Ксения Гранд
Калиго: лицо холода
– Чего? – выдавил хрипло Акли и тут же прокашлялся. – Ты что, запугать нас всех решил?
– Ах, да! – вцепляется в кончик своего сине-серого шарфа Калеб. – Я читал об этом в интернете. В начале две тысячи десятого года норвежцы проложили на Сапмелас-саалла горную выработку, оборудовали единственный подъемник, но спустя пару-тройку лет она просто исчезла.
– Это как? – хмурится Кэт. – Не могла же она взять и раствориться.
– В этих снегах мочь происходить все, – нарочито подчеркивает здешний житель. – Снежный волна покрывать северный шахта так, что мы потерять ее навсегда.
– То есть ее просто ее засыпало лавиной. Это ведь не трагедия века. Путь можно найти.
– Нэй. Фаале мир снъёр, див и бурту шольте сэм ик.
– То, что забирает снег, потеряно навек, – тут же переводит Ивейн, чьи познания в сааллском с каждым днем становятся лучше. Хотя он имеет германские корни, его грамматика проще, а слова короче, чем у сородичей. Может, потому, что это язык жителей заброшенной рыбацкой деревушки у черта на куличиках? В конце концов, зачем сельскому народу сложные обороты речи и возвратные глаголы?
– Нужно было собрать спасательную бригаду, – не унимается Кэйтин, – прочесать местность, задействовать вертолеты. Господи, неужели вы не знаете месторасположения собственной шахты?
– Фарраль вар лаайт.
Кэт подается назад. Из уст Силкэ это звучит как угроза.
– Местность обыскать, – переводит он. – Жители осмотреть все от восточный холм до вершина. Ни единый след шахта. Вы – заморцы. Вы не знать, что в эти места природа указывать путь, но если она не хотеть, мы никогда не найти то, что искать.
– Что за чушь? – вжимается в куртку Ак, натягивая повыше серый воротник. – Ты еще скажи, что люди не люди и все не то, чем кажется. Тоже мне, рассказчик хренов.
– И вы до сих пор ее не нашли? – удивленно вскидывает брови Элиот. – Спустя столько времени?
– Невозможно найти то, что не должен найти. Верить мне, Саарге – худший место, где можно потеряться. Нюрах им скиин хёльг.
«Потерянного постигнет смерть», – переводит Ивейн, чувствуя заметную дрожь в пальцах. И это вовсе не из-за холода.
– Странно… – фыркает Кэт, притоптывая ногами сидя на месте, чтобы согреться. – Чтоб полностью засыпать горную выработку, должна была сойти череда лавин, как минимум средней силы. Не знаю, что могло вызвать подобное.
– Взрыв? – предполагает Калеб.
– Думаешь, кто-то подорвал шахту? Нарочно?
– Это бы объяснило множественные обвалы.
Неожиданное течение разговора заставляет сердце Ивейнджин забиться быстрее.
– Внутри ведь было полно шахтеров! Кто на такое способен?
– Наверное тот, кем движет цель.
Силкэ нехотя соглашается с Калебом.
– Руаны думать, что это Владыка покарать нас, что мы плохо служить он, но я не мочь знать. Если же это сделать человек, то у него черный душа.
Аллестер, который, помимо теребления воротника и нервного покусывания губы, не подавал признаков жизни, вдруг решает присоединиться к разговору. По всей видимости, батончик дал его мозгу нужную подпитку. Правда, надолго ли?
– А что касательно людей? Тех… как их… рабочих!
– Никто не выжить, кроме…
– Значит, – резко подается вперед Кэт, – кому-то все же удалось спастись?
Здешний ныряет ногой в сугроб, словно нарочно растягивает время.
– Вёрлааг мее… – неуверенно выговаривает Иви, заставив мужчину улыбнуться.
– Ты говорить, как ребенок. Такой же ёльтала.
Замечание мужчины по поводу ее говора, под которым Силкэ, по всей видимости, имел в виду «произношение», заставляет Ивейн залиться краской. Но, несмотря на неловкость, ей почему-то становится приятно.
