Л. Д. Башкатов
Криминотеология

Полная версия

О. V. Starkov, L. D. Bashkatov

Criminotheology religious crime

Edited by Doctor of Law, professor O. V. Starkov

© О. В. Старков, Л. Д. Башкатов, 2004

© Изд-во Р. Асланова «Юридический центр Пресс», 2004

Введение

Криминология является наукой о криминальных явлениях в разрезе их причинности и профилактики. Теология – это учение о вероисповедании, развиваемое в рамках христианства, ислама, иудаизма. Криминотеология это учение о преступлениях, совершаемых в связи с вероисповеданием в какого-либо Бога в религиях мира.

Актуальность учебно-практического пособия определяется тем, что за последние два десятилетия в России существенным образом изменились государственно-конфессиональные отношения – от самого строгого контроля со стороны государства за регистрацией и деятельностью различных религиозных конфессий до полного беспредела в этой сфере как в области правового регулирования, так и в практической деятельности государственных органов, призванных осуществлять контроль за законностью деятельности разных видов церкви. В частности, Закон РСФСР от 25 октября 1990 г. «О свободе вероисповедания» в ст. 20 предусматривал упрощенный порядок регистрации новых религиозных объединений. Статья 8 этого Закона гласит: «На территории РСФСР не могут учреждаться исполнительные и распорядительные органы государственной власти и государственные должности, специально предназначенные для решения вопросов, связанных с реализаций права граждан на свободу вероисповедания». Статья 11 Закона устанавливает вместе с тем: «Государственный контроль за соблюдением законодательства о свободе вероисповеданий в РСФСР осуществляется Советами народных депутатов, а также соответствующими правоохранительными органами согласно установленной им Законом компетенции. Осуществление государственного контроля иными государственными органами, политическими партиями и должностными лицами запрещается». Результатом этого явилось обвальное распространение самых разнообразных религиозных объединений, в том числе и самых опасных – сатанинских, оккультных и пр.

В России исторически мирно сосуществовали такие мировые религии, как христианство, ислам, иудаизм, буддизм. Массовое возникновение разнообразных религиозных конфессий обострило существовавшие и вызвало новые межрелигиозные противоречия и конфликты, которые требуют официального разрешения.

В уголовном законодательстве отсутствуют не только раздел, но и глава, посвященная непосредственно «религиозным преступлениям».

Изучение межрелигиозных, государственно-религиозных противоречий, выяснение механизма, работающего в направлении совершения религиозных преступлений, и принятие соответствующих профилактических мер будет способствовать выявлению, устранению, нейтрализации и компенсации негативных явлений и процессов, функционирующих в духовной сфере общества.

Религиозная преступность, проблемы религиоведения, особенно в последнее время, стали объектом пристального внимания не только ученых – юристов, психологов, социологов, философов, религиоведов, теологов и богословов, но и журналистов, а их глазами – и средств массовой информации. Ежедневно хотя бы в одной теле- или радиопередаче, журнальной или газетной публикации появляется информация, чаще всего искаженная, ненаучная, о религиоведческих проблемах общества. Подобное обстоятельство вовсе не снижает, а, наоборот, повышает актуальность именно научного исследования данного типа преступности. В связи с этим возрастает роль частной криминологической теории – криминотеологии, появление которой связано со спецификой детерминации и особенностями профилактики преступлений в духовной сфере общества.

Актуальность настоящей работы обусловлена также потребностями разработки и реализации законодательства в этой сфере.

