Ксения Власова
Чужой мир
Я с интересом уставилась на одну из них. На постере симпатичный молодой мужчина со всех ног бежал в гипотетически спасительную даль, на его широкой груди прятала лицо маленькая девочка, за спиной взлетали обломки взорванных домов и складывались у ног беглеца в причудливую вязь названия. «Город в темноте», – не без труда разобрала я и уткнулась взглядом в слоган: «Пришло время сорвать маски!»
Я хмыкнула, ни название, ни слоган не вызвали желания ознакомиться с цинфийским кинематографом, но какая-то едва уловимая мысль кольнула меня. Я нахмурилась и склонила голову набок, всматриваясь в плакат.
– Госпожа желает отдохнуть перед встречей. Ее номер готов? – при построении предложения Айю использовала вопросительные конструкции, но повелительные нотки в голосе заставили фразу звучать угрожающе.
Такую искреннюю убежденность в том, что окружающие обязаны относиться к тебе не просто с уважением, а с трепетом, невозможно привить, только впитать с молоком матери.
Кого же ты, Алекс, выбрал мне в помощники?
– Для госпожи Майи Данишевской подготовлен люкс первого класса. Мы счастливы предложить…
– Люкс первого класса? – холодно переспросила Айю, и я навострила ушки. – Я договаривалась с вами о люксе суперкласса.
– Видите ли… Произошла небольшая накладка…
– Рико Хаец, вы хотите сказать, что оказались некомпетентны?
Айю перешла с уважительного обращения по должности на пренебрежительный тон с упоминанием имени, и я поняла, что пора вмешаться. Выслушивать склоки и делать вид, что не понимаю происходящего, у меня не было ни малейшего желания. К тому же смутная идея испуганной птицей вспорхнула в голове и оформилась окончательно.
– Айю, сегодня здесь будет Дайсаке Акано?
Я беззастенчиво ткнула пальцем в постер, надеясь, что на моем лице читается если не восторг, то хотя бы радостное волнение. Я не могла с уверенностью сказать, что верно прочитала имя актера, но все же сильно исковеркать не должна была. Символы, обозначающие фамилию, напоминали мне какое-то слово, но я не могла вспомнить его значение.
Айю перестала сверлить управляющего разочарованным и как будто обиженным взглядом (так ребенок смотрит на кашу с комочками) и обернулась ко мне. На ее лице недовольство мгновенно сменилось живой заинтересованностью. Управляющий тихо выдохнул и полез в карман за носовым платком – с его лба градом катился пот.
– Вы знаете Дайсаке Акано?
Я расплылась в улыбке – имя я прочитала правильно, но Айю истолковала мою реакцию иначе.
– Вы смотрели фильмы с ним?
– Да, – с апломбом заявила я, сама не веря в то, что могу лгать так непринужденно. – Я его фанатка! Особенно мне нравится его последний фильм – «Город в темноте».
– О-о-о! – протянула она. – Вот это да! Дайсаке Акано будет очень приятно, что вы оценили его работу по достоинству. Подумать только: вы смотрели фильм с ним!
Я заметила, что Айю опускает обращение «господин» по отношению к актеру, но при этом в голосе не слышится снисхождения. Черт, какая же запутанная социальная иерархия!
– Я бы хотела сказать ему об этом лично, – мягко улыбнувшись, намекнула я.
Айю замерла, лишь длинные пушистые ресницы затрепетали – впервые видела, чтобы кто-то так быстро моргал.
– Если у вас есть такое желание, то, конечно, мы его выполним, – немного растерянно проговорила она и снова покосилась на рекламный щит, где в самом низу была приписка, которая и заинтересовала меня. – У него как раз сейчас проходит встреча с фанатами в одном из конференц-залов. До вашего мероприятия еще есть время, можно посвятить его не отдыху, а знакомству.
– Буду признательна, – довольно кивнула я, пряча за спину вспотевшие ладошки. Я знала, что делала, но было откровенно страшно. Как прыгнуть в прорубь зимой.
Айю задумчиво поправила кокетливый бант на груди, и казалось, этот жест вернул ей деловой настрой. К управляющему она обратилась деловито и сухо:
– Госпожа не нуждается в отдыхе, проблему с люксом можно считать закрытой, но ваш непрофессионализм не остался незамеченным.
