Л. И. Анцыферова
Развитие личности и проблемы геронтопсихологии
Глава 5. О теории личности в работах Курта Левина
Курт Левин является одним из ведущих представителей Берлинской школы гештальт-психологии. Он впервые с позиций гештальт-психологии занялся экспериментальным изучением различных сторон личности – мотивации поведения, потребностей, эмоций и т. п. Эти эксперименты, развернувшиеся с 1921 г. и регулярно публиковавшиеся в журнале «Психологише форшунг» – органе гештальт-психологии – образовали целый этап в истории психологии. Экспериментальные исследования вскрыли ряд особенностей динамики личности, не укладывающихся в рамки ассоциативной психологии, и убедительно доказали необходимость создания новой теории личности, которую и попытался создать Курт Левин. В настоящее время теория Курта Левина является одной из наиболее влиятельных теорий личности в американской психологии. Очень большое влияние эта теория оказала на гештальт-бихевиористическую систему Толмана, которая в своем последнем варианте принципиально ничем не отличается от теории К. Левина.
Несомненной заслугой К. Левина является создание интересной и важной проблематики экспериментального изучения личности, интенсивно разрабатывающейся в настоящее время американской социальной психологией. Сюда относятся исследования влияния успеха и неудачи на поведение личности и изыскание средств устранения отрицательного влияния неудачи на уровень достижений личности, исследования условий принятия личностью извне поставленных целей, изучение влияния ближайших и отдаленных целей на уровень достижения личности и т. п.
Первым положением, которое Левин выдвинул против ассоциативной психологии, было положение о том, что ассоциации не являются движущей силой психической деятельности. Ассоциации, несомненно, существуют, но они не имеют внутри себя никакой движущей репродуцирующей силы и функционируют под влиянием систем напряжений, возникающих в результате физиологических и социальных потребностей. Второй член ассоциации актуализируется, по мнению Левина, не потому, что оказался оживленным первый член, но в силу появления потребности, на основе которой была образована данная ассоциация. Это положение Левин доказал экспериментальным путем [7], направив его против тезиса Аха о существовании детерминирующих и ассоциативно-репродуцирующих тенденций. Всякая тенденция репродуцировать, заключает Левин, есть детерминирующая тенденция, возникающая в результате инструкций или самоинструкций испытуемых, выполняющих функцию потребностей и создающих системы напряжений. В опытах Аха конфликт был не между репродуцирующей и детерминирующей тенденциями, но между двумя детерминирующими тенденциями.
Это положение Левина, направленное против механистического понимания ассоциаций, правильно отразило тот важный психологический факт, что всякая ассоциация образуется лишь на основе некоторой потребности индивида, которая вызывает определенную деятельность, направленную на удовлетворение этой потребности в широком смысле слова. Такими потребностями, как показали последующие эксперименты К. Левина, являются не только органические потребности: всякое намерение представляет собой некоторый род потребности и ведет к возникновению системы напряжения, которая вызывает деятельность, направленную на выполнение этого намерения, и разрядку напряжения.
