Лада Кутузова
Очередь за счастьем
Лена несколько раз видела Таньку: женщина как женщина, ничего особенного. Неопределенного возраста – лицо, как у всех выпивох, одутловатое и вне возраста, ведь морщины от отеков разглаживаются. Короткая стрижка, не модельная какая-нибудь, а самая дешевая. А вот взгляд у Таньки был масляный, на мужчин рассчитанный. Танька любила мужиков и не скрывала этого.
Лена закрыла дверь на задвижку, теперь Витька в квартиру не попадет. И написала по телефону, что пусть у Таньки и остается, домой не является. А если попробует дебоширить, она полицию вызовет. После этого Лена выключила телефон, заперлась в ванной и разревелась. Вода стекала в сливное отверстие раковины, Лена размазывала тушь по лицу и тихо подвывала, так, чтобы дети не услышали.
Лена выбросила из головы воспоминания – нечего душу ворошить, да и сыновья быстро заявили о себе. По мнению Толика, Дима мухлевал в игре, младший же отпрыск был доволен тем, что выиграл у брата.
– Марш спать! – велела Лена.
Сыновья стали ныть, что хотят поиграть еще немножко, но Лена была непреклонна:
– Вам завтра в школу, а мне на работу. Все!
– Ма-а-ам, – протянул Толик, – а можно мы не пойдем в школу?
Лена поколебалась мгновение: ей самой не хотелось на работу. Может, сказаться больной? Нет, все же надо узнать новости и обсудить их с коллегами.
– Одни посидите? Драться не будете? – уточнила она у сыновей.
– Не будем! – клятвенно заверили они.
Она загнала отпрысков спать и отправилась к себе, собираясь немного посмотреть телевизор. Только тогда позвонил Витька.
– Я два мешка макарон достал и гречки, – без лишних слов произнес он. – Возьмешь?
Лена испытала приступ благодарности: зря на бывшего бочку катила. Все же заботливый отец у Димы с Толиком.
– Возьму, – согласилась она.
– Тогда привезу, – ответил он. – Только уговор: ты мне не деньгами заплатишь, а золотом. У тебя же остались сережки, которые я дарил?
Лену точно холодной водой облили, она не сразу нашлась, что ответить.
– А алименты ты мне теперь тоже золотом платить будешь? – спросила Лена. – У тебя кольцо обручальное осталось, которое родители мои покупали.
– Дура! – в сердцах бросил Витька, и отключился.
Лену трясло. Она со злостью заблокировала бывшего мужа в соцсетях и на телефоне: пошел он в задницу, козел! Лена распсиховалась до такой степени, что сон, как корова языком слизнула. Лена поднялась и побрела на кухню: нужно выпить, иначе она не успокоится. Из-под двери в комнату сыновей пробивался слабый свет: Толик и Дима играли в приставку. Лена махнула рукой: ну и пусть, все равно завтра в школу не идут.
Она достала бутылку шоколадного ликера и налила рюмку. Лена пила медленно, со смаком, цедя каждый глоток, – ликер был куплен полгода назад и использовался в исключительных случаях ради удовольствия. Лена допила остатки ликера и вскоре звонила Татке, чтобы излить душу на придурка бывшего. Татка слушала невнимательно, постоянно на что-то отвлекаясь. Когда Лена попыталась обидеться еще и на подругу, та заявила выразительным шепотом:
– Слушай, я не одна.
– Понятно, – Лена наскоро попрощалась.
Татка время от времени бурно устраивала личную жизнь, и тогда ей дела не было до Лениных проблем. Лена просмотрела список контактов: больше жаловаться некому – Лялька, небось, десятый сон видит, она жаворонок. Да и у остальных семьи. Лена с раздражение положила смартфон на тумбочку и вернулась в кровать: что ж, надо попытаться заснуть.
Не спалось! Лена ругнулась вполголоса и снова пошла на кухню: хотя бы чая попить. Из-под двери в детскую комнату – сына́рника, как звала место обитание сыновей Лена, – по-прежнему виднелся свет. Лена открыла дверь: Толик и Дима сладко спали в кроватях, лишь горел экран телевизора, на котором застыл Гарри Поттер. Лена выключила приставку и телевизор и продолжила путь.
