Л. Дж. Шэн
Сломленный рыцарь

И это было болезненно. Как будто я потеряла кусок себя – огромную часть, которая привязывала меня к земле. Но также я почувствовала себя… ожившей, вдохновленной решением, которое я приняла сама. Без Найта, держащего меня за руку. Не ища тихого разрешения в его взгляде.

Когда я вернулась в реальность, в эту незнакомую комнату, с незнакомым парнем, запахом носков, бальзама после бритья и пота, мой взгляд устремился к мусорной корзине около двери. Я убрала одеяло и на носочках прошла к ней, заглянув внутрь – там был завязанный презерватив, со следами крови и белой жидкостью внутри.

Я сделала это. У меня был секс. Здесь я была сексуальной, смелой и нормальной. Дома я никогда не заходила настолько далеко. Не с Найтом. Ни с кем.

А затем все осознание обрушилось на меня, я не сделала это с Найтом.

Это должен был быть Найт.

Я закрыла глаза и прошептала «нет» так громко, что Джош услышал бы меня, если бы не спал.

Нет, Найт не нарушит этот момент.

Нет, он не хочет меня. Он хочет Поппи. Красивую, хорошо сложенную Поппи.

Нет, я не могу поверить, что сделала это.

Нет, нет, нет.

Мой телефон завибрировал на прикроватном столике Джоша. Его комната была намного больше моей. У него и Райана даже шкафчик был между столиками.

Пропущенный звонок в «Скайпе» от Найта Коула.

Три новых сообщения от Найта Коула.

Найт: Мой палец уже заживает. Но сердце все еще болит. Надо поговорить.

Найт: Больше никаких идиотских игр. Время столкнуться с реальностью.

Найт: Не могу дождаться, когда прижму тебя.

О чем он говорит, прижмет меня? Почему это звучит так, будто у него нет девушки? Будто этого поцелуя с Поппи никогда не было? Может, разыгралось мое воображение? Нет, Эйприл тоже это видела.

Я открыла «Инстаграм» Поппи – фото все еще там. Три тысячи лайков, не меньше. Слишком много для школьницы. Хотя у нее около десяти тысяч подписчиков. Ничего не понимаю.

Я нацарапала записку Джошу, в которой говорилось, что мне надо торопиться на самолет, домой – что не было ложью, – и что я напишу ему, как только приземлюсь, что, как я пообещала себе, тоже не будет ложью.

По пути к своему общежитию я миновала кафе, примыкающее к секции кампуса. Я заметила Райана, спящего за столом, вероятно, потому, что он оставил Джошу комнату на ночь. Я купила круассан и огромную чашку кофе и попросила баристу отдать ему. Потом я съела самый жирный сыр на гриле, когда-либо случившийся в истории хлеба и сыра и выпила литра два воды, чтобы побороть адское похмелье. Пробравшись в общежитие, я сразу же заперлась в душе, не вылезая, пока не убедилась, что мое тело не пахнет ничем, кроме мыла.

Но оно чем-то пахло.

Чем-то, к чему я не испытывала особых чувств.

Кисловатым, острым запахом, от которого я не могла избавиться.

Ошибкой.

Глава 4

Найт

Я поливаю цветы уже минут сорок.

Эти придурки уже и так утонули. Если я буду и дальше таким невнимательным, то мы устроим второй бассейн на заднем дворе.

Вчера весь день шел дождь, и поле во время игры было чертовски грязным. Но ничего из этого не имело значения, потому что сегодня вечером Луна возвращается домой. Я почти час наблюдаю за пустым гаражом Рексротов, надеясь поймать «Теслу» Трента, чтобы успеть заметить Луну, выходящую из машины, и сделать вид: о, как забавно увидеть тебя здесь, ведь это не я ждал тебя весь семестр.

Я никогда не проводил без Луны больше пары недель – даже во время отпуска – и, черт, это была пытка, которую следует применять к обвиняемым в растлении малолетних. Но не видеть ее несколько месяцев? Это дерьмо высосало из меня жизнь.

Когда она выбрала Северную Каролину, это выбило у меня почву под ногами. Я был не готов к такому, первый месяц я был ужасно зол на ее отсутствие.

