Ламберто Маффеи
Только безумцы могут изменить мир: искусство и безумие

4. «Безумцы» и «буржуа»

Подобные размышления наводят на мысль, что многие из числа так называемых «ненормальных» на самом деле не являются психически больными. Это обычные люди, чем-то отличающиеся от других, те, кого «нормальные» члены общества стараются избегать, считают опасными, но которые зачастую наделены большим творческим потенциалом и могут оказаться первопроходцами не только в философии или науке, но даже в формировании обычаев и нравов; новаторами, которых через несколько лет может принять то самое общество, которое раньше не видело в их существовании никакой пользы.

В этой связи уместно вспомнить высказывание Мишеля де Монтеня (1533–1592): «Отсюда и проистекает, что все отклонения от обычая считаются отклонениями от разума, – и одному богу известно, насколько, по большей части, неразумно»^[18].

На самом же деле в истории человечества все эти, по словам Альберта Эйнштейна, изменения в мире, прогресс в науке и человеческих взаимоотношениях произошли, возможно, только благодаря людям, способным сказать что-то новое, оригинальное, людям, которые были, а лучше сказать, казались не похожими на других, сумасшедшими, но при этом обладающими куда большим интеллектуальным потенциалом, чем так называемые «нормальные».

Конечно, безумцы не лишены собственных причуд, но наряду с ними существуют люди, чьи ярко выраженные психологические характеристики и модели поведения разительно отличаю от таковых у «сумасшедших», – речь о тех, кто боится любых перемен, решительно и яростно выступает против них, и кого мы можем назвать несколько устаревшим сейчас словом «буржуазия» (речь лишь о консерваторах, традиционалистах, без всякого негативного подтекста, см. ниже).

Буржуа – это консерваторы, для них «любые перемены плохи», как говорил один английский лорд (Эдриан^[19]). Чаще всего именно противостояние безумцев и буржуазии, невежд и «знающих», бедняков, мечтающих о переменах, и богатеев, страшащихся, как бы не пострадала их безмятежная обеспеченность, становится причиной войн и конфликтов в нашем мире. Бедняки, обездоленные – это люди иного склада ума, но с точки зрения буржуазии все они попадают в категорию безумцев, людей, которых следует избегать, следить, чтобы ненароком не прикоснуться к ним даже взглядом. Конечно, в некоторых случаях буржуа может испытать мимолетную жалость к какому-нибудь бедолаге, но поспешит тут же отвернуться, стремясь поскорее забыть то, чему стал невольным свидетелем.

Социальное поведение каждого человека, его образ, эта фотография, которую мы демонстрируем друг другу, складывается в основном из наиболее распространенных поведенческих концептов, таких, как жесты, слова и выражения, часто используемые в речи понятия. Еще Аристотель писал, что «мы – это наши привычки», такая концепция подразумевает, что мы воспринимаем и самих себя через призму наших привычек. Привычки – это зеркало, в котором мы узнаем себя. С точки зрения неврологии, привычки обусловлены образованием устойчивых путей прохождения сигнала через нервные центры в результате выполнения человеком повторяющихся задач и нахождения их решений, итог – синаптические связи становятся более стабильными и эффективными; таким образом, можно сделать вывод, что привычки являются частью обучения. Если прибегнуть к не совсем верному, но образному сравнению, можно сказать, что привычка – это дорога, или даже трасса, ведущая к роботизации нервной системы.

Я считаю, что привычка, понимаемая здесь как рутина, – это стратегия экономии энергии, которую реализует мозг и направляет на обеспечение и закрепление того поведения, которое считается для человека наиболее подходящим или даже жизненно необходимым. В ее основе могут лежать социальные причины, лицемерие, умственная лень или возраст. Привычка, как описано выше, выражается в определенном поступке или серии поступков и речевых моделей, которые повторяются в рутинной, механической или почти механической манере, и запускаются различными триггерами – раздражителями вроде слов, событий и т. д., не имеющими особого значения для выживания конкретного индивидуума или всего вида (в противном случае такую реакцию называли бы инстинктом). Привычки, в соответствии с приведенным выше определением, – это совокупность реакций головного мозга, направленная на достижение индивидом успешного положения в рамках социума или обеспечение личной безопасности.

Характерной чертой «буржуазии» является предсказуемость, и в этом мы можем увидеть не только недостатки, но и преимущества.

Я вполне отдаю себе отчет, что не совсем корректно сужу о разных категориях людей и делаю не совсем справедливые выводы, сознательно отдавая предпочтение одному классу. Как говорил Иисус в Нагорной проповеди:

«И что ты смотришь на сучок в глазе брата твоего, а бревна в твоем глазе не чувствуешь? Или как скажешь брату твоему: “Дай, я выну сучок из глаза твоего”, – а вот, в твоем глазе бревно? Лицемер! вынь прежде бревно из твоего глаза и тогда увидишь, [как] вынуть сучок из глаза брата твоего».

(От Матфея 7:1–5)

Критический взгляд на себя, на свои мысли и поступки должен стать неотъемлемой частью повседневной жизни человека, основой для принятия любых решений.

Например, попытка навязать демократию и собственные законы, полагая, что они по определению справедливы, а зачастую и озарены милостью Божьей, при этом игнорируя социальное неравенство общества, мало того, что спорна с рациональной точки зрения, так еще и способна привести к отрицательным, а иногда и катастрофическим последствиям.

5. Поэтесса из психушки: Альда Мерини

В искусстве безумцы чувствуют себя как дома, потому что их главная цель – не отображать реальность, а, как говорил художник Фрэнсис Бэкон, «перекроить ее». Мне вспоминаются и слова другого художника, Виллема де Кунинга: «На своих картинах я не пишу мужчин, потому что вижу их каждый день»; он словно заявляет, что мужчины – это часть уже устоявшейся реальности, увековечивать которую нет никакого смысла. А Винсент Ван Гог добавляет: «О Боге нельзя судить по созданному им миру: это всего лишь неудачный этюд».

Художник, подобно безумцу, видит свою собственную реальность, которая многократно предвосхищает реальность завтрашнего дня, пусть иногда и далекого, но неизменно наступающего. Желание творца исследовать и создавать новые реальности – это не какое-то особое свойство, присущее исключительно мозгу художников. На это способен любой мыслящий человек, и некоторые активно стремятся достичь состояния «умопомрачения» посредством алкоголя или наркотиков, чтобы подчеркнуть свою инаковость (назовем ее так), ненормальность, способность творить.

Среди импрессионистов, например, был весьма моден абсент – ликер желтоватого цвета с анисовым вкусом, последствия употребления которого можно прочесть в пустых глазах женщины со знаменитой картины Дега, перед которой стоит бокал именно этого напитка (рис. 2).

«Здравый смысл – враг творчества», – как говорил Пабло Пикассо, нужно быть свободным, как ребенок. Все дети рождаются художниками; самое трудное – остаться ребенком, когда вырастешь.

В числе безумцев-поэтов, чьим стихам суждено было стать частью итальянской литературы, я хотел бы упомянуть одну не совсем нормальную особу – поэтессу Альду Мерини. Жизнь ее была столь же драматична, сколь и плодотворна в художественном плане, кроме того, мы с ней оба родились в первый день весны, 21 марта^[20], только она – на несколько лет раньше, в 1931 году.

История ее – это печальный рассказ о человеке, который обрел спасение в своей болезни, в своем искусстве, а еще – в своей глубокой религиозности.

В 1947 году Альда Мерини, которой тогда было всего шестнадцать лет, впервые оказалась в психиатрической клинике «Вилла Турро» в Милане с диагнозом «биполярное расстройство» или «маниакально-депрессивный психоз», характеризующийся чередованием состояний возбуждения/эйфории и депрессии. Она на себе испытала ужасные методы лечения того времени: 48 электрошоков, некоторые из них – без анестезии.

Много лет назад, во время стажировки в психоневрологической клинике, я собственными глазами видел множество сеансов электрошоковой терапии, которые проводились после введения больному сукцинилхолина, мышечного релаксанта короткого действия. Пациент получает удар током такой силы, что может подпрыгнуть на кровати и, если не использовать анестезию, то, по мнению авторов специализированной литературы, дело может закончиться в том числе переломами или хроническими и весьма болезненными спазмами мышц. Есть мнение, что эта разновидность абсолютно эмпирической терапии может иметь положительный эффект при лечении депрессии. Я не буду останавливаться на этиологии случаев, в которых ее рекомендуют применять, и на церебральных механизмах, способствующих (в некоторых случаях) длительному терапевтическому эффекту.

Альда Мерини перенесла несколько госпитализаций, чередующихся периодами относительно нормальной жизни; она описывает свое пребывание в психлечебнице, общение с более тяжелыми пациентами и страх стать такой же, как они. В периоды спокойствия и ясности сознания она писала очень красивые стихи, которые сделали ее знаменитой и помогли завоевать ряд премий, в том числе премию Монтале^[21]. Я приведу здесь два ее стихотворения, которые показались мне наиболее подходящими к теме нашего разговора:

 
Я была сумасшедшей среди сумасшедших.
Тех безумцев, что безумны по сути своей, а многие очень умны.
Там нашла себе верных друзей.
Сумасшедшие – славные люди, не то, что те психи, у которых и дома не сыщешь никого, их на свете полно.
С психами я познакомилась позже, когда вышла отсюда.
 

и стихотворение, посвященное Франко Базалье:

 
Как мы влюблялись, там, в психушках,
надеясь когда-нибудь вновь расцвести,
Но представь, как мы удивились,
обнаружив, что никогда не были больны.
 

Лечебница для душевнобольных также присутствует в стихотворении «Святая земля», первую строфу которого я привожу ниже:

 
Бывала я в Иерихоне,
свою Палестину знавала,
мне стены дурдома были
стенами Иерихона;
в луже воды заразной
всех нас там окрестили.
И были мы иудеи
у фарисеев во власти,
и был среди нас Мессия,
буйной толпой затертый:
безумец, оравший Небу
о вечной любови к Богу^[22].
 

Глубокая религиозность Альды Мерини помогает ей думать о Христе даже в стенах психиатрической лечебницы.

Иисус поведал нам великолепную историю, изменившую религиозные воззрения человека, его мышление, поведение и даже политику. Вне привязки к христианской вере можно считать Иисуса выдающимся учителем, который преподавал окружающим новую философию человечности, харизматичным проповедником, человеком, который стоял немного выше прочих, отличался от всех, мечтал изменить человечество. Он внушал страх, так как его идеи становились настоящим потрясением для разума и для души; не исключено, что Иисус тоже был безумцем. Величайшим из всех безумцев, божественно ненормальным.

 
Я была сумасшедшей среди сумасшедших.
Тех безумцев, что безумны по сути своей, а многие очень умны.
Там нашла себе верных друзей.
Сумасшедшие – славные люди, не то, что те психи, у которых и дома не сыщешь никого, их на свете полно.
С психами я познакомилась позже, когда вышла отсюда.
 

Альда Мерини