Кэти Свит
Без права на ошибку. Спасти свою дочь

Глава 1. Настя

– Я заказывала здорового ребенка! Больной мне не нужен! – до моего слуха доносятся истерический крик биологической матери моего малыша. А я лежу на кушетке после тяжелейших родов и пытаюсь хоть немного прийти в себя. Слабость дикая.

– Тише, тише, – пытается успокоить ее муж. – Мы во всем разберемся, – обещает, и от его слов у меня пробегает мороз по коже. Словно это я виновата в том, что произошло…

Дверь в палату открывается, и я испуганно поворачиваю голову на звук. Вижу зашедшего и немного расслабляюсь.

Это не родители ребенка. Фух…

– Как вы себя чувствуете? – интересуется врач, подходя ко мне. Он очень хмур, на лбу засела глубокая складка.

Понимаю… Подобного никто не ожидал.

– Я в порядке, – отвечаю поспешно. Думать о себе не могу, все мысли о моей новорожденной девочке, которая находится не со мной, а где-то.

Точнее, на реанимобиле едет в другую клинику, где высококлассные хирурги смогут ей помочь.

Сейчас, когда я услышала ее крик, мое сердце перевернулось, и я понимаю, что она останется в нем навсегда. Я не смогу… Не смогу отказаться от этого ребенка!

Она моя.

– Доктор, где малышка? – задаю важный вопрос.

– Тебе зачем? – спрашивает так, словно не понимает.

Да, я согласилась стать суррогатной матерью для ребенка, но у меня была крайне весомая причина. Я не для себя через это все прошла!

А ради одного человека…

– Дорогая, доктор объяснил, что это все поправимо, – из коридора снова доносится голос биологических родителей малышки. – Нужно будет сделать пару операций и все! У нас будет дочь! Понимаешь?

В словах мужчины столько надежды… Столько нежности…

– Нет! – отрезает женщина. – Мне не нужен больной ребенок. Я не стану таскаться с ним по больницам! – заявляет с жаром. – Где врачи?

– Тебе зачем? Нам же уже все объяснили, – мужчина не оставляет попыток достучаться до своей жены.

До моего слуха долетает стук каблуков.

– Дорогая, – произносит с нажимом. – Тебе нельзя в палату к пациентам.

– Там не пациент, а дрянь, которая родила мне больного ребенка! – на повышенных тонах произносит женщина. – Я ей за здорового заплатила! Больного пусть забирает себе! Он мне не нужен!

– Да что ж ты говоришь? Дорогая, – мужчина возмущен. – Мы столько денег потратили на этого ребенка, что не можем от него отказаться.

– Ничего страшного, – отмахивается женщина. – Заработаешь еще! – фыркает.

Мурашки по коже от их отношения к крохе. Это ж ребенок… Ну как так можно-то?

– Это все она виновата! – стоя вплотную у двери в мою палату зло шипит женщина. Мне становится страшно. – За все ответит! Я в суд на нее подам!

– Я не виновата, – шепчу. Слезы из глаз.

– Знаю, – кивает. – То, что случилось, непредсказуемо. Ученые так и не смогли разобраться, что именно вызывает подобный сбой. Единственным исключением стал синдром Каррарино, но почему родители умолчали о его носительстве, не понимаю, – добавляет чуть тише. – Лежите спокойно и восстанавливайтесь. Если у малышки синдром Каррарино, то вы уж точно ни при чем.

– А что это за синдром? – пытаюсь понять. Мне важно. Я хочу разобраться.

– Не забивайте голову ерундой, – уходит от прямого ответа врач. – У ребенка аноректальная мальформация, ей срочно нужно провести обследование и операцию, а уж с остальным можно разобраться потом.

– Почему здесь нет ни одного врача? – продолжает ругаться женщина. Она дергает ручку пытаясь открыть дверь и ворваться в палату, но она оказывается закрыта изнутри.

Бросаю на стоящего рядом с собой мужчину в белом халате встревоженный взгляд.

Врач хмурится еще сильнее и крепко сжав губы качает головой. Отходит от моей кровати, но я успеваю поймать его за рукав.

– Доктор, – шепчу, глотая слезы.

Принять правильное решение не так просто, как кажется на первый взгляд, но тем не менее я не могу оставить свою маленькую девочку. Сейчас я отчетливо понимаю, что ей нужна.

– Я не стану отказываться от ребенка, – заявляю открыто и прямо.

Врач останавливается и удивленно смотрит на меня.