Управляющий снова засыпал ее извинениями, и, наверное, этот своеобразный обмен любезностями (равнодушие Айю можно было посчитать колкостью) затянулся бы, но, к счастью, лифт бесшумно остановился. Стеклянные дверцы разъехались, и я первой шагнула на свободу.
Айю тут же оказалась по правую руку от меня и вполголоса подсказала, куда идти дальше. Охрана уже маячила за спиной. Я обернулась и проводила завистливым взглядом отъезжающий лифт с бледным лицом управляющего за прозрачным стеклом. Для него самое страшное было позади, для меня же все только начиналось.
Холл встретил приятной прохладой и кафельным полом, по которому громко зацокали мои каблуки. Этот монотонный звук казался мне пугающим отсчетом перед стартом: пять, четыре, три, два… На счет «один» мы оказались перед высокими, настежь распахнутыми белыми дверьми. Заглянув внутрь, я присвистнула: длинная, какая-то бесконечная вереница людей извилистой змеей растянулась по просторному залу и замысловатым зигзагом вела в один из углов, где можно было различить небольшой письменный стол и человека, склонившегося над ним.
– Автограф-сессия в самом разгаре, – пояснила Айю. Наверное, вид у меня был растерянный.
– Займем очередь? – неуверенно спросила я, понимая, что произнесла глупость.
Айю хихикнула, кажется, искренне.
– Вы так тонко шутите!
– Да, – пробормотала я, усилием воли расправляя плечи. – У меня своеобразное чувство юмора.
– Подождите здесь. Я сейчас обо всем договорюсь.
Она цыкнула на охрану, как на цепных псов, и те послушно подошли ближе. Я почувствовала себя редкой драгоценностью, которую стерегут два волкодава, – непривычное, тревожное ощущение, и чтобы его сбросить, закрутила головой, высматривая в толпе что-нибудь интересное.
Большинство цинфийцев в этой толкучке терпеливо переминались с ноги на ногу и не замечали моего присутствия – они изредка заглядывали за плечо стоящему впереди соседу и тихо вздыхали. Лишь небольшая группка чуть справа от дверей ожесточенно перешептывалась и не сводила с меня любопытных глаз. Я помахала рукой и улыбнулась – образ приветливой землянки давался мне все легче. Те завертели головами, словно не поверили, что я адресовала этот жест именно им, а затем вспыхнули широкими белоснежными улыбками и принялись одаривать меня быстрыми, почтительными поклонами. Мысленно чертыхнувшись (шея уже начала болеть!), я под равнодушными взглядами охраны тоже склонила голову и приложила руку к груди. Я уже хотела отвернуться, но заметила, что мои новые знакомые так и продолжают кланяться, и тоже снова кивнула. Те пришли в страшный восторг и полезли за фотоаппаратами. Не разгибая спины, они сложили перед собой руки в умоляющем жесте. Я растерялась. Они хотят сфотографироваться?
Надеясь, что замешательство не отразилось на лице, я дружелюбно кивнула, соглашаясь, но фотосессию с обезьянкой (со мной) провести не позволили. Появилась запыхавшаяся Айю и нетерпеливо утянула меня за собой. Не отпуская руку моего переводчика, я обернулась и состроила извиняющуюся моську своим новым знакомым. Их реакцию увидеть не успела – перед моим лицом сомкнулась стена: назвать иначе мощные грудные клетки волкодавов я не могла.
Я думала, придется проталкиваться через толпу, но цинфийцы, завидев моих сопровождающих, расступались, обтекая меня, словно волны крупный камень на берегу. На лицах читались восторг, интерес, иногда – испуг, но недовольства или враждебности я не заметила. Учитывая, что я нагло пролезла без очереди к их кумиру, это было даже немного странно. Казалось, они относились ко мне, как к существу другого порядка, на которое не распространяются их законы и правила. Пока я не знала, хорошо это или плохо.