Как ни странно, все остальные, казалось, были на ее стороне с этой фигней.

Вон просто махнул рукой на ее решение, а мои родители сообщили, что у нее все будет отлично.

Класс.

У нее все будет отлично.

Круто ей.

Нет.

Не для меня, я не был так оптимистичен. Луна мой центр. Мое топливо. Сейчас я живу с пустым баком. Я бы покалечил себя, если бы не мама. Но я не могу этого сделать из-за нее. Так что я просто жил на автопилоте, будто все хорошо, но, как только наступали выходные, я напивался до смерти и глотал все доступные таблетки.

Посмотрите, я сошел с ума.

О'кей, скорее, стал нереально злым.

Луна ушла. Она просто ушла.

Одной жалкой ночью я кончил ей на зад, чтобы показать, что давать мне пощечину некруто, потому что она как Джелли Нелли^[9]. А она, мать ее. Ушла.

Как моя биологическая мать.

Как Вал.

Как люди, которых мы ненавидели.

Хорошо, Дэбби Даунер^[10], пора заканчивать эту вечеринку жалости, пока полиция веселья не прикрыла тебя.

– Секунду, – крикнул я маме, когда увидел ее лицо сквозь окно на кухне.

Вероятно, она удивлена, что могло меня настолько задержать во дворе. Если хорошо подумать, то мама не звала меня. Виноват. Но сейчас она была там, прислонилась к оконной раме и выглядела прекрасно, в коричневом платье в горошек и с распущенными волосами.

Роза Леблан-Коул предложила мне тыквенный кекс на оранжевом подносе. Я отрицательно покачал головой и выключил шланг.

– Ты какой-то растерянный. – Она окунула палец в кекс и облизала сырое тесто.

Она обожает сырое тесто. Буквально живет ради него. Мне нравится, что она любит мелкие несовершенства. Это заставляет меня верить в то, что она любит меня.

– Да? – Я оторвал взгляд от открытого гаража Рексротов.

Как правило, я не интересовался подобными наблюдениями, а у мамы было больше свободного времени. Я бы сказал, что это потому, что я хороший сын.

Но правда в том, что я чувствую себя виноватым. Не из-за того, что я сделал что-то не то, а из-за ситуации с мамой в целом, ощущаю себя неправильно.

– Она должна быть с минуты на минуту. – Мама улыбнулась.

Я порылся в карманах серых спортивных штанов Gucci.

– Блин, мама, кажется, у меня закончились.

– Забавно, выглядишь так, будто у тебя их полно. Иначе почему ты здесь стоишь уже четыре часа?

Сорок минут, четыре часа. Кто вообще считает? Мне уж точно все равно.

– Не ты ли просила меня ухаживать за двориком? Практически умоляла меня.

Но дело в том, что ей не надо было умолять. Плохо это или хорошо, но я поклоняюсь своей маме. Ненавижу людей, которые воспринимают родителей как что-то должное. Мой тринадцатилетний брат Лев не утруждается. Лев – биологический сын мамы и папы. А я – нет. Я совру, если скажу, что это не ранит, я не удивляюсь, что они любят его чуть больше. Что я стал квотербеком команды Школы Всех Святых просто потому, что хотел, а не чтобы пойти по стопам отца. Что одежда, репутация хулигана и уничижительная улыбка не попытки быть похожим на папу.

Кстати, который был подающим.

У судьбы своеобразное чувство юмора, потому что я даже выгляжу как мои приемные родители. У меня такие же зеленые глаза, как у Дина Коула, такие же светло-каштановые волосы, как у Розы Леблан-Коул. Потеря родителей – то, с чем я близко знаком, поскольку моя родная мать отказалась от меня. Так что потеря мамы… что ж. Не та мысль, в направлении которой хотелось бы думать.

– Что насчет Поппи? – Мама приподняла бровь.

Чувак, да мама в курсе всего дерьма.

– А что о ней?

