Л. Андрияшев
Возвращение

– Даже если ты прав и я часть твоего сознания, то это как раз все объясняет. Я – твоя темная сторона. Твоя противоположность. Ты – ученый, и не веришь в необъяснимое, а я как раз и являюсь тем необъяснимым. Ты не можешь доказать некоторые вещи с научной точки зрения, но тут появляюсь я и делаю эту грязную работу за тебя, выдвигая странные теории, в которые искренне верю. Я просто помогаю тебе не сойти с ума, когда ты не можешь найти ответ на какой-нибудь из мучающих тебя вопросов. Но на самом деле все гораздо сложнее. Я сам не знаю, в чем именно мое предназначение и кто я такой. Может быть, я и правда часть тебя, а возможно, я какая-то новая, доселе невиданная, информационная форма жизни? Отчасти это может объяснить то, что у меня своя память и свое мнение, а также то, что я могу видеть вещи, находящиеся за пределом твоего физического зрения. Не забывай, что ты был рожден, чтобы изменить мир. Ты – продукт большого генетического эксперимента, который просто не успел дать результатов из-за проблем, которые обрушились на человечество. Возможно, что когда-нибудь люди поймут и мою природу. А в данный момент я знаю лишь то, что его семья сейчас находится в этом мире, но в другом, непривычном для нас состоянии. И я могу каким-то образом улавливать их колебания. Так вот, они меня просят сказать ему через тебя, что он движется в правильном направлении и что ему не надо винить себя за то, что его боль с годами притупляется. Пусть не считает это предательством памяти своих близких. Для них жизнь продолжается так же, как и для него, разница лишь в том, что она приняла другую форму. Просто повтори ему это.

– И как я, по-твоему, это скажу? Что мой воображаемый друг хочет передать ему сообщение?

– Поверь, как и в любом деле, тут главное – лишь начать. Разговор сам выведет тебя на нужные слова.

Тем временем чернокожий колдун, а по совместительству ученый-философ, вышел из своей комнаты, неся в руках поднос с двумя чашками своего травяного зелья.

– Выпьем, друг мой, за твое путешествие. Чтобы твой Хранитель провел тебя по уготованному свыше пути и вернул мне в целости и сохранности.

Я подошел к нему и взял горячую кружку.

– Надеюсь, твой Хранитель тоже меня не оставит? – сказал я, отхлебнув терпкого отвара. – Не могу сказать, что это вкусно, раньше ты делал из подножных трав гораздо более достойные напитки. Видимо, стареешь. Твои пальцы теряют чувствительность, раз не могут отличить благородные растения от пустынной колючки.

– А ты все пытаешься уколоть меня, как и раньше в университете, ставя в укор мой почтенный возраст, – улыбаясь, произнес он. – Но тут дело в другом. Этот напиток поможет укрепить нашу связь. Последние годы ты всегда был моими глазами в этом мире, теперь я отплачу тебе тем же, и буду твоим проводником в мире духов. Я попрошу их, чтобы они оберегали тебя так, как ты оберегал несчастного слепого старца. Ты можешь в это не верить, но твое неверие не изменит законов мироздания. Просто выпей это, а в остальном доверься мне. Вот увидишь, в конце своего путешествия ты изменишь взгляд на многое.

– Если тебе от этого будет спокойнее, то я с радостью употреблю содержимое кружки по назначению, – при этих словах я думал лишь о том, как же мне передать слова своего невидимого товарища. – Знаешь, – неуверенно начал я, – не могу говорить за мир духов, но поскольку в мире людей это может быть нашей с тобой последней встречей, то я поведаю одну свою тайну. Все равно ближе тебя у меня никого нет. Да и если с годами твой рассудок помутится и ты всем начнешь это рассказывать, никто не поверит в бред слепого старика, который каждый месяц уходит в пустыню на встречу с духами предков.

– А тебя так заботит то, что о тебе будут думать люди, которые тебя даже не знают? – улыбаясь, спросил он.

