Кэтрин Корр
Корона когтей

Верон хмурится, и уголки его рта опускаются, на его лице ясно читаются сомнение и недовольство.

– Возможно, вы и правы, – наконец бормочет он. – По крайней мере, частично. Но перемены разрушительны. Даже если завтра я сяду на трон Селонии, мне придется убедиться, что цена того стоит. Я знаю селонийскую знать. Если я предложу им свободное, но неизведанное будущее, большинство будет цепляться за старые пути просто потому, что это их пути. Боль прошлого, по крайней мере, знакома.

Я думаю о бесконечно расстраивающих дебатах, которые мы с Ароном уже провели с защитниками и Собранием по поводу внесения поправок в законы.

– Верно.

Верон вздыхает.

– Как бы то ни было, я не правитель Селонии. А может, и никогда им не стану. Но мой первый долг по-прежнему перед теми, кто следует за мной. Я сделаю все, что смогу, чтобы вернуть им дом. Чего бы мне это ни стоило, – он опускает взгляд, покачивая вино в бокале. – Конечно, вы это понимаете. Цена лидерства. Жертвы, которые могут потребоваться, – когда он снова смотрит на меня, в его глазах появляется намек на приглашение. Поговорить или что-то еще?

Я напрягаюсь, гадая, не рассказал ли ему кто-нибудь о Люсьене, не предположил ли он, что мой брак – фикция.

– Что вы имеете в виду?

Моя резкость заставляет его покраснеть.

– Только то, что вы слишком молоды, чтобы править королевством. Это большая ответственность, – он проводит рукой по волосам, улыбаясь с грустью. – Например, сложно справиться с наплывом беженцев-дворян или чем-то в этом роде. И я полагаю, что дворяне Соланума довольно твердо стоят на своем…

Мне не нужно напоминать о моей молодости и неопытности, особенно тому, чье королевство лежит в руинах.

– Я уже успела понять, лорд Верон, что судить по внешности опасно, – воспоминание о Зигфриде – улыбчивом, ласковом, злобном Зигфриде – иголками впивается в кожу. – Его Величество и я в состоянии решить проблемы, стоящие перед нашим королевством. И я считаю нашу молодость преимуществом. Мы осмеливаемся мечтать о другом мире и не боимся пытаться воплотить его в жизнь, – слишком поздно я вспоминаю о леди Крамп и пытаюсь смягчить тон. – Я бы посоветовала вам не недооценивать нас.

Верон отворачивается от меня, сжав губы в узкую линию. Я благодарна Валентину за то, что он выбрал именно этот момент, чтобы повесить меч обратно на стену; он и Арон присоединяются к нам у окна.

– Какой меч, брат! – глаза Валентина блестят. – Такое равновесие и такая легкость. – Он поворачивается ко мне. – Из вашего личного доминиона, насколько я понимаю, Ваше Величество?

– Верно. Вам нравится фехтовать?

– Не очень, – он засовывает руки в карманы и бросает взгляд на брата. – Но я восхищен тем, как они выкованы. Восхищен тем, как изготовляются вещи в целом.

– В Атратисе есть несколько прекрасных оружейных мастеров. Может быть, вы захотите навестить их?

– С удовольствием, – он с энтузиазмом кивает, но вскоре его улыбка исчезает, и он снова смотрит на Верона. Я понимаю, что хоть он и ровесник Арона, но и вполовину не так самоуверен, как мой кузен. – Если у нас будет время до возвращения в Селонию.

Высокие часы на другом конце комнаты отбивают час.

– Уже поздно, – бормочет Арон. – Я уверен, вам обоим нужно отдохнуть. – Он дергает за ближайший колокольчик, и тут же входят слуги и начинают убирать со стола.

– Благодарю за сегодняшний вечер, – Верон кланяется Арону. – Благодарю вас за гостеприимство. А что касается нашего разговора, то он был весьма поучительным, – он одаривает меня улыбкой. – И приятным. Надеюсь, мы сможем вновь поговорить и вскоре снова сразимся.

