Лана Ежова
Герой моих грез и кошмаров
Глава вторая, в которой дамы планируют обвести господ вокруг пальца
За суетой в школе и походом к коттеджу Вандура прошло полдня, и домой я попала к четырем часам. Пик летней жары минул, но все равно хотелось забраться в ванну и не вылезать до глубокого вечера.
Неисполнимое желание: мне предстояло доделать последние заказы и собрать вещи, чтобы быть готовой покинуть город, когда найдут убийцу директора. Инспектор дал понять, что сразу займется моими нарушениями, значит, на побег у меня будут считаные часы, если не минуты.
Войдя в дом, я окунулась в тишину. Подозрительную, тягучую, не свойственную нашей семье. Если бы не приятный аромат куриного супа, я бы встревожилась.
На мысли о еде живот отозвался урчанием, но в первую очередь я заглянула в спальню.
Оливер спал поверх одеяла, раскинув руки и ноги в стороны. Каштаново-рыжие, как у меня, волосы задорно взъерошены, на лице мальчишки – тень улыбки. Даже во сне видит проказы? Не удивлена.
Чувство умиления сменилось тревогой: стоящий у постели сына кандедрон нагло благоухал, выкинув аж три большущих ярко-синих цветка. Утром, когда я уходила в школу, даже намека на стрелы не было, не то что бутоны.
Тревогу бить рано, но интуиция уже заливалась слезами.
Так, не буду испуганно заглядывать в будущее! Проблемы решают по одной.
Собравшись с духом, я отправилась на кухню.
Гибкая фигурка в простом зеленом платье неутомимо порхала от стола к печи и обратно, словно в танце. Светловолосая девушка резко обернулась, будто почувствовав, что не одна.
– Ой, Джемма! А я не успела…
– Что, Лил?
Я с нарочитым удивлением приподняла брови и обвела взглядом кухню. На краю стола остывал круглый и золотой, словно солнце, хлеб, на печи булькал томящийся на медленном огне суп.
Сделав вдох и ощутив ароматы, витающие на кухне, предположила:
– Печенье не успела или жаркое?
Девушка покраснела.
– И то и другое… Еще полчаса.
– Спасибо, ты снова нас балуешь.
Пообедав, я блаженно зажмурилась на миг, а затем приступила к выговору:
– Было невероятно вкусно, Лил, но в энный раз прошу не усердствовать. Трать время на обучение, домашние дела – моя забота. Без печенек мы проживем, а вот на экзамене может попасться то, что ты не выучила, готовя десерт.
Упрямица хитро улыбнулась.
– Джемма, я помню, но готовка меня успокаивает. А когда я спокойна, знания усваиваются лучше.
Вроде бы говорит умные слова, да только «успокаиваться» Лил любит каждый день. Бытовая магия – это не то, чего желала бы я для талантливой воздушницы.
– Ты не кухарка, Лил, ты будущая магичка или вообще чародейка.
Девушка возмущенно фыркнула:
– Тебе не надоело подзадоривать меня, откровенно льстя? Вторая стихия у меня выражена слабо, третья точно не светит. Так какая из меня чародейка?
– Ты слишком поздно начала заниматься, – с нажимом на слове «поздно» произнесла я. – Еще одна стихия может проснуться и через полгода после совершеннолетия.
– Нет, Джемма, я обычная магичка, мне и этого с головой.
Лил не позволила мне мыть посуду – нагло отобрала тарелки.
– И да, я насмотрелась на пробуждение чародеев, подобного счастья мне не надо.
Я не стала заверять, что у нее все будет иначе, – она почти взрослая, и ломка ей не грозит.
– Видела, кандедрон зацвел?
Посерьезневшая Лил кивнула.
– Подожди расстраиваться, возможно, земля дает о себе знать.
Скручивая вышитую салфетку в тугую трубочку, я покачала головой.
– Кандедрон погибал, у меня все не доходили руки заняться им. А сегодня он зацвел. Маги земли спасают растения осознанно. Оливер не знал нужного заклинания и, не отдавая себе отчета, исцелил растение, которому было плохо.
