Кучкар Наркабил
Улыбнись, любимая!
Любовь актера
Посвящаю великому брату…
– О-о-о! Зулфияджан, какая погода! Нежные-нежные дожди… Горы упираются в небо. Я в горах!
– О-о-о! Зулфияджан, а какой лес! Прохлада. И еще… дождь.
– О-о-о, Зулфияджан! Вы не видели такого прекрасного пейзажа. Прямо у подножия гор есть озеро. Мы в нем купаемся…
– Зулечка, сейчас мы идем вдоль глубокого обрыва. Вниз смотреть страшно. Голова кружится. Во-он там, в глубине обрыва, течет веселая река.
– Зулфияджан, милая, сейчас мы по канатной дороге поднимаемся на вершину. Ладно, буду осторожен…
– О-о-о, Зулечка, мы у подножия Эльбруса. Снег, везде белый снег. Вы видели снег летом? Да, я тепло одет, милая. Ладно.
– Зуль… Зулечка! Мы возвращаемся. Мы еще в дороге… Остановились около вод Нарзана. Представьте только, из трубы извергается вода «Нарзан». Если бы вы были рядом со мной, то получили бы нескончаемое удовольствие. Ладно, буду осторожен!
«…Ой, как он надоел. Ну и простак. Подкаблучник. Обо всем докладывает. Этот крикун проел мне все мозги. Не-е-ет, мне срочно нужно перейти в другую комнату…» – Нусрат брезгливо посмотрел в сторону актера, снимавшего из окна на телефон вид вдоль дороги, по которой мчался автобус. А Кудрат, довольный и улыбающийся, говорит, глядя на телефон:
– Зулечка! Возвращаемся. Впечатлений – море! Расскажу, когда приедем. Видели видео? Э-е-ей, зарядка кончается, сейчас отключится. Ладно, милая. Возьму, конечно, возьму.
Нусрат с удивлением посмотрел на спутника. Актер, мечтательно улыбаясь, закрыл глаза, головой упираясь в окошко автобуса. Начал напевать про себя какую-то мелодию. С одной стороны, Нусрат ему завидовал. Хотя всем сердцем отторгал такое поведение человека в возрасте (где-то около шестидесяти лет), но ежечасные отчеты по поводу всякой всячины его, мягко говоря, удивляли. Думал, что у этих людей искусства все по-другому, даже личная жизнь. Кто знает, может, супруги не могут долго находиться друг без друга.
– Зулфияджан, мы приехали.
– Зулечка, милая, я уже засыпаю…
– Зулфияджан, небо, звезды закрыты тучами. Наверно, всю ночь будет идти дождь. Кто? А-а-а, сосед? Э-эй, какой-то тихоня, дрыхнет как убитый. А какое ему дело до меня? Мне кажется, что он далек от любви.
У Нусрата лопнуло терпение. Резко поднявшись, он включил свет. Актер тоже вскочил с постели. Глаза вылезали из орбит. Дрожит как осиновый лист. Нусрату стало тошно. Видя, как актер сильно испуган, что даже не может произнести слово, Нусрат смягчился. Как можно спокойнее сказал:
– Утром убирайтесь в другую комнату. А то я за себя не отвечаю…
– Что… что вы сделаете, друг? – выговорил еле актер. Его руки были сложены на груди, он стоял как провинившийся раб.
– Что надо, то и сделаю! Если взбешусь, выброшу вас вот из этого окна вниз. Хотя, может, и не умрете, но рассыплетесь на куски, это точно.
Актер представил, как он упадет со второго этажа, глубоко вздохнул, зажмурился. Потом юркнул в постель, укрывшись одеялом. Он молчал. Нусрату стало смешно. Еле удержался, чтобы не разразиться хохотом. Резким движением открыл окно. Из-под одеяла прозвучал тихий вздох.
Утром, увидев, как, съежившись на уголке кровати, сидит хмурый актер, Нусрат пожалел о вчерашнем. Глаза соседа были покрасневшие. Плакал. Нусрату стало его жалко. «Ладно, больше не будет так тараторить, хоть немного отдохну от его болтовни…»
– Братишка, я прошу у вас прощения. Я сам себя отвлекаю все время. Когда вижу красивые места, хороших людей, сразу хочется поделиться с женой. Что поделать, у меня это как болезнь. Теряюсь… Говорю без умолку. Пока кто-нибудь не остановит, я так и буду говорить. Из-за этого даже на работу перестал ходить.
Нусрата удивили его слова. Он со злобой посмотрел на соседа, малоизвестного актера, который исполнял какие-то незаметные роли в кино.
– Раз так, почему не взяли с собой жену? Зачем так мучиться?..
– Это невозможно…
– Почему?
– Жена не может приехать. Она умерла. Пять лет уже… Но я говорю с ней каждый день. – Из глаз ручьем текли слезы.
Нусрат вздрогнул. Ему стало не по себе. Раскачиваясь, словно пьяный, вышел в коридор, оттуда кинулся во двор. Без сил опустился на скамейку, одиноко стоявшую в конце санатория. Задумчиво посмотрел на Кавказские горы. Дрожащими пальцами набрал номер. На экране телефона появилось фото жены, Айджамаль.
– Как ты, Жамаль? – еле говорил он. – Как твое здоровье? Срочно скажи сыну, чтобы купил билет на самолет. На завтра есть рейс. Прилетай! Не перебивай меня! Я тебя… я тебя… Я сам тебя встречу в аэропорту.
Голос Нусрата дрожал. Не хотел, чтобы это заметила жена, не закончив фразу, отключил телефон. Долго смотрел на горы. Сейчас, в эти минуты, не мог, не решался пойти в комнату, где сидел человек, сильный, могучий, сильнее его, Нусрата, могущественней всех людей на свете – человек, беззаветно преданный своей жене, своей любви.
Эти читать не будут
Писатель был счастлив, очень счастлив! А как же иначе?! Ведь сам глава области возглавлял всю работу, за полтора месяца построили для него личную библиотеку Вся домашняя библиотека – а это свыше пятнадцати тысяч книг – перекочевала в новый «собственный дом»! И комнаты отцовского дома вмиг стали просторнее.
Писатель вздохнул свободно. Поблагодарил Всевышнего. (Нет, у него язык не поворачивается сказать «личная библиотека», неудобно.) Как хорошо звучит: дом-библиотека!
Не зря говорят: книга несет свет. Книга учит жизни. Белоснежное здание библиотеки, построенной в правом крыле школы, кажется, испускает лучи, светится. Не кажется, а и впрямь она, как солнце, озаряет все вокруг себя. Одноклассник – учитель Мамат, беседовавший с ним под бурно цветущей вишней, – сказал:
– Друг, хорошее дело начал. Ты воздвиг себе памятник, а не библиотеку. Этот дом-библиотека войдет в историю как память о тебе…
Писатель улыбнулся.
– Чего смеешься? Я сказал, что думаю. Видишь, библиотека испускает свет, если бы земля отпустила, она бы взлетела к Солнцу…
О боже, в голове писателя кружились точно такие же мысли…
– Если бы земля отпустила, я бы тоже взлетел, друг…
– Во сколько собираемся у тебя? Кого пригласил? – перебил его учитель.
– Друзей из области, района, – сказал писатель.
– Ты молодец.
– Почему же?
– Ты знаменит, живешь в столице. Однако никогда не забываешь свое родное село. Тебя народ любит, уважает. Правильно делаешь, что не забываешь нас. Никогда не забывай свои корни!
Вот уже сорок лет, как писатель покинул отцовский дом. Покойная бабушка говорила: «Кто уходит с родной земли, становится ей чужим, кто остается на ней, обретет и славу, и богатство». В отцовском доме остался младший брат. Он всегда ворчал: «Брат дом не построил, деньги не скопил, только книги собирал. Вон полон дом книг. Не дом, а книжный склад».
Сегодня дом брата стал намного просторней, освободился от книг. Теперь и детям есть где поиграть.
…Зазвонил школьный звонок. Выбежавшие из классов дети помчались к библиотеке. Писатель был взволнован. Он подумал: «Самое лучшее произведение, которое я создал в своей жизни, – это библиотека!»
