Лалин Полл
Стая
6
Исповедь
В небе собирались грозовые тучи, а Эа спала. Она проснулась ближе к вечеру, когда небо уже было ясным, а вода прохладной. Ее мозг словно прошел перезагрузку, она больше не переключалась в поверхностной дремоте с правого на левое полушарие, как обычно бывало во сне. Засыпая рядом с матерью, она уплыла в особый глубокий сон Лонги, оставив минимум контроля. Этот навык телята должны были освоить как можно раньше. Научившись этому приему, можно было начинать отрабатывать навыки ныряния. Эа приготовилась к очередной ночной охоте; она уже собиралась пересечь лагуну, направляясь к месту встречи, как вдруг обратила внимание на необычную тишину. Никто вокруг не готовился к празднику Исхода.
Не слышалось ни единого всплеска, ни восторженных возгласов одобрения или досады. Стая собралась вместе, но пребывала в настороженной тишине. Эа слышала только тихие щелчки матери, и они казались необычными. Вот кто-то еще щелкнул, и тоже не так… Вообще что-то было не так. Эа развернулась и просканировал лагуну – для этого ей даже гидролокатор не понадобился, она и так знала здесь каждый камень и коралловую ветку. Ничего нового, скучно, как обычно. Но взрослые молчали. И никто не занимался обычным послеобеденным сексом.
Эа отправилась на разведку. Все взрослые были здесь, включая таких же, как она, недавно достигших совершеннолетия. По команде ее дяди дельфины расступились, пропуская Эа. Дядя слыл великим охотником, всеобщим любимцем и энтузиастом Исхода. Он частенько призывал ее отбросить страхи и принять участие в празднике вместе со всеми, но сегодня и он был озабочен. Она подошла ближе, пытаясь понять, что он ей рассказывает. Ничего нового. Дядя жаловался на афалин, которых терпеть не мог за то, что они сделали с его народом, с его семьей. Кое-кто рядом издавал тихие щелчки сочувствия. Потом вступила пожилая тетя, добрая подруга матери. Она хочет отомстить афалинам за то, что они сделали с ее мальчиком. Он всего лишь пытался защитить ее, а они забили его до смерти. И еще кто-то заговорил, на этот раз о гриндах, или черных дельфинах. Слушатели рассерженно загудели, и Эа в страхе бросилась к матери.
– Здесь нет и не будет никаких гринд, – успокоила ее мама.
– Нет, никогда, – вмешались сразу несколько соседей. – Не станем мы им помогать!
– Предатели! – поддержал целый хор голосов. – Мы им доверяли!
Встревоженная Эа прижалась к боку матери. Какие еще гринды? Они вообще кто?
– Родственники, – ответила мать. – Очень умные. Но доверять им нельзя. Они… – Она не закончила, но и так было понятно, что гринды сделали что-то ужасное, потому что вода вокруг задрожала от негодования. Эа кожей почувствовала всплески энергии, хаотичные и ослепляющие.
– Да забудьте вы! – призывал кто-то, а другой возражал ему:
– Как же, забыть!
– Отпустить! – крикнул кто-то еще, и это прозвучало как слабенький боевой клич. Злые выкрики звучали все чаще, злоба расходилась кругами по воде. Скоро вся стая раздраженно жужжала.
– Никогда не доверяй афалинам, никогда не доверяй гриндам! Горе им! Пусть мучаются!
Эа еще не слышала, чтобы кто-нибудь в ее семье, то есть во всем маленьком племени Лонги, желал кому-то зла. Народ молился океану перед выходом на охоту и благодарил океан за добычу, когда возвращался. Но оказывается, прошлые обиды не прошли бесследно, Лонги все еще горели жаждой мести варварам-афалинам, а теперь в их компанию попали и доселе неизвестные родственники гринды.
А как насчет кита, который поет о боли? Эа чуть не вскрикнула. Горбачи тоже нас обидели? Почему все делают вид, что не слышат его? Эа попыталась сказать что-то, но на нее не обратили внимания.
В этом году от многого предстоит освободиться. Мать слегка прижала спинной плавник Эа. Оказалось чувствительно. Наверное, потому что наверху буря. Когда мы плыли сюда, буря еще не кончилась? Скоро Исход.