– Однажды, – продолжает он, – один из рабочий вернуться. Он быть не в себя. Странно говорить, дрожать и бояться, что за ним кто-то гнаться. Говорить о скиильди на гора, о том, что видеть что-то ужасный.
– Что за чудовище? Он описал его?
В ответ на вопрос Иви абориген только грустно качает головой.
– Этот выживший, – уточняет Калеб, неожиданно вернувший интерес к беседе, – он рассказал, что произошло в шахте?
– Яалле, но никто из нас не понимать. Он говорить о тень, блестящие глаза, о голос из темнота и пещера изо льда. Говорить о Шульдс и их странный находка. Что они освободить древний зло.
Косматые брови Элиота сходятся на переносице.
– Что еще за Шульдс?
– Профессор заморский наука. Многие годы назад он и его помощники приехать на остров, чтоб изучать наша земля.
«Наука о земле… Это же геология!» – тут же оживает Ивейн, улавливая прямую связь с целью ее поисков. Возможно, речь идет о другой экспедиции, а не о последней поездке ее матери на Саарге. Может, Силкэ имеет в виду иную группу исследователей из другого штата, но, черт возьми… Если есть хоть малейший шанс, что это связано с Эвэлэнс… Девушка просто обязана это выяснить.
– А из какого университета приехал этот профессор? – как бы невзначай интересуется блондинка.
– Не знать, но он часто повторять слово «мэн», который я не понимать.
Услышав название штата, в котором обучалась ее мама, Иви чуть не подпрыгивает от воодушевления, но вовремя себя останавливает. «Спокойно. Держи себя в руках. Стоит разузнать подробнее перед тем, как строить предположения. Но сделать это нужно крайне аккуратно, чтобы не привлекать к себе внимание».
– И где этот геолог сейчас? Почему у него не спросили насчет его необычной находки?
Силкэ отвечает на сааллском, и спустя минуту Иви, переварив информацию, объясняет друзьям, что профессор так и не покинул остров. Он пропал вместе с двадцатью тремя рабочими, тела которых так и не сумели найти, в той самой злополучной шахте.
– Виллиньгур дам. Жестокая-жестокая гора… – качает головой Силкэ, будто пытается избавиться от тревожных мыслей. – Сколько жертв не приносить, ей всегда быть мало. Что-то страшный есть в эти скалы. Ужасный сила. Об этом знать каждый житель Рильхе. Поэтому стараться не тревожить Владыка, чтобы сам не потерять покой.
Калеб выпрямляет спину и задумывается. История местного, конечно, звучит как полная ахинея, особенно в ореоле призрачного вмешательства, но что-то в ней есть. Не зря ведь об этом писали статьи в интернете, вот только обнародованная версия уж больно богата на загадки. Куда подевалась штольня? Почему внезапно и бесследно пропала? Что случилось с рабочими? И что за загадочная находка профессора, о которой упоминал выживший? Больше вопросов, чем ответов, как и полагается в страшилках. Вот только есть ли в ней хоть доля правды? Калебу, как никому другому, известно, что слова – ненадежный источник информации. Рассказать можно все что угодно, но где подтверждение, доказывающее правдивость изложенного?
– Хрень это все, – яростно выплевывает Акли, пиная ногой снег. – Он вас разводит, а вы и рады. А ты, раз такой умный, лучше б подумал, где еду раздобыть. Я скоро от голода с ума сойду!
– Спасшийся не сказал, где искать выработку? – интересуется Кэт, не обращая внимания на своего бойфренда.
– Не успеть. До утра он содрать с себя половина кожи и умереть от кровной потеря.
У Ивейн волосы на затылке становятся дыбом.
– Ильх шваре юстас… – начинает местный, но запинается на полуслове. Это первая часть сааллской пословицы «Земля дает…». Ивейнджин изучала культуру этого народа несколько лет и благодаря записям матери смогла понять не только его специфику, но и выучить несколько местных поговорок. Вторая часть этой была ей известна: «Земля дает, лед поглощает». Прямо как с шахтой.