Она включила чайник и достала торт: плевать на талию! Отрезала щедрой рукой кусок и заварила чай прямо в чашке. Затем залезла в интернет: хоть новости почитает. Ленты информационных сайтов кишели фотографиями огромных толп в магазины и к банкоматам. Запечатлели и скандалы: в Бутово пришлось вызывать усиленные наряды полиции, чтобы разогнать мародеров, ворвавшихся в магазин шуб. Тут же были выложены фотографии женщин, разбегавшихся в разные стороны с шубами подмышкой.
Лена чуть не поперхнулась. Надо же! Кто-то за продуктами, как она, ломанулся, а кто-то бросился грабить меховые салоны. До чего народ странный! Лена перелистнула новости: теперь показывали опустевшие полки в маленьких провинциальных магазинах – жители смели все, даже консервы с морскими водорослями. Промелькнули кадры с дерущимися людьми: не поделили рулоны туалетной бумаги. Люди били друг друга упаковками по башке, рвали рулоны из рук, а одного мужчину просто обмотали туалетной бумагой с ног до головы и оставили в кладовке, где его обнаружили охранники.
Лена верила и не верила: что-то могло быть фейком, а что-то и чистой правдой. Ей повезло, что обошлось лишь многочасовой очередью. Она допила чай и отправилась в спальню: посмотреть какой-нибудь фильм. Через некоторое время Лена уже спала, телевизор бормотал еще примерно с час, а после отключился.
Глава третья. Новая реальность
Будильник Лена не услышала. Вскочила и взглянула на часы: девять утра! Бросилась поднимать сыновей и вспомнила, что разрешила им пропустить школу. Ее посетило желание тоже отсидеться дома, но долг пересилил. Лена, усиленно зевая, поплелась в ванную комнату, а затем на кухню. Сварила манную кашу на топленом молоке, добавила в нее кусок сливочного масла и десертную ложку меда. Появился Дима.
– Кашу будешь? – предложила Лена.
– Не, мне чай, – Дима вспомнил о торте.
– А Толик?
– Спит еще, – Дима вытащил торт из холодильника, взял ложку и принялся поглощать десерт.
Лена отобрала торт и отрезала сыну кусок, затем налила чай. Дима проглотил угощение и побежал к себе, чтобы включить приставку. Лена собралась и отправилась на работу. В метро она тормознула возле турникетов: нужна карточка или нет? Но турникеты пропускали всех желающих.
Народа в вагоне было мало, все смотрели друг на друга одновременно с подозрением и надеждой: вдруг кто-то объяснит, что произошло? Лена забилась в угол вагона и закрыла глаза: лучше подремать. Но забыться не удалось: на мониторах, установленных в вагоне, появилось довольное лицо градоначальника, и он объявил о начале новой эры, и что Москве повезло вместе со всей страной участвовать в проекте по отмене денег.
Сон перебило. Лену потряхивало от злости, рядом не выдержала женщина – она разразилась длинной тирадой в адрес зажравшихся чиновников, которых при Сталине давно бы расстреляли.
– Полжизни на старость копила, – разорялась женщина, – чтобы по людям с протянутой рукой не ходить. А теперь все деньги впору на помойку отнести.
Женщина была не старая: по Лениным прикидкам лет за пятьдесят, ровесница Лениных коллег. В ее глазах застыли слезы, казалось, еще немного, и женщина сорвется. Лена отвернулась: не было никакого желания смаковать чужую беду, да и лучше не провоцировать: неясно, чего ожидать от человека в истерике.
– А не надо было на выборах за коммунистов голосовать, – ответил мужчина интеллигентного вида. – Вот они всех нас в коммунизм и тащат.
– Им, сукам, все равно! Откроют себе спецраспределители, как раньше. А нам что делать? Побираться?! – женщина выкрикнула последнюю фразу на весь вагон и замолчала, тяжело дыша.
Лена была с ней согласна: незнакомка озвучила все страхи, которые Лена носила в себе со вчерашнего дня. Не станет денег, не станет импорта: кто из других стран согласится за бесплатно отгружать товар? Не, наверняка для чиновников припасен валютный запас, на который они приобретут себе японские и американские товары. Но для Лены и простых людей доступ к западным благам будет закрыт, как и поездки за границу. Зря она вчера холодильник не купила! Зато сыновьям взяла приставку – лучше так, чем совсем ничего.
