bannerbannerbanner
Держись от него подальше

Ксюша Левина
Держись от него подальше

Полная версия

Глава 6

Сижу на лавочке, грызу яблоко и жду Кострова. Я не видела, чтобы Компашка Колчина покидала универ, не видела, чтобы «курочки» шли к кафешке, но они могли выйти через другой корпус и уже давно торчать у спортклуба.

Не хочу видеть ни тех ни других. Компашка раздражает тем, что при виде меня начинает изображать собачек. Они, видимо, уверены, что если сто раз показать, на что я способна ради денег, так я непременно сама в это поверю. «Курочки» же ничего плохого, по сути, не делают, кроме того что никак не осекают своих парней. Каждая встреча с Олей заканчивается катастрофой. А еще отдаляет меня от Ани. С тех пор как родители решили отдать дочек-погодок в один класс, а потом и в один институт, еще больше лишив их индивидуальности, между ними пробежала черная кошка. Огромная, жирная и злая.

Когда вижу Олю, кажется, что приманиваю Аню силой мысли. Скорее всего, следом она выйдет на крыльцо, увидит нас вместе и демонстративно удалится.

– Рассказывай, – без предисловий выдает неизвестно откуда появившаяся Оля и падает рядом со мной на лавочку, даже не убедившись, что там чисто.

– Что?

– Помирились? Все в норме?

– Нет, Оль, мы не помирились. Мы не помиримся. Не жди: я все еще изгой. Что тебе нужно? Не боишься, что нас заметят вместе?

Она оглядывает меня от красных маков на свитере до мысков заношенных ботинок и прикусывает губу.

– Ясно. – Кисло улыбается и встает со скамейки, скрестив руки на груди. – Все на тебя злы, чтоб ты знала.

– О, я понимаю, ага, – язвлю я.

– И твое одиночество не наша заслуга, а твоя.

– Ага. – Снисходительно киваю.

– У Егора проблемы. – Она повышает тон.

– Да что ты! – Сердце все равно сжимается от этих слов.

– Он… был злой и пнул статую в холле. – Оля морщится. – Сидит теперь у завхоза, пишет объяснительную. Короче, Ась. Может, просто извинишься и все забудем? Просто… – Она поглядывает по сторонам и чуть ко мне наклоняется. – Я не знаю, что ты затеяла, но ты же понимаешь, что не сможешь ни с кем другим встречаться, да?

Мне сложно вздохнуть. Оля может быть не самой эрудированной, не самой сообразительной, излишне любящей дешевую драму, но она не стала бы такое говорить на ровном месте.

– Это смешно, – шепчу одними губами.

– А нам нет, – серьезно говорит она. Опять смотрит по сторонам и замечает всю Компашку в сборе, не считая Егора. Они спускаются по лестнице. Оля тут же делает беззаботное лицо, будто не сказала только что несусветную глупость. – Да о чем это я, ты сама все знаешь. – И глупо хихикает.

– Эй, Аська, как дела? – Олежка в отсутствие Егора всегда идет первым в стае, остальные тянутся за ним.

Где чертов Костров?

Друзья Колчина – отдельная тема для разговора. Я ни с кем из парней особо не дружила. Мне был относительно симпатичен бестолковый Влад, который вечно травил байки и иногда очень зло шутил, но, пожалуй, оставался при этом самым отзывчивым.

Иногда могла перекинуться парой слов с Романом – тихим мальчиком, на год младше остальных. Он окончил музыкальную школу, хорошо рисовал и был совсем не похож на того, кто мог попасть под влияние Егора. Я всегда задумывалась: что он тут забыл? Роме была прямая дорога в серую половину нашей группы, где он не губил бы себя в тени друзей, а, быть может, даже занялся чем-то полезным.

Я находила что-то приятное в молчаливом Антоне, но мы мало общались. Остальные, наверное, были чуть больше похожи на Егора, и он им меньше доверял. Я чувствовала в нем собственническую ревность и лишний раз не лезла на рожон.

Олежка – зеркальное отражение Егора. У него зачесанные назад темные волосы, надменное выражение лица и смуглая кожа. Отец Егора владеет автосалоном, отец Олега – сетью премиальных автомоек. Их мамы – добрые женщины-домохозяйки. Их бабушки и дедушки – респектабельные люди, занимавшие когда-то руководящие посты. Мальчики из приличных семей.