– Вы уверены? Ведь у малышки серьезный порок развития, понадобятся операции и длительная реабилитация, – спешит остудить мой пыл. – У вас ведь есть о ком заботиться, – намекает на причину, из-за которой я согласилась стать суррогатной матерью. – Подумайте хорошенько.

– Я уверена, – твердо киваю. – Дочку не отдам!

– Мне не нужен больной ребенок! Я отказываюсь! – словно слыша мои слова кричит биологическая мать малышки. – Я в суд на нее подам!

– Откажемся, откажемся, – вторит ей муж. – А завтра поедем в клинику и найдем новую женщину, которая родит нам с тобой здорового малыша, – заверяет таким тоном, словно собирается пойти на базар.

– Да-да, ты прав, – она говорит уже гораздо тише. – Точно! Завтра идем в клинику. Пусть дают нам другую женщину. И она родит нам сына! Я теперь сына хочу! Мне не нужна дочь!

Меня трясет.

– Не отдавайте мою девочку в детский дом, – молю врача. – Я подпишу все документы, – заверяю. – Оставьте ее со мной.

Мужчина с жалостью смотрит на меня, но не спешит с ответом и от этого делается еще страшнее.

– Пожалуйста, – шепчу. Чтобы хоть немного успокоиться делаю глубокий вдох и стряхиваю слезы. – Я буду хорошей матерью для нее.

– Знаю, – кивает. Снова хмурится. – Я посмотрю, что можно сделать, – обещает.

– Посмотрите на условия моего контракта! – вспыхиваю, вспоминая один из пунктов, на который раньше не особо обращала внимание. – Биологические родители отказываются от ребенка, вы это слышите. Но я не отказываюсь!

– Я вас понял, – говорит с легким нажимом. – Отдыхайте, – кладет руку мне на живот и ободряюще улыбается. – Вам силы еще понадобятся.

С этими словами он уходит из палаты и оставляет меня одну.

Глава 2. Дима

– Ланской! Какие люди! – ко мне навстречу с раскрытыми объятиями идет Саня Хмельницкий. Один из самый крутых реаниматологов, с которыми мне посчастливилось работать. – Неужто все же решился и к нам перешел?

– Да вы без меня не справляетесь, – ухмыляюсь, обнимая старого доброго друга. – Рузанову уволили, место освободилось, вот я и пришел.

– Не напоминай про Марьям, – отмахивается от меня, как от прокаженного. – Ты б знал, как нам тяжело было избавиться от этой гадины.

– Сань, ну признайся, тебе ведь уже скучно, – смеется Кирилл Игнатов. Первоклассный торакальный хирург и заведующий детским хирургическим отделением. – Здорово, – протягивает руку вперед. Пожимаю.

– Ага, – Хмельницкий произносит с едким смешком. – Пациентов меньше приходится спасать.

– Сань, обещаю, со мной тебе будет скучно, – отвечаю шутливо. – Да и ты знаешь, по моему профилю редко кого можно встретить.

– Не говори гоп, мой друг, – Игнатов похлопывает меня по плечу. – Не говори гоп.

– Вот накаркаешь сейчас, – озвучивает свои мысли Хмельницкий.

– Я не суеверный, – отмахиваюсь от него. – Не боись!

– Не суеверный он, – смеется Майоров. Он и Леха Высоцкий тоже подошли к нам. – Ты смотри нам тут, не суеверный ты наш, не каркай. Ладно? Мы-то товарищи очень ранимые. Вон, даже с Хмельницким никто на дежурство не хочет ходить.

Коридор заполняет мужской смех.

Работать в одной команде с такими профессионалами, как эти ребята, самое лучшее, что могло случиться со мной. Но их странный юмор для меня не понятен.

Ладно! По ходу дела все разберем.

– Не кипятись, Миш, – уступаю товарищу.

Я не собираюсь со своим уставом лезть в чужой монастырь, ведь это я пришел к ним в отделение, а не наоборот. Здесь уже устоявшийся коллектив, свои правила и обычаи.

Мне остается только следовать им.

– Понял, – поднимаю на уровень грудной клетки раскрытые ладони. – Вы суеверные. Над вами не буду шутить.

– Уж постарайся, – смеется Саня. – А то живо научим, как Родину любить.

– С нас станется, – вторит ему Миша Майоров. – В течение месяца поставим тебе все дежурства с Саньком.

Парни ржут. А я смотрю на них и не понимаю причины подобного поведения.

Куда я попал?

Если они хотят меня напугать, так не на того напали. Мы ведь неоднократно работали вместе и каждый из них знает, какой я бываю дотошный в операционной. Это ведь просто капец!