Для изучения динамики взаимоотношения разных систем напряжения и различных форм деятельности Куртом Левином был проведен ряд экспериментов по следующей методике. Взрослым и детям предлагалось решить задачу, выполнить интересующее их задание. Когда испытуемый принимался за выполнение задания и увлекался своим занятием, его деятельность прерывалась экспериментатором и, в зависимости от цели исследования, либо давалось иное задание, либо через некоторое время предоставлялась возможность вернуться к прерванной деятельности. Смысл этой методики заключался в следующем: намерение выполнить первое задание, по мысли Левина, создавало у испытуемых определенную потребность («квазипотребность»), вызывавшую систему напряжений, которая должна была разрядиться в деятельности, направленной на достижение поставленной в задании цели. В результате торможения деятельности напряжение не может разрядиться. Стремление его к разрядке должно проявиться, по предположению Левина, либо в возобновлении (при первой возможности) прерванной деятельности, либо в выполнении иной, замещающей деятельности. В опытах Овсянкиной [19, с. 302], действительно, было показано, что испытуемые, будучи прерваны экспериментатором, возобновляют деятельность и оканчивают задание без каких-либо указаний со стороны экспериментатора. Но будут ли возвращаться испытуемые к первоначальному заданию, если после перерыва им будет предложено выполнить иное задание, отличающееся от первого либо характером цели, либо способом достижения сходной цели? Эти вопросы исследовались в опытах Лисснер [15]. В качестве основных задач она предлагала испытуемым выполнить ряд заданий такого рода: выложить из цветных плиток фигуру человека; складывая лист бумаги, сделать модель корабля; вылепить из пластилина фигурку животного; перевести с французского на немецкий какой-либо текст и т. п. В замещающих задачах менялась либо цель, либо способ достижения сходной цели. Замещающие задачи подбирались как более легкие, так и равные по трудности основным. Например, когда испытуемый начинал лепить из пластилина фигурку какого-нибудь животного, его прерывали и просили облепить сверху пластилином металлическую фигурку животного (легкая задача), или вылепить изображение другого животного (задача равной трудности) или, наконец, вырезать фигурку животного из цветной бумаги (замещение способа выполнения). Эксперименты показали, что сама по себе тождественность основной и замещающей задач не играет существенной роли (после выполнения задания вырезать фигурку животного из цветной бумаги испытуемые возобновляют лепку фигурки из пластилина), зато большое значение имеет степень трудности задачи – чем труднее задача, тем больше ее замещающая значимость.
В ряде других экспериментов (Малер [17], Слиосберг [20], Дембо [2]) было показано, что чем сильнее потребность, тем труднее поддается она разрядке через другие формы деятельности, что замещающие действия часто возникают спонтанно при решении очень трудных задач и что действия в реальном плане имеют большую замещающую значимость, нежели действия в плане мышления и речи.
Этот цикл исследований и послужил основой для создания Куртом Левином своеобразной теории личности. Эта теория, однако, не объясняет, а лишь описывает экспериментальные факты, включая их в специфическую феноменалистическую систему понятий.
Основной метод описания психики, разработанный Куртом Левином, это метод графического наглядно-пространственного изображения «психического мира» – личности и ее окружения в их феноменальной данности самому субъекту в настоящий момент. Курт Левин посвящает много страниц защите этого графического метода, доказывая, собственно, очевидную и неоспоримую вещь, что графики и схемы в научном исследовании полезны и не могут быть заменены только лишь словесным описанием. Соглашаясь с этим, нельзя, однако, забывать основного: что и как изображается в схеме. Ведь графическое изображение – это определенный способ анализа явлений, требующий выбора специфических единиц анализа и способа связывания элементов анализа. В этом выборе «что» и «как» отчетливо проявились основные недостатки гештальт-подхода к психике: смешение объективной реальности и явлений психики (точнее, замена объективной реальности феноменальным миром, интроспективной данностью), отрицание роли практической деятельности субъекта, направленной на внешнюю среду и формирующей психику и личность человека через активные изменения условий деятельности.
Эти черты проявляются сразу же при рассмотрении двух основных элементов схемы Курта Левина. Этими элементами являются личность и ее окружение, составляющие вместе так называемое жизненное пространство индивида. Но было бы ошибочно предполагать, что под окружением личности Курт Левин понимает объективную реальность, физический мир. Окружение – это феноменальный мир, который лишь частично напоминает объективный мир; этот последний называется Куртом Левиным «чуждой областью». Выделение «психологического окружения», разумеется, правомерно, если под ним понимать отражение настоящих или прошлых ситуаций. Это отражение может значительно разниться от индивида к индивиду, и два человека, находящиеся в физически одинаковых условиях, психологически могут быть в совершенно различных ситуациях. Но Курт Левин в своем анализе поведения человека то смешивает объективный мир с психологическим окружением, то полностью их разрывает, делая психологическое окружение, являющееся, по существу, отражением объективного мира, непреодолимой преградой между человеком и объективным миром. И «личность» и «психологическое окружение» являются лишь двумя частями психики человека, двумя частями психологического жизненного пространства.
