здравствуй, Антошечка! А то я тебя только на фотокарточках и видела, – всё так же радостно затараторила старушка и крепко обняла правнука, который был уже чуть выше неё ростом. Он в ответ немного неловко сомкнул руки у неё за спиной, почувствовав, что бабушка совсем худенькая. И сколько ей лет? Отцу вон уже тридцать пять, баба Наташа на пенсию вышла, а бабе Нюре, выходит, лет под сто уже? Баба Наташа ведь её младшая дочь…
Потом все пошли в избу (баба Нюра говорила это слово с ударением на первый слог) – отобедать. Тоха, шедший последним, украдкой достал смартфон. «Нет сети». Даже экстренные вызовы не предлагает. Вот влип!
Глава вторая. Кот, колдунья и тёплая печка
В избе было всего две комнаты. Вернее, «передняя», где стояли две кровати, диван и старый-престарый телевизор, и кухня, где помещались печь, обеденный стол и две лавки. В углу справа, над столом, висели иконы, украшенные искусственными цветами неопределенного оттенка.
Бабушка проворно вынула из печи чугунок с пшённой кашей, крупно порезала белый хлеб, поставила на стол блюдо с печёными яйцами и банку молока.
– Вот сейчас ты попробуешь то, что вкуснее всего на свете! – важно заявил Тохе отец, пока бабушка накладывала ему в глубокую тарелку горячую кашу и наливала в кружку молоко. Отказаться было неловко. Сказать бы, что уже ел кашу на завтрак, да будет невежливо.
Баба Нюра перекрестилась на иконы, что-то быстро шепча, потом вслух произнесла: «Господи, помилуй! Благослови!» и присела за стол. Ложки были деревянные, отполированные не одним поколением едоков. Тоха украдкой вздохнул, но – делать нечего! – попробовал рассыпчатую пшёнку. И то ли он был так голоден, то ли бабушка готовила волшебно, но каша показалась ему действительно самой-самой вкусной едой, какую только ему доводилось есть.
– Ух ты! Вкусно как! – не удержался Тоха и быстро отправил в рот следующую ложку.
– Не то что в вашем городу! – довольно ответила баба Нюра, упорно делая ударение на последний слог. Тохе слышал это неправильное слово уже второй раз, но ему, обычно нетерпимому в этом отношении, почему-то совсем не хотелось поправлять старушку. Каким-то уютным было это «в городу», отполированным, как деревянная ложка, которой, кажется, ещё вкуснее есть кашу.
– А ты яичко попробуй! И хлебушек с молоком! – советовал отец, накладывая себе уже вторую тарелку каши. – Спасибо тебе, баба Нюра! Век бы твою кашу ел!
– То не мне спасибо, а печке-кормилице! – улыбнулась старушка. – Может, яблочек мочёных принесть, Виталенька?
– И яблочки есть? – радостно спросил отец, и Тохе стало понятно, что сейчас будет ещё что-то вкусное, чего «в городу» не бывает. Баба Нюра кивнула, встала из-за стола, наклонилась к самому полу, подхватила какую-то железную петлю – и исчезла в подполе. Тохин отец бросился ей помогать, и вскоре на столе стояла ещё одна глубокая тарелка – с жёлто-зеленоватыми яблоками, от которых странно, но так привлекательно пахло.
Тем временем мальчик уже отведал и печёных яиц, и хлеба с молоком. Он действительно ещё никогда ничего подобного не пробовал. Странное дело: ни сахара тут нет, ни шоколада, ни соуса, а вкусно так, что, как иногда говорит баба Наташа, «ум отъесть можно». Мочёное яблочко, и впрямь удивившее сочетанием ничуть не приторной сладости и свежести, с трудом уместилось у Тохи в желудке – мальчик с непривычки столько туда «закидал» (папино выражение), что с трудом переводил дух.
Бабушка снова встала и, глядя на иконы, зашептала молитвы – уже другие. Но заканчивались они так же: «Господи, помилуй! Благослови!» Едоки поблагодарили бабу Нюру и отправились немного прогуляться, а то работать пока (на сытый желудок, да в самый лютый зной) было невозможно.
Выйдя из избы, двери которой были расположены непривычно низко и заставляли кланяться, Тоха заметил, что небо над деревней ярко-голубое, как на картинке, а облака – огромные, какие-то нереально объёмные. «Как будто корабли», – решил мальчик. Но восторгаться всем вслух ему было неудобно – не маленький ведь, ещё, глядишь, отец засмеёт.
Вдруг из-за избы вынырнул полосатый кот неимоверных размеров, больше похожий на рысь. Он что-то нёс в зубах, важно вышагивая и чуть прикрыв большие желтоватые глаза.
– Васька, ты, что ли? – воскликнул Тохин отец и поманил кота к себе. Тот неспешно, царственной походкой, приблизился и положил свою ношу перед гостем. – Ты гляди, признал. Не зашипел даже. И мышь принёс, угощает нас с тобой.
Тохе понадобилась вся смелость, чтобы не завизжать: на траве неподалёку от его левой ноги и правда лежала мёртвая мышь. Вот тебе и деревенская экзотика! Раньше мальчику видеть мышей приходилось разве что в интернете. Да и то они там были живые. «Угощает!» Ну у отца и шутки!
– Ваське скоро уже лет двадцать стукнет. Он местный долгожитель, – стал рассказывать «Виталенька», поглаживая спину котяре. Тот мурлыкал, как трактор, милостиво подставляя под широкую ладонь ещё и голову.
– Да ладно! Не живут столько коты, – засомневался Тоха. У Ростика тоже кот долго жил, но ведь всё равно десять лет, а не двадцать! Это отец загнул.