– Еще не скоро! – Эа не хотела торопить Исход. – Он не наступит, пока не распустятся красные актинии… – Она спохватилась. Они с матерью проплывали над ними сегодня. Актинии выглядели так, словно были готовы к размножению.
– Есть и другие признаки, – мягко сказал кто-то еще. – Некоторые кораллы сильно пульсируют. Часть из них сверху отвердела, как будто они уже выбросили в воду половые клетки.
Тут народ заспорил. В океане все происходит в свое время, и никакие кораллы раньше времени на свет не появятся. А как же голубые водоросли? Около детской зоны их уже нет, хотя до положенного срока осталась еще одна луна! Ну, водоросли… Должно быть, их объели мелкие рыбки.
Да, нечего валить все на рыб! Если бы они всё подъели, то уплыли бы в поисках нового места, ведь водоросли – их любимая еда. Тогда бы телятам стало не на ком учиться охоте. Это что же, значит – уходить из лагуны? Да никакая мать на это не пойдет! Может, они сбились со счета и пропустили Нерестовую Луну? Это же беда! И как это могло случиться?
Вскоре сами Лонги поняли, что переусердствовали в спорах, и шум прекратился. Импульсы возбуждения перестали будоражить воду, она успокоилась. Народ успокаивающе поглаживал друг друга, помогая снять напряжение.
– Сейчас начинаем Исповедь, – щелкнула мать. – Ты останешься?
Эа не сразу нашлась с ответом. Она уже бывала на Исповеди. Так называли одну из ежегодных сходок всего племени. Здесь совсем не поощрялось возбуждение. Наоборот, целью собрания как раз и являлось освобождение от плохих чувств. Эа решила, что, пожалуй, останется.
Старшие начали упорядоченное движение в центре. Все сняли психические блоки и сбросили в воду избыток энергии. Эа казалось, что только она страдает от внутренней боли, но теперь она поняла, что и у соплеменников немало проблем. Ей захотелось немедленно сбежать и в то же время остаться, чтобы утешить близких. Она почти бессознательно начала прижимать плавники к телам вокруг, а к ней протянулись их плавники; грациозные тела начали как-то странно извиваться, со всех сторон раздавалось виноватое пощелкивание. Родичи открыто говорили о своих запретных чувствах: гневе, обиде, ярости, мыслях о мести – все это вырывалось из них как-то само, прерывистыми щелчками и вскриками.
Некоторые старики задыхались, из дыхательных путей у них вырывались большие пузыри. Они явственно теряли контроль над своими чувствами. Другие тут же подплывали к ним, чтобы утешить и погладить. Эа почувствовала, как в ней поднялась волна сильного стремления защитить, успокоить. Но мешали приступы раскаяния, стыда и вины. Так или иначе страдали все, теперь она это видела. Но создаваемая совместно атмосфера тепла и уюта звала погрузиться в эти ощущения еще глубже. Эа так и сделала. И тогда ушли одиночество и стыд, стремление показать себя, гордость, уже не надо было прилагать усилий, чтобы выглядеть добрым, ушли все неправильные мысли. Эа наконец-то ощутила себя в полной безопасности, забыла напрочь о том, что сама она трудный, неуклюжий, завистливый подросток. Ее принимали и такой, и не видели в том проблемы. Каждый дельфин с радостью признавался в самых уродливых сердечных тайнах.
Что-то огромное и светлое снизошло на стаю. Словно сам океан омывал их чистыми водами, делая новыми и совершенными. Эа заметила, как вокруг то один, то другой начинают слегка подпрыгивать. По ней тоже прокатилась очищающая волна, и Эа начала смеяться. Смеялись все. Смеялись от облегчения и благодарности друг другу. Добрые звуки привлекли внимание телят, они покинули детскую зону, а взрослые потянулись к ним, чтобы поприветствовать их и поиграть с ними. Закатные лучи солнца над океаном раскрасили спины морского народа ярко-золотыми лентами, а взволнованный молодняк, приобщаясь к общей радости, поднимал в воздух фонтаны блестящих брызг.
Пребывая в кругу своей семьи, Эа почувствовала головокружение от счастья. Все было правильно, так, как должно быть, если семья пребывает в таком состоянии. Пусть актинии распускаются раньше времени, пусть высыхают верхушки кораллов, пусть исчезают водоросли, пусть даже кит продолжает петь свою странную песню – неважно; главное, что все счастливы.
