Ксения Гранд
Калиго: лицо холода
– Хочешь, чтобы хрупкие девушки тащили на себе всю провизию?
– Ну, не всю…
Тем временем Аллестер, едва стоящий на ногах, сбрасывает наплечную сумку со снаряжением и умащивается на ней, тяжело дыша. Не в силах больше терпеть боль в спине, журналист облокачивается на рюкзак Эла, не замечая, как он потихоньку сползает. Пока тот не срывается вниз со склона.
– Наши вещи! – ахает Ивейн.
– Лови их!
– Быстрее!
Калеб порывается вниз, но Акли его опережает. Он бросается за отдаляющейся точкой, перепрыгивая торчащие из-под заснеженной глади камни, и почти дотягивается до лямки, когда рюкзак вдруг врезается в валун и слетает с обрыва, унося с собой их и без того скудные запасы еды. Кэйтин, Ивейн и Элиот замирают наверху как вкопанные. Калеб с Силкэ обмениваются озадаченными взглядами. Джаззи едва подавляет истерику от того, что не смогла заснять этот момент, а Аллестер боится даже с земли подняться. Впрочем, не зря. Стоит только Аку вновь вскарабкаться на склон, как он тут же хватает того за воротник.
– Акли, не нужно! Это была случайность! С кем угодно могло случиться! – пытается образумить того Кэт, но он отталкивает ее в сторону.
– Я н-не… хот-т-тел…
– Там была наша еда, черт возьми! – трясет его из стороны в сторону Ак. – Что нам теперь делать, а?!
– У нас еще осталось немного, – выступает в защиту журналиста Ивейн, – на первое время должно хватить.
– А потом? Что будем делать потом?! Учтите, я подыхать здесь с вами не собираюсь. Вы поняли? Не собираюсь!
– Простите… – мямлит Аллестер, – я… это п-п-получилось случайно…
Акли откидывает того на снег и бросается в сторону, не желая больше видеть это сборище убогих зевак. Его реакцию можно понять, ведь среди утерянного барахла были пакетики с кашей, сублимированными блюдами, упаковки вяленой говядины, сухофруктов. Конечно, это не все их продовольственные запасы, но бо́льшая их часть. Не говоря уже о спальном мешке Элиота, фонарике, охотничьем ноже и паре ледоколов, которые друзья одолжили в шахтерской хижине. Их потеря не смертельна, так как у Кэт остался складной карманный нож, но все же существенно затрудняет дальнейший спуск. Хорошо хоть Ивейн додумалась распределить еду по нескольким рюкзакам, иначе они остались бы ни с чем.
К всеобщему удивлению, Силкэ в представлении участия не принимал и своего мнения по поводу сложившейся ситуации не высказал. Быть может, потому, что отлично понимал ее возможный исход. Он вообще любил побыть один и использовал для этого каждый привал. Калеб замечает интересую вещь в поведении местного: тот периодически склоняется над камнями, как будто что-то на них оставляет. Это длится буквально несколько секунд, и, скорее всего, никто из группы даже не обратил на это внимания, но только не он. Когда мужчина в очередной раз приседает над куском скалы, а затем быстрым шагом отмеряет расстояние к группе, Калеб задерживается у склона и рассматривает странный рисунок на каменной поверхности. Непонятная закорючка, похожая на перевернутые на бок песочные часы. Рядом изображение оленя, вернее, его головы с кривоватыми рогами (видимо, аборигены не очень способные художники). Калеб не силен в германских языках, впрочем, как и в скандинавской мифологии, но его поверхностных знаний достаточно, чтоб понять: это не обычная каракуля, а руна. В прошлом они использовались для письма, однако позже приобрели мистическое значение. С древних времен считается, что рунические знаки способны наделять человека различными способностями, а также оберегать его от злого умысла. Юноша в это все, конечно, не верит, но они сейчас находятся на кусочке земли, принадлежащем Скандинавскому полуострову, а значит, высока вероятность, что сааллы используют эти письмена не просто так.
– Гер Калеб! Вас что-то интересовать?