Мои родители приходили на все игры. Как и Лев, который всегда садился с Джейми и Мелоди Фоллоуил, потому что сходил с ума по Бейли, их дочери. Мне не хватало смелости признаться брату, что влюбляться в лучшего друга – хреновая затея. Сродни жизни в тюрьме. Лучше бы я выбрал никогда не знать Луну Рексрот.

– Поцелуй кажется совсем настоящим, – уточнила мама.

Я бросил шланг и направился к ней, в сторону двери.

– Ненавижу разрушать твои теории, но нет. Я практически не знаю Поппи, и, конечно, было бы неплохо дождаться Луну, но я не собираюсь терпеть, пока эта задница пришлет мне королевское приглашение.

Я заскочил в дом, на ходу снимая одежду и бросая прямо на пол. Не хочу признавать, насколько я слаб, когда дело касается Луны. Я жалок. И нетерпелив. Я пытался перебороть чувства к ней, особенно в течение последних нескольких месяцев. Я не святой, который будет кусать ногти и ждать, пока мы станем парой.

После душа я завалился на кровать, пытаясь игнорировать тот факт, что в ее комнате включился свет. Вместо того чтобы подглядывать (это плохо), я проверил электронную почту на телефоне. Там была куча сообщений из нескольких колледжей, которые я рассматривал, – все рядом. Быть с мамой – мой долг. Но это означало попрощаться с футболом в колледже, но в целом это небольшая цена. Я хорош в футболе – даже великолепен, – но мои родители более чем способны оплатить высшее образование, и я не хочу занимать бюджетное место того, кто действительно нуждается в нем. Это не значит, что я не хочу играть в футбол. Хочу. Просто у меня нет желания красть чей-то шанс вырваться из дерьма.

Как приемный ребенок, сорвавший джек-пот с родителями, я знаю кое-что о шансах, особенно когда в них нуждаешься. Но у кармы нездоровое чувство юмора.

– Эй, я знаю, что твоя биологическая мать была куском дерьма, поэтому вот тебе прекрасная мама. Но вот в чем фишка – она временная. Она умрет. Это научит тебя ценить людей!

Да пошла ты, карма.

В жопу. Без смазки. Без плевка. Без всего.

Я провел по экрану, и три сообщения высветились одно за другим.

Поппи Асталис: Так, это немного странно и стыдно, но … У меня есть купон в кафе с мороженым. Не то чтобы тебе был нужен купон, чтобы позволить себе мороженое. Я даже не знаю, ешь ли ты сахар, ведь ты такой спортивный и все такое. Но я не хочу, чтобы он сгорел. Ленни занята, папа тоже … ну, ты знаешь, это же папа. Так что я подумала, может … О, вау. Это глупо. Прости, что послала тебе это сообщение. ЛОЛ. Действительно. Это глупо. Прости. Но раз ты не будешь его читать все равно, то … ты мне нравишься. И мне понравилась пятница. Больше, чем должна была. Ок. Пока.

Поппи Асталис: О МОЙ БОГ. ПОЖАЛУЙСТА ПРОИГНОРЬ. МОЯ СЕСТРА ОТПРАВИЛА ЕГО, ПОТОМУ ЧТО СКАЗАЛА, ЧТО МНЕ НУЖНО ОТРАСТИТЬ ЯЙЦА. ПОЖАЛУЙСТА, ПОЖАЛУЙСТА, ПОЖАЛУЙСТА ПРОИГНОРЬ.

Я вздохнул, сделав себе пометку отшить Поппи настолько мягко, насколько это возможно. Она не сделана из того же материала, что и Арабелла. Она не хотела встречаться со мной ради социального статуса или корыстных целей. Непонятно, что во мне увидела Поппи, но ей это на самом деле нравилось. Это делает ее привлекательной, даже если я считаю ее ненормальной из-за того, что она в восторге от моего безумия, что видит во мне нечто большее, чем просто манипулятора.

Третье сообщение от Луны. Я сделал глубокий вдох и сказал себе, что она просто мой лучший друг, с которым я провел все дни своей жизни, не считая последних нескольких месяцев.

Луна: Когда ты будешь готов?

Этого приглашения было достаточно, чтобы я сразу же натянул кожаные кроссовки Prada и выдвинулся.

