Кэролайн Мурхед
Дочь Муссолини. Самая опасная женщина в Европе
Caroline Moorehead
Edda Mussolini. The Most Dangerous Woman in Europe
© Оформление. ООО «Издательство АСТ», 2024
© Caroline Moorehead 2022
* * *
Вулфу и Бэйзилу
Когда ослепленный ум
В гибель бог ввергает;
Недолго нам ждать:
близко Беда ходит[1].
Софокл «Антигона»
Главные действующие лица
Семья Муссолини:
Бенито Муссолини, диктатор, 28 октября 1922 г. – 25 июля 1943 г. Глава Республики Сало, октябрь 1943 г. – 25 апреля 1945 г.
Алессандро и Роза, его родители
Ракеле, его жена
Арнальдо, его брат
Эдвидже, его сестра
Эдда, его дочь, жена Галеаццо Чиано
Витторио, Бруно, Романо, его сыновья
Анна-Мария, его дочь
Клара Петаччи, его последняя любовница
Семья Чиано:
Костанцо Чиано, патриарх семьи, соратник Муссолини
Каролина, его жена
Галеаццо, его единственный сын
Мария, его дочь
Фабрицио, Раймонда и Марцио, дети Эдды и Галеаццо
Герарки[2]:
Роберто Фариначчи, грубый, коррумпированный и циничный герарк Кремоны
Аугусто Турати, вкрадчивый и лощеный партийный лидер
Аккиле Стараче, преданный приверженец Муссолини, главный проповедник фашистской идеологии
Джузеппе Боттаи, самый культурный и образованный среди иерархов
Дино Гранди, посол в Лондоне
Другие действующие лица
Ойген Дольман, немецкий дипломат, член СС, переводчик
Курцио Малапарте, писатель, друг Галеаццо
Эмилио Пуччи, преданный друг Эдды
Леонидо Буонджорно, любовник Эдды на острове Липари
Изабелла Колонна, главное лицо в светском обществе Рима
Предисловие
Семейным домом Муссолини была вилла Карпена.
Покрытое штукатуркой коричнево-желтого цвета квадратное здание прячется за железными воротами, украшенными двумя огромными скульптурами орлов с раскинутыми крыльями. Находится оно в окрестностях города Форли в области Эмилия-Романья на севере Италии, недалеко от деревни Предаппио, где родился и рос Муссолини. Жена дуче Ракеле жила на вилле вплоть до своей смерти в 1979 году. Теперь здесь музей, на территории которого есть и нечто вроде парковки подержанных автомобилей. В течение многих лет по мере обнаружения сюда свозились принадлежавшие семье транспортные средства: проржавевшие машины и велосипеды; трактор, на котором Муссолини с гордостью разъезжал, когда изредка приезжал сюда отдыхать от государственных дел в Риме; даже небольшой самолет, за штурвалом которого он однажды летал.
В заброшенном и заросшем саду проложены тропинки, обрамленные белыми камнями, на каждом из которых высечено имя одного из ближайших соратников Муссолини по Фашистской партии. Между тропинками стоят натуральной величины статуи в стиле классицизма. Тут же миниатюрный каменный домик, в котором играли дети; скамейки, на которых сидели Муссолини и Ракеле; надгробные плиты на могилах принадлежавших семье собак и кошек. В сувенирном магазине можно купить многочисленные предметы с атрибутикой Муссолини: кружки, тарелки, фартуки, ножи и даже чайники с выгравированной на них фашистской символикой; бюсты дуче в сотне самых разнообразных героических поз; копии шляп и кепи, которые он носил; книги и картины в рамках. В нише у входной двери стоит статуя обнаженной римской матроны со снопом пшеницы в руках. Несколько лет назад в саду поселили пару павлинов, теперь их многочисленные потомки, некоторые из них чисто белого цвета, откуда-то из-за деревьев оглашают сад пронзительными зловещими криками.