7
Плохой ветер
Ветер яростно кусал воду, волны разбивались о скалы. Вверху клубились темные тучи, а глубоко внизу быстро движущаяся стая афалин благодарила мудрого владыку Ку. Шторм разыгрался не на шутку, но здесь, на просторе, с ним можно было сразиться, а в родных водах их давно бы разбило о камни. Но скоро стая подошла к подводным горам за белым краем рифа, и всем стало ясно, что до безопасности еще далеко. Даже в глубине прокатывались большие волны и разбивались о подводные склоны, порождая на поверхности беспорядочное движение огромных масс воды, несущейся к берегу.
Гаремы старались держаться поближе друг к другу, сталкивая молодняк к центру, каждая мать пыталась обеспечить своему ребенку самое безопасное место. Яру, молодая самка, уже попавшая под подозрение Деви из-за того, с каким удовольствием проводил с ней время владыка Ку, не отпускала дочь от своего бока. Деви не любила этого ребенка, и маленькая платила ей взаимностью, отшатываясь от Первой жены всякий раз, когда им случалось оказываться поблизости. Еще один признак неуважения.
В завуалированной форме Деви давала понять всем женам гарема, что претензии Яру на место Первой жены опасны и для них, не стоило им оказывать ей лишнее внимание. Деви никогда не считала себя параноиком. Главная жена владыки Ку не раз наблюдала, какими махинациями ее муж удерживает контроль над непостоянными мужскими союзами. Он никогда не терял бдительности, отслеживал все заговоры и не допускал малейшего покушения на свою безраздельную власть. Деви брала с него пример и тоже активно пользовалась принципом «разделяй и властвуй». Безопасность стаи опиралась на незыблемость иерархии как в кланах, так и в гаремах. И другие самки не забывали лишний раз поставить Яру на место.
Яру все понимала. Поэтому, как только стая миновала подводные горы и вышла на простор, она вместе с дочерью приотстала, заняв место в самом хвосте Первого гарема. Потом, когда станет потише, она вернется поближе к центру, под защиту Деви. Другие детеныши были старше и быстрее ее дочери, поэтому Яру издала серию громких импульсов с просьбой подождать ее, но как раз в это время стая поднималась к поверхности подышать, а там завывал ветер, волны шипели, и никто ее не слышал.
Яру отстала слишком сильно, заметалась и, к своему ужасу, поняла, что они оказались в арьергарде, где шел всяческий сброд, не относившийся ни к одному клану: больные, старые, слабые, инакомыслящие и вообще странные. Они тоже пытались объединяться, старались не отстать от летевшей вперед стаи. Но у них плохо получалось. Яру видела, как старая самка со множеством шрамов на морде перестала бороться и сразу затерялась где-то позади. За ней последовал слабый самец, некоторое время плывший рядом с ней. Его исчезновение сопровождал странный звук, похожий на глухой удар. Яру не любила делать это, но все же ей пришлось ущипнуть дочь, чтобы двигалась побыстрее. Но даже это не сработало.
Мужские кланы составляли тренированные воины, обычно на переходе они высылали разведчиков на края стаи, и теперь Яру, вспомнив о них, громко позвала на помощь.
Это был как раз тот момент, которого ждали четверо несовершеннолетних самцов. Они не сомневались в своей силе, поэтому спокойно отстали и теперь боролись со штормом на самом краю стаи. Они видели, как отстала старая самка, а потом слышали звук, с которым кто-то, скорее всего молодая акула, утащил вниз старого слабого самца. Ну что же, значит, опасность на время отступила. А потом раздался женский голос, призывающий на помощь. Звала самка, молодая. Четверка подождала, проверяя, не откликнется ли кто-нибудь из разведчиков.
Яру облегченно зачирикала, когда возле нее появились четыре больших молодых самца. Одного, сына Сплита, она сразу узнала по резкому голосу, такому же, как у отца. Яру думала лишь о том, как бы удержать дочь рядом с собой. Неужели они не видят, как трудно ей приходится? Наверное, поэтому она сначала и не поверила в происходящее. А когда поверила, стало поздно. Она отбивалась изо всех сил, стараясь не упускать из виду дочь, но малышка была измотана штормом, и наступил момент, когда буря унесла ее сокровище. Мать осталась одна в окружении четверых сильных самцов.