Ночь незримым гостем наведывается в лагерь, приглашая измотанных туристов в мир снов. Установив палатку, группа забирается внутрь, расстилает спальные мешки, переодевается в сухую одежду, а отсыревшую укладывает в спальник поближе к животу. Так она сможет просохнуть, но не отнимет бесценное тепло, заставив тело продрогнуть до костей, как было бы, если б влажные вещи уложили к ногам. Вокруг царит звенящая тишина, нарушаемая лишь сонной возней Калеба, неровным дыханием Аллестера и неизвестным клекотом, который сложно игнорировать. Но Элиоту это удается, и спустя время к полуночной какофонии засыпающих людей прибавляется его храп.
Ивейн старается не думать о непонятном шуме снаружи, но чем дольше горит костер, тем становится ясней: шорох не утихает. Он снежным вихрем крутится вокруг них, нависает над головой стаей стервятников, ожидая, когда же падет очередная жертва. Такой тихий, ритмичный, звучный, будто два ледяных камня ударяются друг о друга при трении. Иногда блондинке кажется, что сквозь это дребезжание, отдаленно напоминающее шаги, пробивается чей-то заунывный вой. Она поворачивается на бок, стараясь уснуть, когда замечает изломанную тень, скользящую по стенке палатки. Девушка зажмуривается, затаив дыхание, и уже подумывает будить Элиота, но, открыв глаза, вдруг понимает, что видение исчезло. Ивейн осторожно опускает молнию и выглядывает наружу, убеждаясь, что там никого нет, и качает головой. Должно быть, горная болезнь выходит на новый уровень, подключая к своему арсеналу навязчивые галлюцинации. Или же ее бурное воображение, распаленное рассказами Силкэ о троллях, ищущих тепло, решило сыграть с ней злую шутку.
Блондинка пытается не думать о словах местного, но высотная акклиматизация лишает ее контроля над своими мыслями. Постепенно они становятся бессвязными и хаотичными, перетекают друг в друга без видимой связи, а иногда и вовсе теряют логическую составную. Иви старается сосредоточиться на спуске, но в голове беспокойным роем снуют воспоминания из далекого детства. Пытается сконцентрироваться на поиске идей для выживания, но видит лишь обрывки недавнего сна: серебряный олень, резной лук и юноша с белоснежной шевелюрой, впоследствии ставший худшим из существ.
Был ли в рассказе Силкэ о Владыка семи ветров хоть отблеск правды? В понимании сааллов Калиго не просто житель Сапмелас-саалла, а покровитель, властелин, спасатель и каратель в одном лице. Он их всё. Конечно, это намеренно или неосознанно преувеличено, но все же что-то в словах аборигена привлекает ее внимание. Девушке становится интересно: каким на самом деле был бы грозный Повелитель холода, будь он человеком из плоти и крови, а не льда и снега? Человеком, прожившим не один век и повидавшим не одну бурю. Человеком с собственной уникальной историей, которую Ивейн так бы желала узнать.
****
1008 год – Варанэ, Саарге
Лезвие меча проносится прямо возле уха Сирилланда, едва не задев мочку. Он отпрыгивает в сторону, но топор из рук не выпускает.
– Это все, на что ты способен? Ну же, покажи хоть одну достойную атаку.
Сирилланд заносит оружие над головой и с боевым кличем бросается на соперника. Его острие метается из стороны в сторону, снизу-вверх, но рассекает лишь пустой воздух. Пинок ногой застает парня врасплох, но он чудом удерживает равновесие. Все говорили, что это лишь тренировочный бой для оттачивания навыков, но Сирилланд прекрасно знал: с Асбъёрном нельзя сражаться понарошку. Каждая битва со старшим братом норовит обернуться настоящей войной, которая может дойти до жертв. Его движения быстрее, а взмахи меча еще мощнее и жестче, чем при настоящем сражении с викингами. Одно неловкое движение – и кончик клинка задевает плечо Сирилланда, оставляя на нем глубокий порез. Юноша делает выпад, но Асбъёрн его успешно блокирует. Он нападает на противника с разворотом, но брат увиливает от броска и одним ловким ударом укладывает того в грязь. Бросок оказывается настолько сильным, что, падая, Сирилланд прикусывает губу. Не успевает он коснуться земли, как блондин нависает над ним скалой.
