Лана Полякова
Несбывшийся бывший
Первая глава
К бывшим возвращаются только неудачники!
Я помнила об этом всегда.
Почему не развернулась и не ушла сразу, как только узнала его? Ведь сердце дрогнуло, как только я подняла взгляд и увидела знакомое до боли лицо! Эти жестокие черные глаза. Нужно было бежать, теряя тапки!
И плевать, кто и что подумает обо мне.
Душевный покой дороже.
Но я словно заледенела и не могла толком пошевелиться, и мне неловко было перед сыном Петра Васильевича. Ведь это он по моей просьбе нашёл юриста для консультации по нашему вопросу.
А тут я такая: кругом и бегом!
Но уж лучше бы я опозорилась и объяснилась потом с Александром Петровичем.
Потому что хуже встречи с бывшим было только то, что он меня не узнал!
Много раз одинокими вечерами в обнимку с подушкой, как любая брошенная девчонка на планете, представляла, как бы я себя повела, если судьба столкнёт меня с ним вновь.
И эти мечты осушали мои слёзы.
Видела будто наяву, как я, красивая и гордая, прохожу мимо несчастного и состарившегося одинокого толстого и неухоженного старика, весело смеясь. И только потом понимаю по тоскливому взгляду вслед, что это был он.
Человек, который пренебрёг мной.
В реальности же Константин не стал старым, страшным и толстым. Наоборот, годы пошли ему на пользу.
Он возмужал и заматерел. Смотрелся интересным, красивым мужчиной.
Лёгкий золотистый загар, благородная седина висков, подчёркнуто элегантная оправа очков, стрижка, при любом движении головы укладывающаяся всегда превосходно.
Широкие плечи под отлично сшитым пиджаком. Лёгкость в небрежном движении и никакого живота.
Уверенный и немного ироничный взгляд хищника и красивые мужские руки с нервными жилистыми пальцами, которые мягко постукивали по столу, пока сын моего покойного мужа обрисовывал нашу проблему.
А ещё, он был явно и намного успешнее меня.
Поймала себя на раздражении, что вызывал голос Александра Петровича. Вот зачем всё это? Я предлагала просто оформить у нотариуса наше соглашение и не устраивать сложностей. Дело-то не стоит выеденного яйца!
Не хочу расширять конфликт в семье. Да и мне вполне хватит того, что останется. Я не лентяйка и не дурочка. У меня есть работа и устойчивый доход. Я способна содержать себя и ребёнка.
О, мама! Ребёнок! Сердце сбилось с ритма и затрепетало пойманной птичкой, похолодели руки. Я невольно посмотрела в лицо бывшего, замечая сходство. Паникуя.
В этот момент Константин поднял взгляд на меня. Глянул в упор. Резко. Холодно. Самодовольно.
Затем его глаза ощупали меня с головы до ног, скрытых офисным столом. И мимолётная усмешка мелькнула на холеном лице.
Я вспыхнула от негодования! Да как он смеет!
А затем, волной, понимание. Он принял мой взгляд на него, как флирт?
Женя! Ты так изменилась за десять лет, набрала лишних килограмм и жизненного опыта. Он тебя не узнал и теперь, видя перед собой чужую вдову, воспринял мой прямой взгляд на него как приглашение на флирт?
Вот болван! Неисправим. Каким был, таким и остался!
Как он говорил мне, когда читал мораль перед тем, как выгнать из своей жизни? Учится держать лицо? Уметь выразить нужную эмоцию по желанию? Искренность не в чести?
Пока я собирала свою самооценку в кулак, а своё лицо в нужную маску в кабинет вошла секретарша с подносом.
Как она умудряется ходить в такой узкой юбке? Очень коротенькими шажочками. Словно японская женщина. Хорошо, что ещё не на гипертрофированно огромных каблуках.
Что-то порочное было в том, как она двигается.
Я поймала взгляд Константина, направленный на юбку девушки, и поняла, что дело не в движениях секретарши, а в реакции на её появление мужчин.