– Егорка занят, решили вот развлечь тебя, а то ты что-то какая-то потухшая стала. – Олежка садится на место, которое до этого занимала Олечка.

Смотрю на нее и вижу во взгляде тень страха. Может, накручиваю себя, не знаю, но Оля как-то слишком часто дышит, то и дело кусает нижнюю губу.

– Я тут подумал… – тянет Олег, закидывая руку мне на плечи. В нос бьет усиленный потом запах дорогого дезодоранта. Не самое мерзкое, что может быть, но мне неприятно: еле держусь, чтобы не отшатнуться в сторону. – Если не сложилось у вас с Егоркой, не пропадать же тебе? Может, рассмотришь нашего малыша Ромашку? – Олег тычет в низенького прыщавого Ромку и улыбается во весь рот. – А то ты на себя не похожа, в тряпки какие-то наряжаешься – непорядок. Ты так свяжешься с дурной компанией, помяни слово дяди Олега.

Олег наваливается сильнее. Я вглядываюсь в толпы студентов, выходящих из главного корпуса, в ожидании Кострова или, на худой конец, Егора. Он бы ни за что такого не позволил Олегу. Даже сейчас, когда мы поставили точку.

Пытаюсь скинуть лежащую на плечах руку, но она как намертво приклеенная и даже начинает чуть сильнее давить.

– Не нравится Ромка? Не беда! Антох, ты как? Второй сорт интересует?

Второй сорт?

– Господи, какой придурок, – говорю сквозь зубы и, набравшись сил, все-таки скидываю руку Олега. Она падает на лавку.

Он медленно поднимает глаза – на лице появляется злобная ухмылка.

– Олег, брось, зачем портить настроение… – начинает Оля, но одного взгляда Олега хватает, чтобы та замолчала.

– А вот я не согласен, – подает голос Влад.

Я с надеждой смотрю на него. Веселые светлые глаза тепло смотрят на меня.

– Ромка и Антон не потянут, ты чего. Тут нужно много финансовых вложений. Ась, ну ты себя запустила, а? Моргунов, ты как, не хочешь попробовать? – Он обращается к Коле, возвышающемуся над остальными, скрестив руки на груди. Тот холодно улыбается, наблюдая за происходящим с каким-то удовлетворением.

Я пытаюсь уйти, но мне преграждают путь. Без агрессии и физического воздействия, просто дают понять, чтобы не рыпалась.

– Ой, только не реви, – злобно усмехается Влад, – а то начнешь: «Пожалуйста, Егор, не бросай!»

– Не было такого! – Не могу сдержаться, хватаю ртом воздух и жмурюсь сильнее. Голос звучит слишком нервно, а в горле стоит ком. Это плохо, оченьочень плохо.

Они хохочут, передразнивая меня.

– Не было такого! Посмотри-ка, не было такого! Аха-хах, аха-хах, не было такого!

Они смеются, как стая гиен. По ушам мерзко бьет. В груди начинает сильнее колотиться сердце. Виски сдавило от подскочившего давления.

– Егор, мы просто переписывались, ничего не было!

– Егор, он просто мой капитан… То есть я хотела сказать, капитан моей команды, Егор.

«Курочки» стоят в сторонке и не участвуют в вакханалии в отличие от их парней, что скачут с остальными, производя все больше шуму. На нас оборачиваются. Полный игнор, который я получала все это время, вдруг резко превращается в повышенное внимание, и это, как контрастный душ, заставляет раскрыться сразу все мелкие сосуды, усиливая кровоток. Меня бросает в жар, щеки пылают, уверена, что шея идет пятнами.

Такого не было. Такого не было! Я не лгу! Я ни разу не просила!

Задыхаюсь.

– Такого не было, – зачем-то выдавливаю, чувствуя нехватку кислорода, а сама думаю, как сбежать.

Насколько позорно будет, если я побегу, а они бросятся следом? Или они такого себе не позволят? А если меня просто стошнит прямо им под ноги? Это будет очень пугающе? Меня оставят в покое?

– Так, получается, я вру? – практически шепчет Олег, делая ко мне шаг, и больше не смеется. Теперь он смотрит мне в глаза, а радужка словно покрылась ледяной коркой.

Мои ладони тотчас потеют, по спине прокатывается холодная волна, а все тело покрывается липким потом.