Я крайне скрупулезно подхожу к своей работе. У меня на столе зачастую лежат новорожденные дети, которым нужно спасать жизнь.

Там счет идет на минуты, ведь нужно сделать все не только быстро, но и качественно. Крохе потом еще от наркоза отходить и приходить в себя.

Моя специализация такая узкая и редкая, что в городе, по сути, я единственный, кто проводит подобные операции. Да что в городе! В целой стране.

Равных мне нет.

И здесь я не набиваю себе цену, нет. Но работа с клоаками действительно крайне сложная. Ассистировать на подобной операции сможет далеко не каждый специалист.

Тонкостей слишком много. Пациент слишком мал. Время ограниченно и порой, когда ты берешь в руки скальпель и видишь настоящую картину, а не то, что тебе показало МРТ, рентген и УЗИ, твой тщательно разработанный план летит к чертям и ты остаешься с реальной проблемой один на один.

Вот здесь и начинается самое «веселое».

Мы с Майоровым неоднократно работали вместе, Миша много раз приходил ко мне на выручку, как и я к нему. Но если Майоров больше специализируется по «мальчикам», он и Высоцкий профи.

То, что касается девочек, так они почти все у меня.

– Парни, я, конечно, знаю вас давно, – говорю честно. – Но мне кажется, вы меня разводите.

– Разводим, не разводим, – тихо произносит Майоров. – Кто ж знает, – многозначительно говорит.

– Ты главное с ним на дежурство не ходи в одну смену, – предупреждает Кирюха.

– Почему? – интересуюсь. Заинтриговали.

– Да потому что это капец! – в сердцах признается Высоцкий. – Дим, как другу тебе говорю. Не ходи!

– А тут уж как я поставлю, – шутя добавляет Игнатов.

Опять смех.

– Парни! Ну наконец-то я вас нашел! – к нам на всех парах летит Серега Карпов. Он –классный реаниматолог, но не такой крутой, как Санек.

– Что на этот раз случилось? – разворачивается к нему Хмельницкий.

Карпов подходит ближе и молча протягивает ему в руки бланк.

Вокруг повисает тишина.

Чем больше Саня углубляется в содержание документа, тем задумчивее становится. А когда дочитывает практически до конца, то даже присвистывает от удивления.

– Парни, это вам, – вручает бланк Игнатову прямо в руки. – Серый, идем, – говорит своему прямому коллеге. – Нам срочно нужно подготовиться к такому сложному пациенту.

Я заинтригован.

– Идем, Сань, – тут же соглашается Карпов.

Провожаю их взглядом и разворачиваюсь. Парни смотрят исключительно на меня.

– Ну что, Дим, – Кир вручает мне бланк. – Поздравляю тебя с первым пациентом в нашем отделении! – произносит торжественно.

– Пациенткой, – поправляю, одним глазом взглянув на документы.

– Ей и двух часов от роду нет, – отдельно акцентирует внимание на возрасте малышки Высоцкий.

– Работай только с Саньком, – добавляет Кирилл.

– Миш, пойдешь ко мне в ассистенты? – уточняю у Майорова. Вместе мы уж точно со сложным пороком разберемся, да и без его связей по отделениям я как без рук.

– Конечно, – соглашается без проблем. – Кир, не возражаешь?

– Одобряю, – многозначительно произносит и делает характерный жест. – Парни, учтите. Девочка от суррогатной матери.

– Это проблема? – хмурюсь.

– Проблема может быть у родителей малышки, но никак не у нас, – констатирует факт Леша.

Ну да, что есть, то есть.

Суррогатные мамочки, они такие… Выносят всю беременность, родят, отдадут не глядя, получат обещанное вознаграждение и поминай, как звали.

И почему только женщины на это идут? И ладно б не знали, что такое материнство! Но ведь знают же. Первородку ни одна серьезная клиника не пропустит как суррогатную мать.

Глава 3. Дима

– Ну как ты тут? – смотрю на новорожденную, лежащую в кувезе.

– Все в порядке, – вместо нее отвечает Хмельницкий.

– А если подробнее, – задаю крайне волнующий меня вопрос. – По твоим прикидкам, через сколько она сможет дышать сама? Мне ее мать уже все телефоны оборвала, звонит трижды в день и ведь дозванивается.

– Какая настырная тебе досталась мадам, – ухмыляется добродушно. – Даже я далеко не всегда могу прозвониться до вашей ординаторской.