Лена забежала в магазин с выпечкой рядом с метро: хотела взять пирожок. Возле закрытой двери она снова вспомнила про отмену денег: теперь неясно, как станут работать магазины. Может, и вовсе не будут. В мрачном настроении Лена пришла на работу. Тамары Ивановны не было, Павлина Сергеевна, бухгалтер по зарплате, с кем-то оживленно беседовала по телефону. Ольга Григорьевна, складской бухгалтер, с мрачным выражением лица сидела за компьютером.
– Здравствуйте, Елена Николаевна! – отвлеклась от телефона Павлина Сергеевна. – А Тамары Ивановны сегодня не будет.
– Надо было и нам не выходить, – добавила Ольга Григорьевна. – Все равно без работы останемся.
– Ну что вы такое говорите, Ольга Григорьевна! – всплеснула руками Павлина Сергеевна.
– Правильно я все говорю! – Ольга Григорьевна повысила голос. – Вы зачем нужны будете? Если зарплату отменили?
Павлина Сергеевна растерялась, но бодрость духа не утратила:
– А как же отчеты, Ольга Григорьевна? Да и стаж для пенсии нужен.
Та ничего не ответила, лишь выразительно посмотрела на коллегу, как на бредящую. Павлина Сергеевна и Ольга Григорьевна по характеру были инь и янь: полные противоположности. Павлине Сергеевне исполнилось пятьдесят два года. Каждый день она вела битву с лишним весом, но проигрывала сражение из-за любви к булочкам. Волосы Павлина Сергеевна красила в отчаянно рыжий цвет, более подходящий молодой особе. Дети от первого брака были уже взрослые, сама она состояла в браке с мужчиной на шестнадцать лет моложе. Все прогнозы, что брак развалится, не оправдались: Павлина Сергеевна находилась десять лет в отношениях. С другой стороны, она жаловалась, что у муженька ненасытная мать: постоянно просит денег, которые тот отсылал в долларовом эквиваленте в Молдавию.
Лена, как и остальные, подозревала, что дело не в матери, но молчала: Павлина Сергеевна пребывала в мечтах и видела мир в розовом свете. Под стеклом у нее лежали фотографии актерских пар: Павлина Сергеевна верила, что надо окружать себя прекрасным, чтобы притянуть удачу. При этом особым везением она не отличалась и часто попадала в неприятные истории.
Ольга Григорьевна красила в волосы в черный цвет и коротко стриглась, в браке она ни разу не состояла. Отец дочери слинял сразу, как только узнал о беременности, хотя алименты Ольга Григорьевна выбила. С другими мужчинами тоже не складывалось: те пользовались ею, но чувствами не баловали. Сама коллега винила в этом мать и детскую травму: мать не любила дочь, а потому Ольга Григорьевна так и выросла, не зная гармонии в отношениях.
– Вот что за год?! – страдальчески воскликнула Павлина Сергеевна.
– Две тысячи двадцатый – високосный, – язвительно ответила Ольга Григорьевна. – Чего от него ожидать хорошего?
Лена залезла в шкаф.
– Давайте выпьем, – предложила она, доставая бутылку красного полусладкого вина и коробку конфет, принесенных одним из субподрядчиков на Восьмое марта.
Работать не хотелось: ни настроения, ни необходимости.
– Правильно, Елена Николаевна! – тут же одобрила Павлина Сергеевна. – Сметный отдел тоже отмечает, я к ним заходила.
Ольга Григорьевна спорить не стала. Они закрыли кабинет на ключ и открыли вино. Разлили его по пластиковым стаканам, Павлина Сергеевна произнесла тост:
– Чтобы все наладилось!
За это выпили единогласно и закусили конфетами с пралине.
– Виктор Геннадьевич сегодня не в духе, – пожаловалась Павлина Сергеевна. – Я с ним поздоровалась, а он на меня накричал: мол, не мешайте.
Виктор Геннадьевич занимал должность генерального директора их строительной фирмы. Лена представляла, какие чувства переполняли директора: сама бы она к нему не сунулась.
– Не с той ноги встал, вот и бесится, – резюмировала Ольга Григорьевна, разливая вино по стаканам.