– Или нет… Выходит, врет наш добрый честный друг Егор? – смеется мне в лицо Олег. – Ты знаешь… Ты его обидела, а мы своих не бросаем, да, ребята?

– Что тебе надо? – шепчу я, едва не плача.

– Да знаешь, просто…

– Ася, – очень вежливо прерывают монолог Олега.

Я с облегчением касаюсь щек. По ним бегут слезы, и, кажется, давно. Но мы все дружно делаем вид, что это не так. На эти мокрые дорожки никто не смотрит, они сейчас не важны.

Костров стоит прямо между парнями, те расступаются в стороны, будто побаиваются его. Мой «фиктивный друг» выглядит спокойным, чуть щурится. Он выше Олега и, кажется, даже шире. Его русые волосы ловят блики солнца, создавая вокруг головы ореол. Он невозмутимо наблюдает за развернувшейся картиной.

– Я освободился. Идем? – говорит он и протягивает мне руку.

Я хватаю ртом воздух и улыбаюсь. Слезы начинают бежать еще сильнее.

– Конечно! – Это самое фальшивое «конечно» в мире.

Костров сжимает мои мокрые от слез пальцы и дергает на себя. Его рукопожатие не очень крепкое, но уверенное. Он не здоровается с Олегом, не кивает ему, даже не смотрит уничижительным взглядом. Тимур просто спокойно уводит меня от лавочки. Как только мы оказываемся на тротуаре, ловит под мышки, и у меня начинается истерика, я уже не держусь на ногах.

Три самых адских дня в моей жизни. Кажется, это предел.

Глава 7

Мы с Костровым молчим всю дорогу. Я ожидала вопросов, но нет – он даже не интересуется, что это было. Не успокаивает меня, не вытирает слезы, а просто делает вид, что так и надо, но по какой-то причине не отпускает мою руку. Теплая кожа прикасается к моей – это успокаивает не хуже валерьянки. За руку Кострова вполне можно держаться, если нужен кто-то для равновесия.

Я никогда не любила этих соплей, и при других обстоятельствах моя истерика была бы неуместной. Но сейчас мы просто идем, переплетая пальцы, молча переходим через дорогу на перекрестке прямо перед спортклубом, заходим в «Шестерочку». Костров покупает там бутылку воды, открывает и протягивает мне.

 

У CotteCafe сталкиваемся с моими «курочками». Пока мы покупали воду, они успели до него дойти. Практически со слезами на глазах мои бывшие подруги стоят втроем, вцепившись в ручки сумочек, но при виде Кострова отступают и недоуменно переглядываются.

– Мы не знали, что…

– Брось, Оль. – Хоть со мной пытается заговорить Маша, я отвечаю новой королеве улья, которая тут же опускает голову. – Ты же могла меня предупредить?

Киваю ей на прощание – слушать ничего не хочу. Думаю, несмотря ни на что, Егор будет зол, когда обо всем узнает: иначе наша любовь гроша ломаного не стоила. Не так. Я хочу, чтобы узнал, и, едва подумав об этом, торможу.

– Оль! – Разворачиваюсь к ней, кричу, чтобы она услышала с расстояния десяти шагов: – Ты же ему все доложишь так же, как делала раньше?

Она молча облизывает губы и слегка улыбается.

– Я предупреждала, – хрипит она в ответ. – Лучше тебе извиниться и вернуться.

Даже комментировать это не хочу. Костров тоже молчит и почему-то продолжает держать меня за руку. Даже чуть дергает за собой, чтобы шла и ничего не отвечала. Мы не тормозим даже на светофоре, где нам нужно перейти через дорогу. Тимур не останавливается, увидев красный, а идет дальше, до следующего. Кажется, ничто не может сбить его с пути, и это восхищает.

Тимур провожает до подъезда, смотрит, как я открываю дверь, потом закатывает глаза – хмурится, будто делает то, чего совсем не хочет, и заходит со мной. В лифте мы тоже молчим: Костров рассматривает объявление стоматологии под стеклом, я – выжженные кнопки.

Когда открываю дверь в квартиру и собираюсь пригласить «друга» на чай, он уже разворачивается и идет к лифту.

– Завтра в половине восьмого, – сообщает он, когда створки лифта открываются.

Я киваю в ответ и хочу сказать спасибо, но не успеваю – слышу, как робот сообщает, что двери закрываются.