Оставив посуду, Лил крепко обняла меня.
– Джемма, все будет хорошо. Мы справимся.
Делиться страхами с девочкой было нельзя, и я бодро улыбнулась:
– Я знаю, Лил. Ладно, чего это я сижу? Пойду делать крем для госпожи Брюм, а ты начинай собирать вещи.
Отстранившись и заглянув мне в лицо, Лил хмуро поинтересовалась:
– Зачем, если до экзаменов два месяца?
– Мы переезжаем, – весело сообщила я. – Все новости потом. Владелица мясной лавки обещала подойти к шести вечера, но она не отличается особым терпением, так что мне необходимо поторопиться.
Я ушла, оставив воспитанницу в растрепанных чувствах.
Объяснять, почему мы бежим с насиженного места, совсем не хотелось. Я еще и сама не свыклась, что тихая жизнь закончилась.
Закрыв дверь кабинета, с укором посмотрела на парадный портрет Рутшера.
– Здесь спокойно и Вандур, твой лучший друг, не выдаст наш секрет? Ну-ну, это первое, что он сделал, как только инспектор по делам магов переступил порог школы.
Пожаловавшись на жизнь портрету, я взялась за заказ.
Госпожа Брюм, словно предчувствуя мой скорый отъезд, возжелала целых десять банок омолаживающего крема. Все было готово, оставалось вмешать последний ингредиент и накачать силой.
Сегодня занятий не было, как и пациентов (мертвый директор не в счет), но я умаялась, когда закончила с десятой банкой.
Резерв в последние дни не радует. Отдых и полноценные семь часов сна мне необходимы, иначе узнаю, что такое выгорание, на собственной шкуре.
Узкий диван с пышной подушкой – как наваждение. Я не устояла и, заведя будильник, прилегла на полчаса.
…Серые стены судебного зала. Даже через обувь я чувствую холод мраморного пола.
– Госпожа Рутшер, вы признаете себя виновной в государственной измене? – Строгий голос бьет наотмашь.
Хочется спрятаться, забиться в укромный уголок.
– Да, признаю, – выдыхаю я обреченно.
– Ваша вина так велика, что вы заслуживаете смерти.
На месте судьи восседает инспектор. Ни капли сочувствия на изуродованной шрамами физиономии. Не человек, а бездушная говорящая статуя.
– Джемма Рутшер, примите свое наказание достойно.
Послушно переставляя ноги, я иду к инспектору.
– Мама! Мамочка!..
Оливер бежит ко мне, полыхая огнем, словно огромный факел. Пробуждение еще одной стихии. За что, боги?
Я бросаюсь к сыну на помощь, цепляюсь за подол платья и падаю на блестящий пол.
Треск плит. Сквозь разлом вырываются языки кроваво-алого пламени и клубы черного дыма. Я лечу прямо в огненную пасть…
– Джемма, тебя хотят видеть! Срочно! – Лил настойчиво трясла меня за плечо.
Помотав головой, я прогнала ужасные образы из памяти. Сон, ужасный и нереальный сон. Не буду думать о нем.
– Кто хотел видеть? – выбираясь из липкой паутины кошмара, прохрипела я.
Со стола исчезли баночки с кремом, будильник не там, где ставила я. Все ясно, Лил отключила, самонадеянно дав мне поспать.
– Он не представился, показал жетон инспектора по делам магов…
– Госпожа Рутшер, добрый вечер.
Я резко приподнялась на диване, в шоке глядя на проникшего в мой кабинет лорда Аламейского.
Одобрительно взирая на меня сверху вниз, он довольно произнес:
– Вижу, вы отдохнули. Значит, выполните задание без проблем.
– Какое задание?
Я с трудом сдерживала возмущение. Как он посмел вторгаться в мой дом? Это уже слишком!
– Задание государственной важности, – торжественно заявил инспектор. – И вы не имеете права отказаться.