– Точно! – согласилась Лена. Затем подняла левую руку, резко опустила и добавила: – Ну и хрен с ним!
Они выпили снова.
– Вы вчера, Елена Николаевна, все успели купить? – Павлина Сергеевна нырнула к себе под стол и достала из сумки контейнер с бутербродами. – Угощайтесь, взяла на всякий случай.
Лена в красках и подробностях описала перипетии добывания продуктов, не забыв рассказать о хамском поведении бывшего.
– Вот козел! – посочувствовали коллеги. – Вот и жди хорошего от этих мужиков-то.
Павлина Сергеевна воспользовалась случаем и вспомнила первого супруга, попытавшегося после развода оттяпать часть квартиры, в которую его по доброте сердечной прописали родители Павлины Сергеевны. Закончилось все хорошо: бывший муж умер от сердечного приступа. Сожительница, к которой он ушел, тут же заявила, что хоронить его не будет. Так что Павлине Сергеевне все равно пришлось пострадать материально, пусть и в меньшей степени.
Лена слышала это в сто первый раз, а потому сразу отключилась, как только коллега предалась воспоминаниям. Павлина Сергеевна была прекрасной безотказной женщиной, но с одним серьезным недостатком: ей явно не хватало общения. А потому она компенсировала его дефицит за счет коллег. Лена и остальные научились пропускать поток сознания Павлины Сергеевны: очередные пересказы историй про соседей, родственников и знакомых. Да и сотруднице совсем не нужно было внимание Лены и прочих: главное, выговориться.
Лена залезла в банковскую программу. На конец вчерашнего дня высветился ноль, хотя операции за день имелись: пришло сразу несколько сумм от заказчиков. Даже ненавистный генподрядчик расщедрился и заплатил аванс, хотя имел привычку копить долги за полгода.
– Виктор Геннадьевич, – она зашла в кабинет к директору, – эти уроды, на которых мы в суд собирались подавать, долг закрыли.
Уродами были люди из Т4-Девелопмент, которые сперва долго не подписывали акты и справки о стоимости выполненных работ, а затем кормившие родную Ленину фирму обещаниями заплатить деньги уже четыре года. Виктор Геннадьевич на мгновение оживился, но быстро стух.
– И что там у нас? – на всякий случай уточнил он.
– Ничего, – осторожно ответила Лена: реакция директора могла быть непредсказуемой. – Обнулился счет.
– Ну да, – директор посмотрел в окно и вздохнул
Лена посочувствовала: так все запутано, что даже директор растерялся. Виктору Геннадьевичу было уже за шестьдесят, руководил он фирмой с конца девяностых годов. Прошел и наезды конкурентов, и визиты «масок-шоу», да и налоговые постоянно трясли фирму проверками. Лене до вчерашнего дня казалось, что выбить директора из колеи никому и ничему под силу.
– Генподрядчик расщедрился, – добавила она.
Директор лишь рукой махнул.
– Теперь неважно. И знаешь, Лена, иди домой. И остальным скажи.
Лена хотела возразить, что работа всегда найдется, да хотя бы бумаги подшить по папкам, но передумала. В кои-то веки можно будет почитать книгу в свое удовольствие. Она вернулась в кабинет и объявила:
– Виктор Геннадьевич всех отпускает.
– Ой, как здорово! – Павлина Сергеевна всплеснула руками. – Ко мне сегодня Олечка собиралась, хотела к ее приезду вкусненького приготовить.
Вскоре Лена осталась в кабинете одна. Неспешно вышла из программы, выключила компьютер и отправилась домой. В метро народа было немного, поэтому Лена заняла место и достала книгу, та была обернута в газету: Лена скрывала обнаженные торсы на обложке. Считалось, что нужно стыдиться, если увлекаешься любовными романами, но они дарили сказку. Прекрасные и мужественные мужчины теряли головы от обыкновенных женщин, таких, как Лена, бросали карьеру и деньги к их ногам и женились, чтобы жить потом долго и счастливо.
Лена в сказки не верила – она не Павлина Сергеевна, связи с реальностью не теряет, но помечтать любила. О чувствах, будоражащих кровь, о страсти, когда темнеет в глазах, о жарких признаниях и безумствах. А в реальности кому нужна разведенная женщина за тридцать лет с двумя детьми? Лена не обольщалась: мало кому. Витька родных сыновей бросил, променял на аморальную женщину.