– Госпожа Майя Данишевская, позвольте представить вам Дайсаке Акано. – Мужчина оторвался от очередного автографа, поднял на меня глаза, и я сглотнула. – Он благодарен и польщен за внимание к его работе и выражает надежду…
Голос Айю пробивался будто сквозь вату. Нет, я не расплылась в глупой улыбке и не позволила себе застыть. Думаю, со стороны я выглядела все так же беззаботно, но внутри словно что-то кольнуло, а затем вспыхнуло яркими красками.
Дайсаке… Дайсоке? Его нельзя было назвать красивым в полном смысле этого слова, но что-то в его смуглом, немного заостренном лице цепляло и завораживало. Наверное, дело бы в его взгляде – быстром, оценивающем, но спокойном. Так смотрит человек, внутренне собранный и готовый ко всему. Этому нельзя научиться, только приобрести, как правило, в довесок к опыту, о котором хотелось бы забыть. Я буквально утонула в глубине его карих глаз, на пару оттенков светлее, чем у Айю или охранников. На краю сознания мелькнула ассоциация – у кого-то я уже видела похожий взгляд, но мысль так быстро исчезла, что я не успела ухватить ее за хвост.
В этот момент Дайс (я мысленно называла его именно так) встал и оказался лишь немного ниже среднестатистического эрийца. На каблуках я едва доставала ему до плеча.
Что, Майя, давно не чувствовала себя козявкой?
Дайс вежливо, но без трепета поклонился мне и обратился к Айю:
– Госпожа Майя Данишевская желает получить автограф?
Та мгновенно перевела, и я с готовностью откликнулась:
– Это доставило бы мне огромную радость!
Я чуть приподняла бровь, когда Айю интерпретировала мой ответ немного иначе:
– Да, госпожа пришла за автографом. Пожалуйста, поторопитесь.
Я продолжала улыбаться, но в голове крутился лишь один вопрос: почему она перевела не дословно? Я допустила грубую ошибку? И ведь не спросишь, придется продолжать играть свою роль.
Дайс выхватил одну из многочисленных рекламных листовок, стопками лежащих на столе, и потянулся к ручке:
– Кому именно подписать?
– Лично госпоже, – пояснила Айю, и Дайс удивленно покосился на меня, словно не ожидал подобного.
Его рука быстро и отрывисто забегала по листовке, выписывая не только автограф, но и какое-то дружеское пожелание – вверх ногами не разберешь, а затем двумя руками протянул ее мне.
– Я признателен за ваш интерес, госпожа Майя Данишевская. Знакомство с вами – приятный сюрприз.
Я приняла листовку тоже двумя ладонями и сразу склонила голову, не слушая перевод Айю.
Дайс, заметив этот жест уважения, немного растерялся, но тут же сориентировался и поклонился в ответ.
За спиной раздалось пыхтение – значит, Айю не одобряет мое поведение, но не видит причин вмешиваться. Что ж, я выбрала верное направление. Ох, как же страшно!
Я воскресила в памяти лицо Алекса и приободрилась. Брата бы только позабавили мои колебания. Ладно, назвался груздем, полезай в кузовок…
– Простите, но я бы хотела сфотографироваться на память. Это возможно? – я обращалась к Айю, но смотрела на Дайса.
В этот раз я сумела вызвать удивление у них обоих. Они переглянулись между собой, словно принимая обоюдное решение, а затем слаженно кивнули. Дайс вышел из-за стола и шагнул ко мне, на его губах появилась дежурная улыбка, она не нашла отражения в его глазах, но смягчила черты лица, сделав их по-настоящему привлекательными. Айю достала наладонник и навела его на нас, видимо, в прибор была встроена камера.
Дайс был существенно выше меня, и я нервничала не только потому, что пришло время реализовывать рискованный план, ради которого я и затеяла знакомство с актером, но и потому, что не могла отделаться от чувства, будто фотографируюсь с эрийцем, – это сбивало с толку.
Скосив глаза, я заметила, что рука Дайса замерла в паре миллиметров над моим плечом, не касаясь его, но создавая иллюзию дружеского объятия. Значит, я правильно истолковала найденные в цинфийской художественной литературе намеки – в обществе действительно царили ханжеские порядки. Физическое проявление симпатии не то чтобы запрещено, но не приветствовалось. Я подозревала, что такая политика связана с перенаселением планеты, но это уже детали.