Можно выделить несколько направлений исследований, так или иначе затрагивающих объект познания нашей работы: 1) Прежде всего это исследования, посвященные методологическим проблемам криминологии: А. И. Алексеева, Ю. М. Антоняна, М. М. Бабаева, Я. И. Гилинского, К. К. Горяинова, А. И. Гурова, В. И. Гуськова, А. И. Долговой, А. Ф. Зелинского, А. П. Иващенко, В. И. Игнатенко, С. М. Иншакова, И. И. Карпеца, Б. В. Коробейникова, В. Н. Кудрявцева, Н. Ф. Кузнецовой, В. В. Лунеева, И. С. Ноя, А. Р. Ратинова, А. Б. Сахарова, Н. А. Стручкова, В. Д. Филимонова, О. В. Филимонова, Г. Ф. Хохрякова, М. Д. Шаргородского, Д. А. Шестакова, И. В. Шмарова, В. Е. Эминова и др. 2) Криминологические проблемы религии исследованы в работах: Г. П. Байдакова, С. С. Витвицкой, В. Ф. Енгалычева, М. В. Карасева, Г. Л. Касторского, Е. В. Касторской, Л. В. Кондратюка, С. А. Лукьянова, О. В. Старкова, Ю. В. Тихонравова, А. И. Хвыля-Олинтера, А. М. Яковлева и др. 3) Религиозным уголовно-правовым системам, а также уголовно-правовому анализу религиозных преступлений посвящены работы дореволюционных и современных российских, а также зарубежных авторов: Л. С. Белогриц-Котляревского, С. Боронбекова, В. Н. Еремина, А. Э. Жалинского, А. Н. Игнатова, А. Ф. Кистяковского, М. И. Ковалева, Ю. А. Красикова, В. П. Малкова, С. И. Никулина, Лохвицкого, 3. А. Незнамовой, В. В. Пилявца, Э. Ф. Побегайло, С. В. Познышева, Ф. М. Решетникова, Н. Н. Семерневой, Н. С. Таганцева, Л. Фридмэна, Е. М. Шевкопляс, Б. В. Яцеленко и др. 4) Преступность в сфере религии является объектом изучения и богословов: А. Л. Дворкина, Н. В. Кривельской, И. Куликова, А. Кураева (диакона), Соколова (протоиерея Федора), и др. 5) Проблемам криминотеологии посвящены работы и психиатров: А. Е. Былева, Д. П. Демоновой, Ф. В. Кондратьева, М. В. Овсянникова и др. 6) Следует выделить и работы религиоведов, так или иначе затрагивающих проблемы преступности: И. В. Манацкова, А. А. Радугина, Д. М. Угриновича, Э. Г. Филимонова, А. А. Чернышенко, И. Н. Яблокова и др. 7) Государственно-правовым, историко-правовым и философско-правовым проблемам религиоведения посвящены работы Г. В. Арсеньевой, С. Н. Бокарева, Е. Н. Волкова и др.

Вместе с тем нельзя не отметить, что полученные в разные годы данные не носят характера абсолютной точности и непротиворечивости. Коррективы, вносимые социальными процессами и явлениями, требуют дальнейших научных изысканий в данном направлении.

Объектом исследования в настоящей работе выступают религиозные преступления. Предметом являются понятие, виды, показатели религиозных преступлений; история развития уголовно-правового законодательства в России; видовой состав религиозного преступления; причины, условия и профилактика религиозной преступности и преступного поведения.

Генеральной совокупностью являются все религиозные преступления, совершенные в России.

Выборочной совокупностью исследования являются преступления, совершенные членами религиозных сект на территории Рязанской и Московской областей. Место исследования было выбрано в связи с тем, что именно в этих регионах наиболее распространены тоталитарные секты, большей частью сатанинского и неоязыческого направления.

Исследование проводилось в два этапа. Первый этап – проведение разведывательного (поискового) исследования, которое осуществлялось в 1999 г. Основные задачи: уточнение объекта и конкретизация предмета исследования, апробация методов, определение и операционализация основных понятий. Реализация осуществлялась в Рязанской области. В процессе исследования происходила корректировка его направлений. Применявшиеся методы: включенное и открытое наблюдение, анализ документов, контент-анализ, свободное интервью. Основными источниками информации первого этапа являлись: юридическая, психологическая, религиоведческая, теологическая и богословская, социологическая, криминологическая литература и нормативные акты, так или иначе регулирующие сферу духовной жизни общества; совершеннолетние мужчины – члены нелегальных религиозных сект, действовавших и действующих на территории Рязанской области.

