Кэтрин Хьюз
Последнее обещание
7
1978
Вайолет дрожала в своем шерстяном пальто, которое промокло насквозь и пахло теперь шерстью старого лабрадора. Зубы у нее стучали, а губы приобрели пугающий синий оттенок. Тара обнимала мать, стараясь хоть немного согреть и поддержать ее:
– Вперед, нам нельзя останавливаться.
Женщина с трудом брела вперед. Узкое платье позволяло делать лишь небольшие шаги. За собой она тащила по тротуару мешок с одеждой.
– Не могу поверить, что он это сделал, – сказала она в сотый раз. – Зачем? Почему он такой мстительный?
– Да, мама, ты уже это говорила. Но все уже произошло. Так что теперь нам лучше сосредоточиться на том, чтобы найти себе новое жилье. Если, конечно, ты не хочешь ночевать в подземном переходе с другими бездомными.
Вайолет потерла глаза. Тушь сплыла на середину щек, придавая ей сходство с пандой.
– Я так больше не могу, Тара. Стоит чему-то хорошему произойти, следом обязательно случится что-то ужасное. Словно мне не позволено быть счастливой.
– Хватит, мам. Вообще-то я капризный ноющий ребенок, а не ты.
Женщина выдавила из себя улыбку.
– И как ты умудрилась вырасти такой умницей при такой никчемной матери, а?
– Сама не знаю, загадка какая-то. – Тара сделала паузу. – Может, нам пора вернуться домой? К твоим родителям?
Вайолет остановилась так резко, что непроизвольно дернула Тару за руку.
– Нет, детка. Ты знаешь, что это невозможно.
– Все возможно, мам. Мы могли бы…
– Нет, Тара. И хватит об этом.
Они продолжили свой путь в молчании. На улицах было пустынно. Только бродячая собака в переулке гоняла туда-сюда пустую консервную банку.
– Ну и грохот, – пробормотала Вайолет.
Они уже были на окраине города, среди многочисленных магазинов с металлическими ставнями на окнах и разнообразными граффити на стенах. В хозяйственном магазине горел голубоватый свет лампочки, которая призвана была отпугивать насекомых или что-то в этом роде. Он придавал всему интерьеру какое-то мистическое свечение.
Вайолет посмотрела на их отражение в витрине:
– Только взгляни на нас, Тара. Можешь себе представить, что я выйду на сцену в «Аметист Лаундж» в таком виде? – Она посмотрела на длинный шлейф своего платья. – Ему конец. Точно.
Тара проигнорировала ее жалобы.
– Посмотри сюда, – девочка указала матери на объявление в окне.
«Сдается комната».
Женщина усмехнулась.
– Мы не можем жить над вшивым хозяйственным магазином. Как я буду выходить на сцену, пропахшая парафином и нафталином?
Тара уставилась на мать:
– Я думаю, это не та ситуация, в которой мы можем позволить себе выбирать. Согласна?
И не удосужившись дождаться ответа, девочка постучала в стеклянную дверь с табличкой «закрыто», покачивающейся на крючке.
– Что ты делаешь, Тара? На дворе час ночи.
– Мам, – вздохнула девочка, – я замерзла, устала и проголодалась. Не говоря уже о том, что мне надоело. Сколько можно шататься по улицам, как пара шлюх…
– Тара! Не будь такой грубой.
Вайолет внезапно прислонилась к стеклянной витрине, закрыв глаза, пытаясь бороться с нахлынувшей слабостью.
– О, кто-то идет, – сказала ее дочь, заглянув в стеклянную дверь и оставив на ней след своего носа.
Девушка прочистила горло и выпрямилась, услышав, как кто-то отодвигает засовы. Дверь открылась, и ночную тишину нарушил звук колокольчика. Пожилой джентльмен успел накинуть халат, но его зубы, вероятно, так и остались в стакане на прикроватной тумбочке.
Нахмурившись, он взглянул на них сквозь очки в толстой оправе:
– На дворе час ночи.
– Именно это я только что ей и говорила. – Вайолет потянула дочь за руку. – Простите, что разбудили вас, мистер…
– Бикерстафф, – представился он, осматривая Вайолет с головы до ног. – Но что с вами стряслось?