Я замечаю, что несколько дней после обеда Арон показывает Валентину Цитадель; очевидно, наш гость интересуется архитектурой и историей этого сооружения. Мне приходит в голову мысль, что архивариус Цитадели и его каменщик смогли бы успешнее короля провести подобную экскурсию. И все же Арон, кажется, собой доволен. Но я не вижу старшего брата Валентина, пока не замечаю его в углу длинной галерки дождливым утром почти через неделю после нашего обеда. Верон спорит с другим изгнанником, худощавым стариком с красными кругами вокруг глаз и оранжевой кожей стервятника. Они прерываются, когда я прохожу мимо. Оба улыбаются и кланяются, но враждебность в глазах старика заставляет меня вздрогнуть.

Я забываю о наших гостях, когда добираюсь до своих комнат. Лорд Пианет ждет меня в приемной с бескрылым человеком, судя по одежде, купцом низшего ранга. Человек стоит сгорбившись, уставившись в ковер, прижимает к груди шляпу, а Пианет объясняет, почему он здесь: он видел на рынке в Хите объявление о награде за информацию, которая может помочь поймать Зигфрида и Таллис, и пришел рассказать.

Я сажусь и безуспешно пытаюсь погасить искру возбуждения, от которой учащается пульс.

– Не хотите ли присесть?

Мужчина бросает на Пианета испуганный взгляд, но повинуется, присаживаясь на краешек ближайшего стула.

– Насколько я понимаю, вы живете в Хите?

Он сглатывает.

– За пределами, Ваше Величество. Деревня Бичин.

– А вы?..

– Патер Крэксби, Ваше Величество. Агент господина Фингейла, торговец янтарем и драгоценными камнями, – он снова замолкает.

Пианет громко фыркает.

– Просто расскажи Ее Величеству, что ты видел, Крэксби.

– Ну… – Крэксби ерзает на стуле, стараясь отодвинуться как можно дальше от Пианета. – Я был в Вобан-в-Марке, за янтарем… – Он смотрит на меня, и я киваю, показывая, что понимаю. Мой отец позаботился о том, чтобы я была в курсе всех возможных фактов и цифр, касающихся Атратиса. Я знаю, что янтарь – один из наших основных экспортных товаров, что большая часть торговли проходит через Вобан, а сам город разделен: он находится на границе между Селонией и Фрайанландией. – Ну, – продолжает Крэксби, – я согласовывал условия следующей партии с импортерами. Мэррон и Компания; они находятся в Северном Вобане, на улице вдоль пристани. Я глядел в окно на корабли, пока они проверяли документы. Комната находилась на втором этаже, так что оттуда открывался хороший вид. Я наблюдал за толпой; город был оживлен, переполнен селонийскими беженцами из Южного Вобана. И тут я увидел его. То есть Зигфрида Редвинга. – Он бросает взгляд на чашку с водой, которую слуга поставил на стол рядом.

– Пожалуйста… – я указываю на чашку.

Крэксби осушает ее.

– Он был на улице прямо подо мной, разговаривал с большим седовласым парнем, одетым как моряк, с заплетенными в косу волосами, – Крэксби дотрагивается до своих волос, – и в брезентовой куртке. Оба указывали на корабли.

– Вы уверены, что это был он?

– Да, Ваше Величество. Дул свирепый ветер. На нем был плащ, но я разглядел под ним богатую одежду. И хотя седовласый мужчина был в перчатках, на нем перчаток не было. Так что могу сказать, что он был дворянином. А потом с него сорвался капюшон, и как только я увидел его лицо, я все понял, – он обращается к Пианету. – Я изучал рисунки на рынке. Все мы в Атратисе хотим помочь Ее Величеству, поскольку она, если можно так сказать, одна из нас.

Пианет выглядит так, словно не знает, как проглотить это замечание, поэтому я тепло улыбаюсь Крэксби.

– Спасибо. Как давно это было?

– Три недели назад, Ваше Величество. Я не мог добраться сюда быстрее. На обратном пути в Хит дул встречный ветер, а потом после зимы дороги стали очень плохи. Не то чтобы они были хороши раньше… – он замолкает, слегка задыхаясь.

Я помню комментарии Люсьена прошлым летом о дорогах Соланума: их не поддерживают в хорошем состоянии, потому что ими пользуются только бескрылые.

– Вы правы, Крэксби. Дороги плохие. Надеюсь, со временем мы сможем их улучшить. Еще один вопрос: корабль, на который они показывали, вы знаете, куда он направлялся?