Я немного растерялся, и на секунду задумался. Действительно, с одной стороны, он прав. Я всегда боялся говорить кому-то об этом именно потому, что не хотел, чтобы мой образ героя порочила тень психического расстройства. Чем я руководствовался в такие минуты? Своим тщеславием? Или желанием казаться в глазах других идеальным человеком? Ведь сейчас до этого никому нет дела. У людей много своих проблем, и даже если бы все это знали, то отнеслись бы к данной информации весьма терпимо, а скорее всего, равнодушно. Мало ли сколько снарядов разорвалось возле моей головы, хорошо хоть что только этим отделался. Но я упорно не хотел, чтобы о моей тайне знал еще кто-то. Даже сейчас я рассказывал об этом с неохотой. Наверное, где-то в глубине души я надеялся на то, что спустя века все наладится и мое имя займет свое место в истории. Я и вправду многое сделал не только для своего народа, но и для всего мира. Я хотел, чтобы меня вспоминали как некий идеал, а у идеальных людей не должно быть недостатков. Точнее, знать о них должны лишь немногие, иначе идеал превратится в посредственность. Люди сами создают себе ложных богов, и я не хотел их разочаровывать. Это гордыня. Я в один миг осознал, что всю свою жизнь пытался быть идеальным для всех, забывая, что я всего лишь человек. Может быть, поэтому я и записался в добровольческий корпус в первый же день войны? Я уговаривал себя, что дело лишь в желании защитить свою страну, свои принципы. Но, возможно, какая-то скрытая часть подсознания говорила мне: «Это твой шанс стать для них Богом». Вероятно, это и движет великих людей вперед? Желание быть Богом для остальных. Причем быть Им можно в чем угодно. И действительно, многие двигают науку вперед, чтобы добиться признания и заглушить воспоминания о том, какими убогими они выглядели в глазах бездарностей, которые преследовали и угнетали их в жизни. Может, и я решил таким образом добиться быстрого успеха? Потому что к тому моменту, когда я оканчивал университет, детей, подобных мне, было много. И генетика дошла до того, что родители могли корректировать способности своих будущих отпрысков еще на стадии эмбриона. Возможно, именно тогда мое подсознание затаилось и начало ожидать своего «звездного часа», когда я смог бы либо доказать, что я достоин места в пантеоне ложных богов, либо умереть? А когда этот час настал, то, скорее всего, именно поэтому я так вел себя на поле брани? Я и вправду тогда был богом для моих подчиненных. Своим примером я показывал, как надо убивать, и за это меня боготворили. Как бы я ни пытался себя обмануть, но мне это нравилось. С такой стороны я на себя еще не смотрел, и мне стало невыносимо грустно. Будто бы то, во что я верил всю свою жизнь, оказалось обманом. Но самое обидное было в том, что именно я сам себя и обманул.

Все эти мысли промелькнули в моем сознании за один миг. Но тут же рядом со мной оказался мой невидимый друг. Обычно он был хладнокровен, и все реплики произносились им без эмоций. Но тут я его не узнал. Он вновь предстал таким, каким был в первые годы нашего странного «знакомства».

– Вспомни, что уныние – это смертный грех, – неожиданно резко зазвучал его голос в моей голове. – В твоих рассуждениях есть немалая доля правды, но если бы ты был прав полностью, то не отказался бы от должности, которую тебе предложили после окончания войны. Ты, конечно, далеко не идеален, но при этом ты и не так плох, как иногда хочешь себе казаться. Действительно, как генетики ни очищали твою цепочку ДНК от людских пороков, они не смогли до конца убрать то, что миллионами лет записывала в человечество природа. В тебе очень много доминантности, свойственной нашему виду, но именно это и делает тебя уникальным. Ваша наука, безусловно, далеко продвинулась, но до Бога ей не дорасти никогда. Где сейчас те «идеальные» дети с улучшенными генами, рожденные в искусственных условиях и воспитанные на искусственных ценностях? Почему никто из них сейчас не исправляет положение? Да потому, что результаты этого опыта – плоды людских иллюзий, в которых они хотят изменить то, чего еще сами до конца не понимают. А ты – неудавшийся эксперимент, который на деле оказался удачнее, чем ты себе можешь представить. Ты – дитя Бога, доработанное в сотрудничестве с Человеком. Тебя создавали ученые, верующие в то, что их действиями руководит кто-то свыше. Те, кто хотел блага для человечества. А коммерческие эксперименты, за которыми многие видели будущее, проводили с целью банальной наживы, забывая при этом, что человек пока еще не может постичь своего Творца. Да и вряд ли ему это когда-то будет под силу.

Я не стал ему отвечать, но крепко задумался. Голос моего реального собеседника вернул меня на землю.

– Друг мой, с тобой все хорошо? – обеспокоенно спросил он. – Я чувствую, что чем-то тебя обидел. Твое сознание словно покинуло наш грешный мир.