– Ты настолько же слаб, насколько жалко выглядишь, Сири, – кончик оружия впивается в его шею, до ушей доносятся ликующие возгласы меченосцев. – И дерешься не лучше, чем престарелая портниха. Когда-нибудь придет время защищаться от врагов, и тогда твои навыки врачевания тебе не помогут. Но, не переживай, – он вытирает лезвие о рукав и засовывает в ножны, – мы с настоящими воинами защитим этот город.
Асбъёрн уходит вместе с приятелями, встречающими его одобрительными хлопками по спине, пока Сирилланд с трудом перекатывается на живот. Рот наполняет солоновато-едкий привкус собственной крови. Юноша терпеть не может, когда старший брат называет его женским именем. Словно того, что он валяется у его ног в луже, недостаточно, чтоб принизить его мужественность. Он ненавидит драться и предпочитает решать проблемы окольными путями, но Асбъёрн не воспринимает никаких методов, кроме чистого насилия. Лишь оно приносит ему удовольствие. Каждый вопль, стон, плач, свист лезвия, разрезающего кожу, кровавый всплеск, окатывающий сугроб, – блаженство для его души. Если бы крик боли можно было засунуть в стеклянную банку и слушать, когда тебе вздумается, Асбъёрн бы так и поступил, а кровью врагов умывался бы по утрам. Иногда юноше кажется, что судьба громко над ним посмеялась, заставив жить под одной крышей с живорезом.
– Все прошло не так уж плохо, – Сирилланд поднимает голову и натыкается на протянутую ладонь.
– Все не плохо, а просто ужасно.
Коэргус выдавливает кислую улыбку и помогает парню подняться. Его золотистые волосы сегодня заплетены в тугую косу, которую полагается носить всем воинам Варанэ. Сирилланд такой почести не заслужил, и его белесая измазанная слякотью шевелюра свободно свисает на плечи.
– Вначале всегда сложно. Ты ведь еще только учишься. Ты хоть представляешь, сколько раз Асбъёрн тыкал меня лицом в грязь, пока я не научился как следует держать клинок?
– Неужели?
– А как же, – фыркает он. – Или ты думаешь, что этот шрам у меня для красоты?
Сирилланд пытается встать на ноги, но те предательски подкашиваются. Ему повезло, что рядом оказался Коэргус, способный подхватить его и довести домой. Юноша никогда не задумывался, откуда у того кривая отметина на щеке. Будучи младшим из трех братьев, Сирилланд всегда полагал, что ему достается больше всех, но, как оказывается, Асбъёрн не щадил никого из них. Парни не спеша продвигаются к хижине. Они были еще за холмом, когда мать, заприметившая их с окна, уже спешила навстречу.
– Что случилось? – ее обычно бархатистый голос вздрагивает от волнения. – Это снова Асбъёрн? Я ему руки повыкручиваю!
– Все нормально, – с трудом выдавливает Сирилл. – Мы лишь тренировались. Такое случается.
– С этими тренировками я останусь без сыновей! Я… Как же он… Святой Акмелас, – она застывает при виде глубокого пореза на коже юноши. – Веди его в дом. Живо!