Заявление взволновало: королю, как и его эмиссарам, не отказывают. Но мог бы и не давить, свои обязанности я выполняю всегда.
– Я нужна как целительница? Где пациент?
– Вы нужны как женщина, – лорд Аламейский подмигнул. – Мне.
– Что?..
Он сошел с ума? Да еще заявлять подобное при Лил!
Высказаться я не успела – инспектор продолжил шокировать:
– Вы должны сопроводить меня на ужин к градоначальнику.
– Это задание государственной важности? – Я не удержалась от иронии.
– Именно.
– Почему я?
– Предлагаете кандидатуру госпожи Клочек? – чародей вскинул рассеченную тонким шрамом бровь.
– Мое присутствие будет неуместным. – Я скорбно поджала губы, с намеком глядя на портрет господина Рутшера.
– Ваш траур давно закончился, – возразил чародей и въедливо добавил: – Портреты покойника в каждой комнате? Себе напоминание или от ухажеров прикрытие?
Я проигнорировала выпад, хоть он и попал в цель. К вдове общество снисходительно, и некоторые не особо обремененные моралью господа видят во мне искательницу легких интрижек.
– У меня нет подходящего наряда, – предъявила свой главный козырь.
– А как же…
Я тотчас зыркнула сердито на Лил, которая открыла рот, чтобы оспорить заявление.
Поздно. Чародей покосился на девочку и мягко улыбнулся:
– Прелесть, подберешь своей опекунше наряд?
И Лил, моя умница Лил, в ответ стеснительно улыбнулась!..
– Темно-фиолетовое платье из мерцающей хилисы подойдет? – с сомнением поинтересовалась Лил, глядя на черный костюм чародея.
Строгий фасон, материал дорогой. Отлично подчеркивает стройную фигуру инспектора, вызывая ассоциации с крупным хищником из семейства кошачьих.
– Подойдет, прелесть. И быстрее, пожалуйста, времени мало.
Лил рванула из кабинета приводить мое платье в порядок.
– Что-то не так, госпожа Рутшер? – чародей вскинул брови.
– Да. Во-первых, она не прелесть, а Лил. Во-вторых, ей шестнадцать, так что не старайтесь ее обаять. И в-третьих, вы вторглись в мой дом.
– Все претензии? Или будут еще?
Непробиваемый нахал! Я только поморщилась, промолчав.
– А раз претензии все, госпожа Рутшер, то почему вы еще здесь? Вам разве не надо припудрить нос? Или что там делают дамы перед званым ужином?
Я сложила руки на груди.
– А я никуда не еду. Посещение дома градоначальника – не на благо королевства, а ваша личная блажь. Меня не осудят за отказ.
Я блефовала, прекрасно понимая, что поверят ему, а не мне – у инспекторов, занимающихся делами магов и чародеев, неограниченная власть. Даже герб на жетоне с королевским медведем, что намекает на их избранность, приближенность к трону.
– А ведь еще утром вы просили закрыть глаза на нарушение закона. – Инспектор прищурился. – Или уже смирились, что скороспелый сын-маг отправится в столичный пансион?
Меня передернуло от ужасного предположения.
– Нет! Ни за что! Я не хочу, чтобы мой ребенок учился там.
– Сколько экспрессии, сколько страсти! – Инспектор ухмыльнулся. – Только проявляете вы их не там, где нужно, и не пользуетесь моментом. Но я сегодня добрый и сам предложу выгодную сделку.
Любопытно, почему он не желает появляться у градоначальника без сопровождения? Пустая прихоть? Или есть причина, раз он так настойчив? Я уже все для себя решила, но сделку заключу, чтобы не вызывать подозрений.
– Я слушаю вас, лорд Аламейский.
Мужчина посерьезнел.
– Маленькое уточнение. Направление магии вашего сына?
– Созидание, – честно заверила его.
– Две или три стихии?
– Земля, вода и воздух, – перечислила я, радуясь, что он не спросил о сопутствующих дарах.
