Она здесь.
Я чувствую в себе небывалые силы, когда думаю о том, что будет, когда Ребекка Картер снова заметит меня. И на этот раз ей придется пожалеть о том, что она когда-то вообще связалась со мной.
Братство «Каппа Зетта Дельта» подвернулось на моем пути совершенно случайно – не сказать, что я очень стремился туда попасть, но, поскольку моя семья была напрямую связана с этим братством, я знал, что мне необходимо вступить в него и более того – стать его Президентом.
Все так удачно сложилось в тот момент, когда предыдущий Президент общества совершил ошибку на одной из вечеринок – кажется, он пытался изнасиловать девчонку на глазах у всех, что привело к непоправимым последствиям: теперь некоторые органы власти начали догадываться о делах, что творятся в тайном сообществе, а такие ошибки были недопустимы.
Да, чтобы попасть в братство, нужно пройти отбор, посвящение и прочую чепуху, но для меня этот шаг можно считать пройденным, так как фамилия «Стоунэм» (моя фамилия) в этих стенах – не пустой звук.
Склонив голову, я смотрю на застекленную витрину, через призму которой я вижу награды, медали и фотографии членов братства. И я прекрасно узнаю одного из них, что стоит во главе всей грязной банды, возвышаясь над остальными – мой отец.
Зачем же люди так стремятся попасть в братство, несмотря на все ужасные вещи, что здесь творятся?
Тайные круги, которые заведомо являются сборищами не для слабонервных. И, разумеется, не для таких, как все.
Братство давало возможности – 18 из 44 Президентов США являлись когда-то членами братства, не говоря уже о многочисленных конгрессменах, которые вылетали отсюда, как на конвейере. Каждый член братства обладал несметными богатствами и связями, в сочетании со смелостью, дерзостью и волей, которые были просто необходимы для выживания здесь.
Братьям доставались лучшие девочки.
Самые «чистые» наркотики.
Прекрасная помощь и поддержка во всех начинаниях; любые двери и дороги были раскрыты перед выпускниками братства.
Меня это все мало интересовало, потому что я и так держал в своих руках весь мир еще тогда, когда был невидимкой в школе. Или как они меня называли? Изгоем.
Что ж, мы посмотрим, кто из нас Изгой теперь, ребятки.
– Коул, – обратился ко мне один из братьев, отрывая меня от размышлений. Несколько представителей главного Совета нашего общества стояли сейчас как раз за моей спиной и принимали свое непростое решение.
– Да, – сухо ответил я, медленно разворачиваясь к ним лицом. Я осмотрел их всех, слегка задерживая взгляд на каждом, стараясь внушить им своим взглядом то, что мог сделать только я.
– Ты же знаешь, что тебе нужно удивить нас чем-то очень интересным, чтобы завоевать наше доверие. И доказать то, что ты один из нас. – Александр (так звали брата, что произнес эту фразу) являлся правой рукой предыдущего президента и, конечно же, был весьма недоволен тем, что я заявил свои права на трон. Тем не менее, его вполне устраивала роль шестерки короля, если он позволил мне заявиться на порог их обители. Конечно, они не могли не впустить меня, благодаря заслугам моей семьи, и все же он довольно быстро сдал свои позиции.
– Чем, например? Что у вас тут делают: прыгают с Острого Утеса? Бегают голыми по кампусу и распевают обрядные песни? – На моих губах появилась дерзкая ухмылка, и прищурил глаза, продолжая наблюдать за их реакцией.
– Это было бы довольно просто. Это всего лишь физические действия, на которые, как мы догадываемся, ты способен, – сказал другой член братства – Тристан – светловолосый парень с зализанной укладкой. – Ты должен доказать нам, что обладаешь психологической силой. Что ты не сломаешься среди нас в самый ответственный момент. После того случая с изнасилованием девушки целая стая копов обыскала наш дом, и, только благодаря Александру, нам удалось сгладить конфликт. Ещё чуть-чуть, и не стояли бы сейчас здесь и не вели светские беседы.
– И какого рода задание вы хотите мне дать?
Психологическое давление? Легко. Они еще даже не догадываются, кто я такой.
– А вот этим и удиви нас, – продолжил Тристан, переглянувшись с другими братьями. – Скажем, заставь девушек из соседнего сестринства обнажиться перед нами. – Он издал глухой смешок, что навело меня на прекрасную мысль, как воплотить сразу два своих желания в реальность.
– Зачем же метить так низко? – медленно произнес я, расстегивая слова. – Как насчет самой влиятельной девушки колледжа – Ребекки Картер?