Что он нашел в Таньке? Что?! Животный секс, когда можно много и без каких-либо запретов? Но ведь Витька и Лена любили друг друга, и тот же секс был, пусть и без прежней пылкости. Да и какая страсть, когда дети в соседней комнате спят, лишний раз вскрикнуть боишься. И все равно, хорошо у них с Витькой было: надежно и спокойно, пока эта зараза Танька не подвернулась. А теперь Витьку как подменили.
Лена осознала, что сидит, зависнув над книгой, и потому с досадой захлопнула ее: смысл читать, если содержание ускользает? Она убрала книгу и стала разглядывать людей в вагоне. Сидевшая рядом женщина раз за разом протирала очки, затем растерянно улыбнулась и обратилась к Лене:
– Как вы думаете, правительство нас обманывает? Это заговор против народа?
Лена пожала плечами: она бы ничему не удивилась, но поддерживать разговор не хотелось.
– Зачем им собственный народ губить? – возмутился крупный мужчина, сидевший напротив. – Государство живет за счет налогоплательщиков.
– Так теперь налоги тю-тю, – возразил дедок, похожий на городского сумасшедшего. Его две огромные сумки были набиты газетами и какой-то ветошью. – Мы уже не нужны.
– А если на нас нападут? Захватят страну? – крупный мужчина не сдавался. – Кто под ружье встанет?
– А что, война будет? – встрепенулась Ленина соседка.
– Сдадут без боя, – дедок подхватил сумки и направился к выходу. – Это мировой заговор против России.
Он удалился, так и не услышав возражений. Лене захотелось последовать его примеру, но беседа так же неожиданно, как началась, заглохла. Лена уже выходила из метро, как позвонила Ляля:
– Ты где? Около дома? Мы с Таткой сейчас приедем.
Глава четвертая. Мужской дефицит
Подруги прикатили через полчаса. Ляля без приглашения направилась на кухню, Татка и Лена последовали за ней.
– Будем пить, – Ляля достала бутылку коньяка.
– Что-то случилось? – судя по Лялиному виду, стряслась катастрофа.
– Угу, – Ляля достала из пакета нарезки сыра, колбасы и хлеба. Там что-то звякнуло: видимо, бутылка была не одна.
– У меня только пельмени, – извинилась Лена, – ребята все доели.
– Пельмени – это хорошо, – протянула Ляля, – сытная еда, чтобы как следует закусить.
Она вытащила связку бананов.
Через пятнадцать минут раскрасневшаяся Ляля поведала Татке и Лене всю бездну падения собственного мужа:
– Швабра одна выставила фото: мол, ей полтинник стукнул, но смотрите, какая у нее большая и красивая жопа! – Ляля с раздражением поставила рюмку на стол. – А мой придурок взял и лайкнул пост.
– Прямо задница выложена? – удивилась Лена.
– Ну не совсем же она дура, – Ляля неодобрительно посмотрела. – В трусах.
– Может, из жалости лайкнул? – предположила Татка. – Тетке пятьдесят, старая уже.
Ляля попыталась прожечь взглядом дыру в Татке:
– Нормально она выглядит, не дашь ее возраст.
Она достала смартфон и продемонстрировала фото обыкновенной тетки. Та стояла вполоборота в нижнем белье, хвастаясь пятой точкой. Тетка, как и ее задница, ничем выдающимся не отличалась: таких миллионы.
– Слушай, – Лена, наконец, сообразила, что не бьет в этой истории, – Сереге же худые нравятся, как ты. Зачем ему левая тетка с большой жопой?
Ляля походила на цыганку: такая же смуглая и чернявая. Фигура у нее была мальчишеская.
– Может, его на противоположность потянуло? – предположила Татка. Она взяла смартфон у Ляли и внимательно изучила фотографию. – Слушай, тут нет его лайка! – обнаружила Татка.
– Убрал, – Ляля снова разлила коньяк по стопкам. От возражений Лены, что больше не нужно, она отмахнулась. – После того как я позвонила и скандал устроила.
– Что он ответил? – полюбопытствовала Татка.
– Ничего, – Ляля опрокинула коньяк в себя, – я его везде заблокировала.