– В городе, может, и не живут, я этим вопросом как-то не интересовался. А здесь очень даже доживают и до двадцати пяти. Васькина мать, Мурка, в таком возрасте ещё мышей таскала. А с этим чудовищем мы давние друзья – он котёнком был, когда я после девятого класса сюда на лето приехал, – рассказывал отец, продолжая гладить Ваську. Тот от удовольствия приоткрыл рот и высунул язык. И тут Тоха разглядел, что у кота нет зубов.
– А как он мышей ловит? – заинтересовался мальчик, поглядывая на серую тушку кошачьей добычи.
– Ну, ловит-то он их лапами. А потом душит. Есть, правда, их не может уже, но ловить грызунов – кошачья работа. За неё кошаки молоко получают. Мурка вот так же мышей деду на подушку приносила. Отчитывалась. А Василий нас с тобой решил порадовать. Ладно, пошли – деревню тебе покажу.
Тоха обернулся: Васька проводил гостей долгим внимательным взглядом, снова подхватил мышь беззубой пастью и понес, наверное, бабе Нюре. Кот Баюн какой-то! И вообще всё здесь нереальное какое-то. Как в сказке. Тохина мысль получила неожиданное подтверждение, когда они с отцом дошли до конца улицы. Там стоял покосившийся домик, с первого взгляда не жилой, но бурьян перед домом был не так давно скошен, а на огороде гуляла привязанная верёвкой к колышку коза.
– Здесь Юля-Рита живёт, колдунья, – тихо и серьёзно сказал отец. – Надо же, жива ещё
– Как колдунья? Не бывает их, – не слишком уверенно произнес Тоха, на всякий случай тоже понизив голос. – И имя странное у неё.
– Говорят, в молодости её Юлей звали, а потом она имя поменяла, Ритой стала. Так двойное и осталось, как Анна-Мария, например. Так мне друзья рассказывали. А старухи про неё и говорить отказываются. Слухи ходят, что она мужиков на деревне спаивала. Может, и просто самогонщица, но я до сих пор кукиш в кармане показываю, когда мимо её дома прохожу, как Сашка в детстве посоветовал, – отец вынул кулак из кармана и продемонстрировал сыну фигу.
Тоха хотел рассмеяться, да не смог: ему показалось, что в одном из окошек домика колыхнулась серая от пыли занавеска. Пальцы правой руки у него сами сложились в кукиш… Не похоже, что отец его разыгрывает. Но кто бы мог подумать, что в двадцать первом веке в каких-то 250 километрах от крупного города живет настоящая колдунья? «Жаль, что я не Гарри Поттер», – с усмешкой и (что уж тут скрывать!) тайной грустью подумал Тоха. Какому мальчишке не хочется приключений?! Вот только бывают они только в фильмах да в книгах. Или нет?
Однако в деревню они приехали не ради приключений – предстояло чинить прохудившуюся крышу. Отец отправил Тоху домой к бабе Нюре, а сам пошел к другу детства Сашке помощи просить. Проку от мальчишки в ремонте немного, а вот ещё один взрослый точно не помешает. Тохин отец вернулся аж с двумя помощниками – с огромным, похожим на богатыря мужчиной пришёл, по всей видимости, его сын. И пока у мужиков закипала работа, мальчишки знакомились. Без всяких соплей, конечно, не девчонки же.
– Толян, – буркнул сын дяди Саши и протянул приезжему правую руку.
– Тоха, – так же небрежно пробормотал мальчик, пожимая шершавую и, кажется, не слишком чистую ладонь.
«Деревня!» – подумал Тоха. «Городской неженка!» – решил Толян.
К счастью, укрепиться в своем мнении ребята не успели: их отцы приготовили всё нужное и принялись латать крышу, а молодой смене досталась роль мальчиков на побегушках. К вечеру они убегались так, что не слишком-то привычный к такому труду Тоха просто валился с ног. Но виду не подавал – не хватало ещё, чтобы всякая «деревня» над ним верх одерживала. Толян работал споро и ни разу не перепутал название инструмента. Над ошибками «городского» он тихонько посмеивался: это ж надо – вместо плоскогубцев пассатижи давать! Он бы ещё топор с молотком перепутал!
Когда отец доверил Тохе забить гвоздь, мальчик старался изо всех сил выглядеть бывалым мастером, но, видать, перенервничал и съездил себе по большому пальцу, так что искры из глаз посыпались. Нет, он не заревел (этого от него никто не дождётся!), мужественно вынес боль, но про себя хорошенько, с чувством выругался. «Ничего, зато этот деревенский лопух наверняка не знает, с какой стороны к компу подходить», – успокаивал себя Тоха, украдкой посасывая ушибленный палец.
Солнце уже скрывалось за горизонтом, когда крыша была наконец починена. На обед работники не прерывались, так что к ужину проголодались даже не как волки, а как драконы. Баба Нюра тем временем сварила щи, кашу «Дружба», испекла пироги, сбегала к соседке за парным коровьим молоком, и скоро у мужиков и ребят так трещало за ушами, что, наверное, на улице было слышно. Посидели потом на лавочке расслабленно, дядя Саша и Толян попрощались и ушли домой, а Тоха с отцом отправились в баню, которую заботливо растопила баба Нюра. Сначала мальчик думал, что не выдержит такой температуры, да и банька топилась по-чёрному, однако потом притерпелся и не только сам вынес пытку вениками, но и отца сумел попарить. Выходить из предбанника было холодновато, так что до дома Тоха добирался бегом. Там баба Нюра, встретив словами: «С лёгким паром!», уложила его на тёплую ещё печку, и он отрубился, не успев даже ни о чем подумать и не дождавшись отца.