Коэргус кивает и отправляется к лачуге, поддерживая раненого с одной стороны, а мать – с другой. Вместе они заводят его на кухню и усаживают на лежанку возле очага. По велению женщины средний сын удаляется, предоставляя ей возможность заняться ранениями младшего. Сирилланд с благодарностью смотрит, как Илва стягивает с него стеганую рубаху, как набирает в ковш воды, промывает раны и наносит на них свежеприготовленную кашицу из тысячелистника, чтоб купировать кровотечение. Далее следовало бы наложить листья остролиста для обеззараживания. Парень прекрасно об этом знает, потому что сам так делал не один раз. Мама научила его этим древним методам лечения, которые передавались испокон веков от Годы37 к Годе, и хоть прошло много лет с тех пор, как она покинула палату врачевателей, знания, полученные в ней, она унесет с собой в Асгард.
– Ты очень смелый, Сирилл, – выдыхает она, накладывая на его предплечье лоскут ткани. – Ты храбро выдерживаешь все поношения брата, но вам вовсе не обязательно воевать. В ваших жилах течет одна кровь.
– Это не так, – прочищает горло он. – Тогда как в моих жилах течет кровь, в его – струится раскаленная лава, жаждущая испепелить все на своем пути. Мы вылиты не из одного сплава. Мы совершенно разные.
– Когда-то твой отец говорил то же самое.
Белесые брови Сирилланда сходятся на переносице.
– Да, а ты думал, ты единственный на Саарге, у кого проблемы с родственниками? В свое время Аабергу доставалось не меньше, – взгляд седоволосой женщины потускнел, словно ее мысли перенеслись в другое время, а тело осталось здесь, в Варанэ, в собственной кухне, перед камином, согревающим порезы ее униженного, но горячо любимого сына. – Твой отец рос в семье рыболова, который возлагал на него большие надежды. Он стремился воспитать такого же преданного рыбака, как и он сам, но вместо этого вырастил доблестного воина, лучшего охотника в деревне, который по сей день удерживает этот гордый статус.
Юноша мрачно опускает голову.
– Ты говоришь это мне, чтоб застыдить?
– Я рассказываю тебе это, чтоб показать, что не все дети оправдывают ожидания родителей. Некоторые их разбивают, ломая собственные жизни, другие – отвергают, позоря свою семью и род, но есть и те особенные единицы, готовые зубами и ногтями бороться за свою мечту. Ты – особенный, Сирилланд, – теплая ладонь опускается на грудь юноше, согревая его сердце. – Ты не похож на остальных. В твоем теле нет стержня меченосца, но зато есть стебель траволечителя, крепнущий день за днем. Твоя душа послана в этот мир для великих свершений. Она жаждет его спасти от горестей и несправедливости, и когда-нибудь ей это удастся.
Женщина сама не понимала, насколько была близка к правде. Материнское сердце видело то, что было незаметно для окружающих, а может, оно просто пыталось утешить сына. Но так или иначе, ее слова попали в сердцевину истины, в которой Сирилл застрял на тысячу лет. Роковой случай со священным оленем разрушил всю его жизнь, но в то же время подарил небывалый дар, открыв немыслимые для обычного человека возможности. Сирилланд, сын Ааберга из Варанэ, и правда особенный, ведь теперь, наделенный силой холода, подчинивший себе семь равноденствующих ветров, он действительно может изменить мировой устой к лучшему. Сразить все невзгоды, уничтожить дремлющее зло, искоренить грех на зачаточном уровне. Только ему и никому другому дана возможность создать лучший мир, в котором люди не будут страдать от несправедливости и суровости Богов. Сирилланд не просто особенный. Он – избранный, поцелованный в ледяную щеку самой Судьбой. И он ни за что не подведет ее. Он освободит своих родных из заточения и подарит им второй шанс на жизнь.