Парень вздрагивает и оборачивается, встречаясь со взглядом каре-голубых глаз. Силкэ не выглядит разгневанным за такое наглое вторжение в его традиции, поэтому юноша решает воспользоваться ситуацией.
– Что это?
– Это есть райхе. Руаны использовать его, чтоб уберечься от злой дух. Он скрывать нас от ледяной глаз Владыка гора.
Брови Калеба поднимаются на лоб. Он всегда старался подавлять свой скептицизм или, по крайней мере, не вздымать его до немыслимых высот, но это уже чересчур. Магические иероглифы для защиты от Повелителя горной вершины? Серьезно? Двадцать первый век на дворе, а люди до сих пор верят в подобную чушь. И это неудивительно, ведь Саарге практически отрезан от цивилизации. Может, через пару веков, когда люди будут свободно летать на Марс и телепортироваться из одной точки планеты в другую, здесь сааллы до сих пор будут сжигать идолов из сена и приносить в жертву великим богам коз.
– Кто такие руаны?
Лицо мужчины просияло, словно его попросили рассказать о любимом занятии.
– Это есть мой племя сааллов. Мы разделять традиции с братья много лет.
– С братьями? Значит, вас здесь много?
– Мы есть первый племя из четыре, – объясняет он, осматривая выгравированный на камне символ. – Ольфмунды жить на верх гора и почитать рысь. Племя ихиллы преклоняться перед кит, но этот народ полностью вымереть вместе с вальфаллы, которые поклоняться серебряный чайка.
Калеб выдвигает полку своей мысленной кладовой знаний, добавляя сверток с указанием четырех племен сааллов, половина из которых уже не живет на Саарге. Значит, остались лишь двое: руаны и ольфмунды – поборники рысей. Юноша не подозревал, что так высоко в горах водятся дикие звери. Это немного усложняет их задачу. В случае опасности смогут ли они сразиться с хищником? Может быть, из-за этого местный такой дерганый?
– А как же руаны? – неожиданно вмешивается женский голосок. Калеб замечает неподалеку от выступа Ивейн с фотоаппаратом в руках. Объектив нацелен прямиком на руну. Он ее даже не заметил. Хотя с такой невзрачной внешностью это неудивительно.
– Мы жить у подножие гора и поклоняться северный олень карибу. Мы есть мирный община. Не убивать животный, а виильде.
– Если вы оберегаете живых существ, – уточняет Иви, переводя Калебу незнакомое слово, – чем же вы тогда питаетесь?
– Жители Рильхе жить благодаря рыба и шахта. Но ольфмунды… – нос местного изрезала глубокая морщина. – Они есть народ дикий и жить за счет смерть другие. Их городок, Варанэ, жить по дикий законы и не подчиняться три бога. К ним не соваться ни в кой случай. Это быть опасно. Яалле дир?
Калеб кивает, хоть и не понял последний оборот. Он старается не исправлять рабочего каждый раз, когда тот совершает ошибку, хотя это стоит огромных усилий. Все-таки тот не американец. Вполне естественно для него коверкать склонения или говорить со странным акцентом, выделяя шипящие и сонорные согласные, в особенности буквы «с», «р», «н» и «л», которые в сааллском встречаются довольно часто. Если бы только у него был словарь английского языка, а еще лучше – учебник грамматики… Может, у Аллестера найдется с собой экземпляр? Если тот еще не одолжил его Элиоту.
– Уж больно он много волнуется для человека, выросшего в этих краях, – обращается Калеб к Иви, когда силуэт местного отдаляется. – Как думаешь, что он скрывает?
– Он просто переживает, чтоб мы благополучно добрались до города.
– Ну да, конечно.
Блондинка незаметно наводит фокус на рубец, сливающийся с уголком его рта. Крохотный полукруг, отпечаток полумесяца на щеке, такой притягательный и одновременно пугающий. Манящий потому, что добавляет своему обладателю индивидуальности. Ужасающий потому, что скрывает под слоем ороговевшей кожи тайну своего происхождения. Знаменитый шрам-серп, дарующий Калебу Колдвотеру маску вечной полуулыбки. Она нажимает на кнопку затвора, но странный блеск засвечивает кадр. Иви опускает камеру и смотрит на полурасстегнутый воротник своей куртки, из-под которого виднеется кончик кристального кулона, светящегося голубоватым блеском. Как странно. Должно быть, в нем отразился солнечный луч.
– Думаю, наш новоиспеченный проводник знает куда больше, чем род занятий сааллских племен. Ночью все кошки серы.
Ивейнджин никогда не любила это выражение, ставящее под сомнение не только рациональность человека, но и честь кошек. В конце концов, разве то, что саалл вызвался провести их на гору, когда никто другой не соглашался, уже само по себе не доказательство его добродетели? К тому же он не знал о буре, как и другие. Она возникла так неожиданно, словно по взмаху чьей-то грациозной руки, вскинутой в нетерпеливом жесте. Взмаху, который мог стоить им жизни. Но Иви никогда не считала себя фаталисткой, а поэтому старается не придавать этому слишком большое значение. Спрятав кулон под воротник, она возвращается к группе, которая, несмотря на усталость, готовится снова выдвинуться в путь.
Полдня спуска не проходят незамеченными. Никто из приезжих не привык к подобным физическим нагрузкам. Даже отлогие уступы даются им с огромным трудом, что уж говорить о крутосклонах, где каждый шаг граничит со смертью. У Акли дыхание сбивается через каждые три метра, не давая расслабиться ни на минуту. Горная акклиматизация особенно сказывается на Эле, чей вес и рост играют в этом не последнюю роль. Он сопит, пыхтит, останавливается для передышки каждые двадцать шагов, едва поспевая за Кэт, Джаззи и Ивейн. Миниатюрные формы стали их преимуществом перед высотой, но не перед холодом. По истечении пары часов Ивейнджин уже не чувствует ног, а ее щеки иссыхают до такой степени, что напоминают скорее кусок старого пергамента, чем кожу.
Головокружение, одышка, тошнота, спутанность сознания –здравствуй, горная болезнь во всех своих проявлениях. Даже Силкэ пагубное влияние высокогорья не обходит стороной, несмотря на то, что он вырос в этих краях. Как ни старайся, возраст поневоле дает о себе знать, истощая защитные силы организма. К тому же прошло немало лет с тех пор, как он работал в высокогорных шахтах. После этого он жил у подножия многие годы. Калеба, который не раз поднимался в горы для тренировок и гонок на лыжах, меньше, чем остальных членов команды затрагивает их пагубное влияние. Но и у него со временем голова начинает раскалываться, ведь на подобную высоту ему еще не доводилось подниматься (максимум на две тысячи девятьсот метров). К жизни среди облаков нужно привыкнуть, однако сколько это займет точно – неизвестно. У одного может уйти пара дней, у другого – до десяти суток. Все зависит от индивидуальных особенностей организма.
Труднее всех приходится Аллестеру, который никогда ранее не поднимался выше полутора тысяч метров. Отложив видеокамеру, он приседает прямо в сугроб, опустив голову на колени, словно это положение помогает ему хоть как-то сгладить острые пики морозного воздуха, царапающие легкие. Ивейн не отходит от него ни на минуту. Она даже предлагает ему свой энергетический батончик, чтоб восстановить силы, но тот отказывается. Холод испепеляет любые мысли о еде. Выжигает легкие, разъедает суставы, дерет невидимыми когтями горло, проникает в каждую косточку, заставляя прочувствовать весь скелет, словно тот сделан изо льда. Тяжелого, арктического, накопленного многими годами непрекращающегося мороза. Он разливается по венам потоками воды настолько обжигающей, что не понятно: горячая она или ледяная. Ясно лишь одно: она убивает. Всех до одного, постепенно, по очереди. Отгораживает друзей стылой стеной друг от друга, и первым в силки холода попадает Акли.
Он держится в стороне, не желая вливаться в этот убогий коллектив выживающих. Вся сложившаяся ситуация отнимает у него желание подключиться к дружеской беседе, а урчание в желудке и стужа, оседающая невидимой пыльцой на спине, поднимают в нем стремительно растущее раздражение. Он не рассчитывал задерживаться в горах так долго, да еще и в окружении друзей-неудачников и чернорабочего из местной деревни. От такой компании у кого угодно живот сведет. Не стоит удивляться, что он только и мечтает, чтоб сбежать отсюда куда подальше и как можно скорее.
С тех пор, как они покинули хижину, погода менялась еще несколько раз, и все так же нежданно: в один момент над головой светит солнце, но стоит лишь закрыть глаза, как тучи жадно пожирают чистый небосвод, а снегопад захватывает все вокруг своими невидимыми ладонями. И Иви не могла найти объяснение этому феномену. Ее мама, признанный геолог университета Мэна, немало писала о природных аномалиях этого острова: о странностях берегового рельефа, о скрытых под ледяным настом рифах, о налетающей из ниоткуда непогоде и суровых ураганах, которые стирают с лица земли целые поселения. В ее записях, которые Иви изучила вдоль и поперек, было много странного, но одно она даже в юном возрасте понять смогла: Саарге не похож ни на одно другое место в мире. Он хранит немало тайн, за раскрытие которых многие смельчаки поплатились жизнью. И, к несчастью, ее мать – одна из них.
После недолгой передышки и перекуса в виде питательных батончиков и орехов они продолжают путь, спеша продвинуться как можно дальше до наступления заката. Силкэ идет впереди, протаптывая дорогу. Остальные члены команды следуют друг за другом по его следам. Местный ступает медленно и осторожно, прислушиваясь к шепоту ветра, но звуки северной природы заглушают непрекращающиеся стенания чужеземцев.
Первый день для них был сродни пытке. Светлоголовый парень вместе с рыжеволосой девушкой с лисьим лицом неустанно жалуются на усталость. Юноша постройнее, смуглый, высокий, с серповидной отметиной возле рта и шевелюрой цвета мокрой древесины двигается увереннее, но постоянно потирает немеющие пальцы. Он словно сама противоположность своего белокурого товарища: умеет сохранять невозмутимость в любой ситуации. А вот его собрат с буйными кудрями и странными ледяными пластинами на глазах не отличается теми же качествами. Он волнуется обо всем на свете, болтает без умолку, тратя бесценный кислород, хотя его никто даже не слушает.
Брюнетка с квадратными чертами лица и загорелой кожей держится стойче остальных, но даже она под вечер едва переставляет ноги. Единственной, кто не высказывает ни единой жалобы, является блондинка – самая худенькая и низенькая девушка в группе, со странной прямоугольной коробкой на шее. Иногда она смотрит в блестящее отверстие короба, словно может рассмотреть в нем то, чего не позволяет увидеть человеческий глаз. Силкэ подозревает, что спуск дается ей не менее тяжело, чем остальным, и невольно проникается уважением к мужеству незнакомки. Для самого саалла этот день – своего рода обряд очищения. Из-за возраста он давно не поднимался на вершину и рад провести лишний день на священной горе, хоть и понимает, какие это может повлечь последствия. Наверняка Калиго уже наблюдает за ними.
– Хаатэ, – останавливает он Иви жестом, когда та ступает по нетронутой заснеженной корке.
– Что такое? – застывает за ее спиной Элиот.
– Слышать этот звук?
Блондинка приподнимает края шапки, улавливая едва заметный свист, доносящийся из-под сугробов.
– Это значить, что под снег есть пустота. А этот спрангру на снег, – показывает он рукой на едва заметные трещинки на снежной корочке, – мочь привести к снёрфлоге. Идти в обход.
Эл переводит непонимающий взгляд на Ивейн, и она объясняет ему, что Силкэ предупреждает об опасной зоне, в которую лучше не соваться, чтобы не наткнуться на лавину. Недолго думая, Элиот поворачивает назад, подмечая, как со временем меняется походка местного. Становится все быстрее, размашистее, словно он куда-то или от кого-то бежит. Раньше он шел осторожно, ведь на склоне такого уклона можно легко свернуть шею, но сейчас без понятной причины начал почти мчаться вниз, при том, что снаряжения в его рюкзаке не меньше, чем у остальных. Возможно, он спешит преодолеть этот холм до прихода темноты, но что-то в поведении аборигена явно настораживает.
– Быстро! – говорит он, поправляя лямки рюкзака. – Спешить, скоро наступить темнота! Нужно идти, чтоб не сердить Повелитель.
Очередная ошибка будто хлыстом огревает Калеба по спине, но он предпочитает не дергать мужчину всякий раз, когда слово ломается под неправильным склонением. В отличие от Кэт, которая тыкает Силкэ носом в правильный вариант произношения, как мальчишку, разбившего мамину любимую вазу. Элиот интересуется у местного, куда он так спешит, но тот отвечает лишь что-то невнятное про Повелителя горной вершины.
– Этот Повелитель, о котором вы постоянно упоминаете… – подает голос Ивейн. – Он и есть «лицо Холода», овладевшее островом?
– Фальде, – одобрительно кивает он. – Владыка семь ветер. Он не есть добрый и не любить, когда вторгаться на его земля. Из-за него погибнуть много люди, поэтому уходить как можно скорее.
– Как именно? – влезает в разговор Кэт, натягивая на голову капюшон для защиты от ветра. Силкэ бросает обеспокоенный взгляд на горизонт, над которым поспешно опускается солнце, и машет рукой.
– Нет время. Нужно дойти до вон та скала, пока не наступить темнота.
– А это еще что? – все поворачиваются к Элу, застывшему на обрыве, с которого открывается вид на ужасающие своим обличьем фигуры. Единицы, десятки, распадающиеся на крошечные осколки и снова склеивающиеся в цельные ледяные глыбы. Они вздымаются в небо изломанными пиками, срастаются между собой сгорбленными спинами, клонясь к земле оледенелыми выступами. Но самое пугающее – это не размер, а форма. Издалека эти пугающие груды напоминают отколовшиеся от скалы ошметки. Но стоит хорошо присмотреться, как в этих нескладных силуэтах изо льда проглядывают вполне различимые человеческие очертания.
– Не хочу показаться неучтивым, – откашливается Калеб, – но что это на хрен такое?
– Ратсбирг или переход мертвый душа.
– М-м-мертвых? – вжимается в воротник парки Аллестер. – М-могу я поинтересоваться, почем-м-му их так назвали?
Силкэ мнется на месте, думая, как точнее донести до туристов сказание его народа, но в итоге обращается к Ивейн на сааллском, очевидно, прося перевести за него.
– Он говорит, – объясняет девушка, – что это место связано с древней легендой образования Саарге. Я не все поняла, но судя по всему, первые поселенцы острова напали на Владыку семи ветров, не зная о его могуществе. Они хотели то ли защитить свой дом, то ли добиться справедливости… Но тот разгневался, призвал силу Севера и превратил обидчиков в глаасскепт, то есть в ледяных существ, вроде…
–…троллей?
Калеб, Ивейн и Кэт резко поворачиваются к Джаззи, словно она не предположение выдвинула, а формулу вечной жизни.
– Что? Я же трип-блогер! Я знаю много о переданиях.
– Может, о преданиях?
– Я так и сказала, – кривит губы она, обхватывая себя за плечи.
– Днем глаасскепт спать в снег, – продолжает Силкэ, не отводя взгляда от горизонта. – Они выходить ночью, когда мороз сильный, искать тепло, чтобы уничтожить. Они очень не любить, когда их будить. Поэтому никогда не трогать их, не шуметь и не пытаться согреть. Яалле?
Разговоры о ледяных троллях заставляют Аллестера почувствовать себя неуютно.
– Все сказания сааллов такие мр-р-рачные?
– Не всегда, – отвечает стоящая рядом с ним Ивейн, – но в большинство случаев, если они связаны с Калиго. Может, ест…
Лицо Силкэ перекашивается, словно от удара плети.
– Не произносить это имя! Твои слова мочь притянуть ваальдреди!
– Простите… Я не хотела навлечь беду…
– Никогда не говорить вслух! – хватает он ее за плечи. – Повелитель это ощущать. Это мочь злить его!
Девушка пытается вырваться, но руки мужчины сжали ее, словно тиски. Ее рот безмолвно открывается, но так и не может произнести ни одного внятного слова, только невразумительные извинения, которые пролетают мимо ушей Силкэ.
– Все хорошо. Она поняла, – вмешивается Калеб, опуская ладонь на грудь местного. – Отпусти ее.
Абориген смотрит на него, на Ивейн, а затем резко уходит, словно осознал, что только что чуть не совершил непростительную ошибку.
– Что это было? – поворачивается он к Иви, но она лишь качает головой и молча уходит, оставляя друзей в полном недоумении. Они растерянно переглядываются между собой, но решают последовать ее примеру. Оставаться в окружении ледяных скульптур, по которым медленно ползут тени, нет желания ни у кого из присутствующих. К тому же солнце уже приближается к скалистым верхушкам. А значит, самое время устраиваться на ночлег, пока темнота не застала их врасплох.
Идеальным местом для ночевки, по мнению Силкэ, является часть склона у самой горы, к которой они выходят спустя полчаса. Отвесная стена скалы закрывает их от ветра, даруя временное затишье и возможность развести огонь, а обрыв с другой стороны исключает возможность встречи со зверем. Акли с Элом принимаются за установку двух палаток, но Силкэ останавливает их, объясняя, что лучше всем будет спать в одной. Так теплее и безопаснее. Будь они в том же беспечном настроении, в котором поднялись на Сапмелас-саалла утром, они бы наверняка махнули на предложение местного рукой, но после дня спуска, когда кожа на лице жжет, мышцы ломит, а ноги одеревенели до такой степени, что парни едва могут присесть на корточки, они согласны на все, лишь бы хоть немного отогреться.
Тем временем Кэт выкапывает в снегу яму и укладывает туда дрова, прихваченные группой из хижины. Она просит Калеба достать спички и спустя несколько секунд ловит в воздухе герметичный пакетик с серо-красной упаковкой, внутри которой ее ждет неприятный сюрприз.
– Вот черт. Спички отсырели.
– Разве полиэтилен не должен был их защитить?
– Должен, – выдыхает брюнетка облачко пара. – Видимо, они намокли еще до того, как я засунула их обратно в защитный мешок из-за смены температуры. Дай свою зажигалку.
После недолгих поисков юноша выуживает из внутреннего кармана сумки металлическую коробочку и передает ее Кэт, но брюнетка одаривает его недоуменным взглядом.
– Ты взял в горы газовую зажигалку? Серьезно?
– Да, а что?
– А то, что из-за пониженного атмосферного давления нарушается подача газа. Вряд ли здесь эта вещица сработает.
Она надавливает на кнопку зажигания, ударяя по колесику, но в ответ не появляется ни одной искры. Калеб беспомощно вскидывает руки.
– Откуда мне было знать? Я что, по-твоему, часто хожу в походы? К тому же, если ты не забыла, никто из нас не планировал застревать на четырехтысячнике. Мы должны были спуститься на лыжах и провести чудное время, гуляя по окрестностям Рильхе. Внизу она бы сработала.
– Да уж. И что нам теперь делать?
– По-моему, у Ака была еще одна.
После настойчивой просьбы Акли бросает Калебу свою зажигалку, но из-за холода и высоты она тоже не срабатывает. Юноша беспомощно вздыхает.
– Великолепно. У кого-нибудь есть другие средства для розжига?
Вопрос Калеба относится ко всем присутствующим, но никто не проявляет особого энтузиазма. Эл рассеянно потирает затылок, Аллестер торопливо качает головой, пританцовывая на месте от холода, а Джаззи, не расслышав вопроса, уточняет, о чем вообще идет речь. Юноша уже собирается признать свою беспомощность перед ситуацией, когда Ивейн неловко выступает вперед.
– Думаю… я… могу с этим помочь.
Тоненькие девичьи пальцы ныряют под ворот парки и достают кристальный кулон в металлической огранке. Сначала Калебу кажется, что это просто подвеска в виде кристалла, но девушка делает один легкий жест, и из-под серебряно-голубого минерала показывается острие, вытянутое, как ручка. В другой части заключается стальная пластина.
– У этой штуки очень странный вид, – комментирует Джаззи. – А, я знаю! Это свисток!
Ее предположение заставляет Ивейнджин нахмуриться.
– Нет. Это…
– Огни́во, – заканчивает за нее Калеб. Кэт озадаченно потирает лоб.
– Позволь уточнить, ты носишь на шее приспособление для разведения огня? Извини, но даже для меня это странно.
И не только для Кэт. Увидев в руках хрупкой блондинки огниво, Калеб всерьез засомневался в ее адекватности, хотя и раньше не сильно был в этом уверен. Конечно, парня приятно удивляет, что такая недалекая с виду барышня не только знает, как и чем разводить костер, но еще и взяла эту вещицу с собой в горы. По крайней мере, хоть у кого-то из этих шестерых, кроме него, мозги работают как надо. Но все же носить его с собой на шее…
– Это мамин подарок… – теребит светло-русую косичку Иви. – Я… никогда его не снимаю…
– А мне мама обычно дарит сережки от «Тиффани энд Коу» и прочий дрип28.
Щеки Иви краснеют от неловкости. Она снимает украшение с шеи и протягивает Калебу, но он передает честь поджечь первое бревно ей. В конце концов, откуда ему знать, как разводить огонь? В пентхаусе Колдвотеров эту работу выполняют слуги.
Ивейнджин опускается на корточки и принимается высекать искру. Керосин девушка решает приберечь на потом, используя для начала их собственные запасы сухого горючего, которые за счет специального термомешка надежно хранятся в рюкзаке, не отсыревая. Благодаря отсутствию ветра огонь разгорается довольно быстро, теперь главная их задача – его поддерживать. Разложив спальные мешки и переодевшись из промокшей одежды в сухую, члены команды слетаются к пламени как мотыльки на свет, протягивая к нему окоченелые ладони.
– Господи… н-н-наконец-то, – стучит зубами Аллестер.
– И не говори. Только зефира и горячего шоколада не хватает.
– Только не надо про шоколад, плиз! Все бы сейчас отдала за плиточку «Хершиз»29.
Джаззи хватается рукой за живот, пытаясь приглушить жалобное урчание. Кэт протяжно вздыхает.
– Что у нас осталось из припасов?
– Батончики, хлебцы и миндаль, – отвечает после осмотра рюкзака Ивейн. – По-моему, где-то была еще упаковка вяленой говядины…
– Была, вот только улетела на дно ущелья.
Это Акли. Потирает продрогшие ладони, наклоняется к костру так низко, словно хочет слиться с ним воедино.
– Я же из-з-звинился! – протягивает Аллестер почти с мольбой, но упёртость Акли ничем не сломить.
– Извинениями желудок не заполнишь.
– Ну простите м-меня! Я же не специально! Это было лишь несчастливое стечение обстоятельств! Честное слово, я вовсе не соб-б-бирался никого…
– Ладно, – машет на него рукой Ак, – забыли. Но учти, если до завтрашнего вечера мы не найдем, чем набить брюхо, жалеть об этом будешь ты.
От подобных слов Аллестер сжимается, прячась за плечо Кэт, но та заверяет журналиста, что это Ак так шутит.
– Эй, ну все не так плохо, – сморкается Джаззи, подтягивая поближе к огню свои розовые ботинки. – По крайней мере, мы не потеряли аппаратуру.
– Да уж, какая удача, – Калеб нервно косится на нее и тут же отворачивается. Ивейн кажется или она увидела мелькнувший на дне изумрудно-зеленых глаз страх? Эта мысль заставляет блондинку задуматься. Она заметила, как тяжело дышал юноша после приставаний Джаззи в хижине, так, словно она не поцеловать его пыталась, а заколоть ржавым гвоздем, найденным в подворотне. Это была явно не та реакция, которая возникает у парней при виде привлекательной девушки. Вот только почему он так отреагировал и чего испугался?
– Если бы с моим любимым фотоаппаратом что-то случилось, я бы умерла на месте, дэм.
– Все когда-то умрут, Джазз. У одного это займет секунду, у другого час, а у кого-то – целую вечность невыносимой боли, во время которой захочется скончаться еще несколько раз. Прямо как во время разговора с тобой.
Блогерша высовывает язык, демонстрируя Калебу блестящее колечко на его кончике.
– Закуси, сладкий.
«Вернее, выкуси», – бьет мысленный молоточек в голове парня. Правила, правила… неужели так сложно им следовать?
– С этой верхушки, наверное, открывается потрясный вид. Как думаешь, Кити…
– Даже не вздумай на нее карабкаться, – обрезает Кэт, уловив ход ее мыслей. – Еще, чего доброго, шею сломаешь. Поверь, ни одно видео в мире того не стоит.
Блогерша обиженно отворачивается, уткнувшись покрасневшим носом в воротник куртки. Калеб потирает онемевшие запястья, еще раз удивившись тому, на что она только готова ради материалов для своего проклятого блога. Зябнущей рукой он нащупывает что-то твердое на кисти и вспоминает о своем «Ролексе», от которого давно пора было избавиться. Носить часы на морозе – не лучшая идея. Хоть металл и не прилипнет к коже, но из-за высокой теплопроводности он быстро адаптируется к окружающей среде, буквально впитывая холод, а от этого Калебу уж точно теплее не станет. Кэт наблюдает, как он расстегивает кожаный браслет и засовывает во внутренний карман куртки, с нескрываемым недоумением.
– В рюкзаке надежнее будет, не находишь?
– Лучше переусердствовать, чем недоглядеть, – вскидывает плечи Калеб. – Как говорится: «Что богач не сбережет, Кукушка умыкнет».
Кэйтин демонстративно закатывает глаза. Эта придуманная наспех поговорка стала известна на весь Нью-Йорк. Такое ощущение, что ее знает каждый младенец, бездомный и сумасшедший мегаполиса. А все благодаря искусной воровке по кличке Кукушка, которая терроризирует жителей «Большого яблока» вот уже четвертый год. Точнее, мужскую половину ее элитной верхушки, у которой есть что своровать. Вот Калеб и переживает о своих пожитках, правда, непонятно почему. Кукушка ведь осталась далеко за пределами Саарге.
– Можешь расслабиться. Здесь она тебя не достанет.
– Как знать, – прикусывает губу парень, обводя сверлящим взглядом сначала Джаззи, потом Ивейн. Кэйтин не поняла, что было в нем заложено, но вряд ли что-то стоящее. Наверняка у Колдвотера-младшего просто мозги барахлят от кислородного голодания. Вот он и не знает, чем себя занять.
Юноша скатывает снежный шарик и отчищает едва заметное пятнышко на рукаве бело-голубой куртки, затем подносит его ко рту, чтоб хоть как-то восполнить водно-солевой баланс (благодаря Акли, наплевавшему на нравоучения Кэт, питьевые запасы исчерпались еще днем), но Иви советует ему этого не делать. Ведь чтобы избежать инфекции или отказа почек, осадки лучше растопить, отфильтровав полученную воду. Девушка наглядно это демонстрирует, оставив возле пылающего костра наполненную снегом фляжку. После того как он тает, а вода закипает, с помощью прутика она перекатывает нагретую посудину в сугроб, чтоб та остыла.
– И это все?
– Не совсем, – Иви собирает несколько угольков и бросает их в воду, затем достает пустой термос. Оторвав кусок от своего шарфа, девушка помещает один край в наполненную металлическую бутыль, а второй в фляжку. Наблюдая за странным приспособлением, Калеб озадаченно вскидывает брови.
– Не хочу показаться грубым, но эта конструкция не внушает доверия. Там же плавает клочок ткани.
– Уголь – природный фильтр. Он убьет вредные микробы, а материя поможет испарившейся жидкости перейти в чистую емкость, в то время как осадок останется в другой. Через час сможем напиться. Правда, много пить талой жидкости нельзя.
– Почему? – натягивает шарф на нос Кэт. – В горах ведь благоприятный климат, и снег должен быть чистым.