В своем анализе структуры личности Левин использует понятия топологии – отрасли математики, части геометрии, исследующей свойства форм и взаимного расположения фигур, т. е. свойства, не зависящие от размеров. Топология, однако, не включает понятий расстояния и направления, играющих важную роль в психологии Курта Левина, и потому последний дополнил топологию годологией (от греческого hodos – путь) или наукой о путях, понимаемых не физически, а психологически.
Личность схематически изображается Левином в виде круга, включенного в эллипс – «психологическое окружение»; круг состоит из ряда областей или клеток. Рассматриваемые с точки зрения влияния извне, клетки группируются во внешние слои, имеющие общую границу с окружностью, и внутренние слои, менее проницаемые для влияния извне. По отношению к изменениям внутри личности различаются центральные слои, которые легко влияют на другие клетки и сами легко поддаются влиянию из разных областей личности, и периферические, менее доступные влияниям других клеток.
Кривые, ограничивающие отдельные клетки или области, изображают собой барьеры между этими областями. Эти барьеры могут быть толще или тоньше в зависимости от степени сообщаемости отдельных клеток. По своему содержанию отдельные области представляют собой потребности, квази-потребности, желания и стремления личности. Личности различаются по степени дифференциации структуры, а также по типу дифференциации: одни области могут быть сильнее развиты, чем другие. Кроме того, личностные характеристики определяются легкостью, с которой могут меняться структуры, а также степенью гибкости и мягкости психического материала.
Под влиянием различных потребностей вся система личности постоянно находится в состоянии напряжения различной силы. Это напряжение может распространяться из одной области личности на другие. В том случае, если удовлетворение потребности невозможно в одной из систем, напряжение, вызванное этой потребностью, может найти выход через другие системы (опыты Лисснер и Малер). Целью психологического исследования и является, по словам К. Левина, раскрыть подробную структуру, степень сопряженности разных областей личности. Это направление исследований развивается в наше время в американской социальной психологии. Что оно собой представляет, показывают следующие примеры. В одном из исследований, проведенных в южных Штатах, было найдено, что возрастание цен на хлопок сопровождается усилением линчевания и избиений негров. Отсюда автор заключил, что область расовой ненависти находится ближе всего к области экономических затруднений.
Психологическое окружение, в котором находится личность, также имеет, по теории Левина, более или менее дифференцированную структуру. Психологическое окружение – это, собственно, познавательно-феноменальное поле индивида. Однако было бы ошибочно предполагать, что это поле представляет собой отражение свойств предметов объективного мира. Напротив, каждая область психологического окружения изображает лишь возможные действия индивида с вещами или относительно вещей, через которые только и могут быть определены все вещи. «Для того чтобы представить жизненное пространство так, – пишет Левин, – чтобы ответить на вопросы динамики, необходимо в качестве крайних элементов конструкции использовать процессы (операции)» [10, с. 43–44].
Различные области могут быть более структурированными для индивида, иметь более четкую структуру, чем другие. Это хорошо знакомые области – области «свободы движения личности». В психологическом окружении могут быть области и совершенно неструктурированные: это области, о существования которых человек знает, но содержание их ему неизвестно. Например, ребенок может знать, что имеются государственные учреждения, но ему неизвестно, что они собой представляют.
Совершенно парадоксальным образом на границе между личностью и психологическим окружением Левин помещает перцептуально-моторные системы человека [10, с. 177] (см. также [2, с. 110]). Таким образом, с точки зрения теории Левина, личность при помощи своих перцептуально-моторных систем взаимодействует не с объективной реальностью, но с собственным миром психики.
