Ксения Баштовая
О сейдконе
Неквисон молча сгреб оставшиеся деньги с ее руки и направился к шторе, разделявшей мужскую и женскую половину постоялого двора. Остановился, не дойдя нескольких шагов, оглянулся и кивнул:
– Я куплю. А ты научи свою нелюдь разговаривать по- человечески. Иначе не один я могу вспомнить, кто постоянно слова в речи повторяет.
Аудню ойкнула и зажала обеими руками рот.
***
Дисе достался пони. Гнедой, эскмурской породы, он что- то все время пережевывал, по- коровьи поводя светлыми губами.
– Он же дикий! – возмущенно пискнула Аудню. – Он же не приручен совсем! Он же…
Неквисон насмешливо вздернул рассеченную бровь, и ученица сейдконы поспешно прикусила язык.
Себе и Гейдрид воин подобрал двух буланых жеребцов. Проходившая по хребту черная полоса выдавала фьордскую породу. Грива одного скакуна была заплетена в косу, а у второго – подрезана в форме серпа, чтоб подчеркнуть яркость темной пряди среди светлых.
Пони оказался совсем не диким. Покорно дождался пока на него взгромоздилась диса и, опустив голову к самой земле, принялся щипать подмерзающую траву – теперь хоть стало понятно, что он постоянно жевал.
Неквисон выбрал себе скакуна с подстриженной гривой. Воин птицей взлетел в седло, выпрямился, иронично глядя на сейдкону и даже не пытаясь ей помочь.
А вот конь, доставшийся Гейдрид оказался с норовом. Нервно кося карим глазом, он нетерпеливо бил темным копытом и всхрапывал, грызя удила. Сейдкона уже несколько раз протягивала руки к седлу, но скакун изгибал шею, норовя ухватить зубами за пальцы, и ведьма испуганно отдергивала ладонь.
После четвертой попытки сейдкона сдалась. Подняла глаза на Неквисона:
– Поменяемся?
– Только если очень попросишь, – колко фыркнул собеседник.
Гедрид зло сжала губы, собираясь с силами, а затем ледяным тоном, совершенно не соответствующим словам, сообщила:
– Прошу. Очень.
– Ты просто из меня веревки вьешь! – насмешливо сообщил Тенгиль. Легко соскочил на землю и передал ведьме поводья своего коня.
На этот раз сейдкона оказалась в седле с третьего раза – все- таки соседская Грани была поспокойней. Усевшись поудобнее, Фритьофдоттир оглянулась на воина, надеясь посмеяться, когда он будет пытаться залезть в седло.
Не тут- то было.
Воин резко дернул повод своего коня, встретился взглядом с черными глазами скакуна – сейдконе на миг вдруг показалось, что радужка голубых глаз выцвела, обретя золотые оттенки, а зрачки вытянулись, превратившись в узкие щели, как у змеи. Впрочем, наваждение исчезло так же внезапно, как и появилось, а еще недавно строптиво фыркающий жеребец замер, нервно дрожа и всхрапывая.
Неквисон, кажется, даже стремян не коснулся – очутился в седле, раньше, чем Гейдрид успела вздохнуть, – и резко мотнул головой, сухо скомандовав:
– Поехали, – тонкая косичка, заплетенная у виска, колокольным языком качнулась из стороны в сторону.
…Объехав последний дом Тримстала, сейдкона бросила взгляд в сторону видневшихся слева курганов. Те как- то изменились за прошедшее время, немного осели, стали приземистей, словно оплыли воском из сгоревшей свечи.
Чуть поодаль виднелось целое поле воткнутых в землю колов. Ведьма недоумевающе прищурилась, пытаясь разглядеть, что это было, так ничего и не поняла, повернулась к Тенгилю:
– Зачем это?..
Тот бросил короткий взгляд на торчащие палки и равнодушно отвернулся:
– Захоронения.
– В смысле?