– Я не был точно уверен, что это был за корабль. Но я стоял прямо напротив Атратской пристани…

Мой собственный доминион – я прижимаю руку к груди, делаю вдох, чтобы замедлить бешено колотящееся сердце.

– Лорд Пианет, пожалуйста, соберите королевский совет как можно скорее и пошлите письмо лорду Ланселину в замок Мерл, сообщите ему, что Атратис находится под угрозой и что он должен предпринять все необходимые действия.

Слова Крэксби доказывают, что Зигфрид и его сводная сестра не просто исчезли. Достаточно доказательств, чтобы убедить мое непокорное дворянство, что пришло время подготовить королевство к войне.

Крэксби поднялся со стула и протянул небольшой сверток.

– Это… подарок, Ваше Величество, от моего господина. Он хотел, чтобы я заверил вас в его вечной преданности.

Я разворачиваю мягкую кожу и обнаруживаю большой, красиво вырезанный огненный камень. Королевский дар; полагаю, что бескрылые так же, как и дворяне, обеспокоены последствиями селонийской революции.

– Из Фениана, я полагаю?

Крэксби кивает.

– Там лучшие из них. Я привез его из Фениана прошлым летом.

Когда он кланяется и начинает пятиться назад, в моей памяти всплывает кузина Фрис.

– Крэксби, когда вы бывали в Фениане, вы слышали истории о каких-нибудь странных людях, которые не являются ни бескрылыми, ни знатью?

Мужчина нерешительно смотрит на Пианета.

– Вы можете свободно высказываться.

– Ну… – он тяжело сглатывает и мнет в руках поля шляпы, – я слышал такие истории. Но я их никому не рассказываю. И не верю им, в том числе. – Он выпрямляется, словно снова стоит на твердой земле. – Народ на севере Фениана говорит много всякой чепухи.

Крэксби и Пианет уходят. Я расхаживаю по гостиной, прислушиваясь к буре, бушующей за окнами, и гадаю, где же сейчас Зигфрид.

Дождь идет весь день. Ближе к вечеру, не в силах улечься, я спускаюсь в уединенный сад на крытой западной стороне Цитадели. Одетта, облаченная в мантию, встречает меня в прихожей. Вода с ее мокрых волос капает на мраморный пол.

– Ты летала в такую погоду, кузина?

– Я только что вернулась из Ланкорфиса. Я отправлялась навестить Ниссу, чтобы попытаться убедить ее вернуться ко двору, – Нисса отправилась в замок Сенаида на последний полет своего жениха и с тех пор была там.

– Безуспешно, как я понимаю.

Моя кузина качает головой.

– Но она дала мне прядь своих волос, – она дотрагивается до мешочка, висящего на шее, – и попросила принести его в жертву в святилище. Вчера должна была состояться их свадьба. – Одетта шмыгает носом. – Было так грустно, когда она говорила об этом; с каким нетерпением они ждали этого, насколько радостным должен был быть день свадьбы… – она замолкает, сжимая в руке мешочек.

Размышляет ли она о свадьбе, которая должна была состояться у них с Зигфридом? Или о моей свадьбе с Ароном, тайной и поспешной, устроенной ради безопасности королевства и спасения жизни Люсьена? Возможно, да. Я кладу руку ей на плечо.

– Мне нужно немного покоя. Я подожду, пока ты переоденешься, и пойду с тобой.

Спустя полчаса мы вместе входим в святилище. По высокому куполообразному пространству разносится отголосок пения. У входа стоит бронзовое блюдо на треноге; я задерживаюсь, пробегая пальцами по сухим лепесткам роз, пуская их сладость в воздух в ожидании, пока глаза привыкнут. Святилище сегодня тусклое, освещено только двумя масляными лампами и слабым дневным светом, который просачивается сквозь кольцо высоких витражей. Наконец мне удается разглядеть почтенных сестер в галерке над главным алтарем. Их церемониальные сюртуки обшиты перьями, сорванными, как однажды сказала мне няня, с их собственных преображенных тел. Пока мелодия сплетается вокруг нас, Одетта пересекает мозаичный пол и идет в свою любимую боковую часовню, кладет локон волос Ниссы на маленький алтарь. Некоторые волосы уже превратились в перья, как это обычно бывает у нашего вида. Пока моя кузина молится, я бреду туда, где на подставке раскрыта книга литаний ^[1] за этот месяц. Сегодняшняя литания находится в самом верху второй страницы: Не забывайте и о том, что листья дуба, прячущие и желудь, и орла, приносят жизнь в один день и смерть – в другой.

