Ланиус Андрей
Ташкентский меридиан-89
Подобных фантастических баек ходило тогда великое множество.
Не знаю, удалось ли хоть кому-нибудь сменить Ташкент на Ленинград через Владивосток, но люди часами сновали от одного стенда с объявлениями к другому, выписывая десятки, сотни самых парадоксальных вариантов, в надежде, что хоть какой-то из них окажется удачным.
Но времени на многоходовые варианты обмена катастрофически не хватало.
Очень скоро в самых отдаленных регионах России узнали, что ташкентское жилье подешевело, и начали задирать планку.
Там, где еще недавно 2-комнатная квартира спокойно обменивалась на аналогичную, теперь за ваши две давали лишь одну комнату.
Те, кто не желал связываться с длительной процедурой обмена, имея при этом определенные возможности, поступали проще. Меняли внутри Ташкента свою большую квартиру на маленькую, брали доплату и уезжали.
Со всей наглядностью резкий скачок числа ташкентцев, покидавших родной город навсегда, проявился в работе грузового двора.
Если еще совсем недавно контейнер для домашних вещей можно было спокойно заказать хоть на завтра, то теперь надо было записываться за месяц вперед, при этом очередь имела тенденцию к быстрому росту.
Впрочем, восток есть восток.
Можно было, «отойдя от кассы», договориться с водителем, и в нужный вам день контейнеровоз стоял у вашего подъезда.
Но и здесь дополнительная плата за конфиденциальность услуги росла как на дрожжах, по мере того, как увеличивался поток отъезжающих.
БОЛЬШАЯ РОДНЯ
О масштабах исхода русских из Узбекистана я все же расскажу на примере собственной родни.
Моя прабабушка по материнской линии Иванова Ирина Ивановна родилась в 1903году под Семипалатинском, в многодетной семье, переселившейся в Центральную Азию еще в конце 19века. Впоследствии она сама родила более десяти детей, из которых, правда, выжили только четверо.
Еще до войны вся большая семья перебралась в город Янгиюль, что в 30км от Ташкента, фактически пригород столицы.
Прадед Никон Андреевич занимал в Янгиюле ответственный пост, в 1941-м отправился на фронт и пропал без вести в первые месяцы войны.
Моя бабушка Иванова Любовь Никоновна в апреле 1945-го окончила Харьковское военно-медицинское училище, находившееся в эвакуации в Ашхабаде, и была направлена в действующую армию, но пока она добиралась до Германии, война завершилась.
Там, в поверженной Германии, она встретилась бравого офицера-танкиста, ну и в положенный срок в молодой семье появился первенец, то есть, мой отец.
В Янгиюле к нашему приезду собиралась вся родня, приезжали из Ташкента и даже из Ферганы.
Ввиду многочисленности гостей, во дворе сдвигали столы, причем для размещения всех своей мебели не хватало, часть приходилось заимствовать у соседей.
А ведь собирались только взрослые; если бы они привели с собой еще и детей, то, пожалуй, в тесном дворике яблоку негде было бы упасть.
Впоследствии численность моей среднеазиатской родни только росла. Молодежь благополучно создавала новые семьи, в которых воспитывалось по двое-трое, а то и четверо ребятишек.
Все они, жившие в этом краю в третьем-четвертом-пятом поколении, стремились получить образование, овладеть хорошей профессией, а, кроме того, уважительно относились к местным традициям, соблюдали общепринятые нормы поведения и с полным на то основанием считали Узбекистан своей родиной.
Мои ташкентские родственники держались до последнего и начали уезжать только после развала Союза, когда рухнули последние надежды.
Уехали, впрочем, не все, некоторые предпочли остаться.
Но когда мысленно я пытаюсь собрать тех, кто остался там, вместе, то понимаю, что для их размещения хватило бы даже небольшого стола.
И тогда мне снова вспоминается тесный янгиюльский дворик минувшей поры, вспоминаются заполнявшие его люди – веселые, преисполненные достоинства, имевшие хорошие профессии и достаток в семье, уверенные в своем будущем и в будущем своих детей.
Те же, кто уехал, а это большинство, обосновались в различных местах, исходя из конкретных обстоятельств: в России, в Белоруссии, Украине, Германии…
За общим столом нам уже не собраться, видимо, никогда, да и многие родственные связи оказались утраченными.
Таков итог нового «великого переселения народов» в свете бегло обрисованной истории одной отдельно взятой большой семьи.
А сколько других русских семей из Средней Азии – больших и малых – оказались вынужденными переселенцами, которым пришлось выживать, начинать всё сначала и годами доказывать свое право на гражданство РФ!
* * *
Выдавив значительную часть русского населения вместе с его «монокультурой» из своих пределов, Узбекистан мало что от этого выиграл.
По разным оценкам, за чертой бедности проживает от четверти до трети населения этого ныне независимого государства.
А что же Россия?
Наши реформаторы одно время прозрачно намекали, что Средняя Азия с ее феодально-байскими традициями вроде пут на ногах российской экономики, и что, дескать, сбросив эти путы, мы двинемся вперед семимильными шагами.
Ну, «сбросили путы», а что же так и не двигаемся вот уже двадцать лет?
Да и заблуждение это – что «сбросили».
Средняя Азия никуда не исчезла с нашего горизонта, напротив, она стала ближе, гораздо ближе, чем была, и чтобы убедиться в этом, достаточно выйти на улицу.