– Это очень долгая история, мистер Бикерстафф. Простите, пожалуйста, что разбудили. А теперь мы пойдем дальше и…
– Мы в отчаянии, – перебила ее Тара дрожащим голосом. – Помогите нам, пожалуйста.
Поджав губы, Вайолет бросила недовольный взгляд на дочь, а затем повернулась к Бикерстаффу:
– Ну, не то, чтобы в отчаянии, на самом деле…
– Хватит, мам, – отрезала девушка. – Нам очень нужна помощь. Забудь о своей гордости.
Женщина бросила мешок на пол, пригладила пальцами мокрые волосы и, вздернув подбородок, проговорила с дикцией телеведущей:
– Мы хотели бы поинтересоваться насчет комнаты, которую вы намерены сдать в аренду.
Мистер Бикерстафф перевел взгляд с одной на другую, а затем приоткрыл дверь немного шире.
– Тогда почему бы вам не войти и не взглянуть на нее?
Они последовали за хозяином через магазин, тщательно обходя многочисленные щетки, корзинки, банки с краской и коробки с разнообразными тряпками.
– А у вас тут много товаров, – констатировала Вайолет, протискиваясь в узкий проход.
– Угу, ступайте осторожнее.
По деревянной лестнице они забрались на второй этаж и остановились, терпеливо ожидая, пока хозяин перепробовал с десяток ключей в поисках нужного.
– После вас, мисс.
Мать с дочерью вошли в комнату, а мистер Бикерстафф включил свет. Большую часть пространства внутри занимала двуспальная кровать. В одном углу расположился потрескавшийся умывальник, а в другом – небольшой шкаф. Оранжевый свет уличных фонарей с легкостью проникал сквозь тонкие, изъеденные молью занавески. В чугунном викторианском камине разместился обогреватель. Пахло довольно приятно, если, конечно, любишь запах засохшего печенья.
Вайолет схватила дочь за руку.
– Это… ммм… очень…
– Нам подходит, мистер Бикерстафф, – сказала Тара, бросив взгляд на мать, на лице которой было написано полнейшее отчаяние. – Все просто великолепно.
– Правда? О, я так рад, правда, – всплеснул руками пожилой мужчина. – Будет так здорово сновать оказаться в компании молодежи.
Вайолет попыталась улыбнуться, но у нее получилась лишь гримаса, которая вряд ли могла убедить хозяина в том, что она всем довольна.
– А ванная комната?
– Ах да, она через коридор. Вам придется делить ее со мной, но не беспокойтесь, я провожу там совсем немного времени. Я принимаю ванну по пятницам с семи до семи тридцати. Кухня в задней части дома. Она уютная и довольно просторная. Но, опять же, общая для нас с вами.
Шаркающей походкой он покинул комнату.
– Оставляю вас здесь обживаться. Если что-то понадобится, кричите, – он остановился и обернулся. – Комната стоит восемь фунтов плюс электричество. С оплатой я могу подождать до конца месяца.
– Нам не нужна ваша благотворительность, – возразила Вайолет. – Мы можем…
Тара встала перед матерью, чтобы прервать ее.
– Спасибо, мистер Бикерстафф, мы очень вам благодарны.
Хозяин кивнул.
– Ах, и еще кое-что. Зовите меня Альф.
Вайолет обмотала мокрые волосы полотенцем, а Тара завернулась в свой джемпер, и вместе они улеглись в ледяную постель.
– Он кажется вполне милым, да, мам? Уж точно лучше этого гребаного Колина.
– Следи за своим языком, – сказала мать сонным голосом, не открывая глаз. Беспокойные мысли об их положении путались в голове.
– Маааам?
– Господи, боже мой, что еще?
– У меня есть одна идея.
– Выкладывай, я послушаю.
Тара приподнялась на локте.
– Почему бы не попросить о помощи бабушку с дедушкой?
Вайолет мгновенно открыла глаза.
– Не начинай. Я уже говорила тебе, что…
– Я не про твоих родителей. Про других бабушку с дедушкой.
– Даже если бы я знала, где они сейчас, у них нет лишних денег. Да и мы для них чужие, не забывай. Твой отец не говорил им, что я беременна.