Рассматривая динамику поведения личности, Левин два элемента своей системы – личность и психологическое окружение – по существу сливает в единое целое – жизненное пространство, где движется геометрическая точка – человек. Такое слияние личности и психологического окружения происходит потому, что Левин все виды «психической энергии» выносит из личности в психологическое окружение. Личность превращается лишь в генератор энергии для жизненного пространства, в котором растворяется и личность, и объективный мир. Человек теперь превращается в совершенно пассивное существо, которое толкают «внешние», хотя и порожденные им же самим силы. Жизненное пространство, в котором движется личность, Левин называет годологическим пространством, в котором силы и их направления обозначаются векторами. Передвижения в годологическом пространстве Левин называет локомоциями. В определении локомоций, которое дает Левин, отчетливо проявляется то смешение физического и психического, которое является характерной чертой теории Левина. «Под «локомоцией», – пишет он, – здесь будет пониматься телесное, квазисоциальное или квазипонятийное изменение места в психическом жизненном пространстве» [8, с. 252] …В годологическом пространстве, поясняет Левин, передвижения в одном и том же физическом направлении будут обозначаться различно, если цель этих передвижений будет различна. Путь, физически извилистый, изобилующий многими возвращениями назад, в годологическом пространстве изображается прямой линией, если это необходимый путь к цели. Например, в ситуации обходного пути, где индивид находится около цели, но для достижения ее должен удалиться от нее, чтобы обойти какое-либо препятствие, физическое удаление от цели психологически приближает к ней индивида и поэтому является прямым путем. Основные виды, локомоций – это все акты сознания: стремления, желания, акты воли, эмоции и т. д. Появление любого желания, стремления к какому-либо объекту, мечта о ком-то – все это локомоции в годологическом пространстве. Эти локомоции, по мысли Левина, определяются всей совокупностью психических сил, действующих на личность (а, вернее, внутри личности) в данное мгновение.
Движение в годологическом пространстве, по теории Левина, начинается с возникновения потребности, вызывающей состояние напряжения. Это положение Левин направляет против классического ассоциационизма, считавшего ассоциацию движущей силой психической жизни. Не отрицая существования ассоциаций, как связей психических явлений, Левин считает, однако что только существование систем напряжений обеспечивает функционирование ассоциаций. Мысль о том, что сами ассоциации не являются движущей силой психической деятельности, что в ее основе лежат потребности, несомненно, верна. Но для Левина эта верная мысль является лишь основой для развития положения о психической детерминации душевной жизни человека. Ведь потребности у Левина – это не биологические и социальные потребности, имеющие специфические физиологические механизмы, а чисто психические энергии, и именно эти «психические энергии, т. е. системы психических напряжений, которые происходят от давления воли или потребности, являются всегда необходимым условием появления психического явления» [9, с. 44]. Это состояние напряжения «заинтересовывается», по выражению К. Левина, определенным объектом, который приобретает в результате этого валентность, т. е. значимость, весомость для личности. Эти валентные объекты выступают как цели поведения. Казалось бы, что в этом случае Левин допускает в жизненное пространство объективную реальность, так как только реальные предметы могут удовлетворить потребности, но Левин, в соответствии со своей операционалистской установкой, целями считает не реальные объекты, а собственные действия человека. «Обычно, – пишет он, – является неправильным обозначать в качестве цели – сам материальный объект. Цель обычно есть действие или состояние, например, поедание яблока или обладание каким-либо объектом» [10, с. 110]. Наличие валентного объекта еще не вызывает, по словам Левина, локомоции. Движение возникает тогда, когда напряжение из области личности переносится в психологический объект и принимает характер «силы». «Силы», таким образом, существуют в психологическом окружении, а личность является лишь генератором напряжений, выносящихся за пределы личности и толкающих такую бессодержательную личность в разных направлениях по закону сложения векторов.