Между ними прошелся глухой шепот, кто-то недоверчиво поджал губы, и я ждал дебатов, которые начнутся после моего нескромного заявления.
– Да ты с огнем играешь, – высказался кто-то из толпы, на что я только приподнял свой подбородок вверх, придавая себе больше высокомерности.
– Хорошо, давайте сделаем так: я приготовлю вам сюрприз, примерно… Через неделю. Надеюсь, он вам понравится, и мы вернемся к этому вопросу.
– Но… Что же ты хочешь сделать с Беккой? Ты хоть знаешь, кто ее отец? – Александр уставился на меня так, будто разговаривал с непослушным мальчишкой, что мне категорически не понравилось.
– А ты знаешь, кто мой отец? – вопросом на вопрос ответил я, посматривая на него сверху вниз. Он нервно сглотнул, продолжая спор:
– Кем он был – знаю. Но теперь он пропал, и его никто не видел много лет.
– Но я же здесь. – Ухмылка на моем лице исчезла, когда я вспомнил о своем отце. К сожалению, я прекрасно знал, где он находился, но у меня не было никакого желания вспоминать об этом. Это знание как шрам, как отметина на моем лице – никогда не даст мне покоя.
Это то, из-за чего я являюсь таким, какой я есть.
Это то, из-за чего мою грудь разрывают демоны, разрушая остатки моей падшей души.
Всего пара часов в обществе Элины окончательно выбили меня из колеи на весь оставшийся день. Не спорю, иногда мне нравилось позировать перед вспышками фотокамер, участвовать в показах, когда меня приглашали, но все это удовольствие перекрывалось вечным недовольством моей матери.
– Бекка, что с твоим лицом? – постоянно причитала она, время от времени взмахивая руками. – Втяни живот! Ужас, фотографии просто отвратительные.
Не удивлюсь, если они, и правда, будут ужасными. Я не могу сосредоточиться, когда кто-то наблюдает за мной, и я бы давно усмирила Элину, да вот только родители были единственными людьми в мире, с которыми предпочитала не вступать в конфликт. Опять же не считая тех редких концертов, которые я закатывала – в конечном счете, практика показала, что ни к чему хорошему они не приводят.
Кто бы мог подумать, что Ребекка Картер может быть такой. Наверное, если бы мое общение с мамой заснули на видео и выложили в YouTube, я бы навсегда потеряла статус и авторитет в колледже. Но я не могла сопротивляться им. Все, чего действительно хотелось – это быть идеальной для своих родителей.
В глубине своей никчемной души я мечтала только об одном – чтобы они по-настоящему гордились мной, чтобы они были счастливы, что именно я, а никто другой – их дочь.
Но я знала, что этому не бывать, но все же продолжала, порою, так отчаянно стремиться к этой улетающей мечте, как к отправленной в космос ракете.
Когда я закончила с фотографом, который был явно мной доволен, ушла переодеваться, обещая себе, что сегодня же вернусь в кампус общежития, несмотря на то, что сейчас лето. Сил моих больше нет терпеть этот кошмар.
– Сегодня, конечно, было не так плохо, как в прошлый раз. Пару фото вышли не плохими. – Элина вынесла мне свой приговор, поправляя свою летнюю шляпку, которую носила даже в помещении. Я отвернулась от нее, желая показать, что не намерена продолжать этот бессмысленный диалог. – Но ты недостаточно хороша.
Эти слова прозвучали для меня, как пощечина, но я молча проглотила ее, подставив под побои другую щеку. Мой характер был настолько омерзителен мне, что я не понимала, в каком образе выгляжу хуже – в виде бессердечной стервы или же в амплуа бесхребетной тряпки, которая не может идти наперекор своей семье?
– Бекс, отлично поработали. Ты очень сексуальна с этим цветом волос. – Фотограф подошел ко мне, когда мама уже удалилась из студии, и я взглянула на Джареда, высокомерно приподняв бровь.
– Как и с предыдущим. – Я влезла в свой белый пуловер, проследив за тем, как его взгляд скользил по моему телу в одном нижнем белье, и пощелкала пальцами перед его глазами. – Ты что-то еще хотел?
– Я… Хотел, – начал мямлить он, теребя в руках свой ремень от фотоаппарата. На вид Джареду было около тридцати лет, но сейчас он вел себя как мальчишка переходного возраста. Вот—вот и его голос сломается. Это не могло не улыбнуть меня, и я сжалилась над беднягой.
Передо мной мало кто может устоять.
– Хотел предложить тебе съемку… – продолжил он, но я уже его не слушала, прекрасно понимая, какую съемку он имеет в виду. Мальчику было невдомек, что я не раздеваюсь полностью даже перед своими сексуальными партнерами, чего уж там говорить о фотосессии. Но его мольба в голосе звучит для меня, как шоколад, который ласкает мои уши.