Так и есть, я полагаю. И если это так для дубов, то еще более верно для людей. Я вспоминаю свою зарождающуюся дружбу с Зигфридом и ту легкость, с которой он скрывал свои истинные намерения.

Последняя фраза респонсория ^[2] эхом разносится по святилищу, и сестры выходят с галерки. Одетта присоединяется ко мне.

– О чем задумалась, Адерин?

– О правде. О лжи. Как трудно бывает порой отличить их друг от друга, – я указываю на огромную мозаику, украшающую потолок святилища. Это изображение Творца в форме Жар-птицы, которая вылетает из звезды. – Даже здесь… ты веришь в буквальную истину всего, чему нас учили?

Одетта проследила за моим взглядом, глянула вверх и поджала губы.

– Если ты спрашиваешь, верю ли я, что земля на самом деле образовалась из перьев Жар-птицы, а море – из ее крови, то нет. Но я верю, что может существовать что-то или кто-то, кто мудрее и добрее нас. По крайней мере, я на это надеюсь.

– Я тоже, – я бросаю последний взгляд на литании. – А ты знала, что Зигфрид посещал Фриан? Арон сказал об этом.

– Зигфрид? – ее рука скользит к шее. – Многие дворяне проводят время за границей.

– Сегодня утром ко мне приходил человек. Купец из Атратиса. Он видел Зигфрида в Вобане три недели назад. Только Творцу известно, где он сейчас, – я замолкаю, не желая делиться с Одеттой своими опасениями, что Зигфрид уже вернулся в Соланум. – Но Таллис… должно быть, ее прячут во Фриане. Может быть, мне самой туда съездить? – Одетта начинает говорить, но я не хочу слышать ее возражений. – Или, может быть… может быть, нам следует пригласить сюда принца Эормана, а потом… – я пожимаю плечами, – схватить его. Держать его в заложниках, пока он не выдаст Таллис.

– Адерин, ты не можешь…

– А почему бы и нет? Обезопасить королевство, обуздать дворянство, заставить их изменить законы, а потом…

Свобода. Вернуться домой в Атратис, если захочется. Быть с Люсьеном.

По мраморному полу раздаются шаги. За нами идет крупный мужчина, судя по одежде, дворянин, хотя я его не узнаю. Он кланяется. Колеблется, будто не знает, пройти ли ему мимо меня к алтарю или заговорить со мной.

Но я слишком тороплюсь обсудить свой план с Ароном, чтобы ждать. Я киваю мужчине и иду к двери.

– Одетта, ты не могла бы…

Ее крик перебивает мои слова.

– Нож, Адерин! У него…

Глава четвертая

Лезвие опускается, блеснув острием, и вонзается в мою взметнувшуюся руку; горячие струйки боли расцветают прямо на моей коже. Мужчина наносит Одетте удар, отбрасывает ее в сторону, снова поднимает нож, хватает меня за платье и притягивает ближе. Я вырываюсь, едва слыша крики Одетты, пытаюсь вырвать ткань из его рук. Мой поворот лишает его равновесия, и я отползаю назад. Но он встает снова. И продолжает наступать. Продолжает прорезать ножом воздух, пока я не упираюсь лопатками в стену. Он прижимает меня к камню и приподнимает мой подбородок лезвием. Я пытаюсь оттолкнуть его, но он слишком тяжелый – я не могу ничего сделать.

Он держит маленький пузырек прямо перед моим лицом. Большим пальцем поднимает пробку и прижимает ее к моему рту.

– Выпей. Или умрешь.

Я плотно сжимаю губы, издавая стон. Вдалеке слышны крики и топот. Колокол Цитадели тревожно звенит.

Мужчина сильнее прижимается к моей раненой руке. Агония затуманивает мое зрение, я прерывисто дышу; если это продлится еще дольше, мне придется открыть рот и закричать…

– Пей, черт бы тебя побрал, или я… – он оглядывается, ругается и заносит нож.