Луна глядела сквозь облака, пробиваясь сквозь уходящие лучи заката, и я подумал, что она смотрится очень уместно.

* * *

– Как тебе эта бейсбольная бита?

Трент Рексрот открыл дверь, осматривая биту в руках под углом. Угрожать мне тяжелыми предметами было у нас семейной шуткой с тех пор, как стало очевидно, что я очарован Луной.

Они использовали слово «очарован», потому что «сходил с ума» звучало плохо. Но все знали, что я нахожу «очаровательными» куриные крылышки и винтажное порно, но не Луну. С Луной все по-другому. Любовь. Страсть. Одержимость. Выбирайте сами.

Не то чтобы я когда-нибудь говорил ей об этом.

Я уверен, что она в курсе.

Я прощемился в дом Рексротов, игнорируя биту, которой Трент ударял по воображаемым предметам. Мы с ним были приятелями. Он и мой отец, Дин, лучшие друзья. Трент тренировал детскую команду, он привел меня в мир футбола. Я засунул руки в карманы кожаной куртки, надетой поверх толстовки (я не носил толстовки с символикой школы – даже у капитанов они были ужасно отстойными) и пошел за ним.

– Как твой средний палец? – спросил Трент.

– Все еще работает, сэр. Раз уж мы заговорили о фаллических жестах, папа сказал позвонить ему.

Мы болтаем? Ну да. Но что за хрень? Я и так уже на взводе.

– Твой папа не берет долбаную трубку, – ответил Трент.

Эди, его жена, крикнула откуда-то сверху:

– За языком следи.

Я поднял брови и посмотрел на Трента, и мы оба засмеялись, когда Рэйсер, семилетний брат Луны, ворвался в комнату, тыкая игрушечной машинкой мне прямо в лицо.

– Найт! Посмотри! Посмотри, что моя сестра привезла мне из Аппалачского! Это уже пятая, хотя еще даже не Рождество.

– Это круто, чувак. Твоя сестра классная. – Я взлохматил его кудрявые волосы, посмотрев вопросительно на Трента.

Таких здоровяков, как я, было немного, но Трент был одним из нас. Он указал наверх.

– Удачи.

– Зачем мне удача?

– Она девушка-подросток. Удача не будет лишней.

Я покачал головой, пытаясь успокоиться. Я в бешенстве. В бешенстве уже четыре месяца, в течение которых мы играли в виртуальные прятки. В бешенстве от пощечины, которая все еще ощущалась на моей коже. В бешенстве из-за поцелуя с Поппи Асталис. Если Луна узнала, то точно подумает, что я пихаю член во все, что движется.

Я поднялся наверх к комнате Луны, постучал и сразу же открыл, не дожидаясь ответа. Она сидела на кровати с ноутбуком на коленях и смотрела на меня. Такая же, какой я ее запомнил. С идеальными серыми глазами, идеальной смуглой кожей и идеальными губами – слегка неровными зубами, которые превратили ее из просто красивой в захватывающую дух сирену. Улыбка расплылась на моем лице, несмотря на беспорядок в наших, так называемых, отношениях.

– А что если бы я была не одета? – показала она с улыбкой.

– Я рассчитывал на это. – Я провел языком с пирсингом по нижней губе.

– Прости, что разочаровала.

– Никогда не поздно исправить ситуацию.

– Ты ужасный. – Она захихикала и покачала головой.

– Ты хорошая.

– Что плохого в том, чтобы быть хорошей?

– Не так просто подкупить.

Тишина.

– Спроси снова.

– Что плохого в том, чтобы быть хорошей? – Она закатила глаза.

– Ничего, – быстро ответил я. – В тебе нет ничего плохого, Лунный свет.

В это же мгновение строгое выражение лица Луны растаяло. Она отложила ноутбук на кровать и встала, направляясь ко мне.

Я раскрыл руки, обнял ее и вдохнул запах шампуня, кожи, всего, зажмурился и подумал: дом. Как она может казаться домом? Она обмякла в моих руках, и я почувствовал, что она дрожит. Плачет. Когда она отстранилась от меня, ее лицо было искажено от боли, но слез не было. Я нахмурился.