Не давая себе времени на раздумья, я уверенно положила ладонь на талию Дайса, приобнимая его с другой стороны. Он едва уловимо вздрогнул, но не оттолкнул меня, лишь быстро посмотрел, но я не смогла верно истолковать его взгляд – была слишком занята позированием: тяжело широко улыбаться в камеру, когда внутренне трясешься от страха.
Айю щелкнула фотоаппаратом, а затем медленно опустила наладонник, и я увидела ее растерянное лицо с расширенными от потрясения зрачками.
Надеюсь, я не переборщила.
– Что-то не так? – смущенно спросила я.
– Нет, то есть да, в смысле… – Айю отчаянно пыталась нащупать ускользающую от нее мысль, а возможно, искала доступное объяснение для невежественной землянки. Все это время я не отпускала Дайса: прикосновение к нему странным образом успокаивало меня, а тот по какой-то причине не отстранялся от меня. – Объятия на публике – это… не запрещено законом, но… несколько… провокационно.
Я мысленно репетировала этот момент еще в лифте, поэтому охнула вполне натурально и убедительно. Испуганно отскочила от Дайса, в ужасе прижала ладонь ко рту, а затем затараторила извинения, не забывая присоединять к ним не очень низкие поклоны.
Параллельно фиксировала реакцию зрителей: сначала стояла мертвая тишина, затем раздались перешептывания, а чуть позже, после демонстрации моего смущения, послышались одобрительные смешки. Если бы я была рыбкой в аквариуме, то меня бы уже облепили восторженные, расплющенные о стекло мордашки детей, умоляющих родителей завести такую.
Я боялась думать, что все получилось. Я все еще балансировала на грани, но, кажется, уже не сорвусь.
Мы с Дайсом отходили все дальше друг от друга, рассыпаясь во взаимных извинениях и поклонах. При этом он не выглядел ни смущенным, ни польщенным – полнейшее спокойствие. Глыба льда, столкнувшаяся с «Титаником», проявила бы больше эмоций, чем он.
– Прос-ти-те, – по слогам, на очень скверном цинфийском проговорила я.
– Приношу свои извинения госпоже Майе Данишевской, – в свою очередь откликнулся он.
Представление затягивалось, но мы, как хорошие актеры-импровизаторы, делали вид, что так и надо. Наконец Айю пришла в себя, спрятала наладонник и вспомнила о своих обязанностях.
Встав за моей спиной, она обратилась сначала к Дайсу, затем к цинфийцам. Кратко извинилась от моего лица и пояснила, что у землян немного иные представления о приличиях. После чего мы быстро покинули зал в сопровождении охраны. Я уходила не оборачиваясь – спина буквально горела от многочисленных любопытных взглядов.
– Айю, я совершила ошибку? – в лоб спросила я, как только мы оказались в холле.
– Я бы не назвала это ошибкой, – задумчиво протянула та. – Вы не нарушили закон и не проявили неуважения к нашим традициям. Наоборот, осознав свою оплошность, вы очень мило покраснели и быстро извинились. Мой народ любит извинения…
– Ты считаешь, это было?.. – я не закончила фразу, дожидаясь, пока Айю найдет свое определение произошедшему.
– Это было экзальтированно, – подытожила она, и я выдохнула с облегчением. – Ваша смелость определенно понравится молодежи. И вызовет снисхождение у взрослого поколения.
Я расслабилась окончательно. Это был рискованный шаг, но только спонтанными, немного бесшабашными поступками я смогу удержать интерес цинфийцев к своей персоне. Об этом говорил Алекс.
– Но пожалуйста, больше никого не обнимайте! – горячо попросила Айю.
– Не буду, – легко согласилась я.
Повторяться – не в моих правилах. В следующий раз придумаю что-нибудь новенькое.
– Нужно спешить, – взглянув на наладонник, забеспокоилась Айю. – Ваша конференция начнется с минуты на минуту.
Она заспешила, и я тоже ускорилась, опасаясь отстать. В голове созрел вопрос, я наконец-то поняла, на что походили символы фамилии Дайса.