Говоривший в это время Александр Петрович тоже на минутку завис пялясь на темную ткань.
Потрясающе!
С благодарностью приняла из рук секретарши чашку и сделала глоток. Люблю, чтобы чай был горячим!
И в этот момент сын моего мужа произнёс, дернув головой в мою сторону:
– Я хочу в судебном порядке оспорить завещание! И провести экспертизу ДНК ребёнка этой женщины!
Вторая глава
Еле протолкнула горячий ком сквозь горло.
Обжигаясь. Возвращаясь в реальность. Сморгнув невольные слёзы.
– Зачем пересматривать? Мы же договорились, что я половину наследуемого имущества перепишу на вас? На тебя и на Варю. Я не понимаю, зачем тебе это? – уставилась на Александра Петровича так, будто увидела его впервые.
Грузный седой мужчина с капризной нижней губой и светло-серыми глазами Петра Васильевича. Только выражение этих глаз совсем чужое. Рыбье.
– А затем, что я считаю несправедливым оставлять тебе и твоему… – он сделал многозначительную паузу, глядя на меня с презрением – нагулянному ребёнку даже битой тарелки из наследия моего отца!
Александр надулся, покраснел, и сжав кулаки, повернулся ко мне всем своим грузным телом.
– Ты десять лет обманывала моего папу! Это не его ребёнок! Я проверял! – торжествующе выпалил он мне в лицо.
Это «папа» резануло меня болью. Резонируя с моим состоянием.
А ведь Пётр Васильевич предупреждал меня. Говорил, чтобы я не думала связываться с его детьми. Так нет же! Я вновь его не послушала!
Конечно же, он знал, на что способны эти люди. Хотя, возможно, с Варварой Петровной я смогу наладить взаимодействие.
Хотела справедливости? Не хотела принять волю мужа? Вот и ешь теперь полной ложкой!
– Пётр Васильевич прекрасно знал, что Ярослав не его сын. Это не тайна. И ваш отец сознательно признал Ярослава, вписав своё имя в графу «отец» при оформлении документов в ЗАГСе. Потому что родился Ярик, когда мы состояли в браке. Кроме того Ярослав отдельно вписан в завещание. – Я сделала ещё маленький глоточек чая, рассматривая Александра Петровича как редкий музейный экспонат. – Что вы хотите добиться? Отменить завещание? Тогда по суду, если выиграите, вы получите не больше, чем я собиралась вам подарить. Но при этом потратитесь и на юристов, и на суд. Не считая нервов и морального давления от понимания, что нарушаете волю отца. О которой вот совсем недавно, перед посещением этого кабинета, вы так волновались!
Я звякнула чашкой о блюдце. Выдавая этим своё волнение.
Очень неприятная ситуация сама по себе. А в присутствии Константина, так просто отвратительная.
Будто судьба специально так подстроила, чтобы собрать нас всех в этом месте и в это время.
Не то, чтобы я мечтала встретиться. Всё-таки десять лет это большой срок и горечь обиды давно растворилась.
В буднях.
В ежедневных заботах.
Но всё же… Перетрясать своим грязным бельём перед человеком, который один раз уже побрезговал мной не самое приятное в мире занятие.
И совсем не способствует моему спокойствию и моей и так шатающейся самооценке
– Ты десять лет жила с отцом как в раю на всём готовом! Хватит! Собирай манатки и вали туда, где он тебя раскопал! Пиявка. – брезгливо скривив своё лицо, сказал старший взрослый сын моего мужа.
Который не появлялся у отца почти пятнадцать лет. А в последнее время и не звонил ему.
Не позволяя себе отвести взгляд от изменившегося перекошенного злостью лица Александра Петровича, чтобы не сбиться с настроя и не увидеть презрения в глазах свидетеля нашего скандала, я чуть улыбнулась. С удовольствием наблюдая, как передёрнуло от моей маски этого немолодого мужчину.
– Позвольте спросить, а где вы были эти десять лет? Почему ни разу не навестили отца? – спросила я холодным тоном сложив руки на колени, чтобы скрыть их дрожь.
Провалиться сквозь всё двадцать с лишком этажей! Стыд то какой! Вот объясните мне, зачем устраивать этот скандал при чужих людях?
– Это наше семейное дело! Не тебе судить! – выплюнул сын моего мужа.
После его слов о семье стало так больно за Петра Васильевича! Ведь он ждал своих детей! Ждал, несмотря ни на что! Надеялся, что они появятся, что смогут поговорить.
– Отчего же ты, такой поборник семьи, ни разу за последние три года, когда Пётр Васильевич сильно болел и передвигался только на коляске, не позвонил? И не объявился, даже когда твой отец почти полгода не вставал с кровати? Почему не пришёл попрощаться с живым? – у меня перехватило горло от обиды, и я замолчала.
Вспоминая, как угасал, уходил Пётр Васильевич. Как ещё недавно сильный мужчина не смог встать однажды утром на ноги. Как скрывал от меня первое время свою немощность.
Как неустроенно и сложно было выезжать на ежедневные прогулки в узком лифте. Как тяжело поднимать коляску по высоким ступеням первого этажа.
Каким хрупким и слабым мой муж был в конце. Прозрачным.
Как отпустил он от себя все обиды и заботы в последние полгода. И у него не было сил даже сидеть в коляске. Мы приладились вначале устраиваться на балконе. А после, я открывала настежь окно в комнате Петра Васильевича. Укрывая его от свежего ветерка.
– Вам, Александр Петрович, почти пятьдесят лет. И вы должны уже понимать, что жизнь не вечна. Ваш отец ждал вас. – не смогла сдержаться я и закончила – Зачем топчете сейчас на его память? Почему не хотите уважать его выбор?
– За то, что ты ухаживала в последние годы и следила за отцом, ты получила своё! Бесплатное жильё и еду. А теперь – свободна! Освобождай квартиру! – презрительно дёрнув губой выдавил из себя Александр Петрович.
Встала. Аккуратно расправила чуть заломившуюся от долгого сидения юбку. Проведя руками по бёдрам.
Подняла голову и посмотрела на свидетеля моего позора, на Константина.
И наткнулась на очень мужской взгляд. Казалась, моя юбка должна если не задымиться, то разгладиться точно от его внимания.
– Так понимаю, встретимся в суде? – спросила я мужчин.
Так и не дождавшись ответа, чуть пожала плечами и, развернувшись, вышла из кабинета.
Попадая под прицел внимательного взгляда секретарши.
Третья глава
На углу стола, рядом с монитором, стоял маленький букетик ландышей, распространяя вокруг себя запах.
Смотрю, Константин не теряет хватки и не меняет приёмов. А зачем? Ведь и так всё прекрасно срабатывает!
Так меня выбесил этот букетик, запахом своим эмоционально выбрасывая на десять лет назад. В ту весну.
Весну моего восемнадцатилетия.
Мой папа, Владимир Дмитриевич Паницкий, преподавал в Университете и был довольно известным человеком. Он юрист и раньше успешно работал в адвокатуре, а затем в суде.
После, в связи с возрастом, остался только преподавать.
Поскольку он имел профессорское звание, то, кроме прочей нагрузки, у него были ребята-аспиранты. В последние годы, когда папа стал не каждый день ездить в Университет, они приезжали за консультациями к нам домой, в Балашиху.
Я третий, поздний ребёнок в семье. Моему старшему брату, Валентину, сейчас сорок пять лет. А сестре Анне – сорок два.
Десять лет назад они уже жили отдельно от нас. Сестра вышла замуж и уехала в Германию, а брат был женат и жил семьёй с женой и двумя очаровательными дочерьми в Москве.
Я заканчивала в тот год школу и собиралась по стопам отца. Мечтала быть юристом. С детства в этой среде, с юности окружённая разговорами и спорами на эту тему, я просто не могла не заинтересоваться предметом.
Мне представлялась радужная картина моего успешного будущего!
Как я, известный юрист по экономическим спорам, приезжаю в очередную известную компанию, и меня встречают с уважением и немного льстят и завидуют моей юности и уму.
В общем, вполне обычные школьные тщеславные хрустальные мечты.
Той весной, в апреле, когда ещё не совсем сошёл снег, но небо уже яркое, а солнце весёлыми зайчиками рассыпается по лужам, в нашем доме начал появляться новый папин аспирант. У него уже шли последние месяцы перед защитой и поэтому консультации требовались в большем объёме.
Константин Жуков.
Обаятельный высокий черноглазый шатен. С изысканными манерами и белозубой улыбкой.
Всегда, приезжая в наш дом, он появлялся не с пустыми руками. Крошечные букетики мне, более солидные – маме.
Ничего не значащие знаки внимания.
Комплименты при встрече.
Многозначительные взгляды.
Обязательное внимание. Пара слов при встрече. Несколько тёплых слов при прощании.
Похвала маминому чаю и угощению, если они задерживались с папой до обеда.
Обязательная очаровательная улыбка.
И полное ощущение его внимания.
Когда он говорил со мной, мне было совершенно ясно, что он меня слушает так, будто я рассказываю ему жизненно важную информацию. Будто именно меня он ждал так долго, чтобы выслушать и понять.
Много ли нужно юной неискушённой девице, чтобы влюбиться? Чтобы представить, а потом и поверить, что этот мужчина приезжает к нам в дом только ради меня?
Я не могу сказать, что меня воспитывали прямо в строгости и скромности. Нет.
Так сложилось само.
В школу и в музыкалку меня возили на машине, потому что наш дом находился в отдалении. Не набегаешься.
И подруг у меня особо не было по этой же причине. В соседях у нас на улице, с одной стороны, была пожилая пара, ровесники родителей. А с другой стороны, жила многодетная молодая семья. Трое маленьких детей постоянно шкодничали за забором, создавая регулярно темы для вечерних обсуждений.
Об отношениях между мужчинами и женщинами в нашем доме говорить было не принято. И у меня сложилось на эту тему мнение исключительно по книгам, фильмам и невнятным оговоркам окружающих.
В тот год, ранней весной, в начале марта моя сестра родила второго ребёнка. И разговоры в доме велись в основном о том, как и когда Анна с детьми и мужем сможет приехать к родителям домой. Погостить и познакомить с детьми. Я была предоставлена сама себе.
Ещё, оглядываясь сейчас назад, не могу не вспомнить, что в тот год начиная с зимы, мы с одноклассницами в школе, шушукаясь, активно обсуждали громко нашумевшую книгу, ставшую бестселлером. По которой позднее сняли кино.
Было страшно интересно и стыдливо. Впервые столкнувшись со столь откровенными описаниями, я была заинтригована. И эти возбуждающие разговоры витали в школьных коридорах, клубясь среди девчоночьих стай.
Появление в моём окружении черноглазого красавца смутило мой покой. Мне были приятны его комплименты. Я флиртовала с ним, со всей страстью неофита. Применяя на нем вычитанные или услышанные от окружающих приемы и шалея от своей смелости.
Так старалась, что однажды поверила, что влюблена.
Однажды майским утром Константин подарил мне крошечный флакон духов.
Легендарный диориссимо. И при этом вполголоса рассказал французскую легенду о рыцаре, из пролитой крови которого родились эти цветы счастья, надежды и радости. И что этот свежий и чистый, как весеннее утро в лесу аромат очень подходит такой прекрасной юной девушке, как я.
С тех пор Константин при каждом своём появлении дарил мне крошечные букеты нежных и милых ароматных ландышей.
Этого оказалось достаточно, чтобы я придумала себе его любовь.
Ненавижу ландыши! Они отравляют своим сладким ядом, заманивают и ломают мечты! Ландыш ядовит весь. И обманчиво невинные цветы и листья. И даже вода, в которой они стояли! Они и есть – яд и обман!
Четвертая глава
Не помню, как я оказалась в лифте. Похоже, не иначе как на автопилоте долетела, провожаемая удивлённо-насторожённым взглядом секретарши. Зеркало на одной из панелей отразило всклокоченную меня с дикими, горящими глазами.
На метле, однозначно, неслась в лифт! Сквозь шторма и бури!
Всё кипело и рвалось внутри. Разливалось горячим фонтаном. Лопалось обжигающими пузырями в груди. Невозможно терпеть!
Я сделала глубокий вдох и, закрыв глаза, попыталась успокоиться. Досчитать до десяти. Медленно.
Хренушки!
Хотелось рвать и метать! Топать ногами! Кричать! Драться!
Вернуться бы в кабинет этого разуспешного и самодовольного типа и расцарапать ему лицо! Чтобы кровища текла по холеной морде! Чтобы стереть с него выражение превосходства и скуки! И второго жирного козла запинать ногами!
Они стоят друг друга!
Вот предупреждал же меня Пётр Васильевич быть как можно дальше по отношению к его родственникам. И не связываться с ними ни при каких обстоятельствах! Он то точно знал, что из себя представляют его дети! Неслучайно ведь они не общались так много лет и даже не вспоминали друг друга! Говорил тебе, Женя умный человек: «Не лезь!», «Не трогай!» Знал, что делал!
Нет, ты в гордыне своей полезла! Сапогами в болото. Дура жалостливая! Справедливости захотела? Наивная идиотка!
Вот и напоролась во всей красе!
Я от смеси ярости, ненависти и злости дышать толком не могла.
Обида, уязвлённое самолюбие, ярость, боль предательства кипели во мне, застилая пеленой глаза.
Сердце стучало где-то в районе горла, отдавая бахами в ушах.
Вылетела на парковку, не видя никого вокруг и перепрыгивая через ступени у входа в здание. Чуть не снесла встречного мужчину, шарахнувшегося от меня, как от чумной в сторону.
– Ева! Да подожди ты, куда летишь! Ева! – гулко звенел крик мне вслед.
Ева? Ева! Ах, Ева! Узнал-таки! Убью гада! Сам пришёл! Напросился! Ха!
Я тормознула резко. Останавливаясь. Длинно выдохнула. И на вдохе развернулась, скрипнув каблуками, готовясь встретить врага!
Чтобы впечататься в крепкую грудь Константина.
Он поймал меня, прижав мои руки к бокам. Крепко оплетая своими клешнями, не давая двигаться. И, приподняв над землёй, лишив опоры, поцеловал.
Вначале грубо, захватывая в плен мои губы. А затем, медовой нежностью заполняя, окутывая и поглощая меня. Опуская, давая стечь по себе на землю. На ватные ноги, высвобождая мои руки и зарываясь своими пальцами мне в волосы. Обхватывая голову, чуть перебирая волосы и направляя, углубляя поцелуй.
Я вздрогнула, всем телом ощущая его рядом с собой. И в первое мгновение была ошарашена тем, как мой организм моментально вспомнил Костю. Его вкус, его запах. Откликнулся на него, расслабляясь. Костя окутывал меня собой и привычно подчинял.
Что?
Подчинял?
Осознание хлынуло ледяным ветром выстужая кружащуюся голову. Отрезвляя.
Дёрнулась, с силой вырываясь из объятий, но Костя придержал меня за талию.
– Я обещал, грозил тебе, Ева, что при следующей встрече поцелую! – усмехнулся, глядя на меня своими непроницаемыми глазами.
– Отпусти! – прошипела я в ответ и попыталась оттолкнуть эту скалу от себя.
– Ну уж, нет! Ева. – веселился этот гад.
– Меня зовут Евгения Владимировна! И убери прочь свои руки! – взвизгнула я и замахнулась, чтобы влепить пощёчину.
Константин поймал мою руку и я, задёргавшись, не специально, но чувствительно наступила ему на ботинок.
Каблуком.
Неплохо получилось.