Второй этап – аналитическое (основное) исследование. Основные его задачи: проверка основных гипотез исследования, раскрытие внутренних и внешних, социальных и индивидуальных причин и условий религиозных преступлений. Применявшиеся методы: анализ документов, включенное наблюдение, стандартизированное и свободное интервью, 16-факторный опросник Р. Кеттэлла. Основными единицами наблюдения второго этапа являлись: уголовное законодательство России с момента его возникновения и до наших дней; выборочное исследование – совершеннолетние мужчины, члены ряда тоталитарных сект в Рязани и Рязанской области, а также Москве и Московской области (всего исследовано 10 сект). Исследование осуществлялось в 1999–2000 гг. Было опрошено по стандартизированному и свободному интервью, разработанным авторами, и опроснику Р. Кеттэлла 327 членов сект в Рязанской и Московской областях, из них 109, совершивших преступления. Стандартизированное интервью состояло из 25 вопросов, направленных на выявление причин и условий религиозного преступного поведения. Для изучения психических свойств личности был выбран 16-факторный опросник Р. Кеттэлла. Опросник состоит из 187 вопросов. Сектанты предпочли компьютерный вариант. Р. Кеттэлл выделяет 16 первичных и 4 вторичных биполярных фактора, которые характеризуют разнообразные сочетания способностей, темперамента, мотивов и интересов. В целях получения максимально достоверных данных в методике предусматривалось наиболее оптимальное сочетание субъективных и объективных методов.

Авторы выражают признательность кандидату юридических наук Михаилу Вячеславовичу Карасеву, который принимал участие в проведении криминологического исследования по криминотеологии, в корректировке методики исследования по результатам пилотажа, а также в составлении справок по деятельности нелегальных сект, включенных в словарь по криминотеологии.

Раздел I
Уголовно-правовые основы криминотеологии

Глава 1
Развитие уголовного законодательства об ответственности за религиозные преступления в России

Были и лжепророки в народе, как и у вас будут лжеучители, которые введут пагубные ереси и, отвергаясь искупившего их Господа, навлекут сами на себя скорую погибель.

Библия. 2 Пет. 2, 1

…В истории мы находим достаточно доказательств тому, что уголовные преследования в данном случае были бессильны в достижении иных результатов кроме истребления.

Ш. Монтескье

§ 1. Церковно-государственный дуализм в истории уголовно-правовой борьбы с религиозной преступностью

Проблема религиозных преступлений рассматривалась в дореволюционной литературе хотя и в незначительном количестве источников, но практически в каждом из них и с исторических, и со сравнительных позиций, в сопоставлении с действовавшим в то время уголовным законодательством зарубежных стран. Всего насчитывается четыре монографических исследования и несколько статей.^[1] Кроме того, эти вопросы анализировались практически во всех учебниках по особенной части уголовного права того времени, а также в учебниках по истории русского права и по церковному праву.^[2]

В основе возникновения понятий «церковное» и «религиозное преступление» лежит византийский Лишанский эдикт 313 г. Константина и Лициния. Россия вместе с православием восприняла из Византии и ее церковно-светское право. Полный свод этого права назывался «Кормчие книги» и в различных списках включал в себя множество разнообразных источников, из которых наиболее значимыми и популярными в России были:

1) «Закон судный людям» 740 г. («Судебник царя Константина» в позднейших названиях);

2) «Прохирон», более известный под названием «Закон Градский» 870–878 гг.

3) «Мерило праведное» (сборники нравственных наставлений и юридическое руководство для судей) конца XIII или начала XIV в.;

4) Извлечения из новелл Юстиниана («От различных титл, рекше граней Юстиниана царя, новых заповедей, главы по избранию различны»);

5) «Леона премудрого и Константина верною царю „главезнах“».

В этих источниках определены санкции и даны понятия «о ереси, совращении, вероотступничестве, нарушении церковного убежища, волшебстве и чародеянии, неисполнении обрядов христианской веры и исполнении языческих обрядов».^[3] Наиболее популярными и актуальными в стране, только что вышедшей из язычества, были три последних источника. Практически все национальные юридические источники перенимали, заимствовали основные положения, а то и полные тексты из этих Кормчих книг. Поэтому в последующем, при анализе российских национальных юридических источников в первую очередь «разводились» нормы, заимствованные из Кормчих книг, и новые, российские нормы, содержавшиеся в этих источниках.

В одном из первых дошедших до нас юридических памятников Древней Руси – Русской Правде (предположительно от середины XI до 30-х годов XII в., примерно 1020–1146 гг.^[4]), как в Краткой редакции, включающей 43 статьи, так и в Пространной редакции, состоящей из 121 статьи и 8 дополнительных статей, не содержится ни одной нормы о религиозных преступлениях.^[5] Это объясняется просто.

Во-первых, период времени от крещения Руси, прошедшего не везде одновременно и гладко, и до создания Русской Правды, особенно Краткой ее редакции, невелик.