– Айю, фамилия этого актера переводится как «Окаянный»? Забавное совпадение!
– Это не совпадение. Все дети преступников носят такую, – рассеянно пояснила она и буквально втолкнула меня в одну из многочисленных дверей холла. – Если мы опоздаем, папа меня убьет, – пробормотала она уже на цинфийском.
Оказавшись в зале, битком набитом прессой, я на негнущихся ногах прошагала в центр, где на небольшом возвышении, как на сцене, был установлен стол с микрофоном. Видимо, необходимость улыбаться уже отпечаталась на подкорке сознания, потому что я растягивала губы на автомате, не задействуя при этом мозг. В голове же царил полный сумбур. Мысль о том, что я всего несколько минут назад обнимала сына преступника, соседствовала с размышлениями о страхе Айю перед отцом, но времени на раздумья не было.
Первый же журналист буквально выбил почву из-под ног.
– Госпожа Майя Данишевская, как вы считаете, смогут ли цинфийцы в полной мере оценить вашу книгу? Не помешает ли восприятию пресловутая разница менталитета?
Так, Майя, вот здесь осторожно… Вопрос с подвохом.
Я дождалась суфлерского шепота Айю, а затем неторопливо, тщательно подбирая слова, ответила:
– Каждая раса уникальна. Ее неповторимость формируется за счет культуры, традиций, истории и накладывает отпечаток на особенности мышления жителей планеты. Но было бы опрометчиво считать привычную точку зрения единственно верной. Думаю, знакомство с чем-то новым даст не только толчок к дальнейшему развитию как конкретного человека, так и общества в целом, но и позволит понять, что на самом деле мы, земляне и цинфийцы, не так уж сильно и отличаемся.
Я незаметно выдохнула – речь оказалась длиннее той, что я мысленно набросала.
Несколько минут, необходимых Айю на перевод, стояла напряженная тишина. Уверена, пролети сейчас тонко попискивающий комар, и на него бы раздраженно зашикали, чтобы не мешал. Я немного расслабилась, самую чуточку, когда зал взорвался, нет, не аплодисментами, а новыми вопросами. К счастью, более предсказуемыми и лишенными политической подоплеки.
– Как вам пришла в голову идея «Снега в июле»?
– Герои имеют реальные прототипы в жизни?
– Верили ли вы в успех этой истории?
– Хотели бы увидеть экранизацию вашей книги?
Я запнулась, рассматривая невысокую симпатичную девушку в ярко-розовом брючном костюме. Будь я собой, рассмеялась бы сейчас громко и искренне. Возможно, потом методично перечислила бы минусы, неизбежные для авторов, отдавших свое творение на откуп режиссерам. Но я играла роль, а значит, собственное мнение стоит оставить при себе или, при желании, похвастаться им перед братом, который вряд ли окажется впечатлен моей логикой. Я смущенно потупилась и быстро-быстро заморгала, надеясь, что ресницы, на которые Элеонора потратила не меньше половины флакончика черной туши, сейчас нежно трепещут, размягчая суровые сердца цинфийцев, склонных к созерцанию физической красоты.
– Каждый писатель втайне мечтает об этом. Моему восторгу не было бы предела, если за осуществление подобного проекта взялся бы цинфийский режиссер. Знаете, я посмотрела несколько фильмов. Глубина мысли и эстетичность видеоряда просто поразили меня…
Судя по оживлению, прокатившемуся по залу, я попала не в бровь, а в глаз. Что ж, на планете, порабощенной продуктами массмедиа, нельзя было ответить иначе.
Я с готовностью перечислила названия нескольких фильмов (подсмотренных на рекламных плакатах все в том же лифте), восхитилась актерской игрой и отметила авторскую задумку теми общими словами, которые используют, когда понятия не имеешь о предмете разговора. Удивительно, но публике пришлась по душе моя «откровенность» – взгляд то и дело выхватывал благосклонные улыбки, а слух нервно улавливал перешептывания, в которых сквозило удовлетворенное урчание сытых хищников.