И пока он от неожиданности выпустил меня из своих рук, я резко рванулась в сторону и ломанулась к своему автомобилю, на ходу снимая его с сигнализации.
– Ева, давай поговорим! Подожди! Ну, ударь меня, если хочешь! – неслось мне вслед.
Я прыгнула за руль и захлопнула дверь. Меня трясло, как в лихорадке. Руки скакали, а пальцы намертво сжали брелок. Я сосредоточилась и чудом попала ключом в замок зажигания. А когда подняла взгляд, то увидела сквозь стекло, как Константин дохромал до моей машины и встал, опираясь руками о капот, наклоняясь ко мне.
– Ева! Выходи. Глупо убегать от меня. Я знаю твой адрес и твои данные. – усмехался он.
Ах ты, зараза! Знает он! Грозить мне вздумал! А до этого не знал! Тайна, блин о семи печатях! Весело ему!
Я рыкнула двигателем, перегазовывая. Давая понять, что не шучу, и пусть уйдёт с моего пути.
Костик улыбнулся шире и наклонился к лобовому стеклу ещё ближе.
– Ева-а-а-а, – протянул он низким голосом, не отрывая взгляда от моих глаз.
Хотела медленно двинуться вперёд, оттесняя его. Но нога на педали дрогнула, надавливая чуть сильнее. Я отдёрнула ногу, и машина прыгнула. А Костик оказался на моём капоте.
Сволочь такая. Да что ты прицепился ко мне словно клещ!
Медленно ехала в сторону выезда из парковки, глядя на этого веселящегося гада, распростёртого на капоте моего автомобиля и давила в себе мечту сделать ему больно. Раздавить гадину!
Картина Костика с раздробленными ногами, истекающего кровью, бледного и с болью в глазах на мгновение промелькнула в моей голове. Как он стонет, перехватывает руками ноги, пачкаясь кровью, и сжимает, кроша от боли, свои зубы.
Я, конечно, хочу его крови. Хочу, чтобы ему было больно и он понял…
Но не настолько, чтобы забыть себя и сесть в тюрьму, оставляя круглой сиротой своего сына!
Поэтому чуть отвернув в сторону, резко затормозила, инерцией сбрасывая с капота лишний груз. Затем сдала назад и, объезжая по широкой дуге сидящего на асфальте и ржущего, как конь Константина, газанула с пробуксовкой. Покидая наконец-то парковку!
Быстрее от этого места подальше! Бежать!
Пятая глава
– Ма-а-ам, ты в курсе, что ты уже пять минут режешь пустую доску? – хихикая спросил мой сын, прикрываясь от меня учебником истории и окружающего мира.
– А? Вот, блин! Задумалась. – с удивлением рассмотрела я творение рук своих.
– С таким зверским выражением? Мне заранее страшно! – веселился Ярослав.
– Бойся! – я сделала дикое лицо, выкатив глаза.
– Данайцев дары приносящих – выдал сын улыбаясь.
Мы сидели на кухне. Я резала на ужин салат, на плите тушилось мясо, а Ярослав развлекал меня рассказами о школе. Пересказывал, по традиции, случившиеся в ним не хитрые события за день.
Сумерки только собирались над городом, окрашивая жемчужным светом высокие апрельские облака. От этого света, льющегося сквозь окно, предметы в комнате становились более тёплых оттенков. И разговоры хотелось вести спокойные и вечерние.
– Ма-а-ам, на эти каникулы куда поедем? – спросил сын.
– А куда бы ты хотел? – внимательно посмотрела на сына,
Через месяц заканчивается школа. И курсы языковые и секция спортивная. В полный рост встаёт проблема, куда поехать ребёнку на лето. Так, чтобы и полезно, и интересно.
– Мам, я в этот раз не хочу в спортивный лагерь. Вернее, я не хочу на всё лето, как в прошлом году. – признался сын, посмурнев.
– Прошлым летом Пётр Васильевич сильно болел и у меня не было возможности заниматься с тобой, ты же понимаешь. – пожала я плечами.