– Как—нибудь, когда—нибудь, – бросаю я и, даже не посмотрев в его сторону, направляюсь к выходу. По правде говоря, это не первая попытка Джареда соблазнить меня, и я, в общем—то, не против переспать с ним – он довольно симпатичный парень. Да только вот, как увижу его жалобные глазки и услышу эту мольбу в голосе, становиться противно. Сразу представляется секс в нелепой миссионерской позе, три секунды, и фраза "я уже все" в конце. Ох. Скука.
– Сегодня же я уеду в кампус, и это не обсуждается. – Слегка на взводе я сажусь в мамину машину и ловлю на себе ее недовольный взгляд.
– Нет, ну вы ее послушайте. – Мама смотрит в потолок Мерседеса так, будто на нем располагались Боги. – Стараешься и делаешь ради нее все, а она поступает со мной, как… Ты забыла, что скоро в моем клубе будет очень важное мероприятие? Дочери соучредителей должны знать друг друга. Вы же будущее нашего сообщества.
– Элин!.. – На моем языке вертится отборный мат, но я сжимаю зубы и, поглядев на маму, нацепляю на себя сладкую улыбку. – Я приду на этот "прекрасный" вечер. Но это не помешает мне сегодня же вернуться в здание колледжа.
– Неблагодарная, – продолжает недовольно шептать Элина, вставляя ключ в зажигание автомобиля. Я действую по прежней схеме – вставляю наушники в уши и складываю ноги перед собой прямо на приборную панель. Мне плевать, что на это скажет мама. Мои мысли заняты только тем, как я перевезу Зевса с собой.
***
По крайней мере, на сегодняшний вечер у меня было запланировано мероприятие, которое отвлечет меня от упреков мамы и скрасит вечер, полный одиночества. Мне, как президенту студенческого совета, и другим малочисленным девушкам сегодня предстояло быть на открытой вечеринке в братстве «Каппа Зетта Дельта», и я была совсем не против того, чтобы полюбоваться на мальчиков в белых рубашках, которые плотно сидели на их торсе.
Через два часа, полностью собрав необходимые вещи, я выбиралась из дома, стараясь не попасться никому на глаза. К счастью, Элина была в солярии, а Кайл был чем-то явно занят в своей комнате. С тех пор, как у него появилась новая девушка, я забыла об обществе с братом: вообще-то мы были из тех родственников, которые являлись полными противоположностями друг друга. Но, несмотря на это, у меня были теплые чувства к Кайлу. Осенью, когда он попал в реанимацию из-за передозировки допингом, я не на шутку испугалась за него.
И в глубине души я понимала, что именно так напугало меня.
Я даже сама перестала баловаться наркотиками, не желая вернуться к тому, что случилось в моем прошлом. Я не хотела еще раз почувствовать это.
Я не хотела быть этим человеком.
Но я была именно такой.
Деградирующей. Пустой. Марионеткой, живущей по чужим правилам. Потерянной девочкой, которая никогда не испытывала любви, чье сердце уже давно больше напоминало острый галечный булыжник, а не самую главную мышцу организма.
Внезапно я пожалела, что не могу быть змеей (а именно это животное было изображено на одном из моих скрытых участков тела), которая может сменить свою кожу в любой момент, так сказать, смыть себя все грехи, что она набрала за время, которое провела в старом обличии.
Я была змеей в обличии человека. Но, на самом деле, я до ужаса их боялась и не собиралась встречаться со своим прототипом в теле животного.
Когда я вошла на территорию кампуса, почувствовала жуткое облегчение и свободу, которая накрыла меня с головой. Даже привычно раздражающие скопы студентов не бесили меня, а стайки злобно посматривающих на меня девчонок только радовали.
Всем полагалось жить парами, но я могла себе позволить отдельную комнату, которую сама обставила так, как и хотела: мои апартаменты были полностью белыми, за исключением бирюзового постельного белья и подушки на кровати, окрашенной в белый. Туалетный столик, кровать больших размеров – только для меня, – и два больших шкафа, чтобы умещали все мои аппетиты в плане одежды. Я любила всем нравиться и красиво одеваться.
В нашем мире, к сожалению, никто не оценит твою душу, и лишь наивные дурочки все еще мечтают, что тот самый принц полюбит их лохмотья с первого взгляда.
И будут жить они долго и счастливо… Пока девушка пошикарнее и увереннее не разлучит их.
– Картер, ты прекрасна. – Я посмотрела на себя в зеркало, поправив роскошные черные волосы. – А они – лишь тени.
Я распахнула одну из самых верхних тумбочек и приоткрыла копилку, еле борясь с внутренним желанием. Слегка повертев пакетик с коксом между своих наманикюренных пальчиков, засунула его назад и резко захлопнула ящик, пытаясь усмирить свое дыхание.
Нет, никаких наркотиков. Я должна справиться с этим. Это не самый лучший способ еще раз доказать себе, что я не одинока.
Я не должна уходить от реальности. Только не таким способом.
Я мог бы с легкостью заявить, что абсолютно ничего не боюсь. Но, пока на земле существует такое место, как то, где я сейчас нахожусь, я смело могу убрать эту мысль из своей головы.
Лишь эти зловещие коридоры могут тронуть мою душу, вырывая на свободу ужас, который я все же тщательно умею скрывать.
Психиатрическая больница в пригороде Лос-анджелеса, которую я посещал около двух раз в месяц, сегодня выглядела почти дружелюбной, но я—то знал, что скрывается за этими розами, украшавшими ее внешний фасад.
Шипы.
– Мистер Стоунэм, пройдемте. Он недавно принял успокоительное, а в последний раз, когда я заходила, спал. – Миловидная девушка – местная медсестра – потянулась к своему пучку на затылке, как только увидела, как я ворвался в двери лечебницы. Она хотела распустить прическу, но в последний момент передумала и сделала вид, что просто провела рукой по светлым волосам.
– У меня мало времени. Инцидентов не будет? – Я старался сделать так, чтобы мои слова прозвучали, как можно, более безучастно.
– Я не могу вам ничего обещать. Сами понимаете – случай тяжелый. – Она посмотрела на меня с грустью в глазах, но мне не было никого дела до ее сочувствия.
– Мне можно остаться с ним наедине?
– Не думаю, что это хорошая идея, – мягко попросила она, но я оглядел ее долгим взглядом и заметил, как она дернула плечами, не в силах противостоять мне.
– Сейчас он в первом или втором…? Образе, – поясняю я, задав вопрос, который на первый взгляд кажется нелепым. Но девушка была в курсе дела и, достав ключ, отперла дверь с изображением нумерации.
– Я оставлю вас, но лишь на несколько минут, – прошептала она, не желая задерживаться в этой комнате. – Он сейчас в более спокойном состоянии из двух. Но сами понимаете…
– Понимаю, – отрезал, и она неторопливо закрыла дверь, а я повернулся лицом к человеку, который сидел за столом и что-то увлеченно писал, словно был отчаянным писателем, ухватившимся за свою музу.
Если бы.
– Девять лет, пять месяцев, три часа… – шептал он и писал в своей тетради какие-то формулы, время от времени производя какие-то расчеты на своем калькуляторе.
За столом сидел мужчина, одетый в белую рубашку, как и у всех в этой больнице. Он оброс бородой и волосами, которые теперь заплетал в хвост, и все же каждый, кто бы посмотрел на него в первый раз, мог бы с уверенностью предположить, что в молодости это был вполне себе красивый мужчина.
Мы были с ним очень похожи. И я меньше всего на свете хотел, чтобы это было правдой.
– Девять лет, пять месяцев, три часа… – Снова и снова он повторял эти слова и даже не обращал внимания на то, что я стаю совсем рядом и пришел к нему в который раз в надежде разобраться с этим. В надежде, что он пойдет на поправку.
Мы пойдем.
– Я здесь. – Мой голос принадлежал Коулу, которого я давно подавил в себе. Но в этой комнате я не имел возраста. Я всего лишь был сыном своего отца.
– Девять лет, пять месяцев, три часа… – Он отвлекся от своих бумаг, когда услышал мой зов и осмотрел меня безучастным взглядом. Такой взгляд может быть только у человека, который мыслями находится где-то на другой планете.
И это, почти, правда.
– Доктор, не отвлекайте меня. Согласно моим подсчетам, мы уже скоро прибудем в пункт назначения. Всего лишь… – Он снова уставился в свои бумаги, но меня выбесило то, что он принял меня за доктора, а не за собственного сына. Я понимал, что не имею права злиться, не имею права ненавидеть… Но я ненавидел!
– Девять лет, пять месяцев, и три гребанных часа! Ты повторяешь это из года в год, и срок не уменьшается. – Я почти сорвался на крик, но вовремя остановил свой словесный полет. Уже в следующую секунду, когда он вновь поднял на меня свой взгляд, я заледенел.
Его серые глаза потемнели и приняли цвет надвигающегося торнадо.
– Ничтожество, убирайся! Убирайся! – взревел он, схватившись за голову. Вдруг мужчина завыл и кинулся в мою сторону, представляя, что его пальцы были когтями, а зубы клыками. По крайней мере, со стороны он больше походил на дикого зверя, чем на безобидного человека.
Успев отреагировать мгновенно, я оказался по ту сторону двери и захлопнул дверь перед его носом, прислонившись к ней. Набрав в легкие побольше воздуха, хотел было заткнуть уши, чтобы не слышать душераздирающих криков, которые доносились из комнаты.
Мне было страшно не из-за этих криков. Мне было страшно из-за того, что в его глазах я видел свое отражение.
– Я предупреждала вас, мистер Стоунэм, – почти с нежностью пропела светловолосая медсестра, поворачивая ключ в замке. – Я вызвала людей. Они дадут ему успокоительное.
– И часто это происходит? – спросил я, стараясь сохранять хладнокровное лицо. Девушка же вовсю улыбалась мне, и я прекрасно знал почему.
Несмотря на все свои недостатки, я ее завораживал. Я чувствовал это всеми фибрами своей души, если таковая у меня еще имелась. Как чудовище, которое манит красавицу. Как красное яблоко, наполненное ядом, которое так и хочется откусить. Я прекрасно знал, о чем она думает в этот самый момент – слишком легко умел читать по взгляду, особенно по такому незаурядному, как у этой миленькой серой мышки.
– Обычно – изредка, – пояснила она, проводив меня по коридору. – Чаще всего, когда приходите вы. Я думаю, в следующий раз вам стоит держать себя в руках, мистер Стоунэм.
Я прищурил глаза, дав ей понять, что она сморозила глупость.
– Простите. – Она сложила бровки домиком, извиняясь. – Я не это хотела сказать.
– Разумеется. – Я подарил ей на прощание подобие улыбки и, поправив свой галстук, направился к выходу из больницы.
Я должен быть сильнее этого. И я буду.
Я не хочу ехать в клинику, где надо мной опять будут проводить очередные тесты. Эти недоумки не понимают, что со мной все в порядке? А если это не так, то я не хочу об этом знать.
Я прислонился к одному из школьных шкафчиков и посмотрел на свои ладони. Они дрожали. В любую секунду я могу измениться.
Изгой, неудачник, урод.
Они действительно думают, что могут обидеть меня этими словами? Думают, что меня задевают их нелепые издевки и выбросы в мой адрес. Каждое слово, которое они произносили, было для меня не более, чем мнением безвольного стада.
Они вешают на меня ярлыки, навязывают стереотипы и думают, что я буду жить по их правилам.
Но это не так. В моем мире время протекает лишь по моим законам. А все остальное – лишь мишура, маятники, которые будут сбивать меня с пути каждый раз, когда я буду вставать на путь к своей цели.
– Урод. – Чья-то сильная ладонь резко вжалась в мой висок и прижала мою голову к шкафчику. К сожалению, я не мог похвастаться физической силой, и это было действительно моим минусом, учитывая, что на меня, кажется, снова напали пятеро человек.
– Думаешь, это шутки? – прохрипел Трей, снова ударяя меня об железную дверцу шкафчика. Еще чуть-чуть и в моих ушах проснется звон. Я пожалел, что паук оказался не ядовитым.
– Ты о чем? – Я хотел совершить на него ответное нападение, несмотря на то, что это было просто смешно. Этот верзила был товарным поездом, которым верховодила Ребекка.
Она использовала всех людей вокруг себя. Заставляла их крутиться, словно пчел вокруг меда.
Да только для меня Ребекка не была медом – она была грязью.
Две цепкие руки обхватили мои запястья, а Трей вдарил мне между ребер до отупляющей неимоверной боли. Ну, ничего, бывало и хуже. Вспомнить хотя бы, откуда мне достались мои шрамы.
Но они все поплатятся за это. Рано или поздно. Никто не останется безнаказанным, и таков был этот непреложный закон.
– А ты – ее коврик для ног? – Я обратился к Трею, метнув на него свой взгляд, в котором не было ни капли унижения. – О чем она попросила тебя на этот раз?
– Еще хочешь получить, да? – рычал он, надвигаясь ко мне ближе. – Тебе мало?!
Я молчу и просто смотрю ему в глаза, не моргая. Вижу, как он отводит взгляд, не желая подаваться моему влиянию, и трясет головой, как ошпаренный. Мгновение спустя он заезжает мне стальным кулаком по челюсти, а потом добивает ещё одним ударом по голове, и боль отпускает меня, потому что я погружаюсь во тьму, еще не зная, что очнусь в совершенно другом месте.