Я вздрогнула, когда у самого выхода заметила смутно знакомую фигуру, прислонившуюся спиной к высокой колонне. На лоб Дайса была надвинута кепка с козырьком, поэтому я не смогла понять: хмурится он или улыбается. Скрестив руки на груди и чуть склонив голову набок, он смотрел на меня, как зритель, заинтересованно наблюдающий за ходом спектакля. Наши глаза встретились, и он кивнул, не то снова приветствуя, не то подбадривая.
Я сбилась с мысли, а потому неудачно ответила на новый провокационный вопрос.
– Как думаете, почему первый контакт землян и цинфийцев провалился?
– Не знаю. Я не имею отношения к политике.
– Но ваш брат, господин Алекс Данишевский, возглавляет оппозицию землян в эрийском парламенте…
К настойчивому журналисту, не думавшему замолкать, уже направилась охрана. Проталкиваясь сквозь ряды, они должны были вот-вот сцапать смельчака. Мощные лапы уже опустились на субтильные плечи говорившего, когда я, сконцентрировавшись, отвернулась от Дайса и выдала что-то похожее на шутливое признание:
– Мне сложно понять, почему наш первый контакт провалился. Мне цинфийцы показались располагающими и… привлекательными…
Покраснеть удалось без труда – достаточно было снова посмотреть в сторону Дайса. Сделала я это искоса, поэтому внимания к молчаливому зрителю в кепке не привлекла.
Публика с восторгом восприняла намек на мой интерес к мужчинам-цинфийцам и на некоторое время оставила меня в покое, смакуя собственные эмоции и впечатления.
– Вы – молодец! – шепнула Айю и несильно пожала мне руку под столом. – Еще парочка вопросов, и начнется автограф-сессия.
Я не застонала вслух по двум причинам: пришлось рассыпаться в восхищенных эпитетах перед журналистом, банально поинтересовавшимся моим мнением касательно погоды Цинфа; на душе появилось странное, тревожащее чувство разочарования и облегчения – широкая спина Дайса отлипла от колонны и, мелькнув, быстро исчезла в дверях. Я моргнула и снова сосредоточилась на своей роли. Главное – дотянуть до окончания пресс-конференции, затем будет проще.
Из записей Дайсаке Акано
Землянка напоминала мне орлицу, попавшую в западню. Такие птицы не будут сидеть в силках, терпеливо дожидаясь охотников. Нет, они издерут тело в кровь, потеряют прекрасное оперение, но порвут сковывающие их сети.
Тем забавнее было наблюдать за орлицей, прикинувшейся вдруг волнистым попугайчиком.
Я не знал, что за игру она затеяла, но легко включился в нее. Можно было смешать все карты и оттолкнуть ее, когда она обняла меня, но я не стал этого делать. Тяжело оттеснить человека, так отчаянно стремящегося добиться своего. В этой ситуации легче бездействовать, чем необдуманным поступком подтолкнуть храбреца к пропасти.
А мне бы не хотелось, чтобы землянка разбилась, упав на острые камни. Она демонстрировала хрупкость и беззащитность, но я видел в ней силу и упорство, изрядно приправленные испугом. Первые два качества вызывали уважение, а огромные синие глаза с отравой страха на самом донышке – желание помочь.
Я и сам не раз оказывался в ситуации, когда от блефа зависели жизнь и благополучие моих близких. Если в чем-то я и знал толк, так это в качественном блефе. Землянка делала только первые шаги в этом направлении, но она от природы была хорошим игроком. В этом я тоже разбирался.
Помочь коллеге по цеху, начинающему лицедею, что может быть естественнее?
Я лишь усмехнулся, услышав ее дифирамбы цинфийскому кинематографу. Едва ли она вообще имела о нем представление.
То, как легко она ходила во время конференции по самому лезвию бритвы, заставило меня улыбнуться – землянка была умна и очаровательна. И лишь упоминание о ее брате-политике вернуло меня к реальности.
Любопытство – не порок, но иногда цена за него слишком высока.
Я не стал досматривать разыгрывавшийся спектакль до конца, лишь мысленно пожелал его актрисе удачи и незаметно покинул место фарса.
Не думаю, что наши пути пересекутся снова.
Разные миры, как и параллельные прямые, если и соприкасаются, нарушая все законы, то лишь на короткое время.