Какой же все-таки этот Костров странный! Очень странный! Но Егор замолчал, когда Тимур попросил, Компашка перед ним расступилась, а еще он живой и постоянный. Вечером он поужинает у окна, потом погуляет с Вячеславом, потом сядет за работу. Утром проснется, сделает зарядку, съест салат, выйдет из дома. Для меня этот повторяющийся цикл – как возможность самой остановиться и просто прикоснуться к чему-то уравновешенному, гармоничному.

Выдохнув, смотрю по сторонам и пытаюсь досчитать до десяти, чтобы успокоиться. Бреду на кухню, ставлю чайник и торможу у окна. Смотрю, как Костров пересекает наш заросший двор, нагибаясь, проходит через дыру в покосившемся старом заборе и легкой походкой спускается с насыпи для погребов на парковку своего дома. С ним здоровается чисто одетый дворник в форменном комбезе какой-то клининговой фирмы. Кивают в знак приветствия немногочисленные соседи, чинно вышагивающие по двору с собаками на поводках. Даже псы во дворе Кострова не такие, как в нашем: все порядочные и воспитанные, с лоснящейся шерстью. Но мне, конечно же, так только кажется.

Когда в окне шестого этажа наконец загорается свет, я улыбаюсь. Костров потягивается, разминает шею, прислоняется к стеклу и изучает двор. Мне даже кажется, что смотрит на мой дом, но я явно додумываю лишнее. Он, конечно, при желании мог бы увидеть меня – я как раз напротив, тоже шестой этаж, но это вряд ли.

– Да? – Сначала отвечаю на звонок, а потом понимаю, с кем говорю.

– Ась, поговорим?

– Егор…

– Ась, прости. Парням объяснил, что это… Ну, что это все хрень полная. Это они не серьезно, ты же понимаешь?

Он говорит так искренно, что хочется сказать «ничего страшного». Наверное, так бы оно и было, но я до сих пор чувствую, как охватывает паника, и это однозначно неприятно: осознавать себя такой жалкой и загнанной.

– Мама на чай звала. – Ложь. – А Сонька по магазинам. – Двойная ложь. – У Жеки тусовка на хате, тебя девчонки ждут. – А вот это, скорее всего, правда, но тошнотворная. Им нужны сплетни и тот, кто честно скажет все, что о них думает. Иначе они чахнут, как залюбленные фикусы.

Даже отвечать не хочу. Ставлю громкую связь и кладу телефон на микроволновку. Теперь голос Егора звучит сверху и возникает ощущение, что он рядом. Непорядок. Перекладываю на столешницу – так-то лучше.

– Я серьезно, – повторяет он уже набившие оскомину слова.

Колчин какое-то время молчит, а я наблюдаю за чайными листьями, разбухающими в кипятке. Конечно, он позвонил не ради того, чтобы попросить прощения.

– Что у тебя с этим додиком?

– Каким?

– Костровым. Оля сказала, он тебя… увел. На черта ты ему сдалась?

– Я интересный человек, ты не знал?

– Да уж, очень интересный. Все знают, что мы вместе, и…

– Мы уже не вместе. Привыкай к этой мысли.

Скинув вызов, я бегу в ванную, чтобы умыться. Смотрю на мутное отражение в старом треснувшем зеркале, трогаю худые, впалые щеки и острые скулы. Длинные светлые волосы мешают и висят небрежным хвостом, мне лень, как раньше, делать укладки и портить их утюгами и плойками. Хочу отрезать, как когда-то на первом курсе. Эта мысль почему-то привлекает больше, чем только что состоявшийся разговор. Я спокойно иду обратно на кухню, прикидывая, как выкроить денег на стрижку и, быть может, на пигмент, чтобы заодно покраситься.

Когда вновь беру призывно мигающий телефон, то хмуро читаю сообщение Егора: «Он долго не протянет, ты же знаешь. Я подожду. Кроме меня, ты никому не нужна».

Глава 8

Не спится. На часах пять утра, а я до сих пор не сомкнула глаз и, когда сопротивление уже бесполезно, все-таки встаю и иду в душ. Всякий раз, когда не могу уснуть, в теле чувствуется обманчивая легкость: к обеду на меня обрушится вся тяжесть недосыпа, но пока я как будто полна сил.

