Вглядываюсь в полумрак, но тут же комнату озаряет яркий свет. Я даже зажмуриваюсь с непривычки. Когда опять открываю глаза, то замечаю в дверном проходе мужчину.
Высокий, он занимает почти весь дверной проем. Мужчина стоит, сложив руки на груди, и от этого ткань пиджака плотно облегает мышцы.
Но больше всего мое внимание привлекают его глаза. Тяжелый взгляд черных глаз. Таких же черных, как у малыша.
Мужчина смотрит на меня. Смотрит так, что мне неуютно становиться. Бесцеремонно проходится взглядом по моей фигуре и я понимаю, что допустила ошибку, выйдя из комнаты в короткой ночной рубашке. Но в доме никогда не было мужчин, а к Софии я привыкла.
Сейчас взгляд этого мужчины скользит по моим ногам, идет вверх. И, когда мы встречаемся взглядами, я не выдерживаю и отворачиваюсь. Опускаю взгляд и замечаю осколки стекла на полу. Стакан, все-таки, разбился.
Сажусь на корточки и начинаю собирать осколки.
– Не стоит, – жесткий, немного грубоватый, голос заставляет меня замереть на мгновение, но потом я опять возвращаюсь к стеклу. – Горничная уберет утром.
Но я не понимаю, как можно оставить стекло на полу. А вдруг кто-то также ночью выйдет на кухню и наступит на него? Поэтому, не обращая внимания, убираю осколки.
Я уже догадалась, что это хозяин дома. Судя по тому, как он ведет себя и вспоминая рассказы Софии о нем.
Мне хочется быстрее уйти отсюда и поэтому я тороплюсь. Неудивительно, что беру очередной кусок стекла неаккуратно и режусь. Ойкаю и прикладываю палец к губам, ощущая солоноватый вкус крови. Так и сижу на корточках и вижу, что мужчина идет ко мне. Вижу только его ноги, потому что взгляд поднять боюсь. Боюсь опять встретиться взглядом с ним.
Мужчина садится рядом и, не спрашивая, берет мою руку. Осматривает ее.
– Я же сказал, что не стоит, – произносит, как мне кажется, недовольно.
Потом встает и куда-то уходит.
– Садитесь, – кивает мне на стул и я слушаюсь.
Молча, не говоря больше ни слова, он обрабатывает мой палец и приклеивает пластырь. Кладет мою руку на стол, но не отходит. Поднимаю взгляд. Мужчина смотрит на меня сверху вниз.
Я встаю.
– Меня зовут… – мне кажется, я, все-таки, должна представиться. Дурацкое, конечно, у нас знакомство получилось, но можно же еще все исправить?
– Я знаю, как вас зовут, – обрывает мой порыв мужчина. – Я всегда знаю, кто и что делает в моем доме, – делает акцент на последних словах.
А потом также неожиданно, как и появился, выходит из кухни.
Я еще какое-то время стою и хлопаю глазами. Не так я представляла себе знакомство с отцом малыша. Очухиваюсь и бегу в свою комнату. Закрываю дверь и прислоняюсь к ней спиной. И сердце стучит. Стучит так, что готово вырваться наружу.
В итоге я так и не засыпаю до следующего кормления. И, покормив Тамерлана, плохо сплю до утра. Прислушиваюсь к каждому шороху. За эти дни я почти привыкла и мне даже стало нравиться в этом доме. Но после сегодняшней встречи как будто что-то изменилось.
Может, хозяин опять куда-то уедет? Ведь не было же его все эти дни. Хотя понимаю, что глупо так размышлять. Я здесь никто. Это его дом. И это мне придется подстраиваться под него.
В любом случае, буду избегать общения с ним.
Утром после кормления я обычно гуляю с Тамерланом в саду. Хотя мои функции в этом доме ограничиваются кормлением малыша, мне хочется побольше времени проводить с ним. С первого дня я так привыкла к нему. Конечно же, причина в Матвее. Мне не хватает его и я пытаюсь хоть как-то заполнить пустоту тем, что занимаюсь Тамерланом.