– Что тебя пожирает? Пожалуйста, пусть это буду я.

Она попыталась рассмеяться, но смешок застрял где-то в горле.

– Мне надо тебе кое-что рассказать.

– Нам надо. Но девушки вперед.

Я хотел сказать ей: Тебе надо вернуться. А может, мы попробуем все это дерьмо на расстоянии. Мне все равно. Но ты ударила меня, это что-то значит. Я имею в виду, тебе не все равно.

Так же я хотел ей сказать: Я знаю, что ты не поверишь, что это сработает, но не пытаться больше нельзя. Четыре месяца я хотел сказать тебе это, но было странно делать это по «Скайпу». Но сейчас ты здесь, и я не отпущу тебя, пока мы не разберемся со всем.

А я еще я хотел добавить: Я целовал другую девушку при всех, но у меня было ощущение, что я изменяю тебе.

А еще пообещать ей: Это ничего не значит. Она ничего не значит.

Лунный Свет постукивала пальцами по бедрам, размышляя над словами, когда вдруг голос Эди прервал повисшую между нами тишину.

– Луна! Можешь спуститься вниз? Папа и Рэйсер уехали проводить Тео в лагерь, а мне нужна твоя помощь с выбором машинки на Рождество для Рэйсера.

Тео – брат Эди. У него аутизм. Все свое время он проводит или в центре развития «Оранжевая страна», или у Рексротов. Луна тусовалась с ним, он ее очень любит, но не выреносит меня рядом с ней. Луна извинилась и побежала вниз, оставив меня в комнате.

Я ходил туда-сюда между стенами цвета морской волны. Позади кровати была доска, на которой была разная ерунда. Пара неоконченных списков. Какие-то фотки ее с Рэйсером, Тео, Эди и Трентом. И я. Были фотографии меня. Включая ту, где я облизываю щеку Луны с озорной улыбкой, а она визжит во все горло, мы тогда были на площадке для катания на роликах два года назад. Луна была помешана на том, чтобы не покупать дорогие фотографии, но я купил две копии и вклеил одну в открытку на Рождество. Я отлично помню ее голос, когда она закричала, он до сих пор звучит в моих ушах.

Горловой, смешной, сексуальный и… что ж. Теперь у меня стояк.

Думай о грустном, Найт. Думай о чем-нибудь грустном.

А как тот факт, что я крайне редко слышал Луну? Она издавала звуки, только когда ей было больно, или от удивления, или когда пугалась. (Это было не часто, может, несколько раз в год.) Видите? Теперь стояк под контролем. Наполовину, но уже хорошо. Я сосредоточился и продолжил изучать доску.

Два билета на благотворительное мероприятие, письма от друзей по переписке со всего мира, фотографии спасенных собак, которых она брала на передержку до устройства в новые семьи.

Я обошел огромную кровать и плюхнулся на нее, заметив, как засветился ее телефон от входящего сообщения. Мне нравится, что у нее появились друзья в новом месте, хоть меня и сводит с ума то, что я не являюсь частью этого мира. Я хочу быть везде. Быть неизбежным, как она для меня.

Дзынь.

Дзынь.

Дзынь.

Дзынь.

Видимо, ее друзья в колледже настойчивые, черт.

С другой стороны, Луна сделала это и с тобой, со своим добрым огромным сердцем и теплой улыбкой. Я взглянул на телефон, зная, что не должен этого делать, но почувствовав, что должен успокоиться.

У Луны не было страниц в социальных сетях. Она посылала письмо по электронной почте раз в неделю, рассказывая, как у нее дела, иногда прикрепляя фотографии со своей соседкой по комнате, Эйприл. Один раз прислала фотографию черной лошади. Помню, как немного приревновал ее к Ониксу, размышляя над тем, что мне нужна психологическая помощь от моей зависимости. Но как много я на самом деле знаю о ее жизни? Только то, чем она захотела поделиться.