Чем меньше психологическое расстояние до цели, тем более возрастает сила, притягивающая личность к валентному объекту. Это положение Левин выводит из ряда экспериментов и пытается им объяснить факты, описанные в психологической и социологической литературе (например, заключенные в тюрьмах и других исправительных учреждениях, обычно спокойно переносившие свое положение, перед самым освобождением становятся мятежниками и устраивают побеги).
Направление силы стремления к цели зависит, по словам Левина, от степени структурированности поля, где находится цель. Если поле неструктурировано (т. е., проще говоря, у человека нет знаний об окружении и о возможных результатах собственных действий), то поведение человека будет заторможено даже при наличии потребности и валентного объекта. В таких ситуациях направление поведения легче детерминируется внешней силой. Замечено, например, что дети в первые дни посещения детского сада покорно выполняют все указания воспитательницы, а, освоившись с новой обстановкой, перестают слушаться. Левин указывает, что такой прием перенесения личности в неструктурированную область (при помощи дезинформации, неожиданной награды за одни поступки и неожиданного наказания за другие) является одним из эффективных приемов, помогающих сломить волю личности и добиться от нее нужных действий…
Свою теорию закономерностей передвижения в жизненном пространстве Левин пытается применить к анализу «социальных локомоций», в частности, к анализу проблем юношества, ибо с точки зрения Левина существенной чертой этого периода является наличие «социальной локомоции» – переход индивида из группы детей в группу взрослых. Это передвижение означает значительное переструктурирование окружения: отдаленные ранее области приближаются к юноше, но они совсем не структурированы – юноше неизвестно, куда его могут привести те или иные собственные действия. Поэтому, говорит Левин, юноша с готовностью следует за теми, кто предлагает ему «определенную систему ценностей», т. е. так или иначе структурирует окружение юноши и вызывает разрядку напряжения. Характерные для юноши резкие переходы от одной крайности к другой Левин также объясняет слабой структурированностью окружения: передвижения, которые юноше, находящемуся в неструктурированном поле, кажутся лишь небольшим шагом, взрослый оценивает как локомоцию через целый ряд областей и, следовательно, как значительное передвижение…
Препятствия, находящиеся на пути к достижению целей, называются в системе Курта Левина барьерами. Если эти барьеры оказываются непреодолимыми, то наступает или общее двигательное беспокойство человека, или явление «замещения», исследование которого занимает одно из центральных мест в работах школы Левина. Понятие «замещения» заимствовано Левином у Фрейда, где этим термином обозначался процесс переключения специфической энергии в другие сферы деятельности. Это понимание замещения как разрядки напряжения через какие-то другие системы сохранено и у Левина.
Исследованиями школы Левина, проведенными, в основном, на детях, установлено, что при частом блокировании целей непреодолимыми барьерами происходит потеря инициативности, развивается вялость, апатичность, снижается интеллект. Таким блокированием целей может быть запрещение взрослых продолжать ту или иную деятельность ребенка. Деятельность нужно переключать, а не просто прерывать, иначе развитию ребенка наносится значительный ущерб. Вопрос о влиянии блокирования целей на личность вырос в школе Левина в очень важную психологическую проблему «временной перспективы» личности, как одного из главных факторов, влияющих на формирование и поведение личности.
Левин дает следующее определение понятию временной перспективы: «Целостность взглядов индивида на свое психологическое будущее и свое психологическое прошлое, существующих в данное время, может быть названа временной перспективой» (19, с. 230]. Ряд исследований указывает, пишет Левин, что для активной деятельности человека необходимо наличие отдаленных положительных целей, которые подчиняли бы себе ближайшие цели и определяли бы значение выполняемых в данный момент человеком действий. Наличие такой временной перспективы вызывает усиление энергии человека, делает его инициативным, обогащает его психику и способствует поддержанию высоких и устойчивых моральных принципов. «Действия, эмоции и, конечно, моральное состояние индивида зависят, в любой момент от всей его временной перспективы», – пишет Левин [11, с. 49]. Левин показывает, как пагубно влияет на личность человека, на его моральное состояние и даже на интеллект потеря временной перспективы, сопутствующая, как правило, длительной безработице [11]. Атмосфера безработицы распространяется и на детей безработного, у которых, в результате этого резко суживаются стремления и мечты. Приводя данные конкретных экспериментов, Левин заключает, что временная перспектива важна для морального состояния не только отдельной личности, но и различных общественных групп.