Его хватают другие руки, оттаскивают от меня, и я снова могу дышать. Но не могу пошевелиться. Я просто стою и смотрю, как темные стражники ставят незнакомца на колени и прижимают его к земле, одно лезвие топора упирается ему в горло, другое – в затылок. Его руки оказываются мгновенно скованы за спиной.

Две почтенные сестры в развевающихся мантиях спешат ко мне.

– Ваше Величество, вы ранены?

Я сглатываю.

– Рука. Больше ничего, – я баюкаю раненую конечность, схватившись за предплечье и тяжело дыша, стискиваю зубы от боли. – А где принцесса?

– В безопасности, Ваше Величество, – это Эмет, любимый капитан Арона. – Предупредив нас, она отправилась на поиски короля, но я послал с ней двух стражников, – он мотает головой в сторону стоящего на коленях дворянина. – Каков будет приказ?

Я смотрю на своего несостоявшегося убийцу. Каким бы ни был его ранг, он напал на корону. Согласно законам, я могла бы казнить его здесь и сейчас, без суда. Одно слово, и два топора, которые сейчас заставляют его молчать, отрубят ему голову. Я могла бы приказать стражникам повесить его на арене и оставить тело на съедение настоящим воронам. Но я не хотела осквернять святилище. Но и не хотела бы пренебрегать законом.

Кроме того, я хочу знать, кто он и почему пытался убить меня.

– Отведите его в подземелье, – где-то в Святилище хлопает дверь. – Обыщите Цитадель – целиком. Убедитесь, что в наших стенах нет никого, у кого нет веской причины здесь находиться. И возьмите с собой этот флакон, – маленькая бутылочка, которую принес мужчина, лежит рядом, опрокинутая набок. Немного жидкости растеклось по полу, но сосуд не выглядит пустым. – Если у нас есть алхимик в Цитадели или в Фарне, может быть, кто-нибудь сможет выяснить, что это такое.

Эмет кивает, приказывает стражникам увести пленника и зажимает флакон между большим и указательным пальцами. Одна из сестер подходит ближе.

– Я послала сестру Ганну убедиться, что врачей вызвали, Ваше Величество, но если вы позволите… – она осторожно берет меня за руку, и я понимаю, что истекаю кровью. Темно-синий рукав почернел от крови; она сочится сквозь пальцы, когда я сжимаю руку. Капли падают на полированный каменный пол. Сестра снимает палантин с шеи, осторожно отводит мои пальцы и делает тугую повязку. – А теперь обопритесь на меня, и мы отведем вас в ваши апартаменты.

Я хочу отказаться от ее помощи, но волна головокружения заставляет меня передумать; я испытываю облегчение, когда она берет на себя часть моего веса и выводит меня прочь из святилища, Эмет кружит вокруг нас, словно встревоженный родитель.

Арон с обнаженным мечом встречает нас снаружи, другие стражники и члены нашего двора следуют за ним по пятам.

– Адерин! Где он?

– На пути в подземелье. Я попросила… – у меня кружится голова, и я спотыкаюсь. Сестра рядом со мной пошатывается, когда я заваливаюсь на нее.

Арон ругается, пытаясь удержать меня локтем, не выпуская из рук меча.

– Черт побери! Я не могу… Мне никто не поможет?

Слуги с носилками уже проталкиваются сквозь толпу, но прежде чем они успевают добраться до нас, вперед выскакивает Люсьен.

Арон снова ругается себе под нос.

Я успеваю только произнести «нет». Люсьен заключает меня в объятия и шагает к лестнице.

– Расслабьтесь, Ваше Величество. Я держу вас.

Не могу сопротивляться; я позволяю глазам закрыться, а голове – опуститься ему на плечо. Позволяю разуму вместо нападения думать о других временах, когда он держал меня в своих объятиях вот так. В первый раз после того, как он спас меня от каменного дракона на пляже в Мерле. Во второй раз, когда он нес меня к своей кровати. Кажется, я усмехнулась, потому что он бормочет:

– Что смешного?

Я не знаю, и Люсьен не настаивает на ответе.

Вскоре мы добираемся до приемной комнаты. Одетта и Летия уже там, ждут вместе со слугами и врачами. Люсьен несет меня в зал для аудиенций.