Впрочем, я и сама еще не уверена, есть ли у Оливера склонность к магии исцеления.
– Ваш сын не маг, а чародей… Хорошо. Мое предложение в силе: вы становитесь моим прикрытием у градоначальника, я закрываю глаза на раннее пробуждение магии вашего сына и не отправляю его в пансион, если не пожелаете обратного.
Не пожелаю обратного? Оставил себе лазейку… Повезло, что мне его милость больше не нужна.
Я быстро протянула руку, предлагая скрепить сговор.
– Идет, я согласна.
Чародей почему-то поморщился, но ударил по ладони. В воздухе сверкнули золотым магические печати, подтверждая, что сделка заключена.
Мне понадобились полчаса и ловкие руки Лил, умеющей скрутить мои вьющиеся волосы в элегантную прическу, чтобы собраться.
Роскошное платье, которое я покупала на годовщину свадьбы, но так и не надела, нежно ласкало тело. Поднятые в высокую прическу волосы и колье из четырех нитей аметиста подчеркивали тонкую шею, темные тени – кошачий разрез глаз, а бальзам с эффектом блеска – форму губ.
Чародей окинул меня придирчивым взглядом и одобрительно кивнул. Ни критики, ни комплиментов… А еще аристократ!
Я мысленно посмеялась над своими претензиями. Какая мне разница, что он думает о моей внешности? А ведь все равно немного обиделась, что он промолчал.
Лорд Аламейский заметил мою реакцию и вскинул рассеченную шрамом бровь.
– Появились еще претензии?
Боги, да он демонски проницателен!
– Разве я осмелюсь… высказать четвертую?
– Хорошо. Пока вы копите смелость, мы спокойно доедем.
Возле коттеджа стояла черная карета, запряженная двойкой вороных жеребцов, нетерпеливых и громких. На козлах сидел крепкий кучер в черном плаще и широкополой шляпе, из-за которой я не смогла рассмотреть его лицо. Бедняга, как он еще не сварился в своем глухом наряде, ведь лето выдалось жаркое?
Увидев на двери «медвежий» герб, я не удержалась от подколки:
– Ваше чародейство, отправляетесь развлекаться на служебном транспорте?
– Согласитесь, что это удобно? – ответил лорд Аламейский невозмутимо.
– И экономически выгодно, – поддакнула я.
– Вот-вот. Люблю свою работу!
Словно галантный кавалер, он помог мне подняться в карету.
На выезде из школы случился конфуз: нас остановил сторож, боевой маг в отставке. Заглядывая в карету, он едва не кланялся. Никогда еще я не видела Мувуриса таким взволнованным и виноватым.
– Ваше чародейство, я верой и правдой служил королю! Я не знал, что Вандур и Прекстона нельзя выпускать! Я же не думал, что они директора грохнули!
Вина Айоны и преподавателя боевой магии еще не доказана, а их уже называют убийцами. Печально…
– Успокойтесь, вас никто не обвиняет, – спокойно произнес инспектор. – Вы придерживались инструкции.
– Правда? – недоверчиво переспросил сторож. – Теперь меня не уволят?
– Вы сохраните свою должность.
Облегчение отразилось на сухощавом лице Мувуриса. И я порадовалась, что теперь мы сможем ехать дальше.
– Спасибо, ваше чародейство! Хорошего вам вечера! И вам, госпожа Рутшер.
– Джемма здесь?
Я ошиблась, решив, что теперь мы сможем спокойно покинуть территорию школы.
Из густой тени, отбрасываемой кроной дуба, вышел Грэхем. На его лице застыла брезгливая гримаса, руки сжимались в кулаки и тотчас разжимались.
– Ты меня удивляешь, Джемма, – со сдерживаемой яростью заявил он. – Почему ты с ним? Чем же я не подошел?
Нападки Грэхема оказались полной неожиданностью.