В обеденное время в отцовском доме (теперь в доме брата) собрались односельчане на худайи (национальное мероприятие). Зарезали барана, накрыли на стол. А вечером в освободившейся от книг гостиной опять был накрыт стол. Теперь, после основного мероприятия с чтением молитв, жертвоприношением, в гостиной собрались друзья писателя. Это уже было мероприятие по-современному На столе кроме всяких яств стояли бутылки с алкоголем. Шутка ли, пришли друзья писателя – высокопоставленные чиновники районного и областного масштаба.
Вечер разгорался, становился все более интересным. Пир был на весь мир. Все произносили тосты в честь книги:
– Без книг нет знаний, книги – кладезь науки, – сказал самый авторитетный среди гостей, тот, что сидел во главе стола.
– Друг, писатель ты наш, молодец! На открытие приехал сам руководитель области. Ты молодец! – сказал еще один, который был немного ниже рангом.
– Книга – свет в нашей жизни. Нужно много читать, чтение – ключ ко всему, – сказал еще один друг, чиновник.
– «Я благодарен книге за все мои достоинства» – так ведь говорил Горький, – опять вставил слово тот, что сидел во главе стола.
– Сегодня писатели являются самыми активными членами общества. К книге повысилось внимание, – сказал другой.
– Писатель – это талант. Иногда мне тоже хочется написать книгу, – сказал чиновник из района, бросив взгляд на прислуживавшего гостям учителя Мамата.
А учитель Мамат с раздражением подумал: «Ну да, на месте головы тыква, и ты мечтаешь написать книгу?»
Чиновники-друзья допоздна беседовали под выпивку. Все пели дифирамбы книге. Говорили о ее достоинствах, о том, что она дала миру. Село за всю свою скромную историю никогда не слышало таких хвалебных слов в адрес книги.
В разгар вечеринки писатель каждому из сидевших друзей подарил свою книгу с автографом. Опять начались хвалебные слова, только теперь в адрес писателя. Писатель даже прослезился. Выпил бокал до дна. Опьянел немного. Гости разошлись очень поздно, за полночь.
Писатель проснулся рано. Позавтракал с братом во дворе. Приготовился вернуться в город. Вошел в гостиную, чтобы одеться. Гостиная была уже убрана, все здесь блестело чистотой. Надевая рубашку, писатель посмотрел на маленький столик, стоявший в уголке комнаты. На нем лежали книги, которые вчера он подарил друзьям. Он не поверил своим глазам. Стоя, посчитал их. Шесть. Гостей было семеро. Кто-то из них все-таки не оставил книгу… Писатель покраснел. Теперь ему стало не по себе. Расстояние между ним и столом становилось все больше. Не посмев подойти к книгам, он быстро отвернулся и вышел.
Счастье, внезапно обрушившееся на Туйчиева
Туйчиев – человек очень влиятельный, хитрый, к тому же жесткий. Строгий руководитель. Вот уже двадцать лет управляет организацией. Имеет неплохой авторитет. Он не из тех, кто будет тратить время на разную болтовню. Человек он серьезный, можно сказать, очень серьезный. Его боятся все подчиненные. Он никогда не повышает на них голос, не ругает, не придирается, но люди чувствуют его власть над собой.
Причисляющий себя к элите общества Туйчиев никогда не секретничал с подчиненными. Никогда не выкладывал ни перед кем свои сокровенные тайны. И вот такой человек сейчас сидит перед Шоди и жалуется на жизнь…
Шоди – смышленый малый. Он парень простой, но ум имеет недюжинный. И у него всегда есть решение для каждого вопроса. Он может ловко разрешить любую проблему. Кажется, мать его родила именно для того, чтобы решать проблемы, изменять все к лучшему. Этот парень именно данными качествами завоевал уважение Туйчиева. В моменты, когда никто не в силах разрешить возникший по работе вопрос, Туйчиев надеется на него:
– Ну, Шодивой, какие предложения?
– Ну, Шодивой, что вы скажете?
В такие моменты у Шодивоя готовы ответы на все вопросы. У него все просчитано до мелочей. Все в удивлении. Кажется, что эту проблему Шодивой предвидел за несколько дней до ее появления.
Туйчиев взял его себе в помощники прямо из отдела программирования расчетного управления.
Он стал глазами и ногами начальника.
Как-то раз Туйчиев вызвал Шоди к себе в кабинет. Он только что вернулся из вышестоящей конторы в приподнятом настроении.
– Подготовь документы. Завтра летим за границу. Слава Всевышнему, хоть на десять дней разрешили слетать. Что рот раскрыл? Оттуда будем управлять работой. За десять дней ничего не случится.
Да, не зря начальник так рвался сюда. Шоди никогда в жизни не видел такой роскоши. Ай, какое море красивое! А горы, окружающие его, еще прекрасней! Белоснежные пушистые облака украсили небо, словно белые розы. Земля и небо слились в бело-голубой гармонии. Небо, море, горы – все голубое, только облака белеют вдалеке. Интересно, вроде ветра нет, но волны с силой бьются о скалы, разливая пену.
А какие красавицы загорают на солнце, приковывая к себе взгляды всех отдыхающих мужчин. Они как бы дополняют всю прелесть пейзажа. Кто-то не выходит из моря; кто-то, лежа на песке, рассматривает присутствующих на пляже. Туйчиев и Шодивой тоже не отстают, они часто купаются в море. Настроение у обоих великолепное. Кажется, два тюленя: отец и дитя – резвятся в воде. Утром, днем и вечером – море, море, море. А на берегу – сотни загорающих…
Дни пролетели незаметно. Вроде только вчера приехали, уже нужно завтра собираться в путь. За эти дни Туйчиев еще сильнее привязался к Шодивою. Ему понравилось, что в характере парня не было даже намека на подлизывание, подхалимство. Он не из тех, кто ради подачек кинется биться челом об пол. Если бы Туйчиев приехал сюда с каким-нибудь другим подчиненным, тот, наверно, уже извел бы его своим лизоблюдством. А этот никогда не церемонится излишне. Но и не очень гордый. Видно было, что он знает себе цену и свое место. Таким людям можно доверять! Он и гордый, и бесстрашный…
Туйчиев в мыслях перебирал черты характера своего спутника.
Назавтра они погуляли, сходили в курортный городок, окруженный величественными горными вершинами. Зашли в гипермаркеты, супермаркеты, чтобы купить подарки родне, близким.
Они до обеда ходили по городу. Туйчиев начал с покупок для жены. Накупил всем и всего. Даже внук, что спит пока в колыбели, не остался в стороне. Закончив с подарками, начальник сказал подчиненному: «Сейчас кое-куда пойдем».
Они вошли в стеклянную дверь трехэтажного здания, расположенного на окраине города. На первом этаже располагался ювелирный магазин. Человек, листавший какой-то журнал, сидя в кресле в углу помещения, встал навстречу им. Распахнув объятия, подошел к Туйчиеву и произнес присущим кавказским мужчинам басом:
– Дорогой, добро пожаловать! Я рад, что встретился с тобой и в этом году Кофе? Чай?
– Дорогой Шавла! Я завтра возвращаюсь. Хотел увидеть тебя перед отъездом. Хочу, чтобы ты подобрал мне хорошее украшение. Потом мне еще нужно купить шубу и сапоги. А теперь давай зови своих работников.
Грузин по национальности, Шавла был владельцем этого магазина. Он кивком подозвал одну из продавщиц. Та красивой походкой приблизилась к гостям.
– Подбери им самые лучшие украшения, – приказал Шавла.
Девушка подвела Туйчиева к прилавку.
Выходя из магазина, Туйчиев, довольный покупкой, сказал Шодивою:
– Хорошо, когда есть знакомые. Видишь, какой он богатый. Но вместе с тем открытый, благожелательный. Гостинцы, которые мы с тобой привезли из Ташкента, на такси отправили ему. Понял? Грузины – народ щедрый. За одно добро они платят десятью. Ну вот. И моей принцессе купили подарок.
Шоди стало не по себе при виде его радости.
«Он, как все… несмотря на то что уже за шестдесят, имеет семью, детей, тоже стремится к греху. Любовнице купил подарок. И ни один нерв не дрогнул».
Остановили такси. Шоди был не в настроении. Чистый горный воздух душил его. Ему показалось, что от Туйчиева идет неприятный запах. Ему хотелось открыть дверь машины и выйти на ходу, чтобы не чувствовать этого запаха.
Вечером кто-то постучал в дверь. Шоди открыл. На пороге стоял Туйчиев. В руке – маленький чемоданчик.
– Пусть это будет у тебя. Специально для моей принцессы, – сказал улыбаясь. – По приезде в Ташкент я скажу, куда нужно отвезти.
Шоди опять стало плохо. Мерзавец, а как радуется. Нехотя Шоди взял чемоданчик. Поставил его в углу комнаты.
…Назавтра они вышли на работу. Начальник вызвал Шоди к себе. Дал бумажку:
– Здесь адрес. Чемодан отнесешь туда. Откроет старушка. Скажешь: от начальника вашей девочке.
Шоди, не открывая сложенную бумажку, сунул в карман. «Теперь я должен быть ему почтальоном, бесстыдник…»
После обеда начальник заглянул в комнату Шоди. Его не было. Мобильник тоже отключен. Порасспрашивал у сотрудников. Нет. Никто ничего не знает. Вызвал своего водителя.
– Утром ты отвез Шоди по тому адресу, который я давал?
– Шоди не поехал. Сказал, что не поедет. Говорил, чтобы я поехал сам, если хочется.
– Как так?
– Э-э-э… он, оказывается, псих. Мы поехали по тому адресу. Он с минуту смотрел на бумажку с адресом, потом закричал. Ругался.
– Кого ругал? Почему? Что он сказал?
Водитель был в недоумении.
– Не знаю. Говорил только: «Мразь! Я тебе покажу…» Звонил куда-то. Спросил: «Ты любовница Туйчиева? Ты тоже мразь!» Потом выбросил из окна машины свой мобильник. По дороге вышел сам. Не знаю, куда он пошел.
Туйчиеву стало плохо. Ему было не по себе. Что-то буркнул. Когда водитель выходил из кабинета, спросил:
– Он ее знает?
Водитель смутился:
– Да, по-моему. Зря ему сказали, хозяин.
Туйчиев разозлился. Кровь ударила в лицо, он заорал:
– Ты… убирайся!
Водитель юркнул за дверь.
Назавтра начальник послал человека в дом, который снимал Шоди. Он возвратился ни с чем. Шоди накричал на него, сказал, что уходит с работы, и передал заявление об уходе.
Туйчиев улыбнулся. Он был зол. Но не показал этого. Потом вдруг стал звонить той «принцессе». Ответа не было. Туйчиев сидел, глядя в одну точку. Потом с тяжелым вздохом поднялся с места.
Шоди, лежа на топчане под деревом маленького дворика на окраине города, читал книгу. Он не заметил Туйчиева, который легкой походкой подошел к самому топчану. Вздрогнув, он поднялся. Туйчиев смотрел на него испытующе.
– Почему не пришел на работу?
– Я не буду работать с вами. Лучше уходите, – он показал на дверь.
Туйчиевым овладела дрожь.
– Ты ее любишь? Вы хорошо знаете друг друга?
– Теперь это не имеет значения.
– Почему?
Шоди, сердито посмотрев на него, направился к веранде. Туйчиев немного постоял во дворе, затем вышел на улицу. Когда он протянул руку к ручке двери, Шоди выбежал из дома и закричал:
– Да! Я любил ее. Мы учились вместе. Она была сиротой. Такую девушку… Я ей ничего не говорил, не бойся. Гуляй себе смело. Просто не показывайся мне на глаза. – Опустившись на землю, он закрыл лицо руками. Его плечи дрожали. Он плакал.
Туйчиев покачнулся, словно сраженный пулей. Сердце защемило. Но он, стараясь держать себя в руках, направился к веранде. Шоди все еще плакал, причитая: «Проклятье… проклятье. Гузаль, будь и ты проклята. Ты обманула меня, обманула…»
– Сынок, – Туйчиев еле говорил, – что ты несешь? Не оскорбляй Гузаль… Она моя дочь. Когда ей был всего годик, ее мать умерла. Сейчас живет с бабушкой, матерью моей покойной жены. Бабушка ее вырастила. Сейчас… сейчас…
Шоди перестал плакать и причитать. Раскрыв рот, он посмотрел на Туйчиева. Туйчиев сел рядом с ним. Обнял за шею парня. Теперь из его глаз потекли слезы.
– Да, она моя дочь, дурачок… Сейчас живет с бабушкой.
Туйчиев не мог остановиться. Слезы текли ручьем. Он крепче обнял парня.
– Сынок… ты теперь будешь моим сыном. У меня не было сына…
Они смотрели друг на друга. А Шоди был в шоковом состоянии. Он смотрел, не в силах вымолвить ни слова.
Вот тебе и кино!
Саттар-афганец умер, и председатель махалли избавился от него. Однако он считал себя виноватым в его смерти, в душе было неспокойно. Ему казалось, что все показывают на него пальцем… Вот, мол, смотрите, кто виноват в смерти Саттара-афганца. В дом усопшего он пришел на третий день после похорон. Дом был обветшавший: старые, прогнившие ворота еле держались на шарнирах. Около ворот стояли такие же прогнившие стулья. Посетители осторожно садятся на них и, наскоро прочитав молитву, спешат прочь.
Председатель решил постоять возле ворот. Разозлился, когда к нему поспешил Кудрат-самоварщик со стулом, имевшим более-менее пристойный вид:
– Не нужно. Отнеси на место…
Председатель старался показаться человеком, который был подавлен смертью близкого человека. На душе скребли кошки. Чувствует, что у него осталось-таки что-то человеческое. Между тем Кудрат с чайником в руке спешит к нему. Председатель старается не замечать его: «Дурак. Подхалимство делает человека тупым».
– Председатель-ага, пейте горячий чай… – Кудрат ловко берет в руку пиалушку, перевернутую на столе, и наливает чай. – Ага, чай…
– Я не буду пить чай, зачем ты морочишь мне голову? – зло отвечает председатель. – Не путайся под ногами…
Он осторожно рассматривает близких покойного, с особым интересом рассматривает Туру-нытика. По его лицу ничего нельзя понять: «Значит, не в курсе. Не знает, что я выгнал Саттара-афганца из кабинета, а Саттар ударил меня по лицу здоровой рукой. Покойный никому не рассказал, видать… Иначе уже все растрезвонили бы об этом на весь кишлак. Ведь все молчат…»
В этот момент сосед покойного, Тура-нытик, тоже с каким-то беспокойством посмотрел на председателя. По виду председателя он ничего не понял: «Не сказал, видать. Председатель не в курсе. Надо было мне срубить это дерево. Сказал бы сыновьям, они быстро разделались бы с ним…»
Саттар вернулся с войны инвалидом. Потерял левую руку. В таком состоянии он не мог много зарабатывать, еле сводил концы с концами. Жестокая правда жизни не пожалела даже инвалида. Здоровые не могут найти доходную работу, а инвалиду туда вообще путь заказан. Довольствовался пособием по инвалидности. Найти девушку для того, чтобы создать семью, тоже было трудно. Женился поздно. На окраине кишлака построил себе дом. Развели с женой огород, где стали выращивать для хозяйства овощи. Кое-как поддерживали быт. Близкие, конечно, помогали. Но у них тоже семьи, дети.
Как сказано было выше, дом Саттара находился на окраине кишлака, за ним не было ни домов, ни полей – только обрыв. Население села называет это место «обиталищем злых духов». Уже тридцать лет, как построена эта улица. Но на ней нет ни асфальта, ни щебня. Соседи по улице у Саттара – тоже люди небогатые. Саттар, который решил привести в порядок свою улицу, размахивая единственной рукой, собрался в районный хокимият. Сосед напротив, Тура-нытик, посоветовал: «Вы, друг, – афганец. Ветеран войны. К тому же потеряли руку в той войне. Власти послушают, конечно, вас, а не меня…»
В первый свой поход он не мог найти начальников. Пошел опять. Официальный работник района пообещал решить вопрос. Сказал, что внесут в план следующих лет, и громко захлопнул за ветераном дверь. В следующий раз Саттар зашел к начальнику выше предыдущего. Тот тоже пообещал рассмотреть проблему. Уверил, что внесет ремонт улицы в план следующего года.
– Когда внесете в план?
– В последующие годы.
– Ведь через месяц свадьба моей дочери. Неудобно перед гостями, – нервничал афганец.
Чиновник удивленно посмотрел на ветерана.
– Вы идите. Я свяжусь с председателем вашей махалли. Найдем какого-нибудь предпринимателя, который будет спонсировать ремонт. Подумаем.
В этот раз дверь громко захлопнул сам Саттар.
А на завтрашний день он уже сидел у председателя махалли.
– Где ты видел, чтобы махалля занималась ремонтом дорог?
Саттар-афганец еще никогда так не унижался. Сам себя ругал за то, что затеял это дело. «Я стал похож на попрошайку», – с болью в сердце думал он. Но через месяц свадьба. Он представил, что будет с этой богом забытой улицей, если вдруг в день свадьбы пойдет дождь. Улица утонет в грязи. «Мы-то привыкли уже, но как быть с гостями, которые еще не ходили по таким улицам?»
– Неужели ничего нельзя сделать? – удрученно спросил он.
– Нет. Ничего нельзя сделать. Я же сказал, это не входит в мои обязанности, – насупился председатель.
– Ведь все мастера, когда говорите, что являетесь государством внутри государства, махалля то, махалля сё, не так ли? – Теперь афганец разозлился не на шутку. – Значит, все это – только пустые слова. А вы только и умеете хвастать.
– Какой же непонятливый! Афганец ты или нет, это не имеет никакого значения. Что вылупился на меня? Выйди, освободи мой кабинет! Иди куда хочешь! Благодари Бога, что вернулся с войны живым, а не сдох где-то там!
Последние слова председателя вывели Саттара из себя. Кровь ударила в голову Здоровой рукой со всего размаха он дал пощечину председателю.
Из махаллинской конторы вернулся в крайне подавленном состоянии. Пинком открыл старые ворота своего дома. «Хочешь – отдай под суд. Мне уже все равно». В этот миг перед ним выросла фигура соседа Туры:
– Ну что, сосед, не получилось?
Брезгливо осмотрев соседа, Саттар молча прошел в дом. Затем сразу вернулся с топором в руке. Любящий всякие истории Тура-нытик побелел при виде топора. Невольно отпрянул назад:
– Эй-е-е…
– Сосед, смотри, вот это дерево в твоем дворе уже давно высохло. При малейшем ветре ломаются его ветки. Вчера обвалилась большая ветвь. Ведь опасно же. Она упала на мою крышу. Вот тебе топор. Позови троих сыновей, пусть уберут его. Разве так можно?
Тура-нытик проигнорировал слова Саттара и шмыгнул в свой дом. Афганец постоял в недоумении с минуту. Затем, заткнув топор за пояс, при помощи здоровой руки полез на высохшее дерево. Со всей злости стал вырубать ветви дерева. Вдруг дыхание стало тяжелым. Он почувствовал боль в сердце. Перед глазами все поплыло. Без чувств упал на землю…
Скорая увезла его в больницу. Весь следующий день он лежал на больничной койке, уставившись в потолок, а потом с глубокой печалью сказал жене, сидевшей у постели:
– Если бы у нас был сын, Сора. Ах, был бы у нас сын…
Потом он бредил. Говорил много. Про улицу, дерево, свадьбу. Сора ничего не понимала. К утру Саттара не стало.
…В общем, председатель, который пришел для того, чтобы показаться заботливым другом, удрученным потерей замечательного человека, хотел что-то сказать Туренытику, когда зазвонил телефон в кармане пиджака. Выслушав звонившего, председатель побледнел, он даже покачнулся от услышанного.
– А-а-а, ладно. Я тут. А вы спрашиваете про Саттара-афганца? Я не могу его туда отвезти. Он… он умер… Я на поминках.
Люди, стоявшие вокруг, вдруг замолчали. Они тоже хотели узнать, что же случилось. Тура-нытик спросил у председателя:
– Что случилось, председатель?
– Ничего. Хоким района спросил. Интересно… – прошептал он.
– Кого спросил? О чем?
– Про Саттара-афганца спрашивал: мол, что делает, как живет, про условия жизни.
Тура удивленно посмотрел на председателя:
– И-е-е, сам хоким спрашивал? А вы что ответили?
– Что, не слышали, что я ответил? Сказал же, что помер он, – ответил председатель. – Теперь он сам уже сюда едет. Выйду к дороге, встречу его. Может, удастся его отговорить заезжать на эту улицу.
Председатель неуклюже побежал к большой дороге.
К полудню в кишлаке Тогтаги начался большой переполох. По единственной центральной дороге села стали проезжать большие самосвалы с щебнем, асфальтом и землей. Появились бульдозеры, катки, экскаваторы и прочая техника. Весь кишлак погрузился в шум ремонтной техники. За считаные минуты машины выгружали содержимое на богом забытой улице. Катками выравнивали асфальт прибывшие ремонтники дорог. А перед самым домом Саттара-афганца происходило нечто невообразимое. Целый автобус рабочих в спецовках сразу приступил к «осаде» дома ветерана. Для начала убрали обветшавшие ворота. Несколько рабочих стали вырубать то злосчастное дерево. Мотопила быстро справилась с высохшим деревом. Половина рабочих стала красить стены дома, другие начали покрывать дорожки щебнем. А еще кто-то принес горшки с цветами. Вместо старых ворот поставили новые: металлические, двустворчатые. Ворота покрасили в зеленый цвет. Во дворе выложили газон, посадили импортные дорогостоящие цветы.
Улица, которая утром еще была богом забытой, погрязшей в пыли, к вечеру превратилась в ровную, заасфальтированную. Даже все дома вдоль этой улицы были покрашены в белый цвет и приведены в божеский вид. Особенно… дом Саттара-афганца преобразился до неузнаваемости: новые, блестящие краской ворота, двор, утопающий в цветах и зелени, пахнущие свежей краской стены. А около ворот стояли солидные, хорошо одетые люди. Казалось, они кого-то ждали. Председатель махалли, не сомкнувший глаз всю ночь, прошептал Туре-нытику на ухо:
– Вон наш хоким района, тоже здесь. Говорят, прибудет хоким области.
– Да, Саттаржон ничего не говорил нам, – сказал Тура-нытик с завистью.
– Он, оказывается, воевал вместе с одним из больших чиновников страны. Тот приехал в наш областной центр. Сказал, что в Олтинтепе живет его однополчанин. Хотел его проведать. К сожалению, наш Саттаржон умер. Не довелось им увидеться, – председатель пустил фальшивую слезу. Затем исподтишка посмотрел на руководителя района. Тот стоял во главе ряда, склонив голову. По обеим сторонам от него стояли, как часовые, те два чиновника, которые дали от ворот поворот бедному афганцу.
Собравшиеся ждали друга Саттаржона (теперь Саттаржона) – одного из больших руководителей страны. Кудрат-самоварщик принес чайник чая и четыре пиалушки. Поставил на стол. Осторожно спросил у председателя:
– Может, нужно встретить больших людей хлебом и солью, ведь такие правила?
Председатель вышел из себя. Он со злостью посмотрел на самоварщика. Зажав кулак, прошипел:
– Сиди и не высовывайся. Заткнись, глупец. Опять начал свое кино?
Он с опаской посмотрел на главу района, не услышал ли тот их разговор? Глава с кем-то говорил по телефону. Закончив, он кивком позвал председателя. Он был явно недоволен.
– Э-е-ей, дурень ты, дурень! Ты совсем тупой? Оказывается, друг нашего руководителя не этот Саттар, а другой. Директор школы в кишлаке Сувлисой Саттар Тураев служил вместе с ним в Афганистане. Вечером поедем туда.
Председатель был ошеломлен. Внутри него что-то разорвалось. Тура-нытик смотрел на него с хитрой, немного злой улыбкой. А хоким района ругал кого-то по телефону.
– Найдите директора школы в Сувлисое. Приведите в порядок его дом, улицу.
Улица опустела за считаные минуты. Все уехали. Остался только Кудрат-самоварщик. Он сидел на новом стуле около ворот и довольно улыбался, смотря вслед гостям. Перед глазами стояло злое опухшее лицо председателя.
– Вот тебе и кино! Тебе нужно было кино? Вот тебе крутое кино, – прошептал он и стал осторожно, чтобы не услышали домашние афганца, смеяться.