– Они вполне могли разбогатеть за это время. Если последние четырнадцать лет они занимались пушниной в Монголии, должно быть, заработали кучу денег.
Мать едва не рассмеялась вслух. Занимались пушниной в Монголии. Как она вообще могла такое придумать? Но если это поможет защитить Тару от правды, пусть будет так.
8
Как и предполагал Ларри, брат недолго выдержал без сигарет.
– Где моя дубленка? – спросил он.
– Она в гардеробной. Я принесу.
– Слышишь? В гардеробной, – Мартин кивнул Кэрол. – Помню, в детстве мы просто бросали куртки на перила, а теперь у него для них отдельная гардеробная.
– Перестань, – ответила девушка. – Было очень мило с его стороны пригласить нас. По меньшей мере, мог бы не задевать его. Иди уже. Накурись там до смерти.
Ларри немного напрягся, предполагая, что его брат не стерпит такого оскорбления. Но тот просто накинул пальто, приблизился к жене и поцеловал ее в щеку:
– Прости, любимая. Ты, как всегда, права. Я вернусь через мгновение.
Когда Мартин вышел, Ларри сел на диван рядом с Кэрол, так что их бедра соприкоснулись. Это было едва ощутимо, но девушка все же отодвинулась на пару дюймов.
– Я скучаю по тебе, Кэрол.
Она нервно засмеялась и посмотрела на дверь:
– Не говори глупостей, Ларри.
– Но это правда. Я никак не могу перестать думать о тебе.
– О, Ларри! – Она взяла его руку и положила себе на колена. – Я думала, мы уже пережили это. Сколько же мне придется извиняться? Я полюбила Мартина и не в силах это изменить. Такое случается. Это не значит, что я не любила тебя. Просто его я люблю сильнее.
Ларри поморщился.
– Это нож в сердце, – сказал он.
– Я просто говорю честно. Я не жалею о своем решении уйти к Мартину. – Девушка потянулась за бокалом. – Конечно, мне жаль, что я причинила тебе боль. И я ужасно сожалею, что испортила твои отношения с единственным братом. Но никогда не пожалею о том, что вышла за него.
Она пожала плечами.
– Прости.
Ларри подошел к камину и встал к ней спиной.
– Я ведь был на вашей свадьбе, знаешь?
– Что?
Он услышал, как Кэрри встала и пошла по ковру.
– Но зачем?
Он обернулся к ней лицом.
– Наверно, просто хотел увидеть, как это произойдет. Тихонько проскользнул в церковь, как Дастин Хоффман в «Выпускнике».
Кэрол провела пальцем по ободку бокала:
– Люблю этот фильм.
– Я знаю, – улыбнулся Ларри.
– Пора и тебе найти свое счастье. Я точно знаю, есть кто-то особенный, кто ждет тебя. И кем бы она ни была, надеюсь, она тебя заслуживает.
Кэрол споткнулась о персидский ковер, опрокинула шампанское себе на блузку и едва не упала, но он вовремя поддержал ее.
– Осторожно!
Девушка промокнула пятно на блузке носовым платком:
– Все нормально. Думаю, удастся отстирать.
– Я имел в виду, осторожно, не пролей на ковер. Он стоил две штуки.
Она рассмеялась и рассыпала волосы по плечам. Привычка, которая была у нее много лет.
– Две штуки? На эти деньги новую машину можно купить.
– Он старинный.
– Какого черта, Ларри? Ты сошел с ума. Две штуки за ковер, а ведь он даже не новый.
– Его ценность будет только расти со временем. Если, конечно, кто-нибудь не зальет его шампанским.
Кэрол потянулась к его лицу, но ее пальцы застыли в паре миллиметров от щеки.
– Ларри, я правда очень надеюсь, что ты скоро встретишь свою единственную, – она обвела комнату рукой. – Мне не нравится думать, что ты слоняешься тут совсем один. Сколько у тебя спален?
– Шесть.
– Ого! Шесть?
Она отвернулась и погладила кремовую кожу дивана. Затем подхватила пурпурную пушистую подушку и, немного взбив ее, прижала к груди, чтобы уткнуться лицом в мех.
