Ксения Михайловна Кузнецова
Счастье творить чудо
– Как же ты писал до сих пор?
– Прыгал с разбегу в пропасть, – совершенно серьезно ответил поэт, – да и не всегда. Полно тем, о которых можно без зазора говорить сколько угодно, и я говорю. Но вскрывать собственные нарывы… Тут смелость нужна.
– А что тебе близко, о чем ты мечтаешь?
Поэт покраснел до самых корней волос.
– О чуде.
– Знаешь, такие стихи у тебя выходят лучше всего.
Федя одним взглядом ответил: «Я знаю и прыгаю в пропасть, падаю, но хочется-то летать».
И вслух добавил:
– Зато никогда не скучно.
– И то верно.
Возможно, их разговор мог бы продолжиться, но тут зазвонил дверной звонок. Поэт вскочил и радостно побежал к двери.
– Лёшка!
Музыкант достал третью кружку.
– Хорошо, что чайник ещё не остыл.
На пороге стоял белобрысый парень с тяжеленной огромной сумкой.
И вот к аромату имбирного отвара и чая с чабрецом примешался аромат кофе.
Лёшка был художником-реставратором, в последнее время ездил по храмам страны и восстанавливал фрески. Работы было очень много, и потому друзья были рады, что на новогодние праздники он смог приехать.
– Итак, ради каких грандиозных планов я здесь?
Большая тяжёлая сумка опустилась на пол.
С важным видом поэт поднял палец вверх и менторским голосом произнес:
– Молодой человек, в вашем возрасте давно следовало знать одну простую истину…
Широкая улыбка растянулась на круглом веснушчатом лице.
– Никаких планов, только старая добрая импровизация!
Марк закатил глаза, а Лёшка рассмеялся.
– А что там? – Федя указал на край листа, торчащего из сумки.
– А, это? – художник достал набросок. – Зарисовал, когда ехал в поезде. Здесь же совсем рядом лес.
Двое восторженно смотрели на работу друга.
– Это так… Так…
– Волшебно.
– Да, однозначно.
Глаза поэта светились, зимние бескрайние лесные просторы наполняли душу счастьем и приятной прохладой.
– Потом нужно будет написать лес маслом, – Лёшка убрал набросок, – А сейчас отдых, иначе я усну прямо здесь.
Одним глотком музыкант допил чай.
– Я покажу, какая комната – твоя.
Последующие несколько дней пролетели быстро, Феде даже казалось, слишком быстро. Они были полны беззаботности, которой зачастую в жизни поэта не хватало. Но с друзьями он легко мог позволить себе эту роскошь. С друзьями было… Волшебно, и желание чуда росло не то, что с каждым днём, с каждым часом, и Федя активно начал искать спасения в фильмах, музыке, картинах, книгах.
Ситуация усугубилась тридцатого декабря.
Поэт только дочитал очередную книгу, безумно близкую ему по духу, и эмоционально жаловался друзьям о катастрофической нехватке подобных произведений в мире, произведений, в которых можно отдыхать сердцем.
Друзья сидели в просторной гостевой комнате, каждый был занят чем-то своим, но при том внимательно слушал другого, где-то на фоне бубнил телевизор.
– А почему ты сам не напишешь нечто такое? Тем более стихотворное можно будет и в песню переложить, – Лёшка, разместившийся на столе, оторвался от очередного наброска и посмотрел на друга с искреннем непониманием.