Во-вторых, религиозные общественные отношения регулировались прежде всего церковным правом.

И, в-третьих, сфера церковно-государственных отношений и религии регулировалась, как уже отмечалось, Кормчими книгами, заимствованными в полном объеме из Византии вместе с православием.

Наиболее близкими по времени к Русской Правде являются древнерусские княжеские уставы. Прежде всего следует выделить Устав св. кн. Владимира Святославича о десятинах, судах и людях церковных (начало XI в., предположительно 995-1011 гг.^[6]), принятый раньше Русской Правды, в ст. 9 которого устанавливается круг гражданских и уголовных дел, подлежащих юрисдикции церковного суда, определенных князем Владимиром, т. е. властью светской. Вместе с тем эти дела оставались также в ведении и суда княжеского, светского. Существует несколько редакций Устава, например О ленинская (это, можно отметить, редакция более светская) и Синодальная (это уже редакция церковная). Отсюда и несколько отличающийся круг дел. Из примерно 10 преступлений в О ленинской редакции 4 – религиозные, причем указано еще урекание – оскорбление бранным словом и клеветой. При этом в Археографическом изводе определено три вида оскорблений (уреканий): бранным словом, обвинением в изготовлении зелий и в еретичестве, т. е. из трех – два урекания религиозные.

В Синодальной редакции содержится 27 составов, из них 13 – религиозные. Так, к ним отнесены: 1) ведьство или ведоство – колдуны, знахари, ведьмы, т. е. это мнимое знакомство с невидимым миром^[7]; 2) зелейничество или зелье – изготовление лекарств и приворотных зелий; 3) узлы – один из видов чародейства, изготовление талисманов путем завязывания особым способом узлов; 4) волхвование – вызов мертвых, акты спиритизма и другие акты колдовства или лечения, которое было преимущественно церковной прерогативой; 5) зубоежа – в разных трактовках может означать вампиризм, т. е. высасывание крови мертвецом у живых или живым у живых, что, скорее всего, могло быть связано с магическим каннибализмом; запрет укусов во время драки; а также звероядину – запрет церкви употреблять в пищу зверя, задушенного собакой во время охоты, – иначе говоря, зубоежа может быть и религиозным преступлением, и общеуголовным; 6) потворы – разновидности колдовства; 7) чародеяния – знание особых сил природы и пользование этими знаниями во вред другим^[8]; 8) церковная татьба – кражи в церквях; 9) мертвецы сволочать – ограбление мертвецов, также может трактоваться как осквернение могил, их повреждение, уничтожение и пр.; 10) крест посекутъ или на стенах режутъ – повреждение или уничтожение креста как символа веры, церковных стен и вообще священных предметов, почитаемых церковью, или иного церковного имущества либо отрезание частиц от них; 11) ино, что неподобно церкви подеетъ – разрешение по усмотрению патриарха подвергать составы, по меньшей мере церковных преступлений, расширительному толкованию и на привлечение к ответственности и наказание иных деяний исключительно по усмотрению патриарха; 12) кто молиться под овином, или в рощеньи, или у воды – запрет языческих обрядов, по которым славяне молились языческим идолам у воды (русалке и иным водным божествам); у овина – культ Сварожича (бога огня), когда под овином зажигали огонь для просушки снопов, оберегая снопы от пожара, славяне бросали в огонь необмолоченный сноп ржи как жертву огню; в роще (замоление лешего и других божеств леса); 13) скот или псы, или поткы без великы нужи введет – запрет вводить в церковь животных и пр.