– Зря, надо было выслушать, – нравоучительно заметила Татка.
– Ты в адвокаты нанялась? – Ляля опять налила коньяк, Лена подложила ей пельмени.
Ляля снова выпила, поднялась из-за стола, покачнувшись, и удалилась в ванную комнату. Вернулась она через несколько минут, довольно хихикая.
– Ты чего? – настороженно спросила Татка.
– Тоже задницу сфотографировала и Сереге послала, – довольно улыбнулась Ляля. – А потом написала: «Извини, это не тебе» и снова забанила.
– Круто! – оживилась Татка. – Я бы не додумалась.
На кухню заглянули Толик и Дима:
– Мама, мы пить хотим.
Лена на скорую руку сделала чай с бутербродами и отправила сыновей в детскую, чтобы не грели уши возле взрослых.
– Может, это его начальница, – выдвинула гипотезу Татка, – и, если он пост не лайкнет, она его уволит.
– Серега военный, – Ляля пьяно икнула.
– Ну или жена начальника, – Татка осеклась, догадавшись, что сморозила глупость.
– Проехали, – Ляля разлила остатки коньяка. – Пусть работает над ошибками.
– А помнишь, как ты его перед свадьбой бортанула? – Татка ударилась в прошлое.
Ляля пьяно икнула:
– Еще бы! Мы должны были заявление в загс подавать, а Серегу в командировку послали. Звонит такой: я обо всем договорился. Сходи, дорогая, и напиши заявление сама, примут. Ну я тоже Серегу послала: мол, и ты иди – на хрен.
Она сделала бутерброд и теперь сосредоточенно жевала:
– Отключила телефон и пошла бухать к тебе. Помнишь? – Татка кивнула. – Там меня Серега утром и нашел, – продолжала Ляля. – Привез в загс, а я пьяная… Посадил на стул, стул к стене приставил, чтобы я не сползла на пол. Тетка заявление принимает, на меня косится, а потом на Серегу с сочувствием: влюбился в забулдыжку.
Ляля прервалась на мгновение, чтобы съесть маслину:
– А я на противоположную стену гляжу: там пчела нарисована, в фате. И думаю: «Даже пчела замужем, а тебя не берут». И начинаю ржать. Комедия!
В дверь позвонили. Лена пошла открывать, теряясь в догадках, кто это. На пороге стоял Серега: метр девяносто ростом, косая сажень в плечах.
– Ольга у тебя? – он не спрашивал, а утверждал. – У Татьяны ее нет.
– У меня, – Лена посторонилась, пропуская Серегу.
В коридор вышла Ляля и встала, уперев руки в бока.
– Что, разнервничался? – она довольно улыбалась. – А вот не хрен чужие жопы лайкать!
– На смартфоне пролистывал, случайно нажал, – спокойно объяснил он.
– А мне плевать! – Ляля покачнулась.
Серега сграбастал ее в охапку и перекинул через плечо.
– Пока, мы отчаливаем, – попрощался он и, прихватив Лялину сумку, удалился.
Лена нерешительно посмотрела им вслед.
– Как ты думаешь, – спросила она Татку, – он ей ничего не причинит?
– Причинит, – хихикнула та, – многочисленные оргазмы.
Они вернулись на кухню. Лена залезла в оставленный Лялей пакет и вытащила бутылку красного вина.
– Франция, полусухое, – прочитала она этикетку.
– Разливай, – Татка подвинула свою рюмку. – А у меня вчера такое было…
Она закатила глаза.
– Новый роман? – догадалась Лена.
Она выпила вино и слегка поморщилась: полусухое не любила – кислое. Взяла дор-блю из сырной нарезки и закусила.
– Какой мужчина, – томно вздохнула Татка. – Извини, ты просто в самый неподходящий момент позвонила, – она снова хихикнула.
– У тебя и Эдик был ничего, и Виталик, и этот, как его, Миша…
– Да, – согласилась Татка. – Везет мне на мужиков.
Лена вздохнула: красавице Татке можно было только позавидовать. Татка походила на исконно русскую красавицу: выше среднего роста, чуть больше среднего веса, со светло-русыми длинными волосами и серо-голубыми глазами. При взгляде на нее мерещился выводок белобрысых детей, мал мала меньше, и муж-богатырь. Но Татка не торопилась связывать себя узами брака.