****
Переодевшись в сухую кофту, Калеб неторопливо выбирается из палатки и втягивает в себя горный воздух. В его легких, привыкших к затхлым выхлопам Нью-Йорка, он кажется чужим. Чем-то незнакомым, неестественным, немного диким, слегка нелепым, подобно дыму на дне океана. Вкус долгожданной свободы отдается кислинкой во рту, которую не помогло бы сгладить даже хорошее вино. Хотя, может, это лишь голод ненавязчиво напоминает о себе? Сейчас, после двух дней без нормальной еды, Калеб был бы рад даже кексу с изюмом, который всей душой терпеть не мог. Он здесь, на горной вершине, в миллионах метров от цепкой хватки отца, но ощущение, что тот, не прекращая, наблюдает за ним своим пристальным взглядом, не отпускает его ни на мгновение. Словно он – Бог или дьявол, а то и все вместе. В детстве Калеб именно так и считал. То, что старик Колдвотер так просто отпустил единственного наследника к черту на куличики, да еще и без охраны, до сих пор не приживается у него в голове. Скорее всего, это влияние Гудмена-старшего. Как бы там ни было, Калебу бы не хотелось потратить этот единственный шанс пожить свободной жизнью, чтоб умереть с голоду или замерзнуть насмерть.
Он задирает голову к небу, ощущая, как на его щеках медленно тают снежинки. Снегопад. Последние сутки вьюга обошла их стороной, но наивно было полагать, что так будет всегда. Юноша слышит, как Аллестер судорожно всхрапывает и просыпается от апноэ, бубня какую-то несуразицу про Повелителя холода, а Элиот толкает его, веля заткнуться. Калебу и самому не удалось нормально отдохнуть из-за храпа сородичей и боли в спине из-за лежания на твердой поверхности. Добавить к этому еще скованность в груди, промокающий от неподвижного лежания свитер, липнущий к спине, а также нестихающую мигрень, и рецепт бессонной ночи готов.
Размяв затекшие мышцы, он собирается вернуться внутрь, но что-то его вдруг останавливает. Запах. Должно быть, сказывается гипоксия и голодание, но юноша готов поклясться, что чует аромат жареной тушки. Он бегло осматривается и качает головой, пытаясь обуздать затуманенное сознание, когда замечает белеющий силуэт Акли возле огня. С ним Кэт. Что они там делают? Сидят, мило беседуют, смеются, тянут… ало-черные кусочки ко рту? Это же… Калеб не может поверить своим глазам. Неужели это действительно… мясо? Но откуда?
– Что здесь происходит?
– А, это ты, Кэб, – поспешно прожевывает Кэйтин. – Присоединяйся к нам. Мы тут празднуем.
Юноша пропускает ее приглашение мимо ушей.
– Откуда у вас еда?
– Аку ночью не спалось. Он вышел на охоту и поймал какого-то зверя. Вкус у него просто невероятный. Вот, – протягивает она ему кусочек. – Попробуй.
От запаха жареного у Калеба сводит живот, но он не спешит набрасываться на дичь. Его больше интересует Акли и его неожиданно раскрывшиеся охотничьи способности.
– И какого же хищника ты выследил?
– Тихо, я сам справлюсь, – шепчет блондин куда-то в пустоту. – Это рысь.
Дурное предчувствие бьет Калеба в затылок. Гудмен никогда не отличался внимательностью и терпением. Они нередко ездили с группой по университету на охоту, чтоб отточить навыки стрельбы из лука, но Ак ни разу не удосужился подстрелить даже утку. А сейчас целая рысь – одно из самых опасных диких существ Севера. Юноше сложно в это поверить еще и потому, что единственный нож, который у них остался, находится у Кэйтин (охотничьи принадлежности Элиота улетели на дно ущелья вместе с его рюкзаком). В это время Ивейн просыпается от шума, быстро одевается и, заметив в щели палатки ажиотаж, тут же будит остальных.
– Вы чего тут расшумелись? – присаживается на корточки возле угасающего костра боксер. – О, наконец хоть что-то съедобное!
Он тут же хватает кусок побольше и впивается в него зубами. Ак ловит недоумевающий взгляд Иви и нервно оглядывается.
– Как же ты умудрился преуспеть на охоте, – продолжает Калеб, стряхивая снег с плеча, – без оружия?
– Я взял ножик.
– Неужели?