Обычно он быстро засыпает в коляске и я могу почитать в арке с розовыми кустами. Сад здесь очень красивый. Видно, что за ним очень следят. Много цветов и аромат такой в воздухе.
Вот и сейчас Тамерлан мирно посапывает в коляске, а я открываю книгу, чтобы продолжить чтение.
– Что с Софией? – раздается голос сзади и я резко оборачиваюсь. У меня за спиной стоит тот самый мужчина, с которым я столкнулась ночью на кухне. Вот и избежала общения!
– Она завтракает, – отвечаю, вставая.
– Почему вы выполняете ее работу? – мужчина подходит и заглядывает в коляску.
– София не виновата. Я сама попросила ее об этом. Мне не тяжело и я хотела бы…
– Каждый должен заниматься своим делом, – произносит он жестко. – Ваша обязанность только кормить малыша. Для всего остального у него есть София. Была. Потому что придется менять ее.
Его слова вводят меня в шок.
– Не надо ее менять, – прошу я. – Я сама забрала Тамерлана у нее. Она не хотела отдавать, но я уговорила. Если уж на то пошло, то это моя вина. Моя. Меня и меняйте, – смотрю ему прямо в глаза.
Он щурится и усмехается.
– Так легко расстанетесь с местом? Ради неизвестно кого? Вам же нужны деньги.
– Нужны, – не спорю я. – Но не любой ценой. Можно я догуляю с Тамерланом и потом покину ваш дом?
Его лицо становится вновь серьезным.
– Ошибка принимать импульсивные решения. Вы мать и должны уже думать не только о себе.
Разворачивается и уходит. Я сажусь на скамейку и чувствую, что руки-то у меня дрожат. В присутствии отца Тамерлана я держалась, но сейчас меня накрывает. Я, все-таки, боюсь его. Очень боюсь.
Поскольку никто не напоминает мне о нашем разговоре и я немного успокаиваюсь, то решаю последовать его совету и не совершать необдуманных поступков. Да, мне нужны деньги. Если ради спасения Матвея мне придется терпеть этого сноба, то я сделаю это.
После обеда звоню в клинику Олегу Сергеевичу.
– Все хорошо, Екатерина Валерьевна, – успокаивает он меня. – Не волнуйтесь. Матвея перевели в специальную палату. У него все есть. Очередь я подтвердил. Не переживайте.
– Я могу приехать сегодня?
– Да, конечно. В положенные часы.
Беседа с врачом успокаивает меня и вселяет надежду. Покормив Тамерлана, еду к Матвею. Смотрю на него из-за стекла. Но уже не плачу. Я верю, что все будет хорошо. Верю.
Вечером, зайдя в дом, замечаю свет в гостиной. До этого там всегда темно было. Понимаю, что хозяин дома. Не уехал никуда. Я осторожно крадусь по лестнице в свою комнату, чтобы не привлекать его внимание. Покормив Тамерлана, иду к себе. От ужина сегодня, пожалуй, откажусь. Но не успеваю присесть, как раздается стук в дверь.
– Войдите, – говорю я, вставая.
В комнату заходит Изольда.
– Спускайтесь к ужину, – цедит она.
Впервые меня так на ужин зовут. Странно даже.
– Спасибо, я не голодна, – отвечаю я.
– Амир Каримович хочет с вами поговорить, – добавляет Изольда и уходит.
Предложение звучит неожиданно. Мне казалось, наша последняя встреча дала мне надежду, что хозяин дома не испытывает особого желания видеть меня.
Поговорить… О чем он хочет со мной поговорить? Хотя, возможно, я просто накручиваю себя. В принципе, все вполне логично. Я кормлю его сына, он хочет пообщаться со мной.
Хотя все равно странно. Будь я на его месте, я бы сначала поговорила с кормилицей, а потом подпускала бы ее к ребенку.
Смотрю на себя в зеркало. Вспоминаю тяжелый взгляд мужчины на мои ноги в ту ночь и натягиваю на себя джинсы, водолазку. Волосы собираю в хвост. Еще раз осматриваю себя и выхожу.
Иду на кухню. Я там пищу принимаю. Иногда вместе с Софией, иногда одна. Но не дохожу до комнаты, потому что вижу свет, падающий из гостиной. Машинально заглядываю туда. И именно там сидит хозяин дома за небольшим накрытым столом. Мужчина тут же поднимает взгляд на меня и смотрит. Долго смотрит. Господи, почему у него взгляд-то такой тяжелый?! Каждый раз под ним я чувствую, как будто меня к полу пригвождают. Мне кажется, я меньше становлюсь.
– Мне сказали, что вы хотели переговорить со мной, – первой говорю я, откашливаясь, потому что он молчит.
– Вы же не ужинали, – щурится и откидывается на спинку кресла. – Меня испугались?
Этот прямой вопрос немного сбивает меня с толку. Но потом я думаю: какого черта я его боюсь? Ну, что он мне сделает? Я здесь, потому что нужна ему, вернее, его сыну. Если бы я ему не понравилась, то он уже выгнал бы меня. Вдохновленная этими мыслями, приподнимаю подбородок и отвечаю:
– Я не голодна, – беру паузу и добавляю: – и да, не думаю, что у меня есть повод бояться вас.
Он усмехается и произносит тоном, не требующим возражений:
– Садитесь, – кивает на стул напротив себя. – Можете не есть. Не заставляю. Просто расскажите мне о себе.
И он опять наклоняется к тарелке и берет приборы.
Сажусь на предложенное место. В нос сразу же ударяет приятный аромат. Все-таки, тяжело сидеть вот здесь, за столом с такими вкусностями, на голодный желудок. Поэтому стараюсь не смотреть на них. Но и на своего собеседника смотреть тяжело. Отворачиваюсь и рассматриваю огонь в камине.
– Что вас интересует? – спрашиваю ровным голосом. – Олег Сергеевич сказал мне, что при выборе меня вы получили полную информацию.
Мужчина берет салфетку, медленно вытирает губы и опять пристально смотрит на меня.
– Мне кажется, вы неправильно понимаете наши договоренности, – говорит сухо. – Я не знаю, что дало вам повод думать так. Давайте сразу все обозначим. Вы кормите Тамерлана, я плачу вам деньги. Если вы думаете, что у меня к вам будут какие-либо другие притязания…
На этих словах я вскидываю на него взгляд и изумленно смотрю. Что он имеет в виду?
– Я не собираюсь склонять вас к чему-либо, – мне кажется или уголок его губ дергается? – Если бы я этого хотел, то все было бы иначе.
– Я вас не понимаю, – сажусь прямо и стараюсь не отвести взгляда, хотя и тяжело это.
– Вы все поняли, – строго произносит он. – Надеюсь, мы все выяснили. А теперь расскажите мне о себе и о своем ребенке.
– Мой ребенок в клинике. Вы это знаете. И мне нужны деньги на ему на операцию. Поэтому я здесь.
Я стараюсь говорить спокойно, хотя после всего услышанного у меня сердце стучит чаще и чаще. Неприятный разговор получается. Может, если я отвечу на его вопросы, мы быстрее закончим?
– Почему отец ребенка не беспокоится об этом? – моя попытка хоть как-то успокоиться летит к чертям. – Почему вы занимаетесь поиском денег? Где отец вашего ребенка?
Его вопросы сыпятся один за другим. Я знаю. Это такой прием, чтобы не дать мне собраться и придумать что-нибудь. Не дать соврать.
Но я беру себя в руки. Смотрю ему прямо в глаза и говорю спокойно, но уверено:
– Мне кажется, это не относится к нашим договоренностям. И это никак не влияет на исполнение мной взятых обязательств. А вы сейчас, – беру паузу. – Вы даете мне повод сомневаться в правдивости ваших слов, сказанных ранее. Я могу идти?
Встаю.
– Нет! – рявкает он и черные брови сходятся на переносице. Смотрит и ждет, что я сяду. Я понимаю это. Но я упорно стою. Развернуться и убежать? Показать ему свое слабое место? А если остаться? К чему это приведет? К открытому конфликту и потере работы? – Сядьте, Екатерина Валерьевна, – уже мягче произносит он. И он впервые называет меня по имени. До этого он никак не обращался ко мне. – Не стоит так явно показывать свой страх. Это могут использовать против вас.
Его самоуверенность начинает злить меня.
– Я не боюсь вас. Не вижу причины. Все, что вы хотите узнать обо мне, вы можете спросить у Олега Сергеевича. Извините, но у меня нет желания продолжать этот разговор.
– Пока вы находитесь в моем доме, – все также жестко произносит он, – вам придется следовать определенным правилам.
– Каким?
– Например, слушать меня. Я хозяин дома и ваш непосредственный работодатель, – усмехается он. – В этих моих вопросах нет ничего странного или оскорбительного. И я имею право это знать. Меня это тоже касается.
– Каким образом? – складываю руки на груди и продолжаю стоять. Наверное, лучше выяснить все сейчас.
– Вы тесно общаетесь с моим сыном, – смотрит на меня исподлобья и тоже встает. – Ваше моральная сторона волнует меня не менее, чем наличие молока в вашей груди.
Я даже не нахожу, что ответить сразу. Стою и лишь раскрываю рот в немой защите. Его тон не дает мне сомневаться в серьезности его утверждений. Неужели, он и правда думает, что вправе указывать мне? Это перебор.
– Мне кажется, вы забываетесь, – говорю, сдерживая дрожь в голосе. – Это вас точно не касается. Это моя жизнь и мне самой решать, что правильно, а что – нет.
– Рожать ребенка без отца – правильно? – усмехается он. – Я значит живу в какой-то другой системе координат.
– Рада за вас, – огрызаюсь я. Разворачиваюсь и иду к двери.
– Екатерина Валерьевна, – слышу в спину, но не оборачиваюсь. Делаю еще шаг и тут чувствую, как меня грубо хватают за локоть и разворачивают на сто восемьдесят градусов.
Мужчина сейчас так близко, что я, мне кажется, слышу удары его сердца.
– Я не разрешал уходить, – говорит он.
– А я не хочу выслушивать и дальше оскорбления. Если вы считаете, что мое аморальное поведение может негативно повлиять на Тамерлана, я завтра с утра уйду. Надеюсь, вы разрешите мне ночью покормить его? Это никак не отразится на моральном облике этого дома?
Говорю эти слова и сама пугаюсь последствий. Понимаю, что меня просто несет, но остановиться не могу. Давно я не была в таком состоянии. Давно у меня никто не вызывал таких негативных эмоций.
– Не стоит нервничать, если вы собираетесь и правда кормить Тамерлана, – усмехается его отец. – Вам надо нервы подлечить, Екатерина Валерьевна.
– Катенька! – доносится голос из коридора и хватка на моей руке ослабевает, я дергаю ее, освобождаясь. Оборачиваюсь и замечаю Софию: – ой, здравствуйте, Амир Каримович, – обращается к мужчине. – Катенька, Тамерлан проснулся.
И я тут же выхожу из комнаты и быстрым шагом иду наверх.
Прежде чем взять Тамерлана на руки, пытаюсь успокоиться, но руки все равно трясутся. Как реагировать на очевидное хамство от незнакомого мне мужчины? Мне кажется, сегодня он явно дал понять свое отношение и что мое нахождение в доме нежелательно для него. Сказал бы прямо.
Придется срочно искать покупателей на долю в квартире. Можно же и быстро продать. Получу, правда, меньше. Но главное, что Матвею на операцию хватит.
Дрожащими руками беру малыша и сажусь, чтобы покормить. И мне кажется, что Тамерлан хмурится. Словно чувствует что-то. Водит носом, не желая брать грудь.
– Ну же, Тами, – ласково говорю я. – Все хорошо. Кушай.
Но малыш капризничает. Начинает плакать и отворачивается от груди. Ни мои попытки укачать его, ни нежные поглаживания не могут его успокоить.
– Странно, что это с ним? – София подходит и садится рядом. – Так хорошо кушал. Может, его что-то беспокоит? – гладит Тамерлана по голове.
– Да нет, – вздыхаю. – Это не его беспокоит, а меня.
Поправляю блузку. Тамерлан все равно не будет кушать сейчас.
– Что-то случилось, Катюш? – София с любопытством смотрит на меня.
– Ничего страшного, – пытаюсь улыбнуться. – Все в порядке. Я посижу с Тами здесь? Вдруг, все-таки, возьмет.
– Конечно. Не спрашивай даже.
Я смотрю на малыша, который понемногу успокаивается, и сама прихожу в себя. Это я виновата, что он отказывается есть. Чувствует мое состояние. Как родной. Привык за эти дни. Как же жалко будет его оставлять…
У меня даже слезы подступают. Опять ему привыкать придется к новой кормилице.
Нет, Катя, надо успокоиться. Малыш должен поесть. Поэтому забудь про слезы.
– Это Амир, да? – неожиданно спрашивает София.
Поворачиваюсь к ней. Смотрю вопросительно.
– Он тебя расстроил, да? Не обращай внимания, Катюш. Ну, он просто такой вот человек. Все привыкли. И ты привыкнешь, – вздыхает.
– Не будет у меня шанса привыкнуть, – говорю с горькой усмешкой. – Я все с первого раза понимаю.
– Да что случилось-то, Катюш?
– Тшшш, – шепчу я, замечая, как Тамерлана начинает тыкать носом в грудь. Достаю и сую ему. Он тут же подхватывает и нетерпеливо сосет.
Господи, какое же это блаженство. Вот так ощущать так близко маленького человечка. И как же больно осознавать, что это не Матвей. Но ничего, скоро я и его смогу кормить. Врач сказал, что скоро я смогу приходить и кормить его и оставлять молоко. А после операции он будет жить со мной.
Господи, неужели это когда-то случиться?! Как хочется верить, что скоро!
Глажу по крохотной головке, перебирая темные волоски.
Тамерлан засыпает. Аккуратно кладу его в кроватку.
Вдруг мы с Софией слышим хлопок двери. Прислушиваемся.
– Хозяин ушел, похоже, – говорит София. – Он часто ночью уходит. Баба там у него какая-то. Ну, я так мельком слышала от Изольды. Сама не видела, правда, но говорят, что есть. Хотя, оно и понятно. Взрослый мужчина.
– Я пойду, – говорю ей мягко. Слушать о личной жизни этого грубияна мне совсем не охота.
– Да, конечно, Катюш, иди отдыхай. Отрываю тебя. Иди. Тамерлан, наверное, опять всю ночь проспит. Намного спокойнее стал с твоим приходом.
Я киваю. Так не хочется ее огорчать.
– Мне, возможно, завтра отъехать надо будет. Я сцежу молоко для Тами. В холодильник поставлю. Если не успею…
– Хорошо, Катюш. Но ты все же постарайся приехать. Он только с тобой такой спокойный, – мило улыбается София. – Бедный малыш. Без мамы, – вздыхает.
Я перевожу взгляд на кроватку, где мирно посапывает Тамерлан. Да, бедный малыш. Но его отец четко дал понять мне, что я не достойна быть рядом с его сыном.
Чтобы не терзать себя больше мыслями о малыше, разворачиваюсь и ухожу. Жду положенное время, пока молоко прибудет, и сцеживаю его. Стараюсь набрать как можно больше. Я не знаю, как быстро найдут мне замену. Хотя, почему-то уверена, что отец мальчика уже нашел кого-то, поэтому так себя и вел со мной. Но почему бы тогда открыто не сказать, что я тут нежелательна? Хотелось оскорбить меня?
Собираю свои вещи. Их не так много, основную массу я все же еще не успела забрать из дома. И это хорошо.
Я хочу уйти незаметно, не прощаясь. Лишние разговоры ни к чему.
Осторожно ступаю в ночной тишине и выхожу.
Куда ехать? Ночью домой показываться не хочу. Мама, наверное, опять на смене и там Коля с дружками. А если там и Алексей? Поэтому сразу же звоню тете Вале.
– Что случилось, Катерина? – обеспокоенно спрашивает она, впуская меня.
– Можно я у вас заночую? Утром к себе уйду.
– Проходи, конечно. Все в порядке? Ты какая-то потерянная. Случилось чего? На работе обидели? Ну, ладно, потом расскажешь, если захочешь. Ложись, вот, на диване. Где белье, уже знаешь. Отдыхай. Не расстраивайся, Катерина, – гладит меня по голове по-матерински, – все образуется. Не бывает все время черная полоса. Все будет хорошо у тебя. И у Матвея. Все решится. Ты главное – не опускай руки. Ты знаешь, я всегда помогу тебе.
– Спасибо, теть Валь, если бы не вы, – опускаю взгляд. Плакать нельзя. Не надо.
Целую ее и она уходит к себе.
А я лежу и смотрю в окно на ночное небо. Я только что лишилась возможности заработать на операцию Матвею. И теперь мне предстоят скандальные разговоры с мамой и братом по поводу продажи квартиры. Ничего, я найду в себе силы. Пусть будет так, как говорит тетя Валя, – пусть будет все хорошо.
Утром мы завтракаем вместе с тетей Валей и потом она уходит в поликлинику, а я поднимаюсь в свою квартиру. Открываю дверь, вроде, тихо. Может, мне повезет и дома никого не будет?
Иду в свою комнату.
– Катька, ты, что ли? – слышу голос Алексея и все холодеет внутри.
Оборачиваюсь и вижу его опухшее лицо, выглядывающее из-за спинки дивана. Он смотрит на меня одним едва приоткрытым глазом. Опять, значит, всю ночь с Колей тут сидели у нас. Вон и бутылки стоят.
Разворачиваюсь и забегаю к себе в комнату. И я очередной раз жалею, что на двери замка нет, потому что она с грохотом распахивается и на пороге появляется Алексей. Потирает ладонью лицо.
– Чего сбегаешь? – произносит недовольно. – Брезгуешь?
– Алексей, выйди, пожалуйста, из моей комнаты. Мне надо переодеться. Иди к Коле.
– Переодеться? – он довольно ухмыляется, оглядывая меня. Меня даже озноб пробирает от его взгляда. – Давай, помогу, – и делает шаг ко мне.
– Нет! – выставляю вперед руку в панике. Я опять вспоминаю то, что так старательно пытаюсь забыть. То, что не дает мне порой уснуть по ночам, а днем заставляет шарахаться от всех мужчин.
– Да не бойся ты, – но Алексея мой жест не останавливает, он так и продолжает шагать ко мне. – Давно уж забыть пора. Ну, было и было. Чего ты сама себя-то гнобишь? Иди, я покажу тебе, как это бывает по-другому.
И он тянет ко мне свои грязные руки. Я спрыгиваю с кровати и пячусь назад.
– Алексей! Хватит! – кричу я, надеясь, что меня услышит Коля. Он же здесь? Выглядываю за спину Алексея.
– Колька в магазин побежал, – ржет он. – Так что, одни мы, Катька, одни. С утра так ласки хочется, потирает свою грудь.
Он совсем рядом и я со всей силы толкаю его от себя. Он отшатывается и продолжает смеяться. Я пользуюсь этим и выбегаю из комнаты.
– Стой! – кричит он мне в спину. – Поиграть вздумала? Иди сюда! Будешь послушной, сделаю так, что понравится. А будешь опять морду воротить – пожалеешь! В тот раз тебе же не все показали?! Сейчас я сделаю это!
Я в отчаянии, вытирая слезы, стекающие по щекам, бегу в коридор и дрожащими руками поворачиваю ключ в замке.
– Куда?!
Чувствую грубый захват у себя на волосах и рывок. От боли зажмуриваюсь, но успеваю дернуть открытую дверь.
– Стоять, я сказал! Подстилка! – злость в голосе Алексея пугает меня еще больше.
– Отпусти! Отпусти меня! – я уже готова умереть от отчаяния и предпринимаю последнюю попытку оттолкнуть его от себя.
И тут дверь открывается полностью и я вижу в дверном проеме отца Тамерлана.
Он смотрит на нас с Алексеем исподлобья. На лице без труда читается отвращение.
– Вы? – спрашиваю я охрипшим голосом и откашливаюсь.
– Это что еще за… – и дальше мат. Алексей не подбирает выражения.
Потом резко дергает меня внутрь квартиры и я ударяюсь о стену и сажусь на пол.
– Ты кто такой? – Алексей сам лезет на пришедшего мужчину. И вместо ответа получает удар. Едва заметный мне, но, похоже, сильный. Потому что Алексей сразу же складывается вдвое и хрипит. – Ссссу… – договорить ему не дают.
Амир берет его за шею и толкает в комнату. Потом подходит ко мне. Смотрю снизу вверх, как он поправляет запонки и пиджак. Подает мне руку. Молча. С того момента, как он вошел в нашу квартиру, он не произнес ни слова.
Я подаю ему руку и он тянет меня вверх. Встаю и чувствую солоноватый вкус крови в уголке губ. Трогаю пальцами. Взгляд Амира устремляется туда же. Он убирает мою руку и прикладывает к моим губам свой платок.
– Спасибо, – шепчу я. – За платок спасибо и за… за то, что спасли. Что-то с Тамерланом случилось?
Он ведь так и не сказал, почему он здесь. Неужели, что-то с мальчиком?
– Ваша? – Амир поднимает с пола мою сумку.
Киваю. Что он сбирается делать? Рыться в моих вещах? Он думает, что я что-то украла, поэтому убежала?
Но нет. Он все также молча берет меня за локоть и тащит за собой.
Очухиваюсь я уже на лестнице в подъезде.
– Что происходит? – пытаюсь сопротивляться. – Куда вы тащите меня? Я не брала ничего! Что вам надо? – и в отчаянии со всей силы ударяю его кулаком по спине.
Он резко останавливается и поворачивается ко мне. Впивается взглядом черных глаз. Страшно. Но я не отвожу взгляда. Пусть не думает, что я его боюсь.
– Никогда не поднимайте руку на мужчину, – наклоняется и цедит сквозь зубы. – Именно на мужчину, а не на мразь, – кивает в сторону моей квартиры, судя по всему имея в виду Алексея. – Вы так и не поняли, что совершаете одну ошибку за другой? – спрашивает как-то грубо. – Сколько вам лет?
– Вы прекрасно знаете это, – огрызаюсь я, отворачиваясь.
– Тамерлан плачет, – уже другим голосом произносит он. Более человечным, что ли. Смотрю ему в глаза. Теперь передо мной не грубиян, а отец. Тревога в глазах. – Не будьте так жестоки, – взывает к моей совести. – Он не виноват.
И, не дожидаясь от меня ответа, но, видимо, почувствовав, что я расслабилась немного, просто запихивает меня в свою машину и быстро сам садится за руль.