– Все это просто чудесно, Ларри, но ты не вернешь меня дорогими вещами. И именно тебе лучше всех это известно. Я люблю Мартина. Как бы больно тебе ни было это слышать, я сделала свой выбор.
Он опустил глаза, чтобы Кэрол не смогла прочесть в них, как глубоко его ранила. Было ясно заранее, что ее не тронет это показное великолепие. Правда, оно раздражало Мартина. Тот факт, что Ларри смог чего-то добиться, будет терзать его до самого конца.
– Я понимаю, что потерял тебя, – он вымученно улыбнулся и поднял руки, признавая свое поражение. – Знаю, что ты любишь Мартина. Но быть свидетелем вашей любви для меня слишком. Ты навсегда останешься для меня единственной. Прости, но я не могу представить себя счастливым рядом с кем-то еще, – он взял ее за руку. – И все же «лучше любить и потерять, чем так и не узнать любви».
Девушка не ответила, но ее глаза заблестели, и Ларри нежно отер единственную скатившуюся с них слезу большим пальцем. Она подняла к нему лицо. Теперь их разделяла лишь пара дюймов. Он ощущал ее теплое дыхание на своих губах. Но очарование момента нарушил Мартин, вернувшийся из сада.
– Какого черта, Ларри! – закричал он. – Стоит мне на минуту отойти покурить, и ты уже цитируешь Шекспира моей жене.
Кэрол резко обернулась:
– Хватит кричать. Мы просто разговаривали. Мартин прошел через комнату, оставив на кремовом ковре грязные следы ботинок, встал между ними и уставился на брата:
– Ничего не хочешь мне сказать?
Ларри спокойно взял свой бокал, немного повертел в руках и сделал глоток.
– Это Теннисон, Мартин, а не Шекспир.
9
Они ехали домой в Сен-Седезу по разбитой дороге, по грязным переулкам, заваленным разным мусором. Боясь напугать лошадей в прицепе, Лео придерживался размеренного небыстрого темпа езды. Его нога едва касалась педали газа. Матео спал на соседнем сиденье. Каждый раз, когда их подбрасывало на выбоинах, он вздрагивал и просыпался. Дьябло вел себя тихо и спокойно, в отличие от Гармонии, которую нелегко оказалось завести в фургон. Возможно, старик сильно преувеличивал насчет бешеного норова этого жеребца. Тогда Лео совершил очень выгодную сделку.
Когда они вернулись, отец был во дворе. Лео спрыгнул на землю и позвал его:
– Пап, иди, взгляни, что у нас тут.
Матео проснулся, выскочил из кабины и устремился к ним.
– Папочка, – тараторил он, взволнованно дергая отца за руку, – мы купили двух лошадок. Одна розовая, а вторая – большая и черная. Дядя сказал, что она злая, но это не так. Сам он злой. Связал коня и не давал ему воды, и…
– Эй, помедленнее. – Фелипе потрепал младшего сына по голове и обратился к старшему за разъяснениями. – О чем это он?
Лео открыл фургон.
– Я не мог его там оставить, пап.
Увидев Дьябло, Фелипе нахмурился.
– Он стреножен?
– Да, – ответил Лео. – Я решил не развязывать его до конца пути, на всякий случай. Отведешь кобылу? – он передал отцу поводья.
Фелипе кивнул в знак одобрения.
– А вот это отличный экземпляр.
Гармония позволила провести себя в стойло. Ее уши все время подрагивали, улавливая звуки нового дома. Оказавшись без поводьев, она махнула хвостом, прошлась легким галопом и, оглядевшись, поприветствовала других лошадей мелодичным ржанием.
Сжимая метелку из перьев в руках, из дома вышла раскрасневшаяся Марисса:
– Наконец-то вы дома! Где тут мой маленький мальчик?
– Я здесь, мам.
Мальчишка бросился к матери, а она подхватила его и прижала к груди. Ребенок болтал ногами в воздухе.
– Ну, мама, мне нечем дышать.
Она спустила сынишку на землю и с открытым ртом уставилась на жеребца, которого Лео вывел из фургона. Неуклюжая, спотыкающаяся походка животного выглядела крайне неестественной.
– А это еще что? – наконец вымолвила она.
