Лада Миллер
В переводе с птичьего (сборник)
© Лада Миллер, 2018
© «Время», 2018
* * *
До нашей эры
До нашей эры
Смотришь в слепое окно, понимаешь – влип
В этот осенний сплин, в перехлесты лип,
В то, что несется по небу от и до,
И западаешь клавишей – нотой до.
До нашей эры деревья шагали врозь,
Это сейчас у каждого в сердце гвоздь.
Вот и сиди прикидывай, что больней.
Сколько бы ни было осени – все о ней.
Сколько бы ни было истины – вся в вине.
Вечер рисует тыквенного Моне.
Пробкой размахивая, кланяется бутыль.
Смотришь на дно, уговариваешь – остынь.
До нашей эры и после – не та, не тот.
Что же внутри колоколет, глаголет, бьет?
Это прощается дерево – день за днем –
С вырвавшимся гвоздем.
Предрассветное
Плач малиновки нежен и тонок,
Рассыпает по зернышку грусть.
Так, наверное, плачет ребенок,
Потерявший душистую грудь.
В тихом голосе привкус потери,
Безнадежные «вдруг» и «вот-вот»,
Колокольчик над запертой дверью,
Женский голос. Улыбчивый рот.
Под ладонью притихшего сада
От былого ни слез, ни следа,
И такая на сердце отрада,
Что становится ясно – беда.
Все, что мило, – навылет и мимо,
Так вбивай же малиновый клин
В неслучившихся, неповторимых,
Предрассветных, любимых, един…
О начале
Оставшись, я уже не убегу.
Мы будем жить с тобой на берегу,
Делить еду и легкую работу,
Перебирать задумчиво песок,
Рожать детей, креститься на восток
И соблюдать, как водится, субботу.
В кувшине глина. В облаке вода.
Рука в руке… Прощать и обладать,
Чтоб не терять необходимый трепет, –
Не в этом ли святая благодать?
(Когда в саду распустится беда,
Заголосим, но губы не разлепим.)
Я не о том, любимый, не о том.
(Уносит море тело, память, дом,
Знакомые до обморока лица.)
Я о начале. Все-таки уйду.
Остаться – это значит на беду,
Как и на счастье, взять и согласиться.
Вот и хватит
Если сильно захочешь – спасу.
Нам бы домик в июльском лесу,
Чтобы солнце и нежная хвоя –
Послевкусием долгого «дво-е».
Чтобы в доме трава и кровать.
Мы с тобой – такова благодать –
Состоим из улыбок и клавиш,
И уже ничего не исправишь.
А за домом – слова и листва.
Мы сидим к голове голова,
Тридевятый закат провожая,
И собака породы «большая»
Засыпает от счастья у ног.
Вот и хватит. Четырнадцать строк.
Останемся дома
Ты смешивай краски. Я выношу деток.
Немного тепла и обглоданных веток –
И вот уже небо набухло, провисло
Над прикусом страсти и поиском смысла.
Ликующий свет ли, рисующий бес ли…
Тебя разрывают на «может» и «если»
Не знавшие птиц перелетные пули,
И кисть проникает в заснеженный улей,
Где каждая складка свежа и знакома,
Где голоду – голос: «Останемся дома»,
Где губы вникают в январскую мякоть.
Подумаешь: «Счастье»,
И хочется плакать.
Прогулки
Прогулки с лыжами и без,
Потерянные рукавицы.
Лес вырастает из небес,
Поскрипывает и искрится.
На все непрожитые дни –
Одни. Ни облака, ни тени.
Слегка притоптывают пни
От холода и нетерпенья.
Край мира выбелен, умыт
И так непоправимо ясен,
Здесь каждый любящий – пиит,
Чей голос чист и не напрасен.
И вот, пока слова звенят,
Как потревоженные ели,
Ты, раскрасневшись от огня
Сердечного, идешь ко мне и…
Алое на сером
Туман. Изюминки ворон.
Над колокольней вышит крестик.
В таком забытом богом месте,
Где тишь да хмарь со всех сторон,
Острее память, слаще яд
Семейных радостей безгрешных.
В саду чернявые черешни
В листве обглоданной стоят.
Упорно тащит муравей
Свою соломинку пустую,
Под вечер в теплый дом несу я
Уставший ветер в рукаве.
Здесь вечер нежен и кровит
Закат. Рукой подать до рая.
Здесь жизнь – от края и до края –
Лишь ожидание любви,
А наш сердечный перестук
Нестихотворного размера –
Всего лишь средство от разлук,
Всего лишь алое на сером.
Не робей
Опять осеннее бессилье –
Дождь со слезами пополам.
Деревья складывают крылья
И прижимаются к домам.
Река туманами болеет,
Немеет звонкая вода,
А я люблю тебя сильнее
И беззаветней, чем всегда.
Пусть небо ниже, ближе, строже,
Но ты, мой ангел, не робей,
Пока на ветке врет безбожно
Неперелетный воробей.
Тихие радости
Тихие радости наши – лишь отголоски дождей.
Солнце из глиняной чаши льется быстрей и вольней,
Синее дно раскалилось, поберегись, пригубив.
Где тебя, лето, носило? Я ли тебя не любил?
Я ли тебя? Покажись-ка… плавится воздуха медь,
Счастье так ярко и близко, что невозможно терпеть –
Блещут в стремительной речке, словно монеты, лещи,
Неугомонный кузнечик о повседневном трещит,
Ягоды падают сами солнечной каплей с куста –
Миска с облупленным краем наполовину пуста.
Счастье рождается трудно, чтобы рассыпаться в прах.
Есть только эти секунды – осы на нежных цветах –
Высосут, выжгут, задразнят… Вздрогнешь и снова начнешь
Ждать ослепительный праздник сквозь нескончаемый дождь.
Жизнь проходит
Закатилось солнце под восток.
Вот и мне бы заново родиться.
Календарь роняет лепесток,
Будто небо раненую птицу.
Синий вечер, сумрачен и прян,
Колоколет праздничное «амен».
Из душистых лаковых семян
Прорастают облако и камень.
Не понять – где радость, а где злость.
Отобрав надежду без остатка,
Жизнь проходит. Мимо или сквозь,
Все одно – мучительно и сладко.
Утешь меня, слово
На улицу б вышла, да улицы нет,
Как холодно улицы без.
Моих дорогих собеседников след
Вот только что был – и исчез.
Ушел, зацепившись за шляпку гвоздя,
Ни с чем несравнимый покой.
А я повторяю – бояться нельзя,
И голос колотится мой
О стены, о кровли, о неба клобук,
Летит бестолково на свет,
A время идет и ломает каблук,
И вот уже времени нет.
Не жизнь, а потеха – гремят жернова,
Швыряют в несытую брешь.
…А слово услышу – и снова жива.
Утешь меня, слово, утешь.