Плюс я не собираюсь открывать эти сообщения. Просто взгляну на экран, телефон останется заблокированным. Все, что мне надо, это сделать экран активным. Побейте меня, если я проведу по экрану пальцем хотя бы миллиметр. Но когда это случилось, мне даже не пришлось ничего делать. Экран вспыхнул от другого входящего сообщения, прежде чем я коснулся его, избавив меня (почти) от чувства вины.

Джош: Это нормально, что я уже скучаю?

Джош: Не могу перестать думать о нашей ночи вместе.

Джош: Спасибо тебе за то, что ты подарила мне самый ценный подарок. Это многое значит для меня.

Джош: В самолете лечу на юг повидаться с родителями. Отправь мне фото стола на День благодарения. Я сделаю такой же. Думаю о тебе. Целую.

Я упал на задницу, хотя уже и так сидел.

Я мечтал, чтобы пол разверзся и меня поглотила тьма. Взгляд скользит по сообщениям снова и снова. Челюсть хрустнула, и я почувствовал крошку на зубах.

Что за хер этот Джош? Откуда он? Я не слышал ни о каком Джоше. Я ведь разговаривал с Эди и Трентом почти каждый день. Луна подарила ему… Что именно? Свою девственность? Да, бро. По-другому никак. То, что принадлежало мне.

Да, именно так. Все просто и ясно. Он благодарит ее за ночь, проведенную вместе. За ценный подарок. Уверен, что это не подарочная карта магазина «Таргет».

Луна переспала с кем-то. С кем-то по имени Джош. Он касался ее, целовал, раздвигал ноги и засовывал пальцы в ее…

Мне надо уйти.

Все и так ясно. Не потому, что мне не хотелось потребовать рассказать всю историю с Джошем, а потому, что я знаю, что я не в том состоянии, чтобы общаться с кем-то, кроме киллера, чтобы приказать ему избавиться от Джоша. Джош. Что за херовое имя? Джош.

Джошуа.

Господи.

Мать вашу.

Уходи, Найт. Уходи. Иначе я потеряю терпение, и бог знает, что я сотворю. Я никогда не раню Луну физически. Но я не доверяю самому себе, не гарантирую, что не скажу что-то, что убьет ее. Я не доверяю себе, я могу разнести ее дом, разобрать по кирпичикам, разрушить ее жизнь, как она разрушила мою. Но я не могу пойти вниз и сбежать, как какая-то девица в печали. Она не заслужила, она не увидит, как я опустошен, когда, я, наконец, услышал звоночек к пробуждению.

Дзынь, Дзынь!

– Привет, кто это?

– Реальность. Знаешь что, придурок? Луна не поменялась. Она просто не хочет видеть твою жалкую задницу.

Чувствую себя ничтожным, недочеловеком, недееспособным. Я сделал то, что делал и раньше: открыл окно и убрался подальше.

Слова преследовали меня всю дорогу до моей комнаты.

Скучаю.

Не могу перестать думать о нашей ночи вместе.

Спасибо за самый ценный подарок.

То, что я захлопнул дверь, не помогло. Сообщения просачивались сквозь щели. Я все еще слышу их, они стоят перед глазами. Мой телефон завибрировал.

Луна: Найт?

Луна: Где ты?

Луна: Ты ушел домой? Почему?

Я расхаживал по комнате, запустив пальцы в волосы и сжимая с такой силой, пока не почувствовал, что сейчас вырву с корнем. Успокойся, идиот, успокойся. Мое тело ревело от адреналина, и я знал, что как только он уйдет, опустошение займет его место. Но сперва я взорвусь. И я не могу взорваться при ней. Не важно, насколько сильно я сейчас ее ненавижу. Насколько сильно я хочу раздавить ее сердце, как она сделала это с моим.

Несколько минут спустя Луна сложила два плюс два.

Луна: О боже.

Луна: Мне жаль.

Луна: Я не хотела, чтобы ты узнал об этом так.

Луна: Какого хрена ты рылся в моем телефоне?