К шести утра уже собираюсь в институт и слоняюсь по дому. Платье поглажено, со свитера срезаны катышки, волосы заплетены в косу вокруг головы, и даже сделан легкий макияж. Выхожу из дома для того, чтобы себя хоть чем-то занять, и решаю, что пора навестить Старушку.

Гаражный кооператив у меня как раз за домом, и там, в боксе номер двадцать шесть, настоящая сокровищница. Дед собирал там всякий хлам, бабушка хранила в погребе соленья. Уверена, при желании там можно найти и диван, и шкаф, без которых неудобно жить.

С момента переезда я ни разу не зашла туда. Почему-то открыть двери гаража было страшно. И встретиться со Старушкой тоже – год назад мы попали в аварию. После ремонта я попросила Егора загнать ее на зиму не в его гараж, а в мой. Может, не хотела бередить раны? Может, чувствовала, что больше за руль не сяду, так зачем зря занимать место?

Почему-то сейчас, сидя на лавочке перед закрытыми дверями, чувствую, что собралась себе в душу заглянуть. Будто она такая же пыльная, металлическая, скрипучая и такой же хилой дверью закрыта. При желании кто угодно мог хорошенько пнуть по воротам и угнать Старушку. Достаю ключи, встаю с лавочки и тут же останавливаюсь. Мимо проходит дядя Вова, сосед. Кивает, улыбается, идет дальше – успел сбить с мысли. Черт! Еще пара минут на лавочке, и в бой.

В итоге к половине седьмого я все-таки вставляю ключ в замочную скважину и толкаю дверь.

– Привет, Старушка. Ты как тут?

Моя красная «хонда» девяносто пятого года кажется заросшей пылью, усталой и удрученной. Стоит в луче света посреди заваленного вещами гаража. Ей тут тесно в окружении хлама, кажется, что я держу прекрасного зверя в клетке.

– Я это… не заходила давно. Сама понимаешь, мы с тобой друг друга маленько подвели. Вернее, я тебя подвела. В общем, мне было стыдно. Я сейчас вот что подумала… – Сажусь перед Старушкой на нечто вроде огромной банки с краской. Смотрю на потускневшие фары, словно в глаза живого существа. – Ты тут застоялась. Я не обещаю, что мы покатаемся. Но… Может, я что-то для тебя придумаю? Давай для начала снимем аккум, а там посмотрим, лады?

Пока молчу, придумываю, что бы она мне ответила, если бы могла. Старушка – мой первый и, возможно, последний мотоцикл. Когда-то дед продал свою старенькую машину, решив, что больше водить не станет. Эти деньги положил на мой счет, чтобы лежали до восемнадцати лет. Родители были против, но это единственное, в чем он их убедил. В день восемнадцатилетия, когда деда уже два года как не было в живых, я сняла со счета двести пятьдесят семь тысяч и купила себе Старушку. В прошлом году мы слетели в кювет, и до этого дня я ее больше не видела.

– Ну как? Прокатить тебя по гаражу? – шепчу ей.

Снимаю с подножки и толкаю Старушку вперед. Она вообще-то старше меня, и я первый год была с ней на «вы». Сейчас чувствую под руками ее тяжесть и мощь, опять хочу вернуться к старому – испытываю уважение пополам с бесконечным ужасом. От воспоминаний о том, как может реветь подо мной мотоцикл, как он оживает, становясь зверем, слезы на глазах. И страх. Я же однажды должна буду снова этого хотеть? В какой момент я смогу победить этого монстра? Что-то у меня их слишком много завелось.

Мы делаем круг почета, объезжая хлам в гараже. Я вглядываюсь и понимаю, что тут все завалено краской, валиками, рулонами линолеума и обоев.

– Да ладно, ба, ты шутишь?

Теперь мой собеседник – невидимая бабушка. Я, черт возьми, Моана. Притормаживаю на пару секунд, перевожу дух и продолжаю толкать мотоцикл по гаражу, чтобы что-то внутри почувствовать. Быть может, откликнется желание опять выехать на дорогу?

Колеса с мягким шуршанием катятся по земляному полу, и этот звук мне кажется слишком уж тоскливым. Когда-то мы гнали сто сорок по трассе, а сейчас просто перемещаемся из угла в угол в крошечном помещении.