Скулы Ака выступают вперед. Он ведет себя странно, и теперь это подмечает не только Калеб. Ерзает на месте, шикает в сторону, словно кто-то мешает ему сосредоточиться. Вот только позади него никого нет.
– Мальчики, – старается сгладить обстановку Кэйтин, – может, не стоит каждый раз биться лбами, как буйволы? Давайте просто поед…
– Забавно, потому что единственный нож Кэт держит при себе. Не так ли?
Юноша кивает брюнетке, и она подтверждает его догадку, вытягивая из внутреннего кармана складную ручку.
– Ой, а ведь правда! А как же ты так, Ак?
– Тихо – машет он в сторону рукой, словно прогоняет назойливого комара. – У меня есть свой.
Ивейнджин смотрит ему за спину, но так и не понимает, к кому он только что обращался: к Кэйтин или к самому себе? Пальцы в перчатке так и тянутся к поджаренному ломтю, но Калеб останавливает ее жестом, и по натянутости его плечевых мышц девушка невольно улавливает: что-то здесь не так.
– Чье это мясо, Акли?
– Я ведь уже сказал! Что непонятно?!
Крик бизнесмена будит Аллестера, о котором, казалось, все забыли.
– А ты постарайся объяснить поточнее.
– Да какая разница?!
– Ч-что… происходит? – вжимается в куртку журналист, нервно оглядываясь. – И куда под-д-девался Силкэ?
Бледные губы Гудмена-младшего вытягиваются тонкой линией. Он открывает рот, но вместо ответа лишь шепчет что-то в сторону. Иви подносит ладонь ко лбу, укрываясь от усиливающейся метели, и различает едва заметное свечение за его плечами, похожее на блик от костра. Только пламя горит теплым светом, а пятно возле бизнесмена отливает холодным металлическим отблеском. Будто тонкая серебряная пленка, обволакивающая Ака с головой. Может, Иви подводят глаза от горной болезни?
– Нам всем надо питаться, если хотим дойти до поселка. Не один ли хрен, откуда оно, если с его помощью мы не подохнем с голоду? – обращается Ак к группе. Эл одобрительно кивает, натягивая шарф повыше.
– Правда, Каб, что ты к нему прицепился?
Блик внезапно перемещается вправо, увлекая Ивейнджин за собой. Чем дольше девушка на него смотрит, тем больше становится пятно. Расширяется, темнеет, проявляется, обрастая все более четкими контурами. Может, так сказывается гипоксия или изнеможение, но Ивейн готова поклясться, что у видения мужские черты. Не успевает блондинка приблизиться, как клякса сливается со снегопадом, оставив после себя лишь темный след в сугробе. Что это: камень, ветвь?
– Не заставляй меня повторять.
– Ак, – не выдерживает Кэт, – скажи ты уже ему!
Иви откапывает находку, поднося ее к свету.
– Говори! – хватает Калеб блондина за ворот. – Чье это мясо?!
– Того, кто уже не будет нам надоедать.
Визг Ивейн эхом разносится по округе. Она со всей силы швыряет ветку в сторону, и та приземляется перед костром, являя присутствующим обглоданные человеческие пальцы. Кэт выворачивает содержимое желудка на снег. Аллестер подается назад, упав на спину. Элиот отскакивает, словно ошпаренный. И все это время Иви не перестает кричать, показывая пальцем в сторону, где между россыпи валунов сидит окоченелый Силкэ… без левой руки.
– Чертов псих! – ладони Калеба смыкаются на шее Акли. – Ты просто рехнулся!
– Это я ненормальный?! Нам нужно что-то есть, чтоб выжить! Подойдет любая еда!
– Он не еда, а человек! Это ты убил Джаззи?!
– Убил? – сплевывает на землю Ак, отталкивает его в грудь. – Ха! Да этой дуре и помогать не надо было. Достаточно было слегка подтолкнуть, и она сама слетела со скалы. Нечего было присваивать себе мои заслуги.