– Все хорошо, я просто задумался. На самом деле ты открыл мне глаза на многое. Или если не открыл, то хотя бы направил мысли в нужном направлении. Надеюсь, я смогу в себе разобраться и когда-нибудь найду ответы на те вопросы, которые ты, сам того не желая, взрастил в моем разуме за одно мгновение.

– Оно часто так бывает. Можешь искать ответы всю жизнь, а когда осознаешь, что тебе этого понять не дано и отпускаешь ситуацию, они сами приходят с той стороны, откуда и вовсе не ожидал. Неисповедимы пути мироздания, мой друг.

– Мой разум немного отвлекся, извини, – произнес я, возвращаясь из своих мыслей окончательно. – Мне хочется тебе кое-что рассказать.

– Я весь внимание.

– Когда я учился в университете, мне начали сниться странные события. Как будто у меня другая жизнь. Я жил в чужой стране, но разговаривал на том же языке, на котором сейчас. Что-то было таким же, как и во времена моей молодости, а что-то явно намекало на прошлое. В общем, как часто бывает во снах, я помнил лишь какие-то обрывки. Подобные сны приходили ко мне почти каждую ночь. Я не обращал на это внимания до тех пор, пока в сознании не стали неожиданно проскакивать какие-то обрывки фраз. Сначала я думал, что это связано с эмоциональным перенапряжением в учебе. Но со временем эти фразы начали складываться в предложения, а предложения стали перерастать в целые монологи. В моей голове как будто поселился еще один человек. Понимаю, что по-хорошему это надо рассказывать психиатру, но последнего врача подобной направленности я встречал только в реабилитационном госпитале после ранения. Да и то его уровень был крайне низок. После трех минут жалких попыток объяснить мне все трудности войны и подробности моей контузии он наскучил настолько, что я рассказал ему, с чем нам на самом деле приходилось встречаться в боевой обстановке. Суровая реальность изменила его восприятие мира. На первом же корабле он отправился на континент и, насколько я знаю, завязал с мозгоправством. Эти отступления я делаю, потому что немного волнуюсь – такое чувство, что я снова студент и сдаю тебе экзамен по развитию воображения и философии.

– Насколько я помню, на экзаменах ты никогда не волновался.

– Наверное, потому, что я хорошо скрывал эмоции. Так вот, этот голос перерос в полноценную личность. В человека, у которого кто-то украл его тело, но разум почему-то достался мне. У нас с ним было много общего, но о некоторых вещах у него было свое, резко противоположное мнение. Сначала мне даже нравилось переживать такой опыт, но потом… Мне стало страшно, я был уверен, что схожу с ума. Я боялся кому-то об этом говорить, не хотелось снова становиться объектом пристального изучения. О детях первого генетического эксперимента все только начали забывать, и, поведав о своей тайне, я бы снова оказался подопытным в лаборатории. Именно в то время я дал себе слово, которое сейчас нарушаю: никогда никому о нем не рассказывать. А когда после кратких курсов военного дела наш батальон отправили на фронт и я попал в свой первый бой, передо мной впервые предстала его фигура. Не знаю, что на это повлияло. Скорее всего – сильный эмоциональный стресс. Как раз тогда он оформился для меня в человека. Я бы не выжил без него. Он говорил мне то, чего я не мог видеть. Он предупреждал меня о том, чего я не мог знать. И тогда я засомневался в своей теории, что это часть моего сознания. Ведь он был всегда на шаг впереди, и при этом никогда не помогал мне до тех пор, пока его помощь не была решающей в деле спасения моей жизни. Об этом я могу рассказывать бесконечно, но цель этого повествования лишь в одном: информация, которую я сейчас тебе расскажу, это не мои слова, а его. Понимаю, насколько странно и дико это звучит, но это так. Несколько минут назад он просил передать тебе следующее. Думаю, ты поймешь, – я взял небольшую паузу и отстраненным спокойным голосом продолжил, – «Не пугайся того, что они все реже и реже приходят к тебе. Это нормально, они тебя не покидают, не бойся этого. В том мире свои законы, и чем больше ты успокаиваешься, тем легче им. Не надо винить себя за то, что ты думаешь о них не с такой сильной болью, которая была раньше. Твои раны затянулись уже давно, теперь пришла пора реже вглядываться в свои шрамы. Ты делаешь доброе и правильное дело, они мне сказали, что тебе еще многое уготовано в этой жизни».