– Мамочка, это наша новая лошадка. Лео спас ее от жестокого хозяина, – объяснил Матео, указывая на раны Дьябло. – Посмотри на его бедную ножку, это все тот старик виноват.
Марисса отступила на шаг.
– Он мне не нравится. Такие злые глаза.
– Нет, мамочка, не говори так. Его никто не хотел покупать.
– И это неудивительно.
Фелипе обнял жену за плечи.
– Лео знает, что делает, милая. Я научил его всему. Ты слишком много переживаешь по пустякам.
Она махнула перьями по его лицу:
– Такая уж у меня работа – переживать.
И, обернувшись к Матео, добавила:
– Марш на кухню – мыться перед ужином.
– Нуууу, мааааам. Я хочу остаться помогать Лео. Иначе как я научусь?
– У тебя еще куча времени впереди. А прямо сейчас нужно учиться быть хорошим мальчиком и слушать, что мама тебе говорит. Давай, давай.
– Иди с мамой, малыш. Я лучше сам присмотрю за Дьябло, пока он не привыкнет к новой обстановке.
– Дьябло? Это еще что такое? – закричала Марисса. – Ты привел в мой двор лошадь, названную в честь дьявола? Святая Мария, защити нас.
Она перекрестилась, воздев глаза к небу, и схватила за запястье недовольно ворчащего Матео. Всю дорогу до кухни она вздыхала и неодобрительно покачивала головой.
Сумерки уже сгустились, когда Лео отправился проведать Дьябло. От ночного холода покалывало лицо, так что парень натянул шапку пониже и обмотался шарфом до самого носа. Привязанный к столбу жеребец жадно жевал сено. Лео погладил его по бархатной морде и мягко потянул за уши. Обвел пальцем белую звезду между глаз и провел рукой по теплому боку. Шкура Дьябло сияла, как полированное черное дерево. Конь казался спокойным, даже послушным. И его новый хозяин молча про себя заключил, что имел талант с первого взгляда разглядеть стоящую лошадь.
– Добрый вечер, Леонардо.
Он поднял глаза и, увидев Габриэлу, завернувшуюся в шерстяную шаль, инстинктивно пригладил волосы.
– Габриэла, что ты здесь делаешь?
– Ты, как всегда, очень мил, – улыбнулась она, указывая на тяжелую корзину, которую несла на предплечье. – Твоя мама пригласила на ужин. Я вот десерт принесла, – она откинула салфетку. – Последние гранаты в этом сезоне.
Похоже, мать решила взять все в свои руки.
– Мне нужно сначала о нем позаботиться, – он кивнул на жеребца. – Видишь его ногу? Связали слишком сильно, и веревка поранила кожу. Я сделаю медовый компресс, так быстрее заживет.
– Бедняжка. Я могу чем-то помочь?
– Если хочешь, попробуй поговорить с ним, чтобы успокоить.
Смех Габриэлы напоминал звяканье тонкого фарфора.
– Поговорить с лошадью? Какой же ты забавный, Лео.
Парень направил ее руку к носу лошади:
– Тогда просто погладь его.
Девушка захихикала, когда усы животного коснулись ее ладони.
– Как же его зовут?
– Дьябло.
Она отдернула руку, будто обожглась, и сделала шаг назад.
– Ну, нет, Лео, дай ему другое имя.
– И ты туда же. Менять имя жеребцу – плохая примета.
Парень включил шланг и облил прохладной водой ногу коня.
– Не бывает плохих лошадей, понимаешь? Бывают только плохие хозяева. И ему достался один из таких. Но теперь все позади, он дома.
Парень выключил воду и уткнулся лицом в шею Дьябло.
– Ты – хороший конь, слышишь? И никто тебя больше не обидит.
После ужина Габриэла и Лео отправились в его комнату, расположенную над амбаром. Пару лет назад Фелипе со старшим сыном оборудовали там уютное, хоть и простое жилище. С тех пор парень мог пользоваться некоторым уединением. Пол был дощатый, по углам висела паутина, зато это только его пространство, которое не приходилось ни с кем делить. Ну, кроме мышей, конечно.
Габриэла присела на кровать и покачалась немного вверх-вниз, проверяя пружины:
– Тут очень мило, Лео, так уютно. Скажешь, что не приводил сюда разных девушек?
