Лана Эскр
Рабыня по имени Бенун
Глава 3.
«Голос, который казался Бенун таким родным, сопровождал ее после пленения, поддерживал в ней жизненные силы, помогая восстанавливаться. Она прислушивалась, но не узнавала его, хотя интонации пробуждали в ней особые чувства. Когда «голос» звучал, Бенун думала о своей матери. Она ее никогда не видела, но сейчас воображение рисовало образ, который подходил под интонации голоса – глубокий, строгий и в то же время нежный, как у ее бабушки – голоса были похожи, но тот, что звучал в голове Бенун был «моложе» и нежнее.
– «Уходи в глубину и помни – здесь только твое тело» и Бенун «убегала» из этой реальности, оставляя вместо себя бесчувственную мумию, которой было все равно, что с ней делали.
Капитан Мерч, затребовав к себе в каюту Бенун в первый раз, думал, что на этом и закончится – лишь бы доказать виконту, что он может делать с рабами все, что захочет. На следующий день он послал за ней снова. Потом еще и еще. Виконт первое время делал недовольное лицо, но, увидев, что девушка цела, смирился и больше не приставал.
Недели плавания превратились для Бенун в пытку – капитан Мерч требовал ее к себе каждый день. Соседи по несчастью не слишком переживали по этому поводу. Бенун была для них своеобразным щитом. Если "отдых" капитана и его ближайших помощников не выходил за рамки обычной попойки и не превращался в оргию. В этом случае, помимо Бенун, забирали сразу нескольких. Предпочтение отдавали тем, у кого миловидная внешность и соответствующий возраст, чем моложе, тем лучше – девушки старше 23-25 лет не интересовали и стоили на аукционах на четверть дешевле. Семнадцатилетняя Бенун была заложницей того, чем ее щедро одарила природа, особенно – своих невероятных глаз. – «Я себя изуродую!» – решила Бенун, надеясь, что так она избавится от ненавистных домогательств. Припрятала осколок от разбитой бутылки рома, который заприметила в каюте капитана Мердока и уже хотела вонзить его себе в глаз. Но кто-то невидимый помешал, удержал ее руку и «заговорил» с ней: – «Твои глаза – это дар. Если станешь уродиной или калекой, долго не проживешь, они убьют тебя или продадут за бесценок «зверю», хуже этого. Терпи. Есть шанс, что уцелеешь. Надо выиграть время, пока не поймешь – кто ты».
Постепенно жизнь на корабле вошла в свою колею. Но чем ближе «Эбби» приближалась к берегам Америки, тем обстановка на судне все больше менялась и тому были свои причины.
Команда к концу путешествия больше времени проводила на палубе, отстирывая свои подштанники – треклятая дизентерия не обошла «Эбби» стороной. Рабы умирали один за другим. Их выкидывали за борт. Ни о каком купании в море для команды речи быть не могло – акульи плавники мелькали со всех сторон. Воду поднимали ведрами и обливались прямо на палубе.
– Поскорей бы добраться, если такими темпами команда будет вымирать, некому будет ставить паруса, разве что рабов обучить – их, как-никак, больше, – сокрушался помощник капитана, сообщив об очередных потерях среди команды.
Капитан Мерч молчал, чтобы ненароком не проговориться и не выдать себя: мор среди команды на обратном пути был для него благом – число претендентов на получение доли в прибыли сокращалась, соответственно, увеличивалась его.
Традицию – в случае кончины члена команды отдавать его долю возможным наследникам – Мердок не поощрял и при договоре о найме ничего такого не обещал. Правило посмертной выплаты распространялось только на избранных – его помощников и виконта, которого Компания Южный морей ему столь любезно навязала, взяв обязательство расплатиться в любом случае, доплывет виконт живым и здоровым или сгинет в пучине , многочисленный, но обедневший род эти деньги у Мердока вытащит из горла. С командой таких проблем не было – нет человека и платить некому.
Кроме дизентерии, которая сокращала число «нахлебников», поводов порадоваться у капитана Мердока Мерча больше не было. Более того, с некоторых пор его стал мучить недуг, который обещал свести его в могилу, если он не сумеет избавиться от этой «черной ведьмы» – прозвище, которым он наградил Бенун, заметив за ней и за собой некоторые странности.