– Где…

– Вот. На… диван, – при мысли о том, что он отнесет меня в спальню, мне снова хочется смеяться, и я задаюсь вопросом, не впадаю ли в истерику. Он осторожно кладет меня на диван. Когда врачи толпятся вокруг меня и начинают разрезать рукав, чтобы добраться до раны, я слышу, как Одетта приказывает всем уйти.

К счастью, несмотря на потерю крови, порез чистый и неглубокий. Врачи промывают рану и наносят ароматическую мазь, которая немного снимает боль. И все же мне приходится кусать кожаный ремешок и цепляться за Одетту, пока они зашивают рану. Когда все кончается, врачи уходят, а я лежу на диване в халате, мне кажется, я могу проспать целый месяц. Летия удалилась отдохнуть; она собирается посидеть со мной ночью на случай, если у меня поднимется температура. Одетта наливает нам обоим по чашке шоколада, когда заходит Арон.

– Как ты? – его лицо, кривящееся в сочувственной гримасе, наводит на мысль, что он стоял за дверью, пока работали врачи.

– Бывало и хуже, – это правда. Я не очень хорошо помню боль, причиненную ястребами, когда те напали на меня и мою мать. Или боль от иглы, когда сшивали мою разорванную кожу. Но ужас моего долгого выздоровления я помню достаточно хорошо. Тошнотворный страх каждый раз, когда ко мне приближался врач. Мои руки сводило судорогой после каждого осмотра оттого, как крепко я сжимала простыню под собой.

Арон неловко улыбается и сжимает мое здоровое плечо.

– Мне очень жаль.

– Не стоит. Это не твоя вина.

Он опускает взгляд.

– Но что я за король, если не могу предотвратить убийство моей королевы в самом сердце Цитадели?

– Ты хороший король, – отвечает Одетта.

– Она права, – я улыбаюсь ему. – Я всегда говорила, что ты хороший.

– Но другие не согласятся. Они скажут, что это снова доказывает, что мы слишком слабы, чтобы защищать Соланум, – он вздыхает. – Ты же знаешь, что они так скажут.

– Вот почему мы должны действовать, – я извиваюсь на шелковых подушках под собой, пытаясь найти более удобное положение. – Мы знаем, что Зигфрид был в Вобане. Возможно, сейчас он не там, но я уверена, что Таллис все еще во Фрайанландии. Давай пригласим сюда наследного принца и заставим выдать ее.

Одетта в отчаянии шепчет мое имя, а Арон хмурится.

– Заставим?

– Посадим его под домашний арест, – он уже качает головой, поэтому я добавляю: – Несмотря на страх лорда Пианета по поводу заговора бескрылых, человек, который напал на меня, дворянин. Мы должны заставить Зигфрида и Таллис показаться, Арон. Мы не можем просто сидеть и ждать, пока кого-то из нас убьют… – я замолкаю, вздрагивая, когда моя попытка сесть прямо отзывается болью в руке.

– Прямо сейчас, – говорит Одетта, – ты никуда не пойдешь. – Она толкает меня обратно на диван.

Арон согласно кивает.

– Давайте сначала выясним, какую информацию можно вытащить из той твари, которую только что бросили в подземелье, – он распрямляет свои длинные ноги и встает. – А пока отдохни. Выздоравливай. Я обещаю рассказать тебе, как только будет что рассказать. Хочешь, чтобы я… – его перебивает стук в дверь, и он раздраженно фыркает: – Ну, что еще?

Слуга в синей мантии кланяется.

– Лорд Руквуд просит краткой аудиенции, Ваши Величества, – я вижу Люсьена, притаившегося позади в приемной.

– Неужели, Руквуд? – спрашивает Арон. – Ты думаешь, сейчас самое время для светского визита?

Слуга колеблется, пока Арон не вскидывает руку.

– О, хорошо. Впусти его.

Люсьен кивает Арону, но обращается ко мне.

– Простите, я бы не побеспокоил вас, если бы вы спали. Но я не мог успокоиться, просто расспросив слуг, – его темные глаза изучают мое лицо. – Я должен был сам убедиться, что вы не серьезно ранены, Адерин.