– На первый раз хватит. – Мне не по себе. Ставлю мотоцикл на подножку и утыкаюсь лбом в сидушку. – Как думаешь, я решусь сесть на тебя или лучше тебя продать какому-нибудь хорошему человеку?

Старушка не отвечает, но я ее как будто слышу, выдумывая ответы сама. Этого достаточно. Ставлю Старушку обратно, снимаю аккумулятор, чтобы зарядить, а потом иду разглядывать сокровища. Бабушка, видимо, перед смертью собиралась делать ремонт в своей двушке – чего тут только нет. С таким набором я всю квартиру переделаю.

– Бабуль, спасибо, это то, что нужно, – обращаюсь к невидимой бабушке, пока перебираю пакет с новенькими кисточками. Чувствую дрожь в пальцах от желания начать красить стены.

Пока есть лишние полчаса, сгребаю в отдельную кучу то, что теоретически может подойти. Обсуждаю находки со Старушкой, хвастаюсь успехами.

– Костров – нечто, тебе бы он понравился. Если бы я его на тебе прокатила, думаю, он бы потом дал развернутый отзыв на мой стиль вождения и поставил оценку. Зануда, но это так смешно, словно он герой ситкома. Я правда отвлекаюсь с ним от лишних мыслей. О, Аня. Помнишь Аню? Она много вечеров провела с нами. Я почти решилась к ней подойти. Она поймет, что мы обе виноваты, как думаешь? Иногда мне кажется, что, если люди так долго в ссоре, им уже не суждено больше дружить. А потом я думаю: а кто-то всерьез пытался? Ну разве дружба не стоит того, чтобы немного постараться?

Заканчиваю разбирать кисти минут за десять до назначенной встречи с Костровым. Свитер пыльный, и его неплохо бы сменить, да и платье испачкала. Выбегаю из гаража в надежде, что найду что-то поглаженное.

Когда выхожу из дома, уже на пять минут опаздываю, но Костров ждет меня у подъезда на лавочке и, как всегда, что-то строчит в телефоне. Стоит приблизиться, как он тут же встает, зачесывает назад волосы, которые все равно торчат, и кивает мне. Вообще он вполне себе ничего, даже странно, что я раньше этого не замечала. У него правильные черты лица, как у Капитана Америки, очень пронзительный, внимательный взгляд и интригующая молчаливость. Только душный он, но это мелочи.

Я вспоминаю его, каким встретила впервые на английском. Хорошенький парень, но почему-то девчонки о нем говорить не стали. Все трещали про Колчина и парочку его более-менее симпатичных друзей. Так выделилось из группы первое подобие Компашки Егора. По признаку «привлекательность». Потом туда прицепилась пара ребят по признаку «есть машина». Потом – те, кого выбрал сам Егор по каким-то личным причинам.

Но все они не ходили на углубленный английский. Быть может, поэтому я помню Кострова только на тех парах? Костров – прилично одетый, с ноутбуком и фитнес-браслетом. Это сразу сделало его недосягаемо серьезным. У него был чистый английский, и, когда всех попросили рассказать о себе, его речь была примерно такой: «Я очень скучный и скучно живу. Я программист, мне нужен английский, чтобы жить еще скучнее. У меня нет и никогда не будет девушки, потому что я очень требовательный и скучный, я скучный, скучный, скучный!» Именно это услышала каждая из нас.

Его английский даже для нас оказался слишком «углубленным» – мы просто его не поняли. Куча подробностей, сложные предложения, странные слова, произношение как у английского лорда и речь на десять минут. Преподаватель вежливо улыбался и медленно кивал – кажется, тоже ни черта не понимал. Вроде как Костров пришел в иностранку, чтобы повысить уровень языка, получить какие-то корочки и уважить отца – доктора наук. Но нам казалось, что его цель – стать властелином мира. Лично я до сих пор считаю, что скоро он всех нас поработит.

 

Он частенько пялился на меня, и, скорее всего, с презрением за странный видок. Я тогда решила, что он высокомерный, смотрит на меня с осуждением и потому не стоит даже внимания.

– Ты всегда такой неразговорчивый? – возмущаюсь я. Мне очень хочется живого общения, прямо катастрофически. Хотя бы с занудой-ботаником.

– Мы договорились не болтать по дороге. Ты обещала носить наушники.

– Дома забыла.

– Свои не дам, – произносит он без эмоций и замолкает.