Все началось с того раза, как он обратил внимание – стоило ему прикоснуться к девушке, она становилась, как неживая. Попытки расшевелить ни к чему не приводили. Рабыня оставалась покорной, но абсолютно нечувствительной, не реагировала даже на боль. Это приводило Мердока в ярость. Он терзал и трепал ее тело, стараясь при этом ничего не сломать. Потом придумал – капать ей на шею расплавленным воском, в котором еще трепетали язычки пламени. Вскоре в этом месте, скрытом под волосами, образовалась рана, которая не успевала заживать, сочилась и по спине Бенун стекала тоненькая струйка сукровицы, засыхая на расшитой льняной рубахе , подарок Мерча, коричневой коркой.
– Почему ты не кричишь? – бесился Мерч, впиваясь взглядом в лицо Бенун, в очередной раз «освежил» рану, накапал в нее раскаленного воска. Хоть бы что, не лицо, а красивая, безжизненная маска, похожая на те, что украшали стены его каюты. Живыми оставались только глаза. Но и они были непреодолимой границей, за которой власть капитана над ней кончалась. Иногда ему казалось, что из небесной бездны этих невероятных глаз на него смотрело существо, еще более опасное и жестокое, чем он.
В такие моменты Мерч отталкивал от себя Бенун и уходил из каюты. На самом деле, сбегал в панике – непреодолимый страх сковывал его члены, лишая мужской силы. Они ни на что не был способен, как мужчина, только истязать в ожидании стонов и слез. Знал, что станет легче. Но ни разу так и не дождался ни того, ни другого.
– Чертова ведьма!
Мердок снизошел о того, чтобы обратиться за помощью к рабу-лекарю. Тот его осмотрел и сказал, что с ним все в порядке – никаких болезней, от которых наступало половое бессилие, у него нет.
Мерч на радостях накормил раба тем, что было на его столе – жирной индейкой, которых содержали специально для него. Раб сначала сдерживался, брал по маленьким кусочкам. Мерч смотрел на это с недоумением, не понимая, что раб сдерживался, зная, что обильная еда его убьет. Тогда он налил ему рома и приказал выпить до дна. Раб не посмел перечить и подчинился. Захмелел. Через некоторое время он уже сам накинулся на еду, но пировал недолго – его скрутило, он согнулся и застонал от невыносимой боли. Раба хотели утащить, но Мерч приказал оставить его и все это время с интересом наблюдал потому, что видел такое впервые.
– Если притворяешься, то это очень глупо. Жрал бы, раз дают!
Раб, который спас стольких на корабле, смотрел на него с тоской и стонал. Потом умер. Мердок несколько раз потыкал его носком сапога, а когда убедился, что тот не дышит, выругался потому, что огорчился, а потом обрадовался:
– Теперь никто не узнает, зачем я тебя звал. Пусть думают, что капитан Мердок проявил сострадание и накормил несчастного раба. Бог свидетель – я его пальцем не тронул!
История с рабом ненадолго отвлекла Мерча. Он выждал пару дней и снова позвал Бенун. Но все повторилось. Теперь он уже точно знал, что его необычное состояние связано с ней и лекарь ошибся. Мердок осознавал свою одпржимость и все равно не мог заставить себя отказаться от этой рабыни. С трудом мог выдержать сутки, чтобы не видеть ее и снова требовал:
– Приведите! – уже не говорил кого, все и так знали. Мердок чувствовал, что сам становится рабом, а это уже опаснее, чем мужское бессилие.
Капитан с трудом удерживался от приказа – наказать рабыню плетьми. Бенун бы высекли на верхней палубе, подвесив за ногу, как это сделали с другой девушкой, которую Мердок, раздосадованный после очередной «неудачи» с Бенун, потребовал к себе.
Девушку, которую ему привели, была слишком молода. Она испугалась дикого натиска и невольно оттолкнула капитана. Он упал, ударился затылком, расшибся до крови. Поднялся, усмехнулся и навалился на девчонку всей своей тушей… То, что он получил, не шло ни в какое сравнение с тем, что он жаждал получить от Бенун.
В тот день он отыгрался на своей жертве за все – за полученную ссадину и за ледяную безучастность Бенун. Несчастную привязали за ногу и подвесили на палубе. Мердок постоял некоторое время, наблюдая за тем, как жертва пыталась соединить ноги.
Смысл наказания в том и состоял, чтобы лишить ее этой возможности и выставить сокровенное напоказ. Экзекуция затянулась – девушка оказалась достаточно сильной и временами ей удавалось обхватить ногой веревку и удерживать ноги вместе. Капитан делал знак и надсмотрщик замахивался хлыстом. Нескольких ударов хватало, чтобы нога срывалась и жертва снова повисала на одной ноге. После очередного раза Мердок зевнул и ушел к себе в каюту, пил, потом заснул. Когда пришел в себя и вспомнил о девчонке, быстрым шагом вышел на палубу и увидел, что опоздал – девушка едва дышала и нога торчала в сторону под неестественныс углом.
Девушку отвязали и потащили к борту. Бенун через приоткрытую дверь видела, что она улыбалась, будто ждала, когда же наконец ее "отпустят", бросят в воду. На этом мучения кончались. Море будет колыбелью, а покой и сон станут вечными. Тогда Бенун открыла для себя истину – ее шанс уцелеть не столько во внешности, как убеждал «голос», сколько в умении скрывать свои мысли, чувства и терпеть.
– «Это и есть главная добродетель раба», – решила она.
Бенун научилась собой управлять – отключать сознание и «уходить» на глубину, где она была недосягаема для безжалостного мира, в котором надо было как-то жить. Временами ей казалось, что она уже умерла и то, что ее окружает и есть ад, настоящий. Обращаясь к «голосу», спрашивала:
– Мои мучения научили меня выживать. Жизнь, как ад или это одно и тоже? А где же рай? Или для таких, как я, он не предназначен? Зачем я появилась на свет? Неужели ради того, чтобы познать эту истину и быть рабой и игрушкой для белых?»
«Голос» отвечал:
– Ад и рай – это то, что мы чувствуем, когда живем. Сейчас ты страдаешь и называешь свою жизнь адом. Но это лишь часть пути в твоем познании мира. Путь и мир бесконечны. Отнесись к тому, что происходит, как к чему-то временному, необязательному. Так случилось, что тебе попался камень. Ты же не будешь сердиться на камень, если споткнешься об него? Так и здесь. Тебе больно, я знаю. Но все скоро кончится. Сейчас главное выжить.
– Хочешь сказать, что двери рая для меня еще могут открыться? Что я там буду делать, если умею только это – выживать в аду!
– Наберись терпения, Бенун и запомни – главный порок раба – смирение со своей участью. Терпение, умение ждать и сострадание – добродетели сильного. Научись быть такой и будь готова встретить свою радость, не оттолкни ее своим неверием.
Глава 4.
Бенун научилась понимать незнакомый язык. Сначала запоминала отдельные слова, как обозначение предметов, потом стал открываться смысл предложений. К тому же Бенун оказалась хорошим физиономистом – могла по лицу предугадать, что человек скажет или сделает. Она уже не чувствовала себя безучастной, прислушивалась к тому, о чем говорил капитан со своими помощниками, пыталась хоть немного заглянуть в свое будущее. Мердок отметил ее внимание, но не похвалил за сообразительность, а посмеялся:
– Понимающая человеческую речь обезьяна стоит дороже. Поняла, что я сказал? То-то же.
Из переговоров команды и по суете на палубах корабля, Бенун поняла, что конец путешествия близок.
За несколько дней до того, как с «Эбби» увидели берег, начались приготовления. Капитан Мердок приказал позвать Фреденсборга.
– Дружище, – начал он, изображая дружелюбие, – мы с тобой не всегда ладили, но я не такой зверь, как ты думаешь – твоя рабыня цела, можешь убедиться. Позовите эту ведьму!
– Ведьму? – виконт удивлялся всему, что слышал и в дружелюбие капитана не верил. Однако, удостовериться, что с Бенун ничего такого, от чего ее нельзя было вылечить, не случилось, было его горячим желанием.
Девушку привели. Она была в рубахе, которая показалась Фреденсборгу подозрительно чистой. В каюте запахло духами. Он не знал, что накануне рубашку по приказу Мерча стащили с Бенун, выстирали и надушили.
– Видишь, благоухает, как младенец. Я заботился о ней.
– Даже так? – виконт приблизился к девушке и заглянул ей в лицо, – Как вы себя чувствуете, мисс? Она понимает что-нибудь?
– Да. Это я ее научил, имейте ввиду. Это чтобы вы не думали, что я тут над ней измывался. Спросите ее о чем хотите.
Виконт повторил свой вопрос. Бенун посмотрела на него, не зная, стоит ли отвечать.
– Рабыня не хочет с вами говорить, виконт. Вы ей не нравитесь, – Мерч захохотал.
– Меня зовут Бенун, – голос прозвучал столь неожиданно, что виконт и капитан вытаращили глаза. Оба были поражены чистотой и мелодичностью его звучания, в помещении каюты он казался совершенно инородным и оттого еще более волнующим.
– Сирена.., – невольно прошептал капитан, благословляя небеса за то, что рабыня не додумалась ему спеть. Он бы выполнил любой ее приказ, лишь услышать этот голос снова! Легендам о сиренах, которые рассказывали моряки, капитан Мердок верил, как наивное дитя в добрую фею, а африканские рабы – в своих духов.
– Уверен, она и поет недурно, жаль, что я узнал об этом так поздно, – виконт представил, насколько взлетела бы цена за рабыню, которая обладала таким голосом.
– Надеюсь, теперь у вас нет ко мне претензий, дорогой виконт? – Мердок, пользуясь произведенным впечатлением, торопился уладить разногласия с виконтом, которые могли выйти боком, если ему вздумается на него пожаловаться Суарезу. – Приглашаю вас вечером к себе в каюту на капитанский ужин. Если хотите, можем позвать и рабыню, как она сказал – ее зовут Бенун?
– Не знаю, – виконт разгадал намерения капитана и хотел поторговаться. – Будет ли у меня время.
– Как это? – капитан не сдавался и был готов выслушать любое условие – виконта он тоже видел насквозь.
– Разве что вы сообщите команде, что они должны мне помочь – привести товар в надлежащий вид. Из тех, кто остался, надо отобрать группу самых лучших. Затем проведем предварительную оценку, чтобы понять, на что можем рассчитывать. Только после этого я приму ваше приглашение.
Мердок Мерч знал, что виконт «поганец» еще тот, но чтобы он был настолько коварен, не ожидал.
Хитрый Фреденсборг требовал себе доступ к «сундуку» с товаром, а значит и контроль над предполагаемыми доходами. Мерч тоже собирался отобрать самых лучших, но не для того, чтобы принарядить, а в последний момент ссадить их с «Эбби», попросту говоря, украсть, как делал не раз, увеличивая таким образом свою прибыль. В толпе сотен рабов, которые оставались на корабле к моменту прибытия в порт что-либо понять было трудно. Невольников высаживали в спешке, чтобы перекупщики не смогли толком рассмотреть, кого им привезли. Цена оговаривалась заранее. Потом пусть сами думают, как избавиться от «подпорченных» трудностями путешествия. С учетом дизентерии, многим из них хоть паклей затыкай задний проход, чтоб не смердели.
– "Придется принять его условия, иначе можно забыть о каперском свидетельстве – Суарез в случае плохой рекомендации, связываться со мной не рискнет. Без его рекомендации лицензии не получить".
– Вы каналья, виконт! Я согласен. Эй, вы, тащите бочки с пальмовым маслом!
Мерч не стал откладывать и приказал начать приготовления немедленно. «Эбби» напоминала потревоженный улей. Рабов пересчитывали по несколько раз, делили на группы. От края борта к трюмам выстроили живую цепь, по которой передавали в одну сторону ведра с забортной водой, в обратную те же ведра, но с нечистотами, которые выгребали из-под рабов. Вонь стояла невыносимая. Виконт засунул себе в нос кусочки пакли, смоченной в эфирном масле. Мердок презрительно усмехался.
Матросы разложили куски ветоши возле бочек с маслом, острые ножи и гребни.
– Все готово, капитан!
– Хорошо. Выводите!
Рабов начали поднимать по двое, по трое, срывали с них грязные тряпки, которые, как вороны со сломанными крыльями, летели за борт и окатывали их водой. Рабам совали в руки куски ветоши и показывали, что надо делать, сопровождая наставления пинками и тумаками:
– Три-три! Вот так! Сильнее! Задницу три!
Рабы делали, что им приказывали. Они были рады тому, что могли дышать свежим воздухом и медлили, выполняя манипуляции кое-как и еле-еле., не реагируя на удары хлыстом.
За время путешествия их выгоняли группами из трюмов и заставляли плясать. К этой мере стали прибегать после того, как выяснилось, что от неподвижности у большинства рабов развивался паралич и омертвение конечностей. Танцами эту проблему удалось решить. Но возникла другая – «танцоры», надышавшись свежим воздухом, не хотели возвращаться и поднимали бунт. В большинстве случаев с мятежниками удавалось справиться – зачинщиков убивали, остальных загоняли в трюмы и уже не выпускали до момента прибытия корабля к месту назначения.
Бывали случаи, что рабам удавалось перебить команду или подчинить ее себе. Такой корабль никогда не возвращался назад к берегам Африки – смысла не было, их бы снова поймали. Если среди бунтовщиков находился толковый малый, корабль поднимал пиратский флаг и пополнял флотилию морских разбойников, которые сбивались в стаи, основывая на островах Карибского моря целые пиратские поселения со своими законами, рынками, в том числе и рабовладельческим.
Подручные капитана осмотрели трюм и вытащили на палубу тех, кто был слаб. Умерших выбрасывали за борт регулярно, чтобы не возникло эпидемии. За этим следили строго. Когда началась выгрузка остальных рабов из трюма, никого из тех, кого вывели накануне, на палубе не оказалось. Зато обратили внимание на море, которое буквально кипело от акул – «жертвоприношение» состоялось.
В один из таких дней Мердок снова приказал привести Бенун. Фреденсборг хотел было вскипеть от негодования, но капитан примирительно махнул ему рукой – зову не за этим.
– Ну что, милая, пора нам с тобой попрощаться.
Капитан Мердок Мерч пытался быть ласковым, хотел потрепать рабыню по щеке, но девушка резко отпрянула от него.
– Вот как? Может мне оставить тебя? Я хорошо заработал на этой партии, могу себе кое-что позволить. Так как? Будешь со мной поласковей и разойдемся миром или оставлю тебя еще на недельку? Может быть смогу тебя перевоспитать, кто знает, я буду стараться. Знай, строптивые рабыни – сущее зло, выброшенные деньги. Имей ввиду, будешь так себя вести, до плантаций не доживешь – тебя забьют гораздо раньше, но прежде превратят в кусок мяса. Я таких невыдержанных ребят знаю, могу похлопотать, купят тебя за полцены.
Бенун не поняла и половины из сказанного, но уловила смысл и на уловки не поддалась – она слышала, что за нее обещана хорошая цена и покупатель спросит с этого «животного», если с ней что-нибудь случится. Потому сейчас могла себе позволить хоть немного достоинства, которое это волосатое, вонючее чудовище уничтожало в ней методично за то время, пока корабль плыл от берегов Африки к этим берегам.
– Сдохнешь, мерзкая тварь, – проговорила она.
Эти слова Бенун выучила одними из первых, а вот смысл открылся позднее. Не удивительно, если бы не «Бенун», она бы подумала, что это ее второе имя на манер белых. Произнеся их, она выразила всю свою ненависть и ликование – пусть и раба, но больше не в его власти потому, что это хуже во сто крат. Так ей казалось. О том, что будущее могло оказаться страшнее, Бенун старалась не думать.
Неожиданно для себя она поняла, что сказанное прозвучало, как обещание. Странным образом она почувствовала это. Лицо капитана потемнело. Но он не накинулся на нее, а посмотрел с изумлением. И совсем уже невероятно – в его глазах заметался, как маленький затравленный зверек, страх!
– Убирайся вон, – прорычал капитан Мерч и добавил, видя, как Бенун не сказав больше ни слова, направилась к выходу с гордо поднятой головой. – Ведьма! Знал же, что надо тебя скормить акулам, так нет же, захотелось…! Старая, дырявая, морская калоша, не заметил, как сам застрял на этом проклятом рифе. Не соскочить. Правильно Суарез сделал, что отказался от нее. Дик Трейси тот еще мерзавец, отомстит и за меня.
Бенун слышала, как Мердок вдруг захохотал в своей каюте, откуда она только что вышла. Правда открылась ей позже.
Судьбоносные перемены для Бенун произошли неожиданно и потому, что барон Суарез ни с того ни с сего анулировал свой устный договор о "покупке" рабыни. Ходили слухи, что за ним следили конкуренты, хотели уличить его в незаконных операциях с контрабандой. На самом деле против такого подарка выступил тот, кому он предназначался, сын Томас, счел заботу отца оскорбительной. От Бенун отказались.
Тут же нашелся другой покупатель. Им оказался управляющий с плантаций всем известного Дика Трейси, отъявленного негодяя и самодура, у которого рабы умирали, как мухи. Как всегда, они закупили самую большую партию. Бенун "ушла" по хорошей цене, почти такой же, какую обещал Суарез. Поскольку аванс уже был внесен, получилось то на то. Мердок был доволен, а еще больше тем, что "теперь то ведьма свое получит сполна".
Злой дух Абику, прикрываясь личиной судьбы, завязывал очередной узелок на нити жизни Бенун, играя ею в отместку за то, что девчонка имела таких могущественных покровителей, как абоса, младшие богини Создателя. У Бенун их было несколько и с некоторыми она состояла когда-то в кровном родстве. Абику мог уничтожить ее сразу. Но тогда пришлось бы отвечать перед высшими духами, которые и так были недовольны его жестокостью и коварством по отношению к людям. Он поступил так, как всегда – растянул свою месть во времени, рыская среди нитей жизни в поисках тех, что могли бы ему пригодиться.
Дику Трейси, сыну богатого плантатора Генри Трейси, при этом была отведена едвали не главная роль.