Но настоящее святилище культа, насчитывающего теперь уже почти столетие, – сама вилла. Когда в 1950-е годы Ракеле позволили здесь поселиться, она посвятила себя восстановлению имущества, расхищенного в последние месяцы войны. Восседая в установленном у ворот кресле, она терпеливо ждала подношений, которые смиренно сносили в дом соседи: тарелки, швейная машинка, чашка. В узком коридоре, рядом с примитивным коммутатором, на котором помощники Муссолини принимали адресованные ему телефонные звонки, стоит его мотоцикл. В тесном темном кабинете можно увидеть его кепи, медали, награды, ручки и чернильницы. В восстановленной кухне Ракеле вручную раскатывала на известняковой столешнице тесто для пасты, на стенах развешены мерцающие тусклым блеском медные горшки и кастрюли. Все темное, убогое, покрытое толстым слоем пыли; сквозь маленькие, закрытые деревянными решетчатыми рамами окна едва пробивается свет.
На втором этаже – спальни, на двери каждой – имя одного из детей Муссолини. В спальне Муссолини и Ракеле на кровати лежит, как бы дожидаясь возвращения хозяина, один из его многочисленных мундиров защитного цвета с феской и кинжалом. Первая из спален – выходящая окнами во двор комната Эдды, его старшей дочери и любимицы. На кровати – белое хлопчатобумажное покрывало, на подушке – кукла в отделанном рюшами платье, с потертым керамическим лицом. В шкафу 30-х годов стиля ар-деко – несколько платьев Эдды, все яркой расцветки, с широкими плечами и узкой талией. Такие платья она носила уже взрослой женщиной, превратившись в образец для подражания модниц фашистской Италии. На туалетном столике всевозможные дешевые украшения и безделушки, приобретенные, по всей видимости, на близлежащих деревенских ярмарках.
На каждой стене этого затхлого, холодного дома, в каждой комнате, в каждом коридоре вплотную одна к другой развешаны фотографии: семья за обеденным столом, на улице, за занятиями спортом – на велосипедах, верхом на лошадях, в спортивных автомобилях; старшие мальчики в форме пилотов, томные девушки в цветастых платьях. Ракеле стреляет по голубям. Они улыбаются, хмурятся, выглядят серьезно, смеются; они женятся и выходят замуж, развлекаются на вечеринках и вскидывают руки в фашистском приветствии. У молодой Эдды – ей на этом портрете едва за двадцать – красивое лицо с суровым недоуменным взглядом.
Вилла Карпена – не единственное место паломничества тех, кто интересуется Муссолини и его семьей. Соседний Предаппио из бедной, захудалой крестьянской деревушки превратился в цветущий центр туризма; школа, в которой работала учительницей мать Муссолини Роза, тоже превращена в музей; побывать можно и в тесных обшарпанных комнатках дома, где родился дуче. Поблизости, на кладбище Сан-Кассиано, – фамильный склеп. Каждый год 28 октября ностальгирующие по фашистскому прошлому итальянцы приходят сюда отметить годовщину рождения фашизма и с флагами и знаменами проходят парадом по главной улице Предаппио. Сувенирная лавка, в которой продаются примерно такого же рода вещи, что и на вилле Карпена, процветает. Наряду с бюстами дуче и ножами здесь можно купить и «Майн Кампф» Гитлера, и нацистскую символику. Ничто из этого в современной Италии не запрещено, такие места паломничества воспринимаются как неотъемлемая часть культурного и политического наследия страны. Тысячи и тысячи людей приезжают в Предаппио каждый год, некоторые из столь далеких мест как Япония и Австралия, а итальянцев привозят сюда со всей страны специальные автобусные туристические маршруты. Совсем недавно, 28 октября 2022 года, здесь торжественно отмечалось 100-летие исторического Марша на Рим.
И сегодня, столетие спустя, в Италии нелегко забыть годы фашизма. Муссолини посвятил много времени и сил насаждению фашистской идеологии во внешний облик и пейзаж страны. Новая эра национализма, шедшая рука об руку с возрождением величия Древнего Рима, запечатлена в жилых домах, спортивных сооружениях, офисных зданиях, во всем облике целых городов. Избавление страны от этой монументальной, устрашающего вида архитектуры из известняка, травертина и мрамора было после Второй мировой войны признано непрактичным, и Союзническая контрольная комиссия рекомендовала снести лишь «эстетически уродливые» здания и разрушить бюсты и памятники диктатору. Большую часть усилий и энергии Комиссия направляла на ограничение влияния Коммунистической партии, и в пришедший к власти межпартийный блок христианских демократов входили многие бывшие фашисты. За минувшие годы фашистская архитектура стала считаться интересной и важной частью модернизма. В 2015 году модельный дом Fendi перевел свою глобальную штаб-квартиру в бывший Дворец итальянской цивилизации в выстроенном в годы фашизма и подавляющем своей архитектурой Квартале всемирной выставки между Римом и Остией. Квартал заполнен сверкающими белизной арками и рядами обнаженных мраморных скульптур в натуральную величину.
Девятнадцать месяцев существования муссолиниевской Республики Сало на озере Гарда – между свержением диктатора и капитуляцией Италии перед союзниками в октябре 1943 года и полным освобождением страны в апреле 1945-го – Муссолини с семьей жил в построенной в конце XIX века вилле Фельтринелли, здании розового цвета с зубчатыми стенами и башенками. Неподалеку, на очаровательной вилле Фиордализо, среди оливковых и лимонных рощ, жила последняя любовница дуче Кларетта Петаччи. В этих виллах сохранились окна венецианского стекла, мозаичные полы и стены из жженой сиены и теперь они превращены в пятизвездочные отели. Комната, бывшая в свое время спальней Муссолини и Кларетты, зарезервирована, как говорят, на многие годы вперед.
Окружавший и поддерживавший Муссолини все годы его пребывания у власти культ жив в этих местах. Его слова и его образ находят отклик у людей, недовольных нестабильностью. За послевоенные годы в Италии сменяли друг друга 66 правительств, каждое из которых оставалось у власти в среднем 15 месяцев. А кроме самого Муссолини, никого другого итальянцы не вспоминают с таким теплом, как его старшую дочь Эдду. Ей было двенадцать лет, когда Муссолини пришел к власти, потом Эдда вышла замуж за его министра иностранных дел Галеаццо Чиано и в течение 30-х годов и потом, в годы войны, стала вместо матери, охотно уступившей ей эту роль, воплощением того, кем должна быть подлинно фашистская девушка и женщина. Роль эта, впрочем, оказалась обманчивой.
Я отправилась на поиски Эдды. Я нашла ее в кинохронике, в столь любимых итальянцами глянцевых иллюстрированных журналах, в библиотеках и архивах, в воспоминаниях и автобиографиях, включая ее собственную и многих других членов клана Муссолини. Однажды, по ее стопам, я приехала в таверну XVII века в деревушке Кантале на границе между Италией и Швейцарией. Называется таверна «Мадоннина», и, по преданию, однажды здесь менял лошадей Гарибальди, бежавший из ссылки после того, как его приговорили к смерти за участие в восстании в Пьемонте.
На втором этаже, в конце темного коридора, на одной из дверей я увидела табличку, которой здесь совершенно не ожидала: «Квартира Эдды Чиано». За дверью было несколько комнат, в которых Эдда провела ночь 9 января 1944 года, скрываясь от преследующих ее нацистов. Большая спальня и прилегающая к ней гостиная за эти годы не изменились: мебель ар-деко в египетском стиле, кровать со стойками из светлого красного дерева и выкрашенные в синий и темно-красный цвет стены. В глубине комнаты огромная железная ванна. Номер Эдды пользуется огромным спросом и стоит вдвое дороже остальных в этой гостинице.
Эдда была не только любимым дитя Муссолини и самой яркой, экзотической звездой фашизма. Она невероятно похожа на отца: тот же пронзительный, гипнотический взгляд, такая же эксцентричная, умная и живая натура. Воля у нее, как и у отца, была железная. Знаменитой Эдда стала в девятнадцать и в течение тринадцати лет была на переднем плане режима, временами самым близким доверенным лицом отца, его единственным другом. В то же время она никогда не желала мириться с культом мужского шовинизма, укреплявшимся с каждым годом фашистской диктатуры. Власть увлекала ее, она играла с нею, как и со всем остальным в жизни, играла интуитивно и порывисто, зачастую не отдавая себе отчет в собственной силе.
Все диктаторы оставляют после себя мифы. Муссолини от других отличает то, что еще до прихода к власти он заложил и все время укреплял свой собственный культ, и, когда стал диктатором, культ этот охватил всю Италию. Его внешний вид, каждое сказанное, написанное им слово, каждая его мысль и каждый поступок становились известны всей стране.
Эдду определить не так просто. Окружавший ее отца миф распространился на всю семью Муссолини, и особенно на самую умную и самую загадочную из его детей. Еще при жизни их слова и дела приукрашались, искажались, романтизировались и часто просто придумывались; они сами внесли немалый вклад в иногда фантастическое изложение событий. Отделить факты от вымыслов, нагроможденных поколениями поклонников, родственников, журналистов и историков, – задача невероятно сложная, тем более усложняемая мифами, крутящимися вокруг самой Эдды; очевидно, что не все приведенные в этой книге эпизоды или цитаты правдивы. Однако все нижеизложенное соответствует правде настолько близко, насколько мне удалось эту правду установить.
Судьба Эдды неразрывно связана с судьбой ее отца, она подлинный представитель того, что фашизм сделал – и не сделал – с итальянцами. Иногда рок настигал ее так быстро, что жизнь ее, казалось, идет по пути, предсказанному греческими трагедиями. Муссолини и фашизм сделали Эдду такой, какой она стала. Чтобы понять ее, нужно понять то, что итальянцы называют il ventennio Fascista, двадцатилетие фашистского режима, когда видение и воля Муссолини определяли все стороны итальянской жизни – спорт, образование, медицину, культуру, работу. И больше всего они определяли Эдду, которая восхищалась отцом, любила его, но подчас и ненавидела.
Часть первая. Пролог
Глава 1. La cavallina matta
В детстве, когда Эдда Муссолини во главе банды таких же сорванцов, как и она, носилась по пустырям вокруг новостроек Милана, у нее было прозвище la cavallina matta, то есть «бешеная лошадка». Такой она и выросла: своевольной, дерзкой, готовой презреть любые правила и наставления, и прозвище это сохранилось за ней на всю жизнь. Даже в годы фашизма, когда отношение к семье Муссолини было раболепно почтительным, когда любое пренебрежительное высказывание по отношению к ее членам могло навлечь полицейское расследование, а сама Эдда уже стала неуживчивой, капризной молодой женщиной, итальянцы нередко тихонько, между собой, именно так ее называли. В их представлении Эдда осталась неукротимо-строптивой, ее неугомонный, напористый нрав внушал страх. Но о ней не забыли. «Я никогда не чувствовала, что нравлюсь людям, – признавалась она в конце жизни. – Я просто не умела нравиться. Мне во всем не хватало постоянства».
Хотя родилась Эдда 1 сентября 1910 года в небольшом городке в регионе Эмилия-Романья, подлинным местом рождения клана Муссолини считается Предаппио, «наша Галилея», как ее любовно называли фашистские историки, «потому что именно там началась наша новая история». Там, в Предаппио, родились и ее отец, и мать: Муссолини в 1883 году, через тринадцать лет после того, как Рим стал столицей новой объединенной Италии, а Ракеле Гвиди – в 1890. Эмилия-Романья, одна из беднейших областей страны, была населена батраками и издольщиками, работавшими на Ватикан и далеких землевладельцев-феодалов. В ее деревни на склонах Тоскано-Романьских Апеннин вели обрамленные тополями узкие, скалистые тропинки. Местное вино санджовезе, производимое в сотнях маленьких виноделен в долине, было слишком крепким и слишком кислым, чтобы преодолеть далекие расстояния. Окружающий пейзаж был серым и скудным, изредка на скалах встречались обвалившиеся средневековые крепости. Мелькавшие тут и там кипарисы могли придать этой земле сходство с Тосканой, только была она более бедной, более суровой и более блеклой. Среди полей кукурузы протекала река Рабби, быстрая зимой, а летом превращавшаяся в череду крохотных луж, в которых плескались деревенские дети. Почти никто из них не умел читать и писать.
Мужчины Эмилии-Романьи сражались на стороне Гарибальди, и даже после объединения в них сохранился бунтарский, заговорщицкий дух, они жаждали реформ и настроены были анти-клерикально, настолько, что заслужили прозвище mangiapreti sovversivi, подрывных пожирателей священников. Почти в каждой семье мужчина либо отсидел срок в тюрьме, либо был арестован, либо находился под домашним арестом. Деревенские знахарки и колдуньи подогревали многочисленные суеверия. Рим был далеко на юге и воспринимался как место неумелого и чуждого правления. Если урожай не задавался, люди голодали. К году рождения Эдды многие романьольцы эмигрировали во Францию и Австрию, а то и совсем далеко в Америку, и несчастные осиротевшие семьи уныло тащились по дорогам и через деревни к побережью.
Дед Эдды Алессандро был местным кузнецом – суровый мужчина с длинным лицом и густыми усами, который к концу жизни стал сильно пить. Он был практически самоучкой, испытывал страстную приверженность к международному анархизму, из-за склочного и драчливого нрава не раз попадал в тюрьму, как и его отец Луиджи, отсидевший срок в папской тюрьме, когда Эмилия-Романья была еще частью Папской области[3]. Сам не раз побывавший в тюрьме Муссолини говорил, что происходит он от безупречно бунтарского корня, и что каждый уважающий себя революционер должен отсидеть тюремный срок. Со временем Алессандро стал депутатом местного совета и даже вице-мэром; он также сформировал и местный духовой оркестр.
Бабушка Эдды Роза Мальтони была учительницей. Бережливая и набожная женщина с квадратным лицом и глубоко посаженными глазами, она еще в юности проявила характер и вынудила родителей отправить ее – единственную из шести дочерей – учиться. В 1877 году, получив диплом учительницы начальной школы, она была направлена в соседнюю с Предаппио деревню Довия, где школьный класс в красивом, но абсолютно заброшенном палаццо был таким темным, что даже читать в нем было практически невозможно. Крохотный виноградник давал к столу ягоды, было также и три фиговых дерева. Обед зачастую состоял только из супа из редиски и хлеба. Мать Розы собирала и отваривала дикие травы, слегка сдобрив их несколькими каплями оливкового масла.
Роза родила Бенито в 1883 году, в 1885-м появился Арнальдо, бледный, робкий ребенок, похожий на мать, а в 1888 году – сестра Эдвидже. Мальчики спали вдвоем в одной кровати в квартире семьи над школой. Говорили дома на диалекте – итальянский, утвердившийся как национальный язык только после объединения страны, большинству романьольцев был еще неведом. В школу шли босиком, держа башмаки в руках. Летними вечерами, сидя на пороге своей кузницы, Алессандро читал сыновьям вслух труды Маркса и Бакунина. В вырытой в погребе яме он хранил революционное красное знамя. У всех троих детей были одинаковые квадратные лица, выдающиеся вперед челюсти и густые брови.
Своенравный, упрямый и неподдающийся никакой дисциплине Муссолини с каждым годом становился все более и более диким: с одноклассниками он постоянно ссорился и дрался, учителям дерзил. Он никогда не плакал. В девять лет отчаявшийся отец отдал его учиться в монастырскую школу в городе Фаэнца в надежде, что хоть там его сумеют приручить. Бенито чувствовал себя униженным и ненавидел все вокруг: проповеди, правила, монахов, богатых сверстников, которых кормили больше и лучше за отдельным столом в трапезной. Учителя говорили, что ему нравилось внушать другим детям страх.
В начале второго года обучения Бенито из школы исключили: он пырнул мальчика перочинным ножом. До этого его заперли в темноте с собаками и сказали, что душа его черна, как уголь. Но отцы-салезианцы[4] все же позволили ему вернуться и завершить учебный год: им было очевидно, что при всей его грубости и непослушании Муссолини обладает и незаурядным умом, и великолепной памятью. Из Фаэнцы он перешел в Колледж Джозуэ Кардуччи[5] в городе Форлимпополи. Ему очень нравилось, по воспоминаниям современников, играть в студенческом театре, особенно в драматических, полных насилия и страсти спектаклях и в эпических сагах. Он научился играть на корнете и отпустил небольшие усики. В 1901 году умер Джузеппе Верди, последний великий герой Рисорджименто[6], и характерно, что именно Муссолини поручили произнести речь на траурном митинге в колледже: он открыл в себе ораторский дар, умение поражать слушателей внезапными ритмическими каденциями, неожиданными метафорами и страстной подачей; при этом не преминул воспользоваться возможностью обрушиться с критикой на правящий класс Италии. В восемнадцать – растрепанный, порывистый юноша, невысокий, с горящими черными глазами, бледным лицом и широким шейным платком – он окончил колледж с дипломом учителя и почти без друзей. На прощание на классной доске он якобы написал: «Самое благородное призвание человека – стать лидером».
Его первым местом работы в качестве подменного учителя стала школа в деревушке Пьеве Саличето, в ста километрах от Предаппио. Он был слишком сосредоточен на себе, слишком отвлекался и слишком часто выходил из себя, чтобы стать хорошим учителем. Он не любил детей и его раздражало то, что они постоянно шумели. По окончании учебного года контракт ему не продлили, но причиной тому мог стать в том числе и роман, который он завязал с женой ушедшего на службу солдата. Бенито был одержим сексом. Впервые он занялся им с проституткой в 16 лет, секс ему был нужен быстрый и незатейливый – завоевание без обязательств. Чтобы заплатить, он украл карманные деньги у сестры Эдвидже.
В 1902 году на занятую у матери небольшую сумму денег он решил попытать счастья в Швейцарии, где слонялся без цели и часто без еды от города к городу, перебиваясь случайными заработками официанта, строителя, курьера, помощника мясника. Однажды он чуть было не задушил английскую туристку, пытаясь утащить у нее еду для пикника. Он увлекся искусством пропаганды и начал писать яростные, зажигательные статьи, обнаружив, что журналистика соответствует его извечному желанию поучать. На одной из социалистических конференций он познакомился с Анжеликой Балабановой, дочерью богатого украинского помещика. Она была на пять лет его старше, говорила на шести языках и дружила со многими европейскими революционерами.
Почти все эмигранты были бедны и одевались эксцентрично. Но Балабанову в Муссолини поразило то, насколько грязным и очевидно голодным он был, его черные волосы быстро редели, а глаза глубоко запали. Ей показалось, что со временем, узнав побольше, он утратит свое всепобеждающее самомнение и апломб. При всей его хвастливости и непочтительности, Бенито ей нравился, и она рекомендовала его на пост секретаря социалистической организации в городе Тренто на севере Италии и заодно редактора ее газеты L’Avvenire del Lavoratore[7]. В бурном, наполненном соперничеством мире европейской левой политики, где у каждой фракции была своя клика, яростный радикализм Муссолини быстро нашел сторонников. Ему нравилось думать, что он любит vivere pericolosamente, то есть «жить опасно».
От военной службы в Италии он уклонился, считался дезертиром и заочно был приговорен к году тюрьмы. Но когда в 1904 году король Виктор Эммануил объявил в честь рождения сына Умберто амнистию, Муссолини сумел вернуться домой. Он добровольцем пошел на военную службу и был зачислен в 10-й берсальерский полк в Вероне, где служил на удивление исправно и с соблюдением воинского долга и духа до тех пор, пока его мать Роза тяжело не заболела – поначалу тифом, и она было уже пошла на поправку, но тут ее настигла пневмония, и она умерла. Смерть матери глубоко потрясла Муссолини, до конца своих дней он говорил об этом как о самом тяжелом дне в жизни.