– Ой, ну не начинай, – отмахиваюсь от очередной подколки, которая вот-вот опять полетит от Санька. Вот неймется ему, нет бы поговорить спокойно.

– Дим, ну ты сам понимаешь, колостомия хоть кажется не архисложной операцией, но у атрезийников неправильное отсечение может вызвать просто катастрофические проблемы, – озвучивает суровую правду. – Каждый сантиметр кишечника на счету. Ты уверен, что необходимо было выводить стому?

– Уверен, – твердо киваю. – У меня крайне большие вопросы к свищу, как по мне, он слишком мал, – озвучиваю свои домыслы. – Плюс, МРТ показало свищ в мочевой. Если это шейка, то…

– Все. Стоп, – резко останавливает меня. – Давай не будем продолжать.

– А то накаркаю? – усмехаюсь печально.

– Вот тебе смешно, а мне нет, – говорит со знанием дела Хмельницкий. – Ладно, решил, что нужно было делать колостомию, так решил. Ты – лечащий врач, тебе виднее.

– Сань, ну серьезно, – пытаюсь объяснить другу ход своих мыслей. – Слишком много нюансов и рисков.

– Согласен, – кивает. – Но я все равно считаю, что зря.

– А если бы свищ не справился? – спрашиваю напрямую. – То что? Проводить экстренную операцию? А если мать с ребенком уехали в тьму таракань? М? Кто там будет все делать?

– Какой-нибудь рукожоп, – говорит, горько усмехаясь.

– А нам потом здесь переделывай, – констатирую факт. – Понятия не имею, чем хирурги занимались в своих универах, но вывести стому профессионально и грамотно могут единицы.

– Тут я тоже с тобой согласен, – говорит хмуро. – Повезло тебе, малая, – Саня отворачивается от меня и обращается к крепко спящей малышке. – Ты в надежных руках.

– Не подлизывайся, – не сильно толкаю в бок.

– Я вообще-то сейчас говорю про себя, – отвечает, не поведя бровью.

У меня снова звонит телефон. Достаю его из кармана, вижу номер, и мне вдруг хочется выть.

Мать девочки меня одолела.

– Слушаю внимательно Вас, – терпеливо произношу, принимая вызов.

Я прекрасно понимаю, что мать малышки волнуется и места себе не находит все эти дни, но, блин, неужели нельзя на что-то другое переключиться?

Почему нужно изводить сердце мыслями о ребенке, терзать себя, отвлекать остальных. Словно за пару-тройку часов со стабильным пациентом может что-то случиться?

Да, малышка тяжелая, но она после операции, и это нормально. Они все тяжелые, в реанимации других не держат.

– Добрый день, – в динамике раздается взволнованный голос.

Я снова чувствую легкое дежавю. Мне кажется, будто мы с матерью малышки знакомы.

В очередной раз отметаю эту назойливую мысль. Ни одна моя знакомая никогда не решится на суррогатное материнство.

Причем, ладно б «заказать» ребенка! Всякое может быть. Но вот чтобы выносить и отдать… Это за рамками моего понимания.

Только вот эта мамочка не просто не отдала, но еще и продолжает постоянно названивать.

– Подскажите, как она? – спрашивает раз пятый за сегодняшний день.

– Сань, что скажешь? Когда в палату? – бросаю на Хмельницкого красноречивый взгляд.

– Сегодня третьи сутки после операции, – задумчиво произносит. – Завтра начну снижать дозировку лекарств, и после этого посмотрим, – обещает.

Его «посмотрим» означает лишь одно, мне нужно морально готовиться к встрече с матерью крохи.

– Анастасия, все станет известно завтра во второй половине дня, – озвучиваю принятое решение. – Вы мне позвоните, и я уже сориентирую вас по срокам.

– Мне можно будет приехать? – с придыханием задает вопрос.

– Вы ведь еще в роддоме, – прикидываю по дням. Выписывать ее еще рано.

– Д-да, – говорит запинаясь. – Это проблема?

– Нет, что вы, – спешу успокоить ее. Сейчас еще сильнее понервничает и распрощается с молоком, а оно нам ведь еще понадобится.

Сейчас, после перенесенной операции на кишечнике, малышке как никогда нужно материнское молоко. Ни одна искусственная смесь с ним не сравнится.

– Выписывайтесь из роддома спокойно, не гоните врачей, – убеждаю ее. В подобном состоянии, в котором находится женщина, можно наделать столько ошибок, потом век не разгребешь. – А после мы решим, когда вы ляжете ко мне в отделение.

– Но Викуле не больно? Она не плачет? – не успокаивается мать.

– Малышка спит, – сухо констатирую факт.

– Все время? – ахает.

Перевожу взгляд на маленькое тельце, увитое трубками вдоль и поперек, на мониторы, неизменно подключенные к крохе. Тру переносицу, прикрываю глаза.

Виски пульсируют от боли.

За эти несколько дней, что я работаю здесь, у меня уже было дежурство и две полные отработанные смены.

Я едва стою на ногах. Но поддаваться усталости не собираюсь.

– Не переживайте, с вашей дочерью все хорошо, – заверяю ее. – Она под присмотром хороших врачей. Вы сейчас о себе позаботьтесь, ладно?

– Ладно, – вздыхает.

С тяжелым сердцем завершаю разговор, убираю телефон в карман.

– Дим, я надеюсь, ты сегодня после работы домой? – хмурясь, спрашивает Хмельницкий.

– Так хреново выгляжу? – усмехаюсь, представляя себя со стороны.

– Ну, скажем так, когда ты работал в частной клинике, то выглядел гораздо лучше, – откровенно произносит Саня.

– Парни! Ну наконец-то я вас нашел! – к нам вновь подходит запыхавшийся Серега.

– Карпов, только не говори, что привезли сложного пациента, – тут же говорит Хмельницкий.

– К нам едут пять «скорых», – новость выбирает из колеи.

– Что случилось? – спрашиваю единственное, что сейчас имеет значение.

– Массовое ДТП, – от слов Карпова сердце ухает вниз. – Водитель не справился с управлением.

– Подробнее, – с нажимом произносит Санек. – Здесь много вариантов. Начиная с банального лоб в лоб и заканчивая влетанием на всей скорости в здание.

– У нас нечто посередине, – озвучивает расклад.

– А если все-таки рассказать? – настаиваю уже я. Мне становится тревожно.

– По словам журналистов, машина на всей скорости влетела в автобусную остановку, – окончательно разбивает все мои надежды на нормальный обед.

– Понял, – сурово кивает Саня. – Дим, договорим позже.

– Конечно.

Глава 4. Настя

– Насть, ну зачем тебе этот ребенок? – не унимается Юлька, ходя за мной по пятам.

Подруга дико возмущена моим решением оставить дочку и никак не может успокоиться. Она считает, что я должна была отказаться от ребенка, забрать деньги и больше никогда не вспоминать о прошлом.

Юля единственная знает правду про мою беременность. Мне нужна была поддержка, и поэтому я ей все рассказала и ни на минуту не пожалела об этом. Юлька очень сильно мне помогла.

Все остальные считают, будто я так хорошо «гульнула». Если честно, то я просто больше не смогла придумать, что им сказать.

Вдаваться в подробности принятого решения я не собираюсь. Пытаться достучаться до людей – тоже.

Никто не поймет. Только осудят и продолжат смешивать с грязью, а я так не хочу.

Я не виновата, что жизнь меня поставила в такие жесткие условия, и стать суррогатной матерью для чужого ребенка был единственный шанс.

Поэтому те, кто осуждают женщин, решивших за деньги выносить для других малыша, с какой-то стороны правы. Внешне.

А вот если копнуть глубже…

Правда у каждого своя.

– Нужен, – коротко отвечаю. – Юль, давай не будем сейчас об этом, – прошу, не скрывая своих чувств. – Мне и так очень плохо, а ты вместо поддержки только сильнее топишь.

Я сейчас нахожусь в полнейшем раздрае, не понимаю, как действовать дальше, и вот уж точно, чего мне не нужно, так это чтобы кто-то читал нотации. Эмоции и здравый смысл разошлись во мнении, и у меня никак не получается привести их к компромиссу.

Привязанность и нежность, которые я испытываю к малышке, не объяснить. Мои эмоции не подвластны ни разуму, ни здравому смыслу, и борьба с ними равносильна схватке с самим собой.

Победителей не будет.

Я должна была просто отдать малышку, никогда ее не увидеть и уж тем более не должна была вмешиваться в ее жизнь.

Но вот только ситуация обернулась иначе. Никто не ожидал, что у девочки столь редкий порок.

Те, кто так ждал дочку, отказались от нее при первых же трудностях. Им нужен здоровый ребенок, кукла, которую можно красиво одевать, хвастаться ее достижениями и требовать только лучшего.

Им не нужна малышка, с которой придется бегать от врача к врачу, думать над ее реабилитацией и оказывать посильную помощь. Такая дочка им не нужна.

А я… Я не могу так с ней поступить!

Как можно бросить на произвол судьбы своего ребенка? Ведь это ж кровинка твоя… Роднулька…

– Ну это же глупо! – не унимается Юлька.

– Это – единственный вариант, – заявляю открыто. – Я не откажусь от нее, можешь даже не отговаривать.

– Вот же упрямая! – подруга в сердцах топает ногой. – Неужели ты не понимаешь, что теперь тебе нужную сумму никогда не собрать?

– Я что-то придумаю, – отвечаю, сжав зубы. Тему продолжать не хочу.

Останавливаюсь. Делаю медленный глубокий вдох.

Мне с трудом удается сдержать рвущееся наружу отчаяние, ведь я прекрасно понимаю все риски и последствия принятого решения. Однако оставить малышку никак не могу.

– Юль, она моя, – признаюсь, разворачиваясь лицом к подруге.

Все это время она по ходила за мной по пятам из комнаты в комнату и пыталась убедить поменять решение. По ее мнению, я должна отказаться от дочери.

– Биологически нет, – Юлька не уступает.

– Биологически? – произношу с иронией. Ох, как же много она не знает.

Да и не объяснить.

– Какое это имеет значение? – в открытую смотрю на подругу. – Я выносила ее. Родила. Чувствовала шевеления, разговаривала с малышкой, – говорю, а у самой слезы наворачиваются на глазах от воспоминаний.

Опускаю руку на плоский живот.

Внутри меня с каждым мгновением разрастается новое чувство, которому просто невозможно противиться, оно в любом случае будет сильнее. Его можно только принять.

– Она моя! – заявляю открыто.

Юлька молчит.

Смотрит на меня огромными, полными страха глазами и не спешит что-либо говорить.

– Я никогда ее не отдам, – произношу твердо. Малышка моя и точка. Все!

– Ох, дурында, – печально вздыхает подруга и раскрывает объятия. Ступаю вперед. – Вот покусать тебя хочется. Прям так сильно-сильно!

Обнимаемся.

– Вот когда мы со всем разберемся, тогда и покусаешь, – соглашаюсь.

– Там ты у меня не отвертишься! – смеется. с теплой улыбкой.

– Ладно, – Юлька сменяет гнев на милость, и у меня на сердце становится чуточку легче. Приятно осознавать, что ты не одна. – Говори, чем помочь.

Подруга помогает собрать мне сумки в больницу. Мы вместе проверяем, ничего ли не упустили, ведь потом Юля будет очень занята и вряд ли сможет мне помочь. На доставку продуктов тоже лучше особенно не рассчитывать. Мне сейчас, как никогда, будут нужны деньги, каждая копейка на счету.

Я совершенно не готовилась к тому, что оставлю малышку. У меня нет ни детской кроватки, ни достаточного количества одежды и всевозможных полезных мелочей для ребенка. Я купила всего по минимуму, а помимо необходимого еще все строго по списку от врача.

Ох, как долго я искала мягкую латексную соску! Пока нашла ту, которая нужна, прошла несколько детских магазинов и с десяток аптек.

Но нашла. И это самое главное. Врач сказал, нужна именно такая, как в советские времена.

– Насть, тебе термос положить? – кричит с кухни Юлька.

– Да! Клади! – так же громко отвечаю я ей.

Открываю комод, достаю малышковые вещи. Я их все накануне перестирала и погладила с двух сторон, ведь дочурке сейчас нужно все максимально чистое, едва ли не стерильное. Именно поэтому я выбираю комплектики и складываю их по обычным фасовочным пакетам.

Только распределив все детские вещи и грамотно их упаковав, начинаю собирать сумку с одеждой. Всего понемногу, но снова получается объемно.

– Ох, – вздыхаю устало. Смотрю на три битком набитые большие сумки и понятия не имею, как их дотащить до отделения.

– Насть, даже не думай тащить их на общественном транспорте, – Юлька словно читает мои мысли. – Ты только что родила, тебе нельзя таскать тяжести, – заявляет открыто.

Аргумент. С ним не поспоришь.

– Значит, вызову такси, – пожимаю плечами.

– Или я тебя отвезу, – подмигивает подруга.

– На машине? – ахаю. Она совсем недавно отучилась на права и еще не ездила в город. – Не боишься?

– Боюсь, – признается. – Но у нас с тобой выбора нет.

Кое-как дотаскиваем вещи до машины, загружаем сумки и возвращаемся в квартиру. Ждать..