У нее случались такие романы, что любая книжка про любовь позавидовала бы. Татке клялись в любви на смотровой площадке небоскреба в Дубае, для нее скупался весь ассортимент цветочного магазина. Однажды поклонник подогнал пожарную машину и влез на Таткин балкон на седьмом этаже, перепугав ее до полусмерти. Татка ковырялась в мужиках, но так и не определилась со спутником жизни.
«Мужиков хороших много, – говорила она, – выберешь одного – другие обидятся».
– Что стряслось? – поинтересовалась Татка.
Алкоголь сделал свое дело, и Лена, всхлипывая, поведала подруге о том, какая сволочь ее бывший.
– Каждый раз убеждаюсь, – с умным видом произнесла Татка, – что женщине полезно иметь много отношений до брака, чтобы расставание воспринималось как естественное течение жизни, а не как "мир рухнул".
– Я не из-за себя, – объяснила Лена, – из-за детей. Они-то причем?
– Ну ты же знаешь, – Татка достала сигарету из сумочки: – пока мужик любит бабу, он любит и ее детей. Ну за редким исключением.
– Знаю, но не понимаю, – Лена не курила, но хотелось закурить.
– А чего тут понимать? – Татка затянулась. – Просто надо иметь в виду. А Витьку забань везде, все равно алиментов с него больше не светит.
Явились Толик и Дима: он не могли решить, в какую игру играть, но Лена была не в состоянии помочь в этом вопросе. Мир сделался зыбким и ненадежным, все уплывало. Татка докурила сигарету, зазвонил ее телефон.
– О-о, – Татка сделалась загадочной. – Вовчик беспокоится, куда я пропала. Так что скоро отчаливаю домой. А тебе пора задуматься о нормальном мужике.
Лена попыталась задуматься прямо сейчас, но ничего не вышло: на ум никто не шел.
– Нет их, – она развела руками.
Татка покачала головой:
– Не там ищешь, подруга.
Лена отхлебнула вина, мысли расползались в разные стороны и собрать их воедино не получалось:
– А где? У меня один маршрут: дом-работа.
Татка охотно подхватила:
– На той же работе.
Лена подавилась вином.
– Да там и посмотреть не на кого! Скажешь тоже!
– В метро запросто познакомиться можно, особенно в час пик. Я так с Вадимом познакомилась. Помнишь, с которым я на рыбалку в Астрахань ездила? А в результате только через месяц из Турции вернулись.
Лена не помнила.
– Все с тобой ясно, подруга, – Татка махнула рукой. – Но ничего, еще пара месяцев без секса, и ты такой импульс начнешь излучать, что мужики сами потянутся. Только ушами не хлопай и на первого встречного не бросайся.
Татка собралась, наградила Лену быстрым поцелуем в щеку и умчалась к таинственному Вовчику. Лена взглянула на грязную посуду: убираться не было никакого желания. Она заглянула к сыновьям, велев ложиться, доплелась до спальни и рухнула в кровать.
Утро выдалось жестким: Лену трясли с двух сторон Толик и Дима. Лена смотрела на сыновей и не могла сообразить: что случилось?! Потом вспомнила: сегодня пятница, и работу, как и школу, никто не отменял.
– Мама, – в унисон заныли Дима с Толиком, – можно мы в школу не пойдем?
Лена, вчера собиравшаяся проявить мужество и отправить сыновей в учебное заведение, ощутила себя воздушным шариком, из которого выкачали воздух. В голове гудело, окружающее пространство плыло. Любое действие сопровождалось шумом в голове и потерей координацией.
– Не ходите, – согласилась Лена и рухнула обратно на подушку.
Сыновья радостно переглянулись и умчались к себе. Лена взглянула на будильник: она проспала. Меньше всего хотелось проявлять сознательность, но Лена выдохнула и снова оторвала голову от подушки. Через пятнадцать минут она уже сидела на кухне и пила свежезаваренный чай вприкуску с медом. В голове звенела всепоглощающая пустота, Лена чувствовала себя огромной черепахой, заключенной в хрупкий панцирь: одна видимость защиты. Казалось, неловкое движение, и Лена рассыплется мелким бисером.