Однако такое понимание временной перспективы страдает существенным недостатком: Левин ничего не говорит о содержании перспективных целей… Важно, чтобы у человека была отдаленная положительная цель и ряд ведущих к ней частных целей. Главной же целью может быть личное обогащение, убийство мешающего человека и т. д. Важность самого характера целей не позволяет прямо соотносить временную перспективу с высокой моралью, как это делает Курт Левин. «Положительная временная перспектива, – пишет он, – временная перспектива, направляемая стоящей затраченного времени целью, является одним из основных элементов высокой морали» [11, с. 64]. На пути к достижению своей цели человек испытывает успех или неудачу, которые влияют на степень трудности выбираемых им затем целей. Этой проблеме, называемой проблемой уровня притязания, уделяется растущее внимание в современной психологии.
Нужно сразу же отметить, что успех и неудача, с одной стороны, и уровень притязания, с другой, являются тесно взаимосвязанными. Если уровень притязания зависит от прошлых успехов и неудач, то, в свою очередь, чувство успеха или неудачи зависит от уровня притязания личности. Уровень притязания определяется Куртом Левином как степень трудности цели, к которой стремится данный индивид [12]. Если цель, поставленная внешними обстоятельствами, будет слишком трудна, то человек, которому не удается ее достигнуть, не будет испытывать чувства неудачи. При слишком легкой цели подобным же образом не возникает переживания успеха. Таким образом, уровень притязания определяет чувство успеха или неудачи, функционирующее в относительно узком диапазоне. Уровень притязания формируется у ребенка постепенно. Маленький ребенок испытывает лишь удовлетворение или неудовлетворение, но еще не имеет чувства успеха или неудачи. Поведенческим проявлением этого чувства и признаком возникновения уровня притязания Левин считает отказ от помощи взрослого. Притязание, как и чувства успеха и неудачи, Левин считает социально детерминированными. Наблюдения за детьми и специальные исследования показывают, что похвала и оценка, даваемые товарищами и взрослыми, вызывают у детей быстрый подъем притязания. Это позволяет сделать выводы, что «социальный компонент является важным для притязания, начиная с самых ранних этапов его развития» [13, с. 286]. Однако чувство притязания может возникнуть только тогда, когда цель внутренне принимается человеком. В работах Левина особенно подчеркивается важность выяснения условий личностного принятия цели. Этот вопрос впервые получил разработку в работе Хоппе [5], который ввел понятие «включения Я» и «уровня притязания». Только при личностном принятии цели возникают переживания успеха и неудачи, влияющие на уровень притязания. Исследования, проведенные на студентах, показали, что уровень притязания хорошо успевающих студентов несколько выше их прошлых достижений. Более вариабельным оказывается влияние неудачи. Неуспевающие студенты имеют или чрезмерно высокие, или, напротив, слишком низкие уровни притязания.
Причину такой вариабельности действия неудачи можно искать в некоторых личностных, сформировавшихся в прошлом опыте качествах человека; такие качества выделяются в работе Аткинсона [1]. У одних людей формируется качество личности, которое можно назвать мотивом избежать неудачи; этот мотив начинает преобладать над мотивом достигнуть удачи. Такие люди, будучи принуждены социальными обстоятельствами выбирать себе определенную цель, будут выбирать или самую трудную, или самую легкую цель. Выбор самой легкой цели понятен – возможность неудачи сводится к нулю. Выбор же самой трудной цели объясняется тем, что неудача здесь простительна и не может уязвить самолюбие человека. Люди, выбирающие крайности, заключает автор, различны лишь фенотипически, но имеют один и тот же генотип. В ряде исследований выбор крайностей и резкие скачки от одного уровня притязания к другому связываются с невротическим состоянием личности.