Узнал? Узнал о чем? О ее парне? Что она сделала шаг вперед? Что она влюбилась? Пока я ждал ее, тосковал, мучился в течение восьми лет – с тех пор, как нам исполнилось десять, когда Лилит Бланко послала мне записку с предложением встречаться, а я сказал ей, что между нами никогда не будет ничего серьезного, потому что какая-то часть меня уже принадлежала Луне Рексрот – а она трахалась с каким-то чуваком в колледже. Я выключил телефон, запихнул в спортивную сумку и открыл дверь.

– Никаких посетителей, – гавкнул я. – И никаких вопросов.

Папа крикнул мне не кричать. Мама проворчала, что я ее любимый псих и что она рядом, если мне надо поговорить. Лев был в своей комнате через коридор и, вероятно, болтал с Бейли по телефону, выслушивая сраные истории о балете.

Она френдзонит тебя, парень. Так ты и похоронишь свой член. Сломай этот гребаный круг, пока Бейли не нашла себе Джоша, чтобы ПОТРАХАТЬСЯ.

Кто-то позвонил в дверь, и я услышал, как папа говорит Луне, что я не в настроении.

Как раз наоборот, я еще в каком настроении. Я в таком настроении, что уже в аду. Было сложно понять реакцию Луны, так как она разговаривает на языке жестов, но папа продолжает говорить ей, что все нормально, что я просто в хреновом настроении и что ей надо насладиться временем в Тодос-Сантосе и не переживать из-за меня.

Царапины превратились в удары.

– Уходи. – Мой голос был настолько хриплым, что я даже я не узнал его.

Я не поворачивался, потому что знаю, что если я сделаю это, то увижу ее лицо, и она вытащит меня из моей ярости. Она отказывала мне три раза, дала пощечину за то, что я тусовался с другими девушками, а потом переспала с каким-то придурком. У меня есть право быть в ярости, и мне надоело быть понимающим, изображать из себя лучшего друга.

Хвала богам, что она не сделала нам браслеты дружбы с единорогами. Я бы носил это дерьмо, чтобы видеть улыбку на ее лице.

– Меня не волнует. Ты немая, милая. Не глухая. Даже если это и не так, да?

Я начал собирать вещи в спортивную сумку, просто чтобы занять руки. Что я скажу? Я не могу сейчас контролировать то, что вылетает из моего рта. Я уже пожалел об этом. Это было низко, не важно, что она сделала. Насколько она могла утверждать, я перетрахал всю лучшую половину города в разных позах, так что я принял это – лицемерие. Но дело в том, что мне все равно.

Я не хочу быть правым.

Я хочу быть злым.

Злым на Луну за то, что единственная девушка, которую я когда-либо любил, френдзонила меня не из-за того, что у нее какие-то там проблемы с парнями, а потому, что я не достаточно хорош и ей не нравится это во мне.

Удивительно, но она все еще около моего окна.

Я не отвечаю полностью за свои действия, или мысли, или эмоции, но я делаю самую тупую вещь в мире. Задаю вопрос, ответ на который не хочу слышать.

– Скажи мне вот что: ты хочешь попросить прощения? Один-единственный раз мы сделаем по-моему. Если ты не спала ни с кем, то постучи дважды, и я впущу тебя. Если ты спала с Джошем, то постучи три раза и сделай одну прекрасную вещь, оставь меня одного. Потому что я заслужил это, Луна. Я, черт возьми, заслужил.

Я стоял спиной к стеклу, когда Луна ударила первый раз. Мое сердце загорелось пламенем. Я сжал ручку сумки. Затем второй удар. Я сделал вдох и посмотрел вниз, заметив, как дрожат руки.

Не стучи еще раз. Не стучи еще раз. Не делай этого, Луна. Нет.

Третий удар был полон отчаяния. Извинения. Беззвучной молитвы.

Я уронил сумку и сжал веки.

Она ударила по стеклу еще несколько раз, и я услышал редкий всхлип. Она была раненым животным, умоляющим о помощи. Я услышал еще один удар, потом еще, еще и еще, она пыталась разбить стекло. Я поднял сумку и вышел через дверь, закрыв ее за собой.

Впервые за восемнадцать лет я знал, что мы с Луной столкнулись с чем-то, что нельзя исправить. С чем-то, что я не хочу исправлять.

С меня хватит.