Устав кн. Ярослава Мудрого о церковных судах 1051–1054 гг.^[9] развивает идеи Устава св. кн. Владимира Святославича о десятинах, судах и людях церковных и не повторяет те составы религиозных преступлений, которые в нем содержатся, но определяет исключительную юрисдикцию митрополита и епископа в отношении отдельных церковных преступлений. В ст. 34–37 Устава кн. Ярослава Мудрого о церковных судах определены следующие составы церковных преступлений: блуд монахов, монахинь, попов или их жен, а также проскурниц; пьянство попов или монахов, причем по церковным обычаям поп, проведший в пьянстве всю ночь до шести часов утра, не допускался к заутрене и рисковал быть изгнанным из сана; расстрижение монаха или монахини. Кроме того, установлены светские и церковные наказания за вступление в половую связь духовных родственников – кума и кумы, т. е. крестных отца и матери (ст. 12 Устава кн. Ярослава Мудрого); блуд с монахиней как и скотоложство, карался по ст. 18 Устава. В этом Уставе уже были определены санкции за все деяния. Они резко отличались от византийских и соответствовали традиционно русской системе наказаний – имущественных взысканий. Кроме того, предусматривались церковные наказания – епитимья и отлучение от церкви, а в Пространной редакции еще и наказание «на том свете» – заклятье (ст. 56). Помимо этого, в Пространной редакции Устава в качестве одного из оснований для развода указана кража женою из церкви. Определены также запреты священникам нарушать границы своих приходов (уездов), на совместную еду с иноверцами (ст. 49) и с отлученными от церкви (ст. 50), на сожительство с представительницами нехристианских вероисповеданий (ст. 51 Пространной редакции Устава кн. Ярослава Мудрого о церковных судах).^[10]

Устав о церковных судах и о людях и мерилах торговых великого князя Всеволода 1125–1136 гг. к подсудности церковного суда относит: «потворы и чародеяния», «волхвование», «ведьство», «зелейницьство», «церковная татьба», «мертвечи свлачають», «крест посекают или на стенах режут», «или кто молится под овином, или в рощении, или у воды».^[11]

Непременно надо отметить, что религиозная правоприменительная практика церковных и княжеских судов Руси доходила до довольно жестоких расправ с ведьмами и чародеями. Кроме того, народный самосуд не преследовался, а, наоборот, поощрялся. Так, в 1024 г. толпа жестоко избила «лихих баб» в Суздальской земле, причинив им повреждения, опасные для жизни; то же повторилось и в Ростовской земле в 1071 г. В 1227 г. новгородцы сожгли четырех волхвов; в 1411 г. во время «черной смерти» (вероятно, чумы) псковичи сожгли 11 «вещих женок». В 1498 г. пришедшие к великой княжне Софье «бабы с зельем» были утоплены по распоряжению Великого князя. В 1591 г. в Астрахани по указу Государя были сожжены колдуны, обвиненные в порче крымского царевича Мурата Гирея; и многие другие факты, дошедшие до нас.^[12]

Анализ законодательства Древней Руси приводит к некоторым выводам. Прежде всего, в указанных нормативных актах, как и в других, им подобных, церковные преступления, преследуемые исключительно церковью и по церковному праву, приравнивались к религиозным преступлениям, наказуемым светскими законами. В период зарождения православия на Руси это вполне объяснимо. Церковь по византийскому примеру была приравнена к государству и объединена с ним, что по византийскому праву означало не что иное, как то, что любые деяния церкви были государственными, как и любые деяния государства освящались церковью. Вместе с тем в отдельных уставах был определен и приоритет церковной юрисдикции над княжеской.

Далее. В уставах сделаны попытки уйти от влияния византийских Кормчих книг. Это проявилось во введении русской системы наказаний – в основном имущественные санкции и отказ от широкого применения телесных наказаний, смертной казни, практиковавшихся в Византии. Кроме того, это отразилось и на отдельных составах религиозных правонарушений – отказ от некоторых византийских составов и введение своих, русских, например, ссылка на воровство жены, в том числе в церкви, как на основание для развода, отсутствует в византийских источниках.

В Уставах содержится только перечисление религиозных деяний, без их раскрытия, определения, в некоторых уставах, более поздних, с указанием санкций. Фактически нет ни квалифицированных, ни привилегированных составов. Отсутствует указание на субъективную сторону, т. е. умысел, неосторожность не различаются, нет мотивов, целей. Предусмотрена возможность аналогии уголовного закона, например в Синодальной редакции Устава св. кн. Владимира Святославича о десятинах, судах и людях церковных указано: «ино, что неподобно церкви подеетъ». Вместе с тем представляется удивительным столь древнее возникновение этих юридических источников, предпринятые значительно раньше, чем у многих других народов, попытки кодификации правовых обычаев. Кроме того, привлекает внимание формулировка норм, иногда очень интересная, например «урекание», преследуемое только в трех видах – «бранным словом, обвинением в изготовлении зелий и в еретичестве», и т. п.