Она допила чай и только тогда заметила, что заварки в кружке нет. Понадобилось время, чтобы осознать, что употребила пустой кипяток и даже не заметила этого. Лена убрала кружку в шкаф. «Зато мыть не надо», – подумала она. Затем побрела в ванную комнату, сшибая углы. На работу она приехала с часовым опозданием.
– Тамара Ивановна не приедет, – сообщила Павлина Сергеевна.
– Да и нам тут делать нечего, – подхватила Ольга Григорьевна. – Только бумажки из угла в угол перекладывать.
Вскоре Виктор Геннадьевич вызвал Лену в кабинет.
– В общем так, – начал он без предисловий. – Тамара вчера звонила. Сказала, что увольняется.
– Почему? – удивилась Лена: Тамара Ивановна работала в организации лет девять.
– Ездить неудобно, – Виктор Геннадьевич отвернулся в окно. – А теперь, когда деньги отменили, ей проще найти работу ближе к дому.
Директор вздохнул. Лена подозревала, что Виктор Геннадьевич неравнодушен к Тамаре Ивановне, хотя ничего лишнего себе не позволял. Но в любом случае девять лет совместной работы не кот начхал, так что чувства директора Лена понимала.
– Принимай работу, – Виктор Геннадьевич посмотрел на нее. – Больше некому.
И снова вздохнул.
Новость заняла Павлину Сергеевну и Ольгу Григорьевну на несколько часов. В кабинет заглянула Светлана Алексеевна, начальница сметно-договорного отдела, и в разговорах прошли оставшиеся полдня. Светлана была немного старше Лены: пухлая блондинка со светло-розовой кожей. У Светланы имелась дочь, доставшаяся ей после развода.
– Блин, магазины не работают! – пожаловалась Светлана. – У дочери тетради закончились, как всегда, неожиданно, и не купить.
– Да теперь неясно, как все будет, – Лене сделалось не по себе: она усиленно старалась не думать о будущем.
– Задолбали реформами! – подхватила Ольга Григорьевна. – Словно мы не люди, а подопытные обезьяны.
– А так и есть, – подтвердила Светлана. – Только обезьянам хотя бы бананы дают в качестве поощрения, а нам шиш с маслом.
Лена пыталась не размышлять об этом, потому что мир от мыслей делался зыбким и неустойчивым, и Лена понимала, что все усилия пошли прахом: она не может быть уверена в грядущем дне.
– Нет, девочки, я не согласна, – Павлина Сергеевна мечтательно сложила руки. – Вот увидите, все нормально будет. Народ у нас хороший, правительство тоже.
– Но тетрадей нет, – съехидничала Светлана и ушла.
Павлина Сергеевна залезла в интернет и торжественно объявила:
– Приказ правительства вышел, что продуктовые магазины обязаны открыться и предоставить продукцию всем желающим, – зачитала она. – А еще предприятия быстрого питания: столовые и кафе.
– А иначе что? – съехидничала Ольга Григорьевна. – Штрафы наложат?
– Нет, – растерялась Павлина Сергеевна, – тюремным заключением угрожают. До двух месяцев.
– Тюрем не хватит, – буркнула Ольга Григорьевна.
Хотелось выпить. Лена с ужасом поняла разгадку, как люди спиваются: они просто не могут примириться с реальностью. Спиться Лена не могла себе позволить: Толик и Дима были слишком малы, чтобы выплывать в жестоком мире с вечно пьяной матерью.
– Пойду пораньше, – решила она.
– Правильно, Елена Николаевна! – одобрила Павлина Сергеевна. – Еленочка Николаевна, можно и я пораньше уйду? Мне надо с Олечкой…
Лена отключилась: поток сознания Павлины Сергеевны мог утопить любого, проще согласиться.
– Всех отпускаю, – Лена решила, что в переходный период много работать вредно, организм должен адаптироваться к происходящему.
В вагонах метро появились плакаты: на них были схематично нарисованы перечеркнутые монеты. Отмененные деньги равнялись счастью, которое изобразили в виде голубя, цветов и улыбающейся семьи. Голубь, видимо, символизировал мир, а цветы – преуспевание. Всем известно, что в обычной семье муж дарит цветы жене два раза в год: на ее день рождения и Восьмое марта. Теперь же, предполагалось, цветы в семьях будут не переводиться.