Неквисон вздохнул:
– Здесь уже многие отказались от старых богов, а монахи приходят редко, хорошо, если раз в два- три года. Но люди- то все равно умирают. Хоронят вбив кол в сердце, так, чтоб он торчал наружу. Когда в вик прибудет следующий монах, колья вытащат, в отверстия нальют святой воды и прочитают отходную молитву.
Ведьма пораженно замолчала.
Тропа, уводящая прочь из торгового города, тянулась вдоль морской косы, сквозь побитую ночным морозом траву. Серое небо, затянутое тучами. Серая земля, расцвеченная почерневшей зеленью…
Серые холодные волны неспешно лизали прибрежный песок.
Холодный ветер рвал плащи, норовя сдернуть их с плеч.
Кони медленно ступали по промерзшей траве, фыркая и поводя ушами.
Внезапно, диса, ехавшая чуть поодаль от спутников, ойкнула и отвернулась. Гейдрид прищурилась, пытаясь разглядеть, что же могло напугать девчонку.
Там, где дерн сходился с песком, виднелись вымытые набегавшей водой кости.
Сейдкона зло зашипела, шумно втянув воздух через зубы.
Здесь, у самой кромки воды обычно хоронили преступников и изгнанников. Тех, кто уже никогда не сможет вернуться в родные фьорды. Тех, кому навсегда заказан путь домой.
– Альв будет похоронен как полагается, – тихо прошептала Гейдрид, склонив голову. Она не позволит, чтоб он окончил свой путь так же, как этот воин, безымянный, неизвестный, погребенный без меча в руке и без надежды попасть в чертоги Вератюра…
Альв Неквисон получит возможность вернуться во фьорды.
– Что ты там бормочешь, ведьма? – насмешливо поинтересовался Тенгиль,
Услышал ведь, что она сказала, понял. А не спросить не мог. Верно, поиздеваться хотел.
– Слова сейда вспоминаю. Думаю, проклинать тебя или не стоит.
– А меня- то за что? – фыркнул он, заломив рассеченную бровь.
– Деньги последние забрал. Мог сам коня для моей ученицы купить.
Воин фыркнул:
– Может вернемся? Пони хозяину возвратим, ученица пешком за конями побежит. Если ей никто голову не отрубит. Как нелюди.
Придумать достойный ответ Фритьофдоттир не успела: упомянутая нелюдь вдруг взвизгнула – громко и пронзительно:
– Смотрите! Смотрите! Там…
Далеко в море бушевал огромный смерч. Тенгиль не мог бы сказать, когда он возник – только что, казалось, еще ничего не было, а уже сейчас огромная воронка вытянулась от воды до самых небес, извиваясь и кланяясь гигантским коромыслом, обратно, к морю, словно застывая сотканной из воды радугой.
– Что за?.. – тихо выдохнул Неквисон, не отводя пораженного взгляда от воды. – Их же здесь отродясь не было! Холодно слишком!
Вихрь будто услышал его. Застыл мелкой водяной моросью где- то вдали, на горизонте, а затем осыпался дождем.
– Поехали, – хрипло обронил Тенгиль. – Если оно повторится, нам лучше быть как можно дальше.
– Но что это? Что это было? – несмело звякнул голос дисы. – Откуда оно могло взяться?
Воин словно и не услышал ее вопроса, лишь коня пришпорил. А Гейдрид… Гейдрид вдруг отчетливо вспомнила шторм, бушевавший еще вчера и чудом не затопивший корабль Свантенсона… Неужели кто- то действительно стремится причинить вред именно им?
Но что это за коромысло из водяного вихря было? Как оно могло проявиться и почему разрушилось? И главное, зачем его создавали, если оба конца его были слишком далеко от берега?
Ответов не было ни на один вопрос.
…Ехали путешественники весь день. Дорога постепенно отдалилась от берега моря, уводя всадников вглубь материка.