Озорной блеск в ее глазах смутил парня, и он решил проигнорировать вопрос.
– Мне нравится быть поближе к лошадям.
Он включил лампу, стоящую на столе, и при свете заметил, что Габриэла улыбается. Это была не обычная улыбка, а намек на что-то большее.
– Лео, я все думаю о том, что Матео утром сказал.
Парень притворился, что не помнит, о чем речь.
– Что же он сказал?
Она кокетливо ущипнула его за руку.
– Ты прекрасно знаешь, что. Что пора предложить мне встречаться.
– Ах, это… Не обращай внимания. Он всего лишь маленький ребенок, который не понимает, что болтает.
– Ты когда-нибудь думал об этом? В смысле, о свиданиях со мной.
Он сел на кровать рядом с ней и молча снял ботинки. Вряд ли когда-нибудь ему представится лучший шанс.
Лео потянулся к ее щеке, но остановился, так и не прикоснувшись. Слишком рано для такого смелого шага.
– Я только об этом и думаю, Габриэла.
– Тогда что тебя останавливает?
– Я думаю… как же объяснить тебе… Думаю, ты заслуживаешь большего, чем я могу тебе дать. Тебе нужен кто-то другой, чтобы обеспечить тебе достойную жизнь. Чтобы тебе не приходилось вставать среди ночи и печь хлеб. Чтобы у тебя был шанс уехать отсюда и начать новую жизнь где-нибудь в городе. И посмотреть мир. И сделать все то, о чем, сидя здесь, мы можем только мечтать.
– Но мне все это не нужно, Лео. Ведь я люблю нашу пекарню. Моя семья вот уже шесть поколений снабжает хлебом всю округу. И я люблю тебя, – девушка потянулась к его лицу, и ей хватило смелости прикоснуться к его щеке.
– Ты еще слишком молода, Габриэла, и не понимаешь, от чего отказываешься.
Он отстранил ее ладонь от лица, но не выпустил из своей. Их пальцы переплелись.
– А я старше тебя и… хммм… опытнее.
– Меня не волнует, что я не первая, кто ляжет с тобой в эту постель. Но я хочу быть последней.
Девушка откинула темную челку с его лица и наклонилась так близко, что Лео чувствовал ее горячее дыхание со сладкой примесью граната. Одной рукой она начала расстегивать его рубашку. Но он нежно перехватил ее запястье.
– Спешить некуда, Габриэла.
– Но, Лео, я люблю тебя, сколько себя помню. Мы вместе выросли. У нас общие детские воспоминания, глупые секреты. Ты помогал мне донести сумку из школы, помнишь? На моих глазах ты стал мужчиной… красивым мужчиной, страстным и заботливым. В котором столько нерастраченной любви. Я замечаю, как ты относишься к Матео. И к лошадям. Это чудесно, – она схватилась за деревянную балку. – Пора остепениться, Лео. Время бесшабашного веселья прошло. Ты можешь искать еще двадцать пять лет, но тебе не найти женщину, которая будет любить тебя сильнее, чем та, что сейчас сидит рядом.
– Пора остепениться? Значит, ты поговорила с моей мамой.
Почему все женщины вокруг считают, что им лучше известно, как ему жить? Может, и правда пора перестать взбрыкивать и признать, что эта деревня будет его домом на всю оставшуюся жизнь. Иногда ему так хотелось узнать, что еще этот мир может предложить, но в глубине души Лео осознавал, что вряд ли когда-либо покинет это место. Однажды он был в Мадриде и едва не задохнулся от жары и давки. Казалось, на всех людей воздуха просто не хватит. Провести там выходные было очень интересно, но он едва дождался встречи с родной деревушкой, ее золотыми полями и уютными запахами. Если бы только можно было запереть в бутылке запах сена, навоза и лошадиного пота. Ведь ни одно животное в мире не пахнет так прекрасно, как лошадь.
У него было немало девушек. Говоря откровенно, их было очень много. В курортный сезон он менял их каждую неделю. Гостьи с радостью поддавались коварному очарованию диковатого наездника, чьи опытные руки могли успокоить даже самую нервную кобылку. Но он никогда прежде не влюблялся. До этого момента.
– Лео?