– Адерин? – рявкает Арон. – Ты подданный моей жены, Руквуд, и тебе не помешало бы это помнить, – его губы кривит неприличная усмешка, напоминающая мне то, как он смотрел на Люсьена, когда мы впервые прибыли в Цитадель. – Отныне ты будешь обращаться к королеве «Ваше Величество». Я ясно выразился?

– Совершенно ясно, – Люсьен скрещивает руки на груди и краснеет. – Ваше Величество.

– Зачем ты… – рука Арона тянется к рукояти меча, когда Одетта вскакивает и кладет руку ему на плечо.

– Брат…

Тон Одетты мягок, в то время как я с радостью накричала бы и на мужа, и на бывшего любовника – я слишком устала, чтобы в это ввязываться. Но я понимаю, что чувствует Арон. Люсьен взял меня на руки и понес, потому что Арон не мог этого сделать, да еще на глазах у стольких людей. Арон знает, что если я умру или потеряю способность летать, или наш брак распадется, то он снова станет просто бескрылым принцем. Человеком, не имеющим никакого значения. Бесполезным.

– Это всего лишь рана, лорд Руквуд, моя рука заживет через несколько дней. Однако я очень устала. Благодарю вас за заботу и за помощь, оказанную сегодня.

Мой официальный тон производит желаемый эффект. Люсьен отшатывается, смотрит на меня, отвешивает дрожащий поклон и выходит, не сказав больше ни слова.

Желание побежать за ним слишком сильно, чтобы сопротивляться ему было просто. На глаза наворачиваются слезы. Я не могу смотреть на своих кузенов.

– Я хочу спать.

Арон идет за Фрис, а Одетта помогает мне подняться с дивана.

– О, Адерин… – она больше ничего не говорит, но сочувствия в ее голосе достаточно, чтобы заставить меня заплакать.

Вскоре я уже лежу в постели. Арон входит в спальню, гладит меня по руке и шепчет на ухо:

– Мне очень жаль, что я вышел из себя. Но спасибо, дорогая. То, что ты сказала Руквуду… Я знаю, чего тебе это стоило.

Я уже почти сплю, поэтому не отвечаю. Моя последняя трезвая мысль – о Люсьене: не отослать ли его подальше от двора. Мне никогда не хотелось причинить ему боль. И все же все, что мы сейчас делаем, это раним друг друга колкостями.

Врачи правы. Когда через несколько дней повязку с моей руки наконец снимают, кожа вокруг пореза оказывается розовой и сморщенной, но не воспаленной. Мне дают другую мазь, чтобы ускорить заживление, поручают не превращаться еще неделю и советуют не переутомляться за работой. Но в остальном, как мне сказали, я абсолютно здорова. По крайней мере, физически. Мази и бинты не могли уменьшить мою тревогу, когда я сидела, прислушиваясь, пытаясь уловить малейший звук движения поблизости. Засыпала я только тогда, когда наконец проваливалась, измученная, в глубокий, полный кошмаров сон. Летия и Фрис с трудом могли разбудить меня утром. И все же, несмотря на робкие советы Фрис, несмотря на бодрые комментарии Летии, которые та вставляла между чихами, поскольку, похоже, простудилась, я ничего не говорю своим врачам. Вместо этого, как только врачи уходят, я поднимаюсь наверх, чтобы присоединиться к Собранию в зале совета.

Арон спешит вперед.

– Моя дорогая, тебе незачем здесь находиться, тебе нужно отдохнуть.

– Врачи дали мне разрешение. И я хочу находиться здесь; разве ты не собирался сегодня допросить моего потенциального убийцу?

Он кивает.

– Стражники сейчас приведут его, – он наклоняется ближе и шепчет мне на ухо: – Ты уверена, Адерин? Что хочешь его видеть?

– Я уверена, – я подхожу к окну в дальнем конце комнаты. И прежде чем успеваю рассмотреть посадочную платформу, выступающую во фьорд, двери открываются и впускают пленника. Его сопровождают четыре темных стражника, запястья скованы тяжелыми железными кандалами, прикованными к железному ошейнику, застегнутому на шее. Мы собираемся в широкий полукруг, когда его приводят и ставят перед нами.

На нем уже не та богатая одежда, в которой он был в святилище. Вместо этого на нем мантия. Черная ткань испачкана темными пятнами свежей крови, там, где металлический ошейник натирал шею. Его прямые волосы пепельного цвета, кожа темно-серая; наверное, какая-то ветвь рода вороновых. Он хмуро смотрит на нас.

– Кто вы?

– Тирс, лорд Худ.

– Из Селонии?

Командир темной стражи сверяется со свитком, переданным ему секретарем совета.

– Нет, один из наших, Ваше Величество. Младшая ветвь дома Корникс Лиат. У него небольшое поместье на западе Олориса.

– Как вы проникли в Цитадель, лорд Худ?

– Это было нетрудно, – голос у него грубый, резкий, как карканье ворона. – Я вручил свое удостоверение гостевому мастеру и сказал, что у меня есть прошение, которое я должен представить Вашим Величествам. Он дал мне комнату.

Лорд Пианет откашливается.

– Гостевой мастер, следуя протоколу, сообщил мне о прибытии Худа. Но у нас не было причин для подозрений. Я уже предложил леди Финч, – он жестом указал на хранительницу Цитадели, – пересмотреть наши правила.

– А почему, лорд Худ, вы хотели меня убить?

Он пожимает плечами, поправляя железный ошейник на шее, несмотря на боль, которую он, должно быть, причиняет.

– По двум причинам. Во-первых, от вашей монархии Олорису ничего хорошего не будет. У нас нет защитника, и мы все знаем, что вы собираетесь присоединить Олорис к короне.

– Вы ошибаетесь. Какова вторая причина?

– Мне нравится быть на стороне победителя, а победит Таллис. Рано или поздно, – он жестом указывает, насколько это в его силах, на леди Яффл, самую старшую участницу Собрания от Олориса. – Спросите у нее. Она должна знать об исчезновениях. Люди моего ранга, мелкие землевладельцы с пустых болот Олориса – я уже сбился со счета, сколько их исчезло за последние два месяца. Никто не говорит об этом, но мы все знаем правду. Я вызвался добровольцем, но у лорда Зигфрида есть средства, чтобы подчинить других своей воле. А Таллис… Я слышал, что она делает с теми, кто ей перечит. Пролить благородную кровь для нее – все равно что отравить крыс. Она хочет корону, и ей безразлично, что нужно сделать, чтобы получить ее.

– Да защитят нас крылья Жар-птицы, – бормочет Виржиния из Ланкорфиса.

Худ переводит на нее налитый кровью взгляд.

– Поберегите свои молитвы. Я не последний, кого Зигфрид и Таллис заставят пойти против вас.

Арон поворачивается к командиру темной стражи.

– С кем имел дело сам Худ?

– Он назвал нам имя, – командир широко разводит руками, – но женщина оказалась посредником, как и человек, который ее инструктировал. Мы еще не поймали кого-нибудь, обладающего реальной информацией. – Он указывает на одного из стражников, который раскрывает руку в перчатке, чтобы показать маленький флакон, который держал Худ. – Мы все еще не знаем, что это. Мы ничего не смогли из него вытянуть.

Я подхожу ближе к Худу.

– Это зелье Зигфрида, не так ли? То, которое он давал мне в небольших количествах, чтобы заставить трансформироваться. То, которое он собирался подарить принцессе Одетте, чтобы навсегда превратить ее в лебедя.

Позади меня один из советников задыхается от негодования. Другой ругается. Но Худ только смеется.

– Как скажете, – от его вони у меня сводит живот.

Арон вздыхает.

– Ну, если лорд Худ не желает сотрудничать, я предлагаю заставить его выпить зелье, чтобы мы могли посмотреть, какой эффект оно окажет.

Серая кожа Худа приобретает восковую бледность. И все же он рычит на Арона:

– Лучше так, чем умереть от ваших рук, вы, ничтожный калека.

Губы Арона сжимаются, но он просто говорит:

– Однако я не жестокий человек, – он кивает стражникам. – Сначала освободите его. И расстегните застежку на мантии.

Они повинуются, три стражника вытаскивают топоры, а один снимает ошейник и кандалы. Худ тяжело дышит, но стражник с флаконом не колеблется. Он откидывает крышку, подносит флакон к губам Худа и вливает содержимое ему в рот, а потом быстро отступает.