Пётр Васильевич умер в конце сентября. При этом последний месяц он провёл в больнице, под присмотром врачей.
С одной стороны, в сентябре мне стало немного легче, чем когда дома находится лежачий больной. А, с другой стороны, было сложно каждый день мотаться в клинику. Как ни оплачивай персонал по уходу, всё равно лучше, чем сама никто не сделает.
Даже лежачий, беспомощный, слабый Пётр Васильевич поддерживал меня и всегда находил для меня тёплые слова.
И когда он ушёл, умер, то, несмотря на то, что физически мне стало проще, морально я была очень подавлена и очень скучала.
Я буду благодарна ему всю жизнь. Я и жива-то, если честно говорить, только благодаря ему. А уж то, что я выносила и родила здорового ребёнка, целиком его заслуга.
– Жалко, что Петра Васильевича нет с нами больше. Мне нравилось разговаривать с ним. Он всегда слушал меня и рассказывал интересно. Я скучаю, – сказал Ярослав, глядя в окно.
– Мне тоже его не хватает – призналась я, вздыхая.
Прошло уже больше полугода, а я ещё не разобрала его комнату. Как после похорон клининговая компания вымыла всё там, так и стоит закрытая. Никак не могу себя заставить. Не соберусь с силами.
– Как ты смотришь, если выбрать две-три недели и съездить в Китай? Можно продумать маршрут так, чтобы побывать в нескольких провинциях. Или наоборот, поселиться в Пекине и делать короткие вылазки вокруг. Так тебе, вероятнее, будет полезнее? Ведь в Китае множество диалектов. А тебе, наверное, стоит пожить в языковой среде подольше? – давно хотела поднять эту тему, а тут пришлась к слову.
Ярик, по предложению Петра Васильевича начиная с первого класса, посещает курсы китайского языка при посольстве.
Вначале это было в игровом виде, затем втянулся.
Китайский язык, наверное, как носитель культуры, притянул за собой занятия у шу. Затем это переросло в увлечение спортом.
И в результате, помаявшись среди различных секций, мы попали к прекрасному тренеру по дзюдо.
С которым и ездил Ярослав в летний лагерь.
Изучение китайского языка ещё породило и увлечение Ярослава музыкой. Оказывается, развитие музыкального слуха способствует лучшему восприятию. И мы уже три года ходим в музыкалку на класс виолончели.
Пётр Васильевич говорил, что без музыкального, образование будет неполным. И всячески приветствовал и стимулировал в моём сыне стремление к развитию.
Как мне не хватает его сейчас!
С кем мне посоветоваться и обсудить сегодняшнюю встречу? От кого выслушать заботливый совет? К кому преклонить голову?
Ох.
Я так привыкла за десять лет полагаться и прислушиваться к мнению Петра Васильевича!
Но теперь придётся решать всё самой.
Сегодняшняя встреча с Константином Жуковым перевернёт нашу жизнь.
Костя никогда не был дураком, а имея на руках документы точно сложит два плюс два. Увидит дату рождения седьмого марта и рано или поздно придёт к Ярику.
– Здравствуй, Люк, я твой отец!
Я старалась не врать сыну. Пётр Васильевич приучил меня, объясняя, что хуже вранья близким ничего не может быть. Поэтому Ярик знал, что мой муж неродной его отец.
Мы не делали из этого тайны. Старались не акцентировать, что Константин бросил меня. Зачем?
Ведь то, что я решила, будто наша ночь – первая брачная, так это только мои мечты. Можно было хотя бы поставить в известность счастливого молодожёна о таком повороте событий. И да, у меня до сих пор болит.
То место, где были мои мечты о любви и семье.
Я убрала тарелки после ужина в посудомойку, села на место и посмотрела на сына. Затем расправила аккуратно складки домашнего платья на коленях. Глянула в окно.
Сиреневые сумерки приглушили углы, скрадывая остроту.
– Я встретила сегодня твоего отца! – выложила я Ярославу как есть и затаила дыхание, прикусив губу от волнения.
Что тут уже скрываться.