– Нам долго ехать? – осторожно поинтересовалась диса, разжигая на привале костер.
Тенгиль смерил ее долгим взглядом, словно размышляя достойна ли она ответа и, когда Аудню уже и не надеялась ничего услышать, неторопливо сообщил:
– Через три – четыре дня выедем к реке. Вверх по течению и там небольшой городок будет, – помолчал и добавил: – Впрочем, тебя, нелюдь, никто не держит. Можешь идти на все четыре стороны… Земля большая, куда- нибудь да придешь.
– Не командуй моею ученицей! – вспыхнула Гейдрид.
Неквисон покосился на нее:
– Для ученицы она слишком самостоятельная. Да я и не слышал, чтоб добрых соседей действительно брали в ученики. Или есть другая цель? – в голосе проскользнули нотки издевки.
Ответ он знал не хуже самой сейдконы.
Ведьма отвернулась, делая вид, что проверяет седельную сумку, и даже спиною чувствуя взгляд Тенгиля. Наконец, поняв, что дальше молчание длиться не может, Фритьофдоттир извлекла длинную тонкую веревку и принялась на ней вязать узлы, примерно на растоянии квартера один от другого.
– Что ты делаешь? – удивленно нахмурился Тенгиль.
– Защиту на ночь готовлю, – отмахнулась ведьма. Благо, и тема разговора поменялась.
– Зачем? Я могу охранять…
– Всю ночь не спать?! – фыркнула Фритьофдоттир, продолжая вязать узлы.
По губам воина скользнула плутовская улыбка:
– Ну, если ты хочешь, женщина, можно и всю ночь. Я смогу.
Гейдрид задохнулась от возмущения, даже со счета сбилась. Подняла гневный взгляд на воина.
– Что? – удивленно заломил бровь он. – В чем дело? Что случилось?
– Ничего, – зло буркнула сейдкона, опустив глаза к веревке.
Закончила вязать узлы, и обойдя скромный бивуак, разложила конопляную бечеву, замыкая круг. Вынула из кошеля руну опоры и спрятала ее под нити, закрывая дорогу злу.
Опустившись на колени рядом с импровизированной границей, ведьма осторожно коснулась ладонью веревки и, закрыв глаза, тихонько забормотала:
– Ставлю границу, запираю дорогу…
Старинные слова древнего заклятья – сейда тяжелыми камнями падали вниз, укрепляя создаваемый Гейдрид рубеж.
– …Закрываю замок, запираю засовы…
Солнце почти скрылось за горизонтом. Воздух над оставленной на земле веревкой дрожал, как над лежбищем зверя.
– …Ключ прячу в сердце, ставни закрыты…
По глазам ударила резкая вспышка золотого света… Веревка истаяла.
Сейдкона с трудом встала, оглянулась на Тенгиля:
– До утра защита выдержит, злого человека или зверя не пропустит.
Воин прищурился:
– Неплохо.
Гейдрид выдавила улыбку:
– Жаль только, хватит ее лишь до рассвета. С первыми лучами солнца, все кончится… Только и останется – веревку забрать, да на следующую ночь выложить.
***
Проблемы начались к исходу третьего дня, когда до города – Неквисон наконец соизволил сказать, что он называется Келльнаншпрее – оставалось всего ничего, полдня пути – и будешь там.
Костер, разведенный дисой, плевался искрами и выбрасывал в темное небо языки пламени. Продрогшая и уставшая за день Гейдрид пододвинулась поближе к огню, задумчиво вглядываясь в его глубину.
Алые вспышки, извиваясь змеями, расцвечивали сизую ночь.
За прошедшие дни путешественники проехали больше двенадцати ландсмиль – огромное расстояние, как не крути. Болело все тело. Шитый камнями плащ давил на плечи, а лежавший подле ног посох, увенчанный птичьим черепом еще днем казался слишком тяжелым для руки…
Языки пламени – теплого, согревающего, родного – казались живыми существами: протяни руку и коснешься сухой шкуры пляшущих в них зверей, похожих на… На кого?