В общем, исследователи приходят к выводу, что лица с истерическими симптомами имеют обычно низкий уровень притязания, ниже их прежнего уровня выполнения. В противоположность этому, психастеники ставят себе непомерно трудные задачи [4; 18].
В США был разработан специальный тест, сходный с «тестом тематической апперцепции» (ТАТ), с помощью которого оценивается «потребность к достижению». Пользуясь этим тестом, Аткинсон [1], а также Мак-Клеланд [16] провели эксперименты с пятилетними детьми. В этих экспериментах дети должны были набрасывать кольца на колышек, вбитый в землю. Результаты показали, что дети, имевшие низкие показатели в тесте достижения, становились или около самого колышка, или так далеко, что успех был просто невозможен. В то же время дети с высокой мотивацией к достижению располагались на среднем расстоянии. От подобного рода экспериментов Мак-Клеланд переходит в область социальной психологии, применяя полученные результаты к анализу поведения крупных промышленников; здесь, по его словам, требуются не совершенно безопасные и не в высокой степени спекулятивные мероприятия, но действия, связанные с умеренным риском [16].
Необходимо отметить, что вопрос о влиянии успеха и неудачи на уровень притязания в школе Левина ставится слишком узко и упрощенно. С точки зрения выводов, делаемых последователями Левина, становится непонятным, как же возможна выработка настойчивости у человека, когда, несмотря на многократные неудачи, он продолжает добиваться и добивается намеченной цели, не теряет при неудаче веры в свои силы, сохраняет «уровень притязания». Невыясненным остается в исследованиях Левина отношение между «уровнем притязания» и степенью энергичности поведения. Ведь хорошо известно, что существуют люди, обладающие высоким «уровнем притязания», но ничего не делающие. Левин такого рода случаи объясняет тем, что переживание успеха возникает не только при достижении цели, но и при приближении к ней и даже при простой постановке социально одобряемых целей. Поэтому, например, рассказывает Левин, в Индии в письмах приняты такого рода подписи: «Доктор философии, провалившийся».
Ряд исследований показывает, что действие успеха и неудачи на поведение личности зависит от того, каково соотношение успехов и неудач в деятельности человека. Так, в экспериментах Турека и Хауелла [21] было обнаружено, что наиболее сильное стремление к достижению целей показала та группа, у которой за тремя неудачами последовал успех. Парадоксальным образом у испытуемых с четырьмя последовательными успехами сила стремления к достижению цели оказалась не выше, чем у испытуемых с четырьмя последовательными неудачами. Таким образом, влияние успеха и неудачи на личность оказывается сложнее, чем это представляется в школе Левина. В этой связи надо отметить, что одним из основных пороков теории Левина является ее замыкание в кругу «переживаний». Хотя Левин и говорит о познавательной структуре психологического окружения, он при анализе фактов исключает роль познания как важнейшего фактора в детерминации поведения человека. В действительности, человек не просто переживает успех или неудачу, но и имеет определенное, более или менее полное знание о причине успеха или неудачи. В научных исследованиях, например, неудача может принести знание, что выбранный метод исследования неверен, что нужно идти другим путем и т. п.
В системе Левина просто не хватает средств для научного анализа фактов. Какими средствами, например, эта теория могла бы объяснить выработку настойчивости? Как объяснить, что ряд неудач не снижает ни энергии человека, ни его «уровня притязания?» Слабость теории К. Левина заключается именно в том, что она исходит из уже сложившегося «психологического мира» личности, ни происхождение, ни закономерности формирования которого неизвестны.