После этих слов я замолчал. В помещении повисла гробовая тишина, можно было услышать, как за многие километры отсюда шахтеры добывают уголь в карьере, чтобы, как и два века назад, получить из него драгоценную энергию. А ведь еще за пару десятков лет до этих событий ее получали из ветра и солнечных лучей. Через несколько мгновений я увидел, как по его щеке снова катятся слезы. Я ждал, пока он заговорит первым, этого ждал и мой спутник, стоявший рядом со мной.

– Спасибо, мой друг, – грустным голосом продолжал глава давно ушедшей семьи. – Я тебе верю. Они меня предупреждали, что передадут послание от неожиданного гостя, который часто у меня бывает, но которого я никогда не видел. Я долго думал, кто это может быть – ведь кроме тебя, у меня вообще гостей не бывает. А теперь все встало на свои места. Воистину, неисповедимы пути Создателя. Но я хочу, чтобы ты тоже кое-что понял: это сообщение не только для меня, оно адресовано нам обоим. Только для каждого из нас оно несет свой смысл. Если все так, как ты говоришь, это в очередной раз доказывает, что не все в этом мире подчиняется известной нам логике. Ведь если с тобой говорило твое подсознание, то откуда я знал, что мне кто-то должен передать от них весть? И откуда твое подсознание могло знать о том, что они все реже и реже приходят ко мне? Возможно, эти слова сказаны нам обоим, чтобы подкрепить нашу уверенность в выбранном пути. Теперь понятно, что мы не сходим с ума от навалившегося ужаса. Не все так просто в нашей жизни.

В воздухе снова повисла пауза. Мой невидимый спутник взял неловкую ситуацию в свои руки.

– Нам нужно скоро выходить, поезд ждать не будет. Делай то, зачем мы сюда пришли, иначе есть риск снова отложить наше путешествие, – его интонация снова приняла спокойный оттенок.

– Я приготовил еще пару экспонатов для твоего музея, – прервав молчание, сказал я. – Учитывая, что итог моей поездки до конца не ясен, я бы не хотел, чтобы это пропало вместе со мной.

Я достал из рюкзака свое именное оружие, парадную форму с наградами, и вложил это в его руки.

– Это НАШ музей, друг мой. Хочу, чтобы ты всегда об этом помнил. Без тебя не было бы не только его, но и я сам уже давно лежал бы в земле. И теперь эта часть твоей души навсегда здесь останется. Я очень надеюсь, что когда-нибудь ты вернешься сюда и у нас будет повод ее снова примерить. А пока ты не вернешься, я буду всем своим посетителям рассказывать о том, кого я учил в университете, и в качестве доказательства предъявлять им твои вещи. Думаю, что с такими экспонатами я смело могу рассчитывать как минимум на пятьдесят человек в следующем месяце, – засмеявшись, сказал колдун, которого судьба забросила далеко от родины и подвергла самым суровым испытаниям, чтобы он вернулся к своим корням.

На этих словах мы с ним обнялись, и я впервые за долгое время почувствовал тоску. Это был тот самый случай, когда ничего не нужно было говорить, и без слов всем все было понятно. Я молча посмотрел ему в глаза и, развернувшись, пошел к двери. Наверное, это и есть полное взаимопонимание, когда эмоции во всем заменяют слова. Таких друзей, к сожалению, у меня в жизни было мало. Большинство из них не пережили Великую Войну. А того, от которого мы сейчас уходили, я, вероятно, видел в последний раз. Но другой, о котором мне многое неизвестно, будет рядом до самого конца.

Когда мы вышли, на улице уже вечерело. Солнце клонилось к горизонту, и жара покинула пустыню, чтобы на следующее утро вернуться и снова докучать немногим жителям, оставшимся в этом Богом забытом городе. Мы неторопливо дошли до вокзала – одного из немногих мест, которое всегда поддерживалось в достойном состоянии, ведь именно с него у всех начиналось знакомство с этим населенным пунктом. Скоростная железная дорога была единственным безопасным способом путешествия по континенту. На машине был большой риск наткнуться на мины, которые расставляли мародеры на всех дорогах. Но даже если ехать по пустыне, риск наткнуться на банды становился куда выше. Авиасообщение было приостановлено практически в самом начале войны. Нам сказали, что это временная мера, ведь враг мог сбивать даже гражданские самолеты. Но война кончилась, а закрытое небо вполне устраивало новые власти. Намного проще контролировать оседлых людей, чем отвлекаться на мигрирующих по планете бунтарей. Любые путешествия были сведены к минимуму. Недаром говорят, что «нет ничего более постоянного, чем временное».