Позже, когда океан немного успокоился, большие афалины собрались вместе и начали восстанавливать былой порядок: союзники – к союзникам, гаремы – к гаремам. Шумели при этом изрядно, чтобы отогнать хищников. Перекличка показала, что стая стала на две головы меньше. Особого значения это не имело. Больше никто не пострадал, не считая молодой жены из Первого гарема и ее пропавшего ребенка. Тут же поползли слухи: в вдруг это Деви? Да нет, конечно, нет, вон она, Деви, на месте. Ах, Яру? Ну, она всегда была своенравной, о чем Деви тут же сообщила другим женам. Да, конечно, с облегчением ответили они, потому что теперь стало ясно, как надо думать. Раз Деви говорит…
– Вы же, наверное, хотели помочь ей не отстать, я уверена, что слышала это, – сказала Деви.
– Еще бы! Ну, конечно! Это все буря. А она еще такая своенравная!
Так самки быстро переложили ответственность за то, что случилось с Яру, на нее саму. А они… они очень скорбят о том, что Яру их не услышала.
Стая шла домой. На поверхности еще перекатывались злые волны, но шторм унесся вдаль. Оживленные щелчки, которыми обменивались разные группы, известили всех, что беда случилась только с молодой женой из Первого гарема, да и то лишь потому, что она сама виновата. Только благодаря доброте Деви она и держалась в Первом гареме.
Четверо несовершеннолетних самцов, утоливших свою сексуальную жажду под покровом бури, все слышали и помалкивали. Они спокойно вернулись на свое скромное место в группе молодежи, ждущей обряда инициации. Друг на друга они старались не смотреть.
Они же думали, что они из тех странных, кто вечно плетется сзади. Они бы никогда не осмелились посягнуть на имущество владыки Ку. Она сама виновата. Это она их искушала, прикидываясь такой незначительной. А куда она теперь подевалась, откуда им знать? Пропала, и все.
К их ужасу, все случилось не так. Когда стая уже подошла к подводной горе, все увидели Яру, на спине которой, словно младенец, лежало бездыханное тело дочери. Яру все время посвистывала, словно звала свою любимую малышку оставить свои игры и вернуться к ней. Казалось, неподвижное тельце сейчас оживет и поплывет само.
Стая замедлила движение. Даже Деви потеряла дар речи. Вот уж этого она точно не хотела, но теперь было поздно. Жены за ее спиной начали потрясенно щелкать, сначала беспорядочно, а потом их щебет перешел в горестный вой, высокий ужасный звук разносился по всей стае. Он нарастал. Казалось, вода становится липкой от горя.
Владыка Ку выступил вперед, и Деви отплыла в сторону. Это была его дочь, а владыка любил всех своих детей, кроме бестолкового Чита. Деви видела, что Яру лишилась разума, а еще она увидели явные следы на ее плавниках – ее кусали, чтобы удержать на месте. Яру издала резкий визг, когда к ней приблизились взрослые самцы, а затем, так и неся на спине свою мертвую дочь, развернулась и поплыла куда-то вдаль. Никто ее не окликнул, все и так видели, что она не ответит и будет нести труп своего ребенка, пока сил хватит.
Деви чувствовала себя ужасно, но теперь для Яру уже ничего нельзя было сделать. Владыка Ку был возмущен вдвойне: не только смертью одного из своих детей, но, главным образом, изнасилованием одной из его жен. Ни один честный член клана никогда не пошел бы на это. Подлый поступок возмутил весь патриархат. Нарушителей найдут и разберутся. Чтобы поскорее забыть об ужасном происшествии, он подарил Деви и всему Первому гарему право на внеочередное посещение рощи сарпы, и чтобы никто не смел косо посмотреть на его решение! Деви изящно поклонилась своему господину и повела жен гарема в рыбную рощу. Но там, прежде чем жены накинулись на рыбу, она взяла с них клятву: никто никогда не должен больше упоминать Яру.
8
Ветеран
К тому времени, когда архипелаг остался позади, шторм превратился в кружащееся темное ядро, мчавшееся над океаном со скоростью девяносто миль в час. На его пути лежал клочок земли, спорное владение большой земной нации. Население состояло исключительно из военных и тех, кого им удалось захватить. Метеостанция вовремя подняла тревогу, самолеты по штормовому расписанию закрепили в ангарах, на взлетно-посадочной полосе не осталось ни одной машины. И тут ударил циклон.
В порту не было кораблей, а на дальней стороне острова основной удар стихии принял маленький рыбацкий порт. Сейчас его уже нет. Шесть больших грязно-белых пластиковых цистерн, прикованных к стене гавани, мерно поднимались и опускались на волнах. Каждая могла вместить двух белух, одну косатку или шесть дельфинов (хотя в этом случае в цистерне становилось тесно), но сейчас пять из них пустовали, ожидая временных постояльцев, предназначенных для экспорта. В шестом содержался недавно прибывший дельфин-афалина, накачанный лекарствами из-за многочисленных повреждений и не рассчитывавший прожить еще хотя бы один день.
На этом острове он был не единственным узником в плохом физическом и умственном состоянии, содержавшимся в одиночной камере, но единственным представителем китообразных. Шестнадцатилетний самец афалина получил ранения во время боевой операции, а его дрессировщик погиб. Дельфин родился на военной базе и показывал отличные результаты в программе подготовки военных дельфинов, так что решение о его лечении было не столько сентиментальным, сколько экономическим. Его обучение обошлось в сотни тысяч долларов, и единственным способом как-то компенсировать эти затраты была попытка возвращения животного на военную службу.
Дельфина, как фараона, доставили военному ветеринару в титановом саркофаге. Особь с такими ожогами ему еще не приходилось видеть. Он из милосердия ввел животному большую дозу фентанила, надеясь облегчить его уход в мир иной, и не потрудился навестить в день циклона. После смерти афалины он просто достанет из тела биочип и закроет дело. Останки пойдут на приманку для акул – единственное развлечение для населения военной базы. Несколько местных без особого любопытства посмотрели на ценное животное, прибывшее из Персидского залива на военном транспорте, и отметили жуткие ожоги, после которых люди, как правило, не выживают. На его контейнере стоял пятнадцатизначный буквенно-цифровой код ВМС и кличка – «Гугл».
Он родился на другом конце света, на военно-морской базе в Сан-Диего. Ему дали кличку Гугл, когда поняли, что он может найти все, о чем его попросят. Этот молодой дельфин обладал редкостным трудолюбием, необыкновенным умом, и тем, кто с ним работал, даже казалось, что иногда зверь старается подражать человеческой речи. Дельфин вырос и начал демонстрировать новые таланты. Он легко отличал типы игрушечных военных судов и называл их с помощью детских картинок и звуков. Он мог сопоставить акустическую вибрацию с направлением и даже мощностью двигателя корабля, сравнив запись звука с тем, что узнал во время выходов в океан, после которых неизменно возвращался на базу. Подобные образцы усовершенствованного биологического оружия, находившиеся в распоряжении ВМФ, всегда возвращались, стремясь в ту воду, к которой они привыкли с детства. Рядом с ними не было родичей, способных научить охоте или навыкам безопасности, поэтому родные бассейны, гарантировавшие пищу и защиту, физическую и эмоциональную, стали для них домом. Общение с другими особями не поощрялось; единственный, с кем мог контактировать боевой дельфин, был его дрессировщик. Для него Гугл был готов на все. А океан… океан был просто рабочим местом.
Гугл неизменно выполнял все поставленные задачи и всегда возвращался вовремя. Молодой дрессировщик очень гордился своим животным. Семьи у молодого человека не было, так что он считал военных с базы и Гугла своими братьями.
И только одну задачу Гугл никогда не выполнял. Ему ничего не стоило прикрепить маркер к гидрокостюму ныряльщика или к корпусу катера, но использовать против человека отравленный шип он категорически отказывался. Мог навесить на акваланг поплавок, заставлявший дайвера всплыть на поверхность, а вот прикрепить дополнительный груз, увлекавший пловца на дно, – это нет, ни за что. И удары хвостом, способные лишить человека сознания, он никогда не использовал. Он и в бассейне не хотел этого делать, даже ради достижения доминирующего положения среди собратьев. Дрессировщик правильно понял, что Гугл считал людей своими родичами и не хотел причинять им вред. Он даже гордился этой единственной погрешностью в работе своего подопечного. Он считал, что так дельфин проявляет любовь.
А сейчас Гугл висел на ремнях в белом пластиковом баке так, чтобы его воспаленное и перепачканное мазью дыхало находилось над водой. Массивное тело Гугла висело как мертвое. Там, в заливе, когда он возвращался с задания, единственный выживший из всей группы, большие пятна багрово-красной обожженной кожи отслаивались особенно сильно под нейлоновыми ремнями безопасности. Он плыл в горящем море и кричал, причем так настойчиво, что на корабле, с которого они ушли на задание, все-таки решили подобрать его. Корабль и сам нуждался в помощи, об этом красноречиво свидетельствовал крен на правый борт. А тут еще этот дельфин! Он же не должен был возвращаться. После завершения миссии живых оставлять не планировалось.
К счастью, сейчас разум Гугла свободно витал в опиоидных водах прошлого. Он возвращался на Базу, там его ждал молодой друг. Гугл нес ему маркеры, не замеченные другими боевыми дельфинами. Завидев наставника, Гугл неизменно чувствовал его радость, и в сердце дельфина рождалось ответное чувство. Дело не в еде, для Гугла намного дороже близость, возникавшая между ними, когда они смотрели в глаза друг другу. Правда, потом, когда Гугл остался один в своем секторе бассейна, глубоко изнутри поднималось какое-то странное горестное ощущение. Может, поэтому другие дельфины бьются головой о борта бассейнов? Может, они хотят рассказать, как затухает звук в воде, и уже невозможно определить, от чего он отра-зился? Хватит ли для этого слов их простого языка? Хотя дельфины изо всех сил старались понять, чего от них хотят люди, и на это уходили все их умственные способности, все-таки и свои чувства они передавали друг другу через воду. Чаще всего это были подавленность и безысходность. Наверное, поэтому Гугл так ждал каждое утро возвращения своего наставника. Он приходил, и смятение в сердце постепенно успокаивалось. Гугл даже не возражал против уколов в вену возле правого грудного плавника, ведь от них повышалось внимание, он становился более бдительным, целеустремленным и неутомимым. Если бы дельфины жили в своей естественной среде, они бы отдыхали днем. Но люди живут не так. Поэтому приходилось использовать стимуляторы. Зато после них дельфины отправлялись на работу счастливыми. Вот так и жил Гугл. И ему это нравилось.
* * *
Память ускользала, менялась; прошлое вдруг становилось страшным, даже уродливым, и это ощущение усиливалось с каждым ударом все еще бьющегося сердца. Действие фентанила прекращалось; обычный коктейль для подавления тревоги ему не принесли, и теперь он лучше чувствовал окружающее. Только оно не радовало. В порту разыгралась волна, тело Гугла мотало в контейнере, кожа терлась о стенки, и с нее сходила мазь от ожогов.
Наконец очередной удар волны вырвал Гугла из сновидений. Базы не стало, лицо наставника исчезло, никто не сделал очередного укола, а вокруг был грязный бак, который бился о бетонную стену. Яростные волны вырвали якорные цепи, бак завалился на бок. Гугл окунулся в воду и в панике вынырнул на поверхность, когда вода попала в дыхало. Он издал пронзительный визг, очищая его, а инстинкт приказал вдохнуть и нырнуть как раз в тот момент, когда остальные баки оторвало от стены гавани и бросило друг на друга. Ураганный ветер столкнул на них машину с причала, и баки рассыпались в стороны, а бак Гугла разбился. Крепления ремней вырвались из стенки.
Дельфин ударился животом, единственной непострадавшей частью тела, об илистое и замусоренное дно гавани, а затем отбойная волна потащила его за волнорезы над неровными краями валунов на глубину. Здесь было не легче. Волны сталкивались на выходе из гавани, и каждое такое столкновение взрывалось в нем болью. Ему попалось бревно, он оттолкнулся от него, всплыл и смог глотнуть воздуха. Вокруг царил ад. Но Гугла спасла тренировка. Первое заученное им правило гласило: при любом раскладе первым делом надо найти Базу. Место за его спиной Базой быть никак не могло, значит, она где-то там, впереди, среди бескрайних просторов его обычного рабочего места. Циклон сам подсказал ему дорогу, толкнув в определенном направлении. Он попытался плыть и чуть не задохнулся от боли. Но боль болью, а плыть надо.
Надо сделать работу.
Надо найти Базу.