Гейдрид всмотрелась, пытаясь уловить ускользающий образ. Глупо надеяться, что в огне кого- то увидишь, но от усталости чуть кружилась голова и чтоб хоть как- то отвлечься от этого неприятного ощущения, оставлявшего привкус металла на языке, сейдкона прищурилась, изучая рвущиеся к небесам языки пламени. Те кружились и извивались, сплетаясь в сотканные из огня фигуры. Казалось, протяни руку, и на ладонь тебе приземлится птица, чьи крылья способны обжечь…
Гейдрид подалась вперед, чувствуя, как у нее перехватывает дыхание, а меж нею и костром словно протягиваются невидимые нити, с каждым мигом становящиеся все реальнее, все горячее… И птаха, что бьется в огне, уже крутит головой, рассматривая окружающий мир, уже обретает плоть и кровь…
Ведьме вцепились в плечо, резко дернули в сторону, разрывая установившуюся связь, и птица, что уже почти вылетела из костра, пронзительно вскрикнув – так, что, наверное, услышали все окрест – осыпалась пеплом на угли, на которые уже через мгновение упал тяжелый плащ, гася дарящий тепло огонь.
– Цела?! – выдохнул Тенгиль, не отводя напряженного взгляда от Гейдрид – он что- то все пытался высмотреть в ее глазах, ведьма никак не могла понять, что именно.
– Кажется, да, – потрясенно прошептала она, с трудом фокусируя взгляд на лице воина. – Что… Что это было?
Во внезапно наступившей темноте и не разобрать ничего было.
Он отвернулся, отодвинулся от нее – сейдкона скорее почувствовала его движение, чем увидела:
– Дух огненный. Я слышал о подобном, но думал, это на востоке, до нас еще не добралось…
– Дух? – у сейдконы перехватывало дыхание и звенело в ушах. А еще все время казалось, что по коже огонь продирает.
Где- то рядом всхлипнула диса:
– Дух. Огненный. Это из- за них нас изгонять стали, для них дорогу открывали.
– Н- но… Что произошло? – вопрос прозвучал в пустоту, ответа ведьма и не ждала, но ночь вдруг усмехнулась голосом Тенгиля:
– В огонь ты слишком долго смотрела. Дух вселиться в тебя мог… Уже и до нас добрались. К исходу месяца, наверное, во фьордах тоже нельзя будет на пламя глядеть…
– Но… Как же жить?! Как огонь разжигать?! Как еду готовить?! – не выдержала ведьма. – Что делать?!
– Спать ложиться, – фыркнула темнота насмешливым голосом. – Утром решим, как дальше жить.
Успокаивать сейдкону, Тенгиль, похоже, не собирался…
…Несмотря на спальный мешок, за ночь Гейдрид продрогла до костей. Встала, едва небо только начало розоветь, привычно смотала и убрала в седельную сумку вновь проявившуюся веревку с узлами, оставленную до того, как ведьма встретилась с огненным духом и, попыталась собраться с мыслями.
Получалось плохо.
Даже не так. Получалась просто отвратительно.
Девятнадцать лет.
Гейдрид прожила на этом свете девятнадцать лет. В четыре года ее отдали на воспитание тетке Эриннборг – и молодая сейдкона больше никогда не видела родных: слишком уж долог был путь от Согне- фьорда до Уфут- фьода, возле которого жила ее мать.
Гейдрид пела сейд и резала руны. Училась смотреть глазами птиц и менять погоду… Предсказывать будущее ей никогда не удавалось.
А теперь она не могла понять и своего прошлого.
Огненные духи.
Существа, способные вселиться в человека, если долго смотреть в огонь.
Как вообще такое может быть?!
Может, вчера и не было ничего? Может, все это лишь сон?
Но головни недогоревшего костра говