Ксения Гранд
Калиго: лицо холода
Глава 3. Неожиданные потери
Кэйтин опускается на колени, теребя блогершу за плечи, которые оказываются холоднее и тверже, чем скалы вокруг.
– Джаззи? Ты меня слышишь?!
– Кэт, – опускает руку на ее плечо Калеб, – боюсь, она тебе уже не ответит.
Брюнетка переводит взгляд на подругу и медленно отодвигается. Слова Калеба бьют в голову, будто снежным шаром, позволяя разглядеть в темноте предутреннего смога то, на что она сразу не обратила внимания: ледяная кожа, голубовато-пудровый оттенок лица, оцепенелые мышцы рук, приоткрытые щелочки глаз… Рыжевласка не двигается, не дышит и даже не моргает. Это сложно признать, но от отрицания не станет легче: Джаззи мертва.
– Что здесь творится? – вырастает рядом Элиот. При виде лежащей на снегу блогерши вся его напыщенность слетает, как обертка с подарочной коробки. – Это что… Как это? Она что… того?
Кэт молча отворачивается. Калеб тяжело вздыхает, когда внезапно замечает что-то неподалеку. Он отступает в сторону, к темным пятнам на заснеженной земле, в которых сразу же распознает следы.
– Кажется, я что-то нашел.
Сугроб толщиной не меньше десяти сантиметров, а в нем – отпечаток человеческой ноги, тонкий, вытянутый, как капля утренней росы, с заостренным носком. В области пятки квадратное углубление, вроде каблука. Хотя в последнем Калеб не уверен. Уж больно много снега насыпалось сверху.
– Она была не одна, – выглядывает из-за его спины Кэйтин. – Кто-то приходил сюда раньше нас.
Верно, и этот «кто-то» определенно что-то видел или, что еще хуже… сделал. Хорошо, что Калеб не поспел к этому месту раньше, а то мог бы стать невольным свидетелем или даже очередной жертвой. Не успевает он вымолвить ни слова, как позади слышится скрип шагов вперемешку с дребезжащими голосами.
– Какого хрена? – лениво вытягивает руки над головой Акли. – Вы чего разорались? Пожар, что ли?
– Мы с-с-слышали, что вы звали Джаззи, – нервно топчется на месте Аллестер, рука по привычке тянется к объективу видеокамеры, которая всегда при нем. – Надеюсь, ее не утащили медведи или пумы, или… Здесь ведь есть дикие звери… В-в-верно?
Крик Ивейн заполняет тишину. Настолько высокий, острый, что, кажется, своей волной перерезает натянутое в воздухе напряжение. Шок от увиденного скручивает ее пополам, выталкивая наружу непереваренный ужин. Аллестер переводит взгляд в сторону и замечает маленькое тельце, скрюченное в позе эмбриона.
– Святые угодники… Эт-т-то… Я… Чт-т-то с-с-случилось? Она…
Калеб не отвечает, но по его выражению лица и так все понятно. Силкэ зажимает рот рукой, очерчивая в воздухе какой-то символ. Элиот с Аком замирают, как восковые фигуры. Иви едва справляется с нахлынувшими нервами. И только Аллестер сохраняет оттенок самообладания. Более того, он находит силы не только двигаться, но и снимать.
– Прекрати немедленно! – шипит на него Кэйтин. – Как ты можешь?!
Когда он не останавливается, Калеб вырывает у него объектив и швыряет на землю. Его состояние получше, чем у Ивейн, но лишь потому, что юноша умеет держать свои эмоции в узде. Правда, сейчас это дается с большим трудом. Каким бы собранным и волевым ты ни был, невозможно оставаться хладнокровным, когда одного из твоих приятелей находят мертвым в сугробе.
Встревоженные голоса стихают, шорох прекращается. На минуту вокруг оседает такая тишина, что кажется, будто в ней можно разобрать хруст опускающихся на снег снежинок. Она становится настолько сильной, что ощущается буквально физически. Кажется, еще немного – и ее можно будет ухватить и скомкать, как старый, выцветший от времени лист. И первым не выдерживает Эл.
– Так что с ней случилось-то? Что она вообще тут забыла? Да еще и посреди ночи.
– Может, йети пошла искать? – почесывает затылок Акли. – Черт его знает, что взбрело в голову нашей милой Джазз.
Кэт бросает на него резкий взгляд.
– Вивиан. Джаззи – это ее сценический псевдоним. Точнее, был…
Брюнетка единственная, кто об этом не забыл. Возможно, потому, что, как ни крути, рыжеволосая считала ее своей подругой. А может, оттого, что Кэйтин и сама когда-то сменила имя. Калеб опускается перед блогершей на корточки. Вид распростертого на белом снегу тела поднимает в памяти неприятные воспоминания, которые он не любил ворошить: сырость, бетонный пол больницы, Триа… Юноша закрывает глаза, делает глубокий вдох и заставляет себя посмотреть на то, что еще вчера вечером было их общей знакомой: остекленевшие глаза уставились в пустоту, ноги подогнуты, локоть вывернут в другую сторону. Такое ощущение, что она упала, причем с приличной высоты. Об этом свидетельствует большая кровавая вмятина на лбу, при этом сама девушка лежит лицом к небу, словно… ее кто-то перевернул. Внезапно ему в голову приходит мысль, что Джаззи могла заснять того, кто к ней приходил. Он ныряет рукой в карман ее куртки и вытягивает крошечную камеру, экран которой покрыт паутиной трещин.
– Мертвая, как и хозяйка, – констатирует он. – Удивительно, что она вообще так долго продержалась на холоде.
– Неужели она все же полезла снимать видео на вершину скалы? Вот дура.
Калеб бы согласился с утверждением Ака, но следы… они не дают юноше покоя. Вокруг нее и у обрыва. Он поведывает остальным о своей находке, но когда ведет их к злополучному сугробу, не находит ни намека на пребывание неизвестного прохожего. Снегопад уничтожил все улики.
– Они были здесь! – тычет пальцем Кэйтин. – На этом самом месте!
– Какая теперь уже… разница? – качает головой из стороны в сторону Иви, словно в шее нет костей. Ее вид не на шутку пугает Аллестера. Вдруг это симптом истерии или какой-то групповой болезни?
– Мне далеко до звания криминолога, – откашливается Калеб, натягивая шарф повыше, – но отпечатки появились здесь не просто так. Кто-то был здесь, и явно не для полуночной прогулки. Когда мы с Кэт поспели, они были четкими.
– Ч-ч-что? – подпрыгивает Аллестер, прижимая дрожащими ладонями к груди камеру. – Т-т-то есть… где-то р-рядом ходит… прес-с-ступник?
Группа опасливо переглядывается между собой. От мысли о блуждающем поблизости убийце ноги Иви еще больше подкашиваются. Кажется, на земле ее удерживают только руки Кэт у нее на плечах.
– Мы могли бы это… Ну это… Выследить его, – неожиданно для всех предлагает Элиот, и Калеб невольно удивляется его чуть ли не первой здравой мысли за всю поездку.
– Мы пытались, но следы обрываются у оврага, словно тот, кто их оставил просто… испарился в воздухе или шагнул вниз. Поэтому, вряд ли мы смо…
– О б-боже… – чуть не поскальзывается от озарения Аллестер. – Как я р-раньше не сообразил… Это… это же Кали… то есть Д-дух горы!
Калеб обводит его саркастичным взглядом.
– Знаешь, как для человека с таким умным видом, ты не слишком-то блещешь интеллектом.
– Ну да, – взрывается истерическим смехом Ак. – Мифическое божество свернуло шею нашей блогерше. Какого черта, интересно? Позавидовал ее охватам в Инстаграм?
– Говорю вам, это был он! Сами подумайте! – пальцы журналиста нервно забарабанили по объективу. – Странные звуки накануне, исчезающий след. В этом определенно есть доля сверхъестественного. Скажи им, Силкэ!
Группа поворачивается к гиду, который все это время тихонько стоял в сторонке, словно боялся навлечь очередную беду.
– Это вполне мочь быть Владыка и… – только и выдыхает он. Калебу показалось, он хотел добавить что-то еще, но осекся, чтоб не сболтнуть лишнего.
– Вот! – ликующе поднимает палец Аллестер. – Здесь творится настоящая чертовщина! Я заподозрил нел-л-ладное, как только мы подплыли к острову. Есть в нем что-то зл-л-ловещее… Вы видели, что случилось с фуникулером? Это, – он машет в сторону покрывшейся снежной пылью Джаззи, – происки самого д-дьявола!
– Хватит! Не смешно! – не выдерживает Кэт, и Калеб невольно присоединяется к ее недовольству.
– Не нужно обладать неземными способностями, чтоб совершить такое. Это вполне может быть делом рук обычного человека. Того, кто контактировал не только с Джаззи, но и со всеми нами.
Ивейнджин изумленно прочищает горло.
– Ты… думаешь… это сделал кто-то из… нас?
Кэт опускается на корточки и тут же кривится от боли. Слова Калеба будто впрыснули в ее заторможенное от горной болезни сознание здравый смысл, показав сокурсников в совершенно другом свете. Она бы мечтала забыть о сказанном, как самом страшном сне, поверить, что на вершине бродит незнакомец, но какая-то часть ее подсознания понимает, что юноша прав. Нужно смотреть фактам в лицо: за все дни их спуска они не видели на горе ни души, ни тени, ни блеклого контура живого существа. А значит, вероятность того, что один из группы потерял связь с реальностью и убил бедняжку блогершу, куда выше.
– Нет… – качает головой Иви. – Я… не верю, что один из нас на такое способен.
– Точно, Кэб, – потирает лоб Элиот. – Я, конечно, вскочил раньше всех. Но не думаешь же ты, что я мог прирезать куколку, пока вы все спали?
Калебу тоже не хотелось в это верить, но в том, что никто из присутствующих не способен на подобные зверства, есть большое сомнение. По крайней мере, в одном из них.
– Ты, может, и нет… – переводит он взгляд на Ака.
– Ты что, серьезно, мать твою? Да я вообще спал, пока вы меня не разбудили своим ором, – складывает руки на груди блондин с таким осуждающим видом, словно это было худшим из преступлений, а не смерть одного из группы. – Если б не ваша возня, я б уже видел шестой сон. С чего, черт возьми, мне ее убивать?
– Разве это не ты еще вчера угрожал Аллестеру?
– Это было несерьезно. Да и причем тут Джазз?
Изумрудно-зеленые глаза Калеба превращаются в щелочки. Ответ Акли кажется вполне логичным, но что-то в его реакции настораживает. Уж слишком спокойно он реагирует на всю эту ситуацию.
– Это ты нам скажи. Возможно, потому, что она забирала твое место под солнцем и присваивала себе твои лавры. А может, из-за твоей неконтролируемой агрессии и врожденной мании величия.
– Чего-чего? – подступает он ближе. – Я что, похож на какого-то отбитого социофоба?
– Социопата, тупица.
– Ты понял, о чем я. Может, это ты не выдержал ее бесконечного трепа? А, Каби-Габи?
– Не смей меня так называть!
Аллестер машинально отступает, ощутив, как по спине ползет волна дрожи. Мысль о том, что это мог сделать Ак, не идет у него из головы, но дело не только в этом. До этого он не брал во внимание состав команды, но после произошедшего каждый стал казаться ему подозрительным. Да чего уж там. Любой мог это сделать! Но проблема не в том, что кто-то из его так называемых друзей окунул пальчики в кровь, а в том, что если дело дошло до Джаззи, то вскоре придет и его черед. Ведь в их компании не так много слабых шестеренок, и он – одна из них.
– Господи…Это м-мог быть кто-угодно из в-вас…
Головы всех поворачиваются к журналисту, будто он не слово сказал, а выпустил в воздух сигнальный патрон.
– У каждого была возможность это сделать, а за мотивом в карман л-лезть не нужно. Вот взять хотя бы тебя, – тычет он дрожащим пальцем на Калеба. – Ты относишься ко в-всем свысока. К тому же Вивиан тебе тотчас пришлась не по н-нраву.
– Я не психопат. И в отличие от некоторых, в ладах и согласии с головой.
– Ну а ты, Силкэ, – тусклое лицо местного бледнеет еще на несколько тонов. – Н-ничего личного, но среди нас ты – единственный чужак. Ты знаешь здешние м-места и не любишь приезжих. Ты легко м-мог завести Джаззи к обрыву, где она бы ничего не заподозрила.
– Гер Аллестер… Я ни за что не делать это. Мы, руаны, не убивать, а охранять живой существа!
На лице Акли появляется странная и до жути пугающая улыбка.
– Без обид, старина, но с твоей логикой каждый встречный может оказаться головорезом.
– Кэйтин, – продолжает журналист, не слушая, – ты, конечно, не пр-р-роявляла неприязни по отношению к Джазз, но ты ед-д-динственная, у кого есть нож.
– Ты что, совсем из ума выжил? Она была моей подругой!
Не успевает Кэт ничего добавить, как костер осуждений перекидывается на Ивейн.
– А ты… – его голос падает на пару тонов, – т-т-ты как сирена. Можешь притворяться хорошей, вводить в заблуждение окружающих своей безобидностью, но я ув-в-верен, что под этой невинностью скрывается с-сущее зло.
Иви едва успевает сделать вдох, как руки Аллестера впиваются в ее плечи.
– Ну же, скажи! Это ты сделала? Я в-видел, как вы с ней общалась! Она дразнила тебя, насмехалась… Ты явно точила на нее зуб! Признайся, это ты отвела ее п-подальше от лагеря и..
– Прекрати! – Калеб отталкивает журналиста, закрыв девушку спиной. На ее лице выступают слезы, колени подкашиваются. Еще немного, и она просто свалится в обморок. – Ивейн не могла этого сделать! Ты только взгляни на нее!
– Отчего же? П-потому что она вся такая белая и пушистая? В фильмах убийцей всегда оказывается самый б-безобидный персонаж!
– Это тебе не кино какое-нибудь, – встревает Элиот. – Ты просто в шоке. Пойди, проспись.
– Может, это т-тебе пора бы наконец с-сойти с ринга?
– Не понял. Ты имеешь что-то против меня, очкарик?
– А как же ты, чудик? – неожиданно вступает в игру Акли. – Плюешь на всех обвинениями, а сам мог стянуть нож у Кэти и тихонечко себе прирезать рыженькую. А теперь пытаешься выкрутиться, чтоб отвести подозрение. Что притих?
Крик Калеба обрезает гомон голосов, словно лезвие – ленту.
– Достаточно! Мы все в шоке, но обвиняя друг друга, мы лишь усугубляем ситуацию. Нам нужно держаться вместе. Нельзя позволять подозрению пробраться в наши головы. Мы все в одном каноэ и должны действовать сообща, ведь если кто-то не будет грести, лодка просто не сдвинется с места.
– Какое на хрен каноэ? – брызгает слюной Ак. – Мы посреди гор!
– Это метафора, кретин.
– Да пошел ты, умник гребаный! Кто виноват, кто нет… У меня живот от голода сводит. Я скоро сам умру, если мы не найдем жратву! Я… – он бросает взгляд на скрюченное на снегу тело и облизывает обветренные губы, – нужно срочно отсюда валить.
Аллестер воспринимает его комментарий как призыв к действию.
– Да, ты п-прав. Я не… не могу здесь оставаться. Я… я… немедленно возвращаюсь в лагерь, а утром ух-х-хожу один!
– Ну и куда ты пойдешь? – окрикивает отдаляющегося журналиста Элиот. – Что, забыл, что мы застряли на этом айсберге до следующей недели? Кораблик-то раньше времени не приплывет!
– Нельзя разделяться, особенно сейчас! Ты слышишь? Эй! – кричит ему вслед Калеб, но вытянутая фигура уже растворилась в темноте по направлению в лагерь. Юноша озадаченно качает головой. Он понимает, что поведение журналиста – проявление горной болезни, которая медленно, но уверенно пилит их сознание одно за другим. Под влиянием холода нервная система истощается. Отсюда и повышенная раздражительность, странные реакции, агрессия. Словно так организм пытается справиться с чрезмерным стрессом, вот только это лишь усугубляет утомление, не только у него, но и у остальных.
Калеб ловит растерянный взгляд Иви и кивает Кэт, чтобы та успокоила ее. Девушка до сих пор шоке, но не от слов Аллестера, а от неожиданно свалившегося на нее открытия. Вечером за костром она не придала рассказу Силкэ особого значения, но теперь, когда один из них лежит в сугробах без намека на жизнь, его предупреждения больше не выглядят вымыслом. Странное поведение Акли накануне, истерика Аллестера сейчас. Журналист ни разу плохого слова не проронил в их сторону, а теперь… Что, если Силкэ был прав, и на этих двоих оказывает дурное влияние Калиго?
Иви переводит размытый взгляд на местного, который поднимает ко лбу большой палец, проводя сплошную вертикальную линию до рта.
– Акмелас кгхи. Кутулус кхёрн. Орфлаг врагх.
Это древняя пословица, за многие годы переродившаяся в молитву, которую сааллы повторяют, чтобы унять пыл Троицы великих богов: «Акмелас простит. Кутулус сотрет. Орфлаг воссоздаст». Но ни одно божество не сможет исправить то, что случилось, в особенности когда Калиго уже поджидает павшую в своей ледяной обители. Он сотрет ее лицо, покроет настом кожу, высосет из когда-то жившего тела все краски, превратив в часть этого обледенелого мира. Никому еще не удавалось избежать этой печальной участи, и ни мольба, ни надежда не помогут скрыться от того, кто одновременно нигде и повсюду. Единственное, на что надеется Силкэ, так это на то, что капелька его веры поможет душе Джаззи не заблудиться на извилистом пути в Асгард.
****
Силкэ выходит вперед и задает темп, прислушиваясь не только к шепоту ветра, но и к тому, что говорит под его ногой лед. Ритмичный скрип дает понять, что их путь безопасен. Резкий хруст, подобно перелому кости, кричит об опасности. Не желая идти следом за аборигеном, Акли равняется с ним, чтобы не терять позиции первенства, хотя понятия не имеет, куда идти.
– У тебя есть… – рука местного поднимается к глазам и очерчивает круг на их уровне. Мужчина не знает, как по-английски называется та непонятная вещь, которую белоснежный парень вместе со смуглым товарищем надевали перед штормом, чтоб защититься от солнечных лучей. Внешне это напоминало какую-то блестящую повязку, в отражении которой Силкэ видел свое лицо так же ясно, как в горном пруду. Сааллы называют такую перевязь фальглаас или «ледяные глаза», хотя понятия не имеют, из какого материала она сделана.
– Очки что ли? – чешет белесый висок Ак. – Нет. Потерял во время бури.
– Тогда закрывать лицо ткань, чтоб не повредить глаз.
Но Акли лучше знает, как выживать на заснеженных просторах.
– Не волнуйся. Я тебе не какой-то там тупой турист. Сам разберусь.
Силкэ молча кивает. Он понимает, что говорить со светлоголовым бесполезно. Его высокомерие слепит сильнее полуденного солнца. Местному чуть за пятьдесят, и хоть он и не выглядит на свой возраст, в своей жизни он повидал немало чужаков. Одних он проводил на гору, других – спускал с нее на погребальных носилках. Некоторые люди слепли, другие – лишались ушей, пальцев, губ и даже конечностей. Большинство из них были уверены в собственной правоте, откидывая предостережения местных, и многие в конечном итоге терялись в белоснежных просторах навсегда.
По результатам голосования приезжие решили оставить Джаззи на вершине, вернувшись за ней потом. Это было трудное решение в пользу общего блага и здравого смысла. Как бы ни желали Ивейн и Кэт, взять погибшую с собой было бы неоправданным риском. Нести мерзлое тело, когда силы и кислород и так на исходе, было бы полным самоубийством. Как, впрочем, и бросать живого члена команды. Силкэ пришлось приложить немало усилий, чтоб уговорить Аллестера не отделяться от группы, ссылаясь на его мизерные шансы выживания в одиночестве. Немалую роль в решении идти с остальными сыграли слова Кэт о риске лавин, одно упоминание которых заставило Аллестера не отставать от группы ни на шаг.
– На подобной высоте ветер подталкивает снежные массы вниз, и они поглощают то, что уцелело от холода, – пугала она его, как маленького ребенка. – Природа всесильна. Как ни сбегай, она постепенно возьмет свое. Достаточно одного шага, одного вздоха или звука, и все будет кончено. Для всех нас. Хотя если ты не боишься, то можешь, конечно, справиться и в одиночку. Ты ведь смышленый малый.
Глядя на побледневшее до неузнаваемости лицо журналиста, его тонкие, как спички, ручки и трясущиеся от малейшего дуновения ноги, вероятность того, что он самостоятельно дойдет до Рильхе, тает быстрее, чем снежинка на голой ладони. Силкэ лучше всех знает, что чужестранцу выжить на Сапмелас-саалла без посторонней помощи почти невозможно. Земля в этих местах мертвая, бесплодная, а еще жестокая и жадная до жертв. Она никогда не насытится, сколько бы ее ни поливали кровью. Однако для сааллского народа она была и остается Родиной, которую они лелеют и защищают, хоть и недолюбливают. Но это неважно. Дом необязательно любить, но он навсегда останется в сердце. Ты можешь его ненавидеть, можешь пренебрегать и презирать, но не вычеркнешь из своей жизни. Все, что остается, – лишь примириться.
Так сааллы научились не бороться с холодом, а свыклись с ним. Научились не жаловаться на свою судьбу, а смирились, отыскивая в ней все новые преимущества. Не имея ничего, они начали ценить пустоту, осознав, что действительность не так сурова, как казалось. Почва не безжизненная, если знать, где искать. Ветер не пустой, если приучиться слушать. Лед не бесцветный, если приловчиться видеть. У него есть форма, оттенок, аромат и даже вкус, отличающийся в зависимости от местности. По окрасу можно определить возраст льдины, по запаху – характер образования, а по звуку – крепость. Во льдах чувствуется присутствие Акмеласа – бога Справедливости, Покорности и Хлада, но люди, приехавшие из дальнего Заморья, не способны распознать тонкости северного мира. Их заботят лишь собственные проблемы, занимающие все их мысли. Как и сейчас.
Хоть друзья больше не обмолвились ни словом о случившемся, Силкэ ощущает витающее в воздухе амбре напряжения, сковывающего движения каждой пары ног похуже мороза. Это подозрение незримой лентой обвивает голенные жилки присутствующих. Когда один из членов команды покоится под слоем обрастающего настом снега, живые невольно задаются вопросом: кто? Кто это сделал? Кто посмел наложить руку на беззащитную девушку? Кто нарушил священный закон Троицы истинных богов, забрав душу, принадлежащую богам? Силкэ видел отражение этой дилеммы во взгляде каждого из американцев, и хоть вслух этого никто не озвучивал, недоверие уже поселилось в их сердцах. Единственная загадка: кто сорвется первым?
– Храбэ! – подгоняет он, размахивая руками. – Нельзя терять время! Нужно успеть до темнота!
Силкэ упорно преодолевает склон за склоном, будто проделывал такой путь каждый день на протяжении последних двадцати лет. На самом деле старческие мышцы и связки, продрогшие от стабильного холода, острее реагируют на каждое движение, но, зная об острой необходимости спуска, абориген старается этого не показывать. Акли едва за ним поспевает, не говоря уже о бедном Элиоте, усталость и одышка которого пронизывают каждое его движение. Сказывается не только горная болезнь, но и голод, который вот уже второй день следует за друзьями по пятам (энергетический батончик и кучку хлебцев едва ли можно назвать ужином). На второй день похода прелести высотной жизни, которые проявились в учащенном сердцебиении и интенсивном дыхании, не приносящем желаемого облегчения, ощутили и Ивейн с Кэт. Казалось бы, чем глубже девушки вдыхают, тем больше воздуха должно поступать в легкие, но нет. От каждого вдоха лишь сильнее сжимается в груди, будто своими усилиями они и вовсе выкачивают последние капли кислорода.
Сегодня погода играет в их пользу, порадовав ясностью и безветренностью. В условиях горного похода это становится огромным плюсом, ведь наличие ветра усиливает ощущение холода в два раза, а то и больше. Подобный дар нужно использовать по максимуму, вот только силы у путешественников израсходуются гораздо быстрее из-за недостатка еды и сна. Спустя четыре часа непрерывной ходьбы блондинка готова молить об отдыхе, но даже на это у нее не остается энергии. К счастью, до того, как Ивейнджин потеряет сознание, а Аллестер завалится в сугроб, местный, наконец, решает над ними сжалиться.
– Пора готовиться к сон и отдыхать, – громко объявляет он, скидывая рюкзак.
– Солнце еще только начинает садиться, – показывает на горизонт Кэт. – У нас есть еще час.
– На Сапмелас-саалла бояться темнота. Она мочь прийти неожиданно и убить. Поэтому когда небо чернеть, готовиться к драуймуре и никуда не ходить, когда темно. Яалле?
Кэйтин ловит на себе взгляд Калеба, но решает не перечить гиду. Все-таки это его территория. Кто, как не он, лучше знает, чего бояться. Поскольку виновный в гибели Джаззи по-прежнему не найден, друзья решают внедрить меры предосторожности: не ходить поодиночке, не отдаляться от стоянки, дежурить по очереди в вечернее время. В подобной обстановке не стоит доверять даже собственной тени. Поэтому после очередного привала Кэт незаметно перекладывает складной нож из рюкзака во внутренний карман куртки. Так ей будет спокойнее. Немного передохнув, Ивейн пытается разжечь костер, но замерзшие руки не слушаются. Пальцы едва могут стиснуть огниво, а металлическая пластинка не попадает по кремнию, как ни старайся. Спустя время на помощь ей приходит Кэт, отогревшая ладони благодаря теплоидам в перчатках, и огонь наконец-то вспыхивает.
После стольких часов беспрерывной ходьбы остановка сулит не только отдых, но и боль. Разъеденные морозом мускулы ноют, суставы ломит, лодыжки, бедра и голени становятся твердыми и неповоротливыми – верный признак быстрой траты запасов гликогена, который нужен для поддержания моторно-двигательной активности. Пока этих запасов им хватает, но вот когда они закончатся… ситуация еще больше усугубится. Соорудив небольшое перекрытие из снега возле костра, группа умащивается на рюкзаках, отогревая отсыревшие косточки. Иви тянется к ярко-красным язычкам пламени, как мотылек к солнцу, подставляя онемевшие запястья. Кэт натягивает воротник свитера цвета переспевшего винограда до самых глаз в попытках согреть раскрасневшийся нос. Ак трет ладонь о ладонь, стирая покрывшую перчатки корочку инея, Калеб держит ладони под мышками в надежде вернуть им чувствительность, а Эл прижимает к себе левую руку так, словно ее и вовсе отняло. Вид его непривычно покрасневших щек начинает волновать Ивейн.
Лишь Аллестер держится в стороне, растерянно оглядываясь по сторонам. Он протирает линзы очков и снова оглядывается, словно ищет что-то конкретное, но никто из команды не понимает, что именно.
– Ты чего? – не выдерживает Кэт. – Все нормально?
– Где мы?
– В каком смысле?
– Мы ведь вроде бы с-спускались вниз. Тогда почему снова оказались на вершине? К-как… как же так?
Кэт переглядывается с Акли, затем ловит многозначительный взгляд Калеба, но так и не понимает, что он имеет в виду.
– У него дезориентация, – выдыхает облачко морозного пара Ивейн. – Из-за недостатка кислорода нарушается питание мозга и сознание путается. Ему нужно поесть что-то питательное. У нас еще остались батончики?
– Он свой уже съел, – отрезает словно ножом Акли. – Его проблемы.
Иви на секунду задумывается, но отвечает практически сразу.
– Тогда пускай возьмет мой. У меня еще остался один.
Калеб удивленно поднимает брови. Кэт неловко кашляет.
– Ты уверена? Тебе еда тоже не помешает.
– Ему она нужна сильнее.
Блондинка поднимается и достает из рюкзака энергетический бар36. Из-за холода девушке приходится разрывать упаковку зубами, так как онемевшие до кончиков фаланг пальцы не слушаются. Но после уговоров Кэт она все же оставляет себе половину плитки. Ей и самой не помешает восполнить энергию. Неизвестно, когда они смогут раздобыть еду. Да и смогут ли вообще. Аллестер кивает Ивейнджин в знак благодарности, но присаживаться в круг не спешит. Очевидно потому, что единственное свободное место осталось между Аком и Элиотом.
– Садись уже, размазня, – шипит на него, скаля зубы, Акли. – Мы не кусаемся. По крайней мере, пока.
Журналист нехотя присаживается, опасливо поглядывая на своих соседей, словно боясь, что те могут наброситься на него, как голодные шакалы. Несмотря на явную панофобию журналиста, которая растет и крепнет с каждым днем, Калеб разделяет его беспокойство. Все-таки один из них может оказаться убийцей. В его голове до сих пор не помещается подобная мысль. Она кажется слишком громадной, объемной, чересчур тяжелой для его трещащей от горной акклиматизации черепной коробки. Один из них, но кто? Кэт с ее нестабильными привычками и туманным прошлым? Акли со своим эгоцентризмом и вспышками агрессии? Элиот с его вечным желанием угодить Гудмену – верному и единственному спонсору его боев? Не стоит исключать также Силкэ, поведение которого с первого вечера наводит на размышления, и самого журналиста, который может лишь прикидываться невинной овечкой. Единственной, кто практически не мог совершить убийство, является Ивейн, но именно этот факт накладывает на нее несомненный отпечаток. Калебу сложно представить, что кто-то из его знакомых способен на такие зверства. Но, с другой стороны, кто, как не они? Не винить же в смерти блогерши Владыку семи ветров, которого сааллы любят приплетать везде и всюду. Нет. Тот, кто это сделал, из плоти и крови, и следы были тому доказательством. Жаль, что снегопад стер их быстрее, чем они успели сверить отпечатки с подошвой каждого из них. В конечном итоге Аллестер был прав: ни у кого из присутствующих нет веских поводов навредить Джаззи, а значит, это может быть любой из них.
Элиот громко выдыхает.
– Черт, я вообще щек не чувствую.
Ивейнджин подходит к нему ближе и опускает край шарфа, под которым прячутся багрово-сиреневые пятна.
– О Господи… У тебя обморожение. Судя по цвету, первая стадия. Ничего серьезного, но нужно отогреть пораженные участки.
Элиот с усилием растирает кожу, но рука Иви его останавливает.
– Нет. Тереть нельзя. Так ты можешь повредить эпидермис и ткани. Нужно сухое тепло, – она обматывает его лицо шарфом и приглашает подсесть поближе к костру, надеясь, что удастся избежать дальнейшего ухудшения состояния.
Тем временем Кэт подмечает, как напряжен Силкэ. С момента, когда на плечи опустился сумрак, мужчина словно воды в рот набрал. Плечи приподняты, кулаки сжаты, скулы заострились, очерчивая линию настолько острую, что о нее можно порезать палец. Не говоря уже о глазах, взгляд которых не отрывается от пламени, словно мужчина впал в какой-то транс. Кэйтин невольно задумывается: почему местные не любят ночь и что, в конце концов, скрывают? Узнать об этом можно лишь одним способом.
– Почему сааллы так боятся мрака?
Ее вопрос застает врасплох не только гида, но и остальных членов группы, которые уже привыкли к звукам воцарившейся тишины.
– Даркёлле миит ферра, аббе ильдум бу геетур льёссиг, – выдыхает местный и поворачивается к Ивейн, которая, уловив намек, тут же переводит.
– Темнота нужна лишь для того, чтоб отчетливее было видно свет.
– Яалле. Но без она мир есть лучше. Эта земля хранить много угрозы.
– Если здесь действительно так опасно, – подключается Калеб, – разве мы не должны быть осведомлены? Как минимум чтоб защитить себя.
Абориген задумчиво склоняет голову. В словах юноши есть доля правды, о которой он раньше не размышлял. Может, стоит раскрыть незнакомцам еще несколько карт? Вопрос Ивейн помогает ему с решением:
– В прошлый раз ты сказал, что когда Повелитель холода гневается, происходят ужасные вещи. Какие, к примеру?
– Когда Владыка сильно злиться много лет назад… – смолкает тот, словно сомневается, стоит ли делиться с туристами столь сокровенной информацией, – …пропасть горный шахта вместе с бригада рабочий.