В нормах княжеских уставов проводится церковная политика. Поэтому преследуются прежде всего древнерусские языческие обычаи, в частности «кто молиться под овином, или в рощенъи, или у воды». Запрещаются различные формы влияния на людей, что церковь видит исключительно своей прерогативой, например «зелейничество», ведь использование для лечения различных трав издревле было принято на Руси, но церковь полагает, что только она может лечить людей, и то большей частью духовно. Преследуются различные виды и разновидности колдовства. Иначе говоря, о религиозной свободе, тем более в период зарождения православия на Руси, говорить не приходится. Здесь просматривается единственный метод правового регулирования – насильственное введение одной религии повсеместно и у всех племен и народов Руси, церковно-государственный дуализм.

Подобная политика продолжается и дальше, все более совершенствуясь и выходя из-под влияния византийских Кормчих книг.

Судебники 1497 и 1550 г. не были объектом исследования ни дореволюционных, ни современных специалистов в сфере изучения религиозных преступлений. Это не случайно, так как данные нормативные акты являются прежде всего памятниками процессуального права. Кроме того, в них имеются отсылочные нормы к Русской Правде, а также к Псковской и иным судным грамотам. Вместе с тем в них есть и нормы, посвященные религиозным преступлениям. Так, ст. 9 Судебника 1497 г., практически единственная уголовно-правовая норма, определяет наиболее тяжкие преступления и среди них называет одно религиозное – «церковный тать», что историками и юристами толкуется как святотатство, «т. е. деяние, так или иначе нарушающее права и интересы церкви»^[13], но виды «святотатства» не названы ни в Судебнике, ни учеными. По нашему мнению, понятие «церковный тать» означает, как означало и раньше, прежде всего в Уставе св. кн. Владимира Святославича о десятинах, судах и людях церковных, не святотатство, а всего лишь одно религиозное преступление – кражу в церкви. Об этом свидетельствует и то, что простое воровство здесь не указано, а за все эти тяжкие преступления – убийство государя, крамолу, поджог и др. – определена одна мера наказания – смертная казнь. Нельзя представить, чтобы за все религиозные преступления могла быть предусмотрена только смертная казнь. В княжеских уставах практически за все религиозные преступления были установлены имущественные взыскания. Статья 59 Судебника 1497 г. определяет пределы церковной юрисдикции, т. е. за церковные преступления, а также за преступления, совершаемые священнослужителями. При этом компетенция церковных судов ограничена и по субъектам, т. е. их ведению подлежали дела духовенства и патронируемых церковью людей, и по категориям дел – дела о наиболее тяжких преступлениях – душегубстве, разбое с поличным и даже о краже, совершенных священнослужителями, подлежали рассмотрению в государственных судебных органах.

Судебник 1550 г. во многом повторяет Судебник 1497 г., но он представляется более развернутым и совершенным. Так, ст. 61 Судебника 1550 г. дополняет перечень тяжких преступлений, но из религиозных по-прежнему называет одно – «церковный тать». Статья 91 еще более ограничивает церковную юрисдикцию, запрещая торговым людям жить в монастырях и устанавливая их подсудность светским судам. Примечательно еще и то, что в Судебниках 1497 и 1550 г. впервые и довольно широко вводится тюремное заключение.

Знаменательнейшим событием своего времени стало принятие после московского восстания 1648 г. Соборного уложения 1649 г. царя Алексея Михайловича. Данное Соборное уложение, как отмечают исследователи, отличается не только от всех предшествующих нормативных актов, но и от последующих.

Во-первых, оно знаменовало собой значительный отрыв от влияния византийского законодательства, хотя и сохранило в себе некоторые аспекты его воздействия. Особенно это отразилось в построении системы религиозных преступлений и санкций за них.

Во-вторых, оно стало первым печатным памятником русского права и выгодно отличалось по многим параметрам от современных ему источников зарубежного права, прежде всего по объему (из русских источников может сравниться только со Стоглавом) и по уровню юридической техники.

В-третьих, Соборное уложение представляет собой действительно уложение различных отраслей права в единый свод законов, который можно представить и как некую систематизацию серии различных кодексов, правда, не вполне еще совершенную, но с разбивкой нормативного материала на главы, а глав – на статьи; несколько глав, расположенных иногда в разных местах Уложения, можно объединить между собой в кодекс, уголовный, процессуальный, гражданский и т. п.

В-четвертых, оно значительно отличается по стилю, семантике, т. е. по языковым признакам, как от предшествующих нормативных актов, изобилующих архаизмами, так и от последующих, в которых с легкой руки Петра I преобладают иностранные заимствования, по смыслу далекие от оригинала. Соборное уложение и сейчас читается легко и доступно для понимания.

Приступим к анализу религиозных преступлений. Правовое регулирование религиозной сферы и здесь значительно отличается от предшествующих нормативных актов.

1. Впервые выделена самостоятельная глава, где объединены почти все религиозные преступления: «Глава I. А в ней 9 статей о богохулниках и о церковных мятежниках». Будучи первой, эта глава не так совершенна, как последующие, – первый блин комом. Кроме того, не все нормы о религиозных преступлениях вошли в эту главу, хотя почти все. И, наконец, во всяком религиозном государстве охрана государственной религии выходит на первый план, государственным преступлениям в Уложении посвящены все следующие главы.

2. Все религиозные преступления можно разделить на четыре типа:

а) богохуление, т. е. поношение Бога и святых словесно или действиями: «будет кто иноверцы, какия ни буди веры, или и русской человек, возложит хулу на господа бога и спаса нашего Иисуса Христа, или на рождьшую его пречистую владычицу нашу богородицу и приснодеву Марию, или на честный крест, или на святых его угодников, и про то сыскивати всякими сыски накрепко. Да будет сыщется про то допряма, и того богохулника обличив, казнити, зжечь» (ст. 1 главы 1);

б) церковный мятеж – нарушение общественного порядка в церкви, урегулированного церковными правилами, выражающееся в прерывании церковной литургии и других обрядов (также иногда трактуется как нарушение церковного мира и права церковного убежища): «а будет какой бесчинник пришед в церковь божию во время святыя литургии, и каким ни буди обычаем, божественныя литургии совершити не даст, и его изымав и сыскав про его допряма, что он так учинит, казнити смертию безо всякия пощады» (ст. 2, 3 главы 1) или «никому ни о каких своих делех не бити челом, чтобы от того в церкви божии церковному пению смятения не было, понеже церковь божия устроена приходити на молитву» (ст. 8, 9 главы 1);

в) церковный мятеж – нарушение общественного порядка в церкви, урегулированного церковными правилами, путем лишения жизни, избиения, оскорбления: «а будет кто, пришед в церковь божию, учнет бити кого ни буди, и убьет кого досмерти и того убойца по сыску самого казнити смертью же» (ст. 4 главы 1), или «а будет ранит, а не досмерти убьет» (ст. 5 главы 1), или «а будет такой бесчинник кого ни буди в церкви божии ударит, а не ранит» (ст. 6 главы 1), или «а будет кого обесчестит словом, а не ударит» (ст. 7 главы 1). Это воспроизведение положений Кормчих книг. Но существует мнение, что текст заимствован из Библии (ст. 4 главы 1);

г) совращение и вероотступничество, т. е. обращение из христианской веры в нехристианскую: «а будет кого бусурман какими нибудь мерами насильством или обманом русскаго человека к своей бусурманской вере принудит, и по своей бусурманской вере обрежет, а сыщется про то допряма, и того бусурмана по сыску казнить, зжечь огнем безо всякого милосердия» (ст. 24 главы 22). Здесь наблюдается фактически заимствование из глав 31 и 32 Прохирона Кормчих книг. Причем в Прохироне две нормы: «обрезание хозяином-евреем своего раба» (гл. 31 tit. XXIX Прохирона) и «воздействие на религиозные убеждения совращаемого христианина со стороны еврея», без упоминания об обрезании. По Соборному уложению 1649 г. сам вероотступник в качестве потерпевшего не был подсуден суду государственному, а только церковному. Добровольное вероотступничество в уголовно-правовом порядке не преследовалось.^[14]

Все последующие царские указы в течение двух столетий вплоть до принятия Уложения о наказаниях 1845 г. в основном были посвящены борьбе с ересями – прежде всего стригольниками, жидовствующими^[15], раскольниками, старообрядцами, но также и с другими сектами. Они так или иначе развивали византийское Постановление Эклоги в зачале 6, ст. 35, где, в частности, говорилось «манихеане и монтане, мечем да посекаемы бывают».^[16] Следует назвать указы 1684, 1716, 1718, 1722, 1728, 1734, 1756, 1762, 1764, 1803 г.^[17]