Настроенный воинственно антимонархически и антиклерикально, Муссолини провел следующие несколько лет в скандалах, перебранках и ссорах, перемещаясь между Италией и Швейцарией. Он писал статьи в небольшие газеты, учительствовал, призывал к классовой борьбе, поддерживал забастовки. Насилие, провозглашал он, было «полезным, продуктивным и решающим»; Ватикан он называл «гниющим трупом» и «бандой грабителей», а правящих политиков в Риме – «ослами, лгунами и микробами». Власти за ним пристально следили, и, когда он заходил слишком далеко, отправляли его в тюрьму. Муссолини был вечно помятый, в драной одежде, бесконечно ругался и сквернословил, а в свободное время читал Ницше и Сореля[8], играл на скрипке и писал рассказы. Из дома он почти никогда не выходил без ножа.
Журналистом он оказался блестящим: краткий, лаконичный стиль; злой, сердитый тон; талант к выразительности и анализу. Также он был не лишен иронии и юмора. Он вернулся в Форли, где его отец Алессандро, вынужденный после смерти Розы съехать с квартирки над школой, теперь владел небольшой таверной Il Bersagliere рядом с железнодорожной станцией. Компаньоном его была Анна Гвиди, вдова, оставшаяся после безвременной смерти мужа в нищете с пятью дочерями. Младшей из них была пятнадцатилетняя Ракеле. Как и Роза, Ракеле изо всех сил пыталась получить образование и еще до смерти Розы стала ходить в ее школу. По семейному преданию, однажды, замещая мать в классе, Муссолини обратил внимание на маленькую блондинку с ярко-зелеными глазами и тонкими руками, которая засыпала его вопросами. Он опять увидел ее во время одного из приездов домой из Швейцарии. Его очаровали ее светлые локоны и дерзкий взгляд, и он попросил ее ждать – по возвращении, пообещал он, они поженятся.
Ракеле ждала. Ухаживание было коротким, докучливый ухажер получил от ее матери отказ, и Муссолини, несмотря на неодобрение семьи Ракеле, увел ее с собой в Форли. По одной из многочисленных семейных легенд, Муссолини, которому надоело противостояние семьи, достал револьвер и пригрозил всех перестрелять, если ее не отпустят. Ракеле уже была беременна, но речи о свадьбе не шло. В набожной католической Италии начала XX века это был с ее стороны шаг отчаянный. Il matto, безумец, как его называли местные жители, не имел ни дохода, ни каких бы то ни было жизненных перспектив. Влюбленные взяли с собой четыре простыни, четыре тарелки, шесть столовых приборов – вилки, ложки и ножи – и под дождем, молча, прошагали пять километров до Форли. Как рассказывала потом Ракеле, боялась она только грозы и змей.
Шел январь 1910 года. В первое жилище Муссолини и Ракеле, две скудно обставленные комнатушки в ветхом палаццо Меренда, с окнами, выходившими в темный двор, подниматься нужно было по крутой лестнице. Квартирка кишела блохами. В качестве стола и стульев они приспособили подобранные на улице пустые коробки из-под фруктов. Стриг Муссолини себя сам, а Ракеле его брила. В конце концов он нашел работу – секретарем отделения Социалистической партии в Форли и редактором его газеты La Lotta di Classe[9]. Себя он называл il vero eretico, подлинный еретик. Большую часть статей: о масонстве, Ватикане, политических убийствах, всем, что приходило ему на ум, – он писал сам. Сам же занимался редактурой, правкой и версткой. Перо, точнее красный карандаш, которым Муссолини писал, было безжалостным. В его статьях сочетались революционная ярость и социалистическая политика, и, хотя многие воспринимали Муссолини всего лишь как политического агитатора, его читали и к голосу его прислушивались. На собраниях и митингах он возбуждал аудиторию мешаниной из Ницше, Сореля и большевизма, превращая на первый взгляд не связанные друг с другом теории в зажигательные обличительные речи и призывая слушателей скандировать вслед за ним призывные лозунги. Голос его, временами хриплый и сиплый, временами теплый и вкрадчивый, наседал, угрожал и увещевал; он играл с аудиторией, давая ей нечто, во что она могла верить. Его потрепанный богемный вид и быструю напористую речь игнорировать было невозможно.
Через семь с половиной месяцев после прибытия молодой семьи в Форли у них родилась дочь Эдда. Еще до ее рождения Муссолини решил, что его первенцем будет девочка, а имя Эдда было выбрано вслед за популярной тогда пьесой Генрика Ибсена «Гедда Габлер». В свидетельстве о рождении был указан отец – Муссолини, а в строке «мать» был прочерк – родители ребенка не были женаты. Первым же шагом Муссолини после рождения Эдды было приобретение на всю зарплату красивой деревянной кроватки. Малышка совершенно очевидно унаследовала гены отца, была шустрой и требовательной; отец гордился живостью дочери и повсюду таскал ее с собой: и на работу в редакцию, и на свои бесконечные политические собрания, и в бар. Рождение ребенка, кажется, лишь усилило его и без того яростный темперамент. Однако для Ракеле, не особенно склонной к физической привязанности, дочь представляла собой скорее бесконечные проблемы. Эдда была слишком беспокойной, слишком бесстрашной, а когда начала ходить, покоя не стало вовсе. Когда ночью малышка отказывалась спать, Муссолини играл ей на скрипке, громко и не в лад. Эдда была для него главным членом семьи – разумеется, после него самого. «Для меня, – говорил он, – нет никого главнее, чем я сам».
Здоровье Алессандро тем временем сильно ухудшилось. После инсульта он оказался парализован и в возрасте 56 лет умер. Материального наследства детям после его смерти не осталось почти никакого, но, как писал позднее Муссолини, «он оставил нам духовное сокровище: свои идеи». Мать Ракеле Анна, «сладкая, как пирожное», переехала жить к дочери в ее две комнатки в Форли. Муссолини часто напивался и приходил домой поздно. Когда Ракеле пригрозила от него уйти и забрать с собой дочь, он пообещал бросить, и слово свое практически сдержал. Спал он очень мало. После закрытия питейных заведений сидел, сгорбившись, за кухонным столом и писал при свете свечи. Еды часто не хватало. Позднее, когда судьба стала к нему благосклонна, он говорил об Эдде как о la figlia della povertà, дочери нищеты.
В конце сентября 1911 года – Эдде едва исполнился год – правительство Джованни Джолитти[10] без формального объявления войны направило войска в Триполитанию и Киренаику – позднее две эти области стали частью Ливии – якобы для защиты итальянских интересов, но на самом деле, чтобы вместо Турции оккупировать эти территории. По всей стране такой шаг правительства вызвал демонстрации протеста, некоторые из них сопровождались стычками с полицией. Среди демонстрантов был и молодой республиканец по имени Пьетро Ненни, и во время нападения на поезд, в котором солдат везли на побережье, Муссолини и Ненни были вместе арестованы, и им было предъявлено обвинение в подстрекательстве к бунту.
На суде 18 ноября оба были приговорены к крупным штрафам и году тюремного заключения, замененному после апелляции на пять с половиной месяцев. Срок они отсиживали вместе, коротая время за игрой в карты и обсуждением политики. Муссолини учил немецкий язык. Он скучал по дочери и своей скрипке. Он занял деньги и передал их Ракеле, но деньги у нее конфисковали, и жизнь в палаццо Меренда стала крайне суровой. Чтобы помочь семье, Муссолини продолжал писать статьи в социалистическую La Lotta di Classe. Позднее рассказывали, что Ракеле учила дочь во время свиданий с отцом обнимать его и плотнее прижиматься к нему – он в этот момент вкладывал в карман ее фартука сложенную в несколько раз страничку со своим текстом, и таким образом его статьи попадали на свободу. У Ракеле развилась экзема, и Муссолини посоветовал ей обрить голову.