Он взял лицо Габриэлы в ладони и позволил одной из них соскользнуть на ее шею, чтобы притянуть девушку ближе. Коснувшись ее нежных губ, он вновь ощутил теплое дыхание и понял, что больше ему нечего желать. Она прижалась к нему всем телом, и его руки оказались под ее платьем. Но внезапно Лео остановился.
– Подожди, Габриэла. В этот раз я хочу сделать все, как положено. Не будем торопиться. Позволь мне относиться к тебе со всем уважением, которого ты заслуживаешь, – он прочистил горло. – Габриэла Круз, окажете ли вы мне честь поужинать со мной завтра вечером?
Она встала и оправила свое платье. Девушка выросла в пекарне, и богатая углеводами диета сказалась на ее фигуре, придав ей умопомрачительные изгибы.
– Леонардо Перес, я с радостью приму ваше щедрое предложение.
– В таком случае, я…
Он остановился, услышав ржание. Но не то, тихое и забавное, которым лошади приветствуют друг друга. Это был скорее злобный горловой рык, вслед за которым хлопнула дверь конюшни.
Лео мгновенно вскочил на ноги и натянул сапоги.
Дьябло.
Парень сбежал вниз по лестнице и бросился во двор. Несмотря на темноту, он отчетливо видел черного жеребца с безумными глазами, который застыл в напряженной позе. Грудь его вздымалась, ноздри раздувались, а с морды капала пена.
– Тише, тише, мальчик. Все хорошо. Кто тебя напугал? – Лео приблизился и протянул коню ладонь, чтобы тот мог понюхать ее.
Он услышал испуганный вздох Габриэлы за спиной, но не решился обернуться. Никаких резких движений и громких звуков, когда приближаешься к напуганной лошади. Только тихие, успокаивающие слова. Ему почти уже удалось схватить поводья, когда Дьябло встал на дыбы, и его подковы сверкнули перед глазами Лео. Он отскочил назад, но недостаточно быстро. Конь сшиб его с ног. Габриэла закричала. Парень сильно ударился спиной, так что из него вышибло весь дух. Кое-как он перекатился на спину и поднялся на колени.
– Куда… куда он делся? – спросил Лео, задыхаясь, словно воздух поступал в легкие через тонкую соломинку.
Габриэла уже была рядом.
– Он пробежал по двору и перепрыгнул через ограду, – ответила она. – Господи, ты в порядке?
Она потерла ладонью его спину. Тут из дома выскочили родители и бросились во двор.
– Ты в порядке, сынок? – закричала Марисса.
– Да, мам… Просто… Просто дыхание сбилось немного.
Женщина подбежала к нему и упала на колени.
– Я знала, что этот конь принесет нам одни беды, но ты ведь никогда меня не слушаешь.
– Мам, только не сейчас.
Он протянул руку отцу:
– Поможешь подняться, пап?
Фелипе помог сыну встать на ноги.
– Не бойся, он далеко не уйдет. Просто наслаждается свободой. Видимо, ему еще не приходилось погулять на воле. Вот и все.
– М-м-м-м, – пробормотала Марисса. – Хотела бы я сомкнуть руки на его шее и дать себе волю.
Лео улыбнулся. Он знал, что мать и на пушечный выстрел не подойдет к этому зверю.
– Иди на кухню и приведи себя в порядок. Пойду, проверю Матео. Ума не приложу, как он может спать под такой шум.
– Да, мам.
Парень отряхнул рубашку и потянулся, сведя лопатки, чтобы избавиться от чувства оцепенения. Теперь потребуются новые поводья, фонарик и ведро корма. Он ведь ни за что не бросит Дьябло на произвол судьбы. В глазах лошади Лео, совершенно точно, видел испуг, а не злобу.
Габриэла приблизилась к нему сзади.
– Я иду домой, – сказала она, встав на носочки и поцеловав его в щеку. – Надеюсь, ты найдешь своего скакуна.
– Габриэла, я…
Его прервал оглушительный вопль матери, разнесшийся по всему двору. Подобрав юбки, она стояла в дверном проеме. Мягкое мерцание огня в камине подсвечивало ее силуэт.
– Матео пропал, – прокричала она. – Мой малыш пропал.