Калеб валит блондина на землю. Аллестер беспомощно ползет в сторону, пытаясь встать на ноги. Осознав всю тяжесть ситуации и к чему она ведет, Кэт бросается к палатке, судорожно засовывая спальники в рюкзаки, пока Иви пытается сдержать надрывной плач.
– Перестаньте! Хватит!
Элиот с трудом разнимает сцепившихся в драке.
– Жевать человечину – гнусно, – потирает кровоточащую губу Ак. – А сдохнуть, по-твоему, лучше? Лично я не собираюсь умирать здесь, как скотина, и пойду на все, чтоб спастись. Когда речь заходит о выживании, принципы летят к чертям. Этот местный поступил бы с нами так же.
– Да ты только послушай себя! – хватается за голову Ивейн. – То, что ты говоришь, ужасно, мерзко и…
– Он прав, – неожиданно перебивает Эл. Кэт застывает с вещами, не в силах поверить ушам. Впрочем, как и Калеб.
– Невероятно. Вы что, здесь все рехнулись?!
– Знаю, это паршиво, но Ак дело говорит. Когда на кону твоя жизнь, выбора нет. Кажется, это наш единственный шанс.
– Может, твой, но у меня другое мнение!
Калеб подбирает с земли нож, который выронила Кэт, и устремляется к Акли. Тот выставляет руку вперед, и лезвие рассекает его куртку. Боксер пытается оттянуть его, но парень отталкивает его.
– Почему ты… всегда… все… усложняешь? – шипит Ак, оттаскивая оружие от шеи. – Будь то тусовка или… бизнес-встреча, ты… всегда все пор…тишь. Ты хоть… представляешь… как мне это… осточертело, Каби?
– Не называй меня так!
Хук слева, удар лбом: Гудмен-младший упорно борется за жизнь, пиная противника коленом в живот. От неожиданно нахлынувшей боли Калеб теряет равновесие и падает, ударившись головой, в то время как Ак нависает над ним с клинком.
– Я буду называть тебя, как захочу и делать то, что мне вздумается!
– Не трогай его! – вырывается крик Ивейн.
На лице Ака загорается садистская улыбка, когда лезвие прижимается к пульсирующей шее. Достаточно легкого движения, вдоха, подергивания, чтоб все закончилось. Он сжимает пальцы на рукояти, когда внезапно что-то откидывает его в сторону.
– Калеб, поднимайся! – Ивейнджин выпускает из рук камень и хватает парня за плечи. – Быстрее, вставай!
Накинув один рюкзак на спину и второй на грудь, Кэт помогает Ивейн оттащить Калеба к холму, пока Эл приводит в чувства дезориентированного Акли.
– Аллестер, скорее!
Но журналист прикипает к месту от шока, поглядывая то на Акли, то на поспешно отдаляющуюся группу. Он понимает, что нужно выбирать сторону, но страх настолько сильно сжимает его за горло, что не дает сделать ни шагу. Опомнившись, он бросается следом за остальными, но теряет равновесие и падает в сугроб, когда Ак тут же нависает над ним.
– Куда-то собрался?
Юноша поднимается на колени, закрывая лицо руками.
– Я? Не-е-ет… Что т-ты? Кон-н-нечно же, н-н-нет…
– Хорошо. Ты мне еще пригодишься. Куда они делись? – обращается он уже к Элу, хватая того за ворот куртки. – В какую сторону побежали?!
– Да не знаю я! Я тебя пытался в чувства привести!
Ак осматривается, пытаясь сообразить, что делать, но не может. В ушах звенит. Перед глазами проплывают пятна, сливаясь с падающим снегом. Снежная вьюга отрезала их от окружающего мира стеной. Удар выбил его из реальности на несколько минут, но этого оказалось достаточно, чтобы троица успела скрыться. Но это ненадолго. Он обязательно до них доберется, придумает для них участь пооригинальнее, особенно для этой говорливой выскочки Калеба. Это далеко не конец. Нет, это лишь временная отсрочка неминуемого.