Но железная дорога работала без перебоев. Через весь континент протянулась вакуумная труба, которую снаружи от воздействия асоциальных членов общества защищало сильное магнитное поле, способное отразить мощнейшие взрывные волны. Вдобавок к нему на всей магистрали стояли автоматические пулеметные вышки, расстреливавшие все живое, что приближалось ближе чем на двести метров. Поезда внутри этой трубы пролетали с бешеной скоростью. При желании весь континент можно было проехать четыре раза менее чем за сутки. Это было, пожалуй, единственным наследием прошлой жизни, которым могли пользоваться те, у кого было разрешение на выезд из своего поселения. Мы пришли на вокзал за три минуты до прибытия нашего состава.

– Мне даже немного грустно, – сказал мой вечный спутник. – Такое чувство, что я больше никогда сюда не вернусь.

– В таком случае, меня ждет та же участь, – ответил я, оглядываясь по сторонам, чтобы убедиться, не слышат ли меня посторонние. – Если тебе не суждено больше здесь появиться, значит, и мне уготована такая же судьба.

– Как говорит наш африканский друг, «Неисповедимы пути Создателя». Возможно, ты сюда еще вернешься, но уже без меня.

Последняя фраза меня напугала. Я не понял, что он хотел этим сказать, но не стал переспрашивать, боясь услышать его ответ. В любом случае, у нас обоих было предчувствие, что все только начинается.

Гиперпоезд бесшумно въехал на перрон. Двери открылись, и, подождав, пока выйдут прибывшие на станцию пассажиры, мы зашли в гениальное творение человеческих рук. Заняв свое место, я снова вспомнил о сегодняшних мыслях по поводу своей гордыни, но тут же отогнал их от себя. Слишком много событий произошло в этот день. Нужно было время, чтобы это улеглось в моей голове. Но я твердо знал, что еще не до конца разобрался в себе и эти размышления еще не раз всплывут в моем странном сознании.

Поезд тронулся, и вагоны плавно начали набирать привычную скорость. До того, как шторки на окнах опустятся для предотвращения приступов тошноты у пассажиров от быстро меняющегося пейзажа, я оглядел пустыню, где жил несколько лет. В очередной раз мне представилась возможность увидеть, насколько удивителен наш мир в своем разнообразии. Но к этим живописным видам мы быстро привыкаем. Не часто нам предоставляется шанс посмотреть на них отрешенно и понять, как прекрасна наша планета, которую мы не ценим, а зачастую даже уничтожаем. Насколько хрупким является природный баланс. И, судя по всему, человечество этот баланс расшатало. Иначе зачем бы оно своими же руками сократило нашу биологическую популяцию до уровня, который был два века назад. Должно быть, природа предусмотрела в наших головах какой-то неизвестный механизм, заложенный на всякий случай. И когда мы стали представлять для нее серьезную угрозу, она его включила. Чем же еще можно объяснить то, с каким усердием мы избавили этот мир от перенаселения, а заодно и от своих чрезмерных амбиций? Планета стряхнула с себя все лишнее, а нам преподала урок, который мы должны усвоить: если мы нарушаем гармонию во Вселенной, то Вселенная всегда найдет способ вернуть все в равновесие. Если есть некий Сверхразум, называемый Богом, то, надеюсь, Он знает, что делает. Ведь сам я пока не вижу во всем случившемся глобального упорядоченного смысла.

Пейзаж за окном стал меняться с такой скоростью, что человеческий глаз, не в силах за ней поспевать, стал размазывать эту картинку. Складывалось впечатление, будто бы на холст со свежими красками вылили воду и подули на нее сбоку очень мощным вентилятором. В это мгновение шторки опустились, а на электронном табло высветилось время прибытия в конечную точку нашего путешествия, в новую столицу Австралийского континента – город Сидней. У меня оставался один час и семь минут. В расписании были еще две остановки, но я решил попробовать хоть немного поспать, воспользовавшись комфортным креслом. Я закрыл глаза и, как мне показалось, не успев уснуть, почувствовал, что на меня кто-то смотрит. Открыв их, я увидел проводника, который не решался меня будить. Поняв, что я проснулся, он произнес: «Наш поезд прибыл на конечную станцию, господин полковник. Мы в Сиднее».