Я не люблю навязанных диалогов, поэтому соглашаюсь молчать.

Костров не берет мою сумку с ноутбуком, не предлагает помочь, не расспрашивает о самочувствии. А еще он не поддается всеобщей истерии, стремясь смешать меня с грязью. «Дружить» с Тимуром приятно. Когда я вижу у ворот Компашку Колчина, невольно сжимаюсь, а мой «друг» даже не сбавляет шаг – мы просто проходим мимо. Парни присвистывают, кричат какую-то ерунду в спину, но не приближаются. Трусы. Костров – мой «патронус».

– Спасибо. Обалдеть! Они даже не подошли!

– Я думал, ты сама сильная и независимая, – отвечает Костров. – Тебе и правда нужен защитник?

– Я… я сама не понимаю, что мне нужно. Но я не хочу ходить этой дорогой одна, вот и все.

– Плохие ассоциации?

Еще какие.

– Предупреди, если есть вероятность, что твой Колчин будет поджидать меня в темном углу.

– Он не… – Сама сомневаюсь в словах. – Я не думаю, что он будет.

– Тогда в чем дело? Боишься, что, если Колчин с тобой заговорит, ты сдашься и вы снова сойдетесь?

Я удивляюсь, как много слов слышу от молчаливого мальчика. Мы останавливаемся на светофоре, он на меня смотрит, а я тут же теряюсь. Нет, меня не завораживают эти волшебные глаза и восхитительно закрученные ресницы, просто я вдруг ощущаю, насколько Костров «большой человек», а потом начинаю мысленно рассуждать, что же это значит.

– Ясно. – Он холодно усмехается, и только в эту секунду я понимаю, что вообще-то мне был задан вопрос, а молчание – знак согласия.

А какой был вопрос? Боюсь ли я сдаться и вернуться к Егору? Ну разумеется, полагаю, это всем кажется очевидным. Клеймо «девушки Колчина» – это навсегда, как лилия на плече графини де Ла Фер.

Тимур придерживает дверь, как приличный мальчик, и даже слегка улыбается, хотя, может, мне это только кажется.

– Я тут задержусь, ты иди, – шепчу, глядя на «А я говорила», хохочущих над чем-то у стенда с героями нашего универа. Все мое внимание теперь направлено туда, и я почти полна храбрости подойти-таки к бывшим друзьям. Сегодня слишком хорошее утро, мне не может не повезти.

– До вечера. – Он кивает.

– Разве у нас не четыре пары?

– У меня консультация по диплому, так что я смогу только в районе шести, – спокойно отвечает он, смотрит куда-то над моей головой, а потом все-таки опускает глаза и ловит мой взгляд. – Можешь подождать в кафетерии и позаниматься.

– Хорошо, я… придумаю что-нибудь. Если решу вернуться домой, дам знать. – Вообще никакого желания тащиться одной. Уж лучше и правда подожду в кафетерии.

Костров кивает в ответ и уходит. Мы не обменялись номерами, но точно встретимся на парах и, скорее всего, даже будем сидеть вместе.

Делаю два шага. Меня замечает Женька и приветливо улыбается.

– И все-таки что у тебя с ним? – Ледяной голос Егора не сулит ничего хорошего.

Он стоит за моей спиной: я чувствую это буквально кожей. Его запах и тепло хорошо мне знакомы, и я представляю, что могла почувствовать, если бы он сейчас привычно обхватил плечи и прижал к груди. У него крепкие руки. Сильные пальцы и требовательные губы. Я могу предугадать любое его действие, и меня пугает, насколько хорошо я его изучила. Расставание кажется чем-то неестественным, будто я бросаю в мусор работу, над которой трудилась долго, не жалея сил.

– Ася, ты не боишься, что от твоего «друга» мокрого места не останется? – Он про Женьку или про Кострова? – Может, хватит играть чувствами бедного додика? Кончай уже. – Он улыбается очень довольно. – Кончай. – А это шепчет прямо на ухо, и я вспыхиваю против воли: хмурюсь, почувствовав себя раздетой и обманутой.

Колчин уверенно манипулирует мной, как всегда. Я хотела быть сильной и классной, а с ним всегда оставалась лишь маленькой и ведомой.

– Иди к черту, Колчин. Пожалуйста.