Когда я овдовела и Вандур еще не предложил занять место покойного супруга, хоть у меня и не было диплома, наглый сосед навязывал свою помощь в обмен на «капельку нежности». Непотребные слова он подкрепил действиями – зажал прямо в коридоре школы и полез с поцелуями. Мне повезло вырваться. К следующей атаке я уже подготовилась: ошеломив его заклинанием из арсенала боевиков, сломала нос. И все же два года Грэхем преследовал меня. Даже предложил замужество.
Начни он с него, я бы подумала. Вру. Ни за что не согласилась бы! Ни Лил, ни Оливеру наш сосед не нравился, да и не был он человеком, который мог сохранить мою тайну. Он первый доложил бы, что магия у моего сына проснулась слишком рано, что нестабильна и все еще растет. И да, похоже, у Оливера не просто три стихии, а и пробуждающийся сопутствующий дар – магия исцеления.
– Молчишь, Джемма? Неужели я хуже этого калеки? Темнота не все скрывает.
– Кто сказал, что я люблю темноту? – скучающим тоном произнес инспектор. – Чем больше света, тем интереснее.
Почему Грэхем решил, что я согласилась стать любовницей Аламейского? Просто потому, что сидела рядом с ним в карете? А еще была одета в вечернее платье… Вывод напрашивался сам собой.
Горечь разлилась во рту. Даже когда враг считает тебя доступной, обидно до слез.
– Лорд Грэхем, вы ошибаетесь. От лорда Аламейского мне не поступало лестных предложений. – Одарив инспектора нежной улыбкой, я импульсивно добавила, желая позлить ненавистного блондина: – О чем я искренне сожалею.
Мой спутник издал удивленный смешок.
– Ах ты, дрянь! – Грэхем страшно оскалился и вскинул руки.
В меня полетело «Шаровое копье».
Испугаться не успела – ослепительно-голубую вспышку поглотил «Щит» инспектора.
– Нападение на представителя короля и служащую школы? Грэхем, в курсе, что вас ждет?
– Мне все равно, – процедил сквозь зубы блондин, пытаясь разорвать «Воздушные путы», которыми спеленал его Аламейский.
– А зря. – Потеряв интерес к преподавателю, инспектор выудил из кармана черного камзола блокирующий магию браслет и бросил сторожу. – Господин Мувурис, передадите нарушителя стражникам. Справитесь?
Отставной боевик растерянно кивнул и торопливо защелкнул блокиратор на руке преподавателя.
Тот грязно ругался и сыпал угрозами:
– Вы все пожалеете! Я обращусь к королю!..
– Ваше право, – лениво отозвался инспектор.
Все так же молчаливо Мувурис принял и «поводок» от «Воздушных пут» Грэхема.
Дверь захлопнулась. Карета рванула вперед, и меня откинуло на мягкие подушки сиденья.
– Мы куда-то торопимся?
Инспектор усмехнулся:
– Разумеется! Мы спешим сообщить градоначальнику Подгорска печальную новость о племяннике.
Больше не останавливаясь, карета покинула территорию школы и направилась в центр, к трехэтажному дому самого влиятельного семейства нашего города.
– Как долго Грэхем пытается пробраться в вашу постель?
Вопрос прозвучал странно. Не похабно, нет. Так целитель спрашивает о течении болезни.
– Два года. До смерти супруга он осмеливался лишь на чересчур назойливые комплименты и неприлично долгие взгляды.
– Вы держались стойко. И довели мужика до преступления.
Я вся подобралась.
– Я еще и виновата?
– Кто-то так и скажет. – Лорд Аламейский не сводил с меня внимательного взгляда. – Готовы к осуждению со стороны общества? Кокетка, сводящая с ума своей холодностью достойных мужчин.
Меня даже затрясло от негодования.
– Я не давала повода! Никогда!
– «Сила женщины в ее мягкости и уступчивости», – явно процитировал кого-то лорд Аламейский. – «С веселой вдовы не убудет».
– То есть я должна была… должна…
Язык не поворачивался произнести отвратительный вывод.
– Сломать ему нос, – подсказал лорд светским тоном. – Чем успешно и занимались, насколько я успел заметить.
Не передать степень моего облегчения и признательности! Он ведь прав. Нравы в обществе магов и чародеев далеко не суровы. Это юной магичке следовало беречь себя, чтобы после замужества усилить мужа. Потом на интрижки на стороне закрывали глаза. Вдова и вовсе могла в открытую вести свободный образ жизни, если он будет без последствий.
Для себя подобное я считала неприемлемым.
– Когда устанете ломать носы, обращайтесь. Я научу особому заклинанию, – внезапно предложил лорд.
Это какому же? Заинтриговал!
Я сразу не нашлась, что ответить, и просто кивнула.
Разговор о нападении Грэхема быстро затух, чародея заинтересовали мои прегрешения.
– Почему вы настроены против пансиона?
– До выпускного курса доживают не все дети, и вы спрашиваете, почему я не хочу отправить туда сына? – Подобный вопрос задавали не раз, и я научилась реагировать спокойно. – Надежнее постигать азы магии с помощью наставника.
– Если найдете хорошего, – покладисто согласился инспектор. – А летальные случаи были в первые годы после открытия пансиона.
– Но ведь были? И гарантий, что мой ребенок не пополнит собой статистику, нет. Я вообще не понимаю, зачем нужен этот спецпансион.
– Дети, у которых магия проснулась до десяти лет, опасны в первую очередь для себя. Скажете, что у Оливера никогда ничего не взрывалось, не взлетало, не ломалось?
– И что, это повод запереть его в четырех стенах с такими же, как он, невезучими ребятами?
– Вы не чародейка, госпожа Рутшер, многого не знаете и не понимаете, – глухо произнес инспектор. – Если погубите парнишку, это будет на вашей совести.
Уколы не достигли цели – я своими глазами видела страшную статистику. Нет, я больше доверяю себе, нежели посторонним специалистам, которые получают зарплату за воспитание юных магов. Пансион закрыт для посещений, детей муштруют слишком жестоко.
– Я почти два года владею ситуацией. Оливер уже знает, что такое ответственность.
Скрестив руки на груди, инспектор буравил меня недовольным взглядом.
– Магия толкает на безрассудство. Однажды его действия могут причинить вред не только ему самому, но и тем, кто будет рядом.
– У Оливера магия созидания, – напомнила я.
– Созидание или разрушение – не важно, даже целители могут случайно навредить.
– Я рядом с сыном, помогу ему продержаться до десяти лет.
– А может, вы против пансиона, потому что не хотите выпускать сына из-под своей юбки? – осенило инспектора. – Вы жаждете распоряжаться его жизнью и в дальнейшем?
Оскорбление не задело. Подавшись вперед, я заглянула ему в глаза.
– Скажите честно, вы бы отправили своего ребенка туда?
– У меня нет детей, – сухо произнес инспектор. – Зато я учился в этом пансионе, как и наш король.
– И ему там так понравилось, что сразу после коронации он сменил весь преподавательский состав! – колко заметила я.
– Так вы все-таки интересовались условиями обучения, – резюмировал инспектор довольно. – Поверьте, после реформы короля Элгеуса многое изменилось.
Я закрыла глаза и откинулась на мягкую спинку сиденья. Бесполезно. Он меня не поймет.
Пансион – не только повышенный риск, что моего ребенка обидят, а то и нанесут увечья. Нет. Пансион – это украденное детство, лишенные материнской любви мальчишки, которым слишком рано приходится учиться самостоятельности.
Может, обучение в пансионе и сделало лорда Аламейского таким черствым? Не удивлюсь, если угадала.
– Госпожа Рутшер, мы подъезжаем.
Голос инспектора выдернул меня из размышлений.
– Вы нарушили закон и сейчас смягчаете свою вину, помогая мне. И я не должен говорить, но… – На несколько секунд в карете воцарилась тишина. – Я желаю вам удачи, госпожа Рутшер.
Почему у меня такое ощущение, что он хотел сказать нечто иное?