И откуда столько смелости? Я улыбаюсь сама себе, разворачиваюсь на каблуках и уверенно иду к лестнице. Не успеваю пройти и пары метров, как ловлю на себе взгляд Кострова. Тот все это время был рядом и наблюдал. Вот источник моей смелости. Вот бы можно было его уменьшить и положить в карман, чтобы всегда таскать с собой!

* * *

Костров сам садится рядом на четвертой паре. Раскладывает вещи, достает ноутбук и разворачивает так, что я могу видеть монитор. Он единственный, кому можно печатать: преподаватель излишне категоричен в вопросе традиций. Только Тимур Валентинович – избранный, мы даже вопросов не задаем. Чтобы мы усвоили информацию, она должна быть вписана в голову скрипом шариковой ручки в тетради. Костров же все ловит на лету.

– Спасибо, – шепчу ему.

Преподаватель начинает нудную лекцию, я тут же принимаюсь списывать у Кострова и очень быстро теряюсь в словах. Можно не думать, когда просто копируешь чужие буквы, – я повторяю сокращения, запятые, точки, даже опечатки в словах не замечаю.

«…литературного перев… Он тебе угрожал?.. следование…»

Я застываю и смотрю на строчку в тетради. Сердце начинает слишком тяжело колотиться, еле качает кровь по венам.

– Не отвлекайся, – велит Костров.

Я только машинально киваю. «Не знаю», – пишу в своей тетради и вижу, как взгляд Кострова быстро пробегает по буквам.

Самое честное, что я могу ответить, – «не знаю». Возможно. Иногда мне так кажется. Я не помню, чтобы Колчин на самом деле делал кому-то больно, но до конца в этом не уверена. Иногда во время разговоров парни так многозначительно замолкали, а девчонки начинали хихикать, – теперь это кажется странным.

Я продолжаю переписывать лекцию, когда снова спотыкаюсь.

«Встретимся в четыре в кафе».

«Так рано?» – Я хмурюсь, а затем улыбаюсь против воли. Костров кажется милым, и это какой-то разрыв шаблона. Он ведь должен быть занудой с большой буквы.

Больше мы не разговариваем, остаток пары посвящен практике. Я сдаю абсолютно нулевую работу, потому что последний семестр, кажется, витала в облаках. Нужно срочно нагонять, иначе это ничем хорошим не кончится. Когда-то я была одной из лучших студенток, теперь все вокруг говорят на другом языке. Такого английского я точно не знаю.

Пары заканчиваются в три пятнадцать, и я вместе с толпой иду в сторону выхода, потом сворачиваю к кафешке. Там немноголюдно, в такой час приходят только любители внеклассных занятий вроде студенческого совета, самодеятельности или профсоюза. Сев за тот самый столик Кострова, я прячусь в нише – зарываюсь в декоративные подушки так, чтобы скрыть колени, а потом закрываю глаза.

Я боюсь встретиться с Егором и, кажется, еще больше боюсь его неадекватных друзей, но самое мерзкое, что меня это искренне расстраивает. Мне не хочется так сильно разочаровываться во всем прекрасном, что было в жизни. Олег, испугавший меня вчера, когда-то под хмурый взгляд Егора катал на своем новеньком мотоцикле. Влад смешил – до икоты, а Ромка хвастался, что умеет играть на фортепиано, когда мы проводили летние вечера на даче Колчиных, где стоял старинный инструмент. Все эти парни были для меня в разной степени друзьями. Кто-то ближе, кто-то дальше. И вот я их боюсь.

Достав ноутбук, открываю заданную на дом работу. Сдавать уже через неделю, а я еще ничего толком не сделала. Вот и повод. Если ждать Кострова каждый день, можно и учебу подтянуть. Усмехнувшись, я подключаюсь к местному тормознутому вайфаю и скачиваю таблицы, которые нужно заполнить.

Плюс работы в кафе со слабым интернетом – минимум отвлекающих факторов. Почему я раньше этого не делала? Неспешно, но при этом не отвлекаясь, за сорок минут я умудряюсь сделать почти треть задания. С довольным видом смотрю на проделанную работу. Оглядываюсь по сторонам – в кафе совсем пусто. Все разбрелись по своим делам, даже кассир куда-то ушел. Мне становится не по себе, хотя за окном еще совсем светло и улица оживленная.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21 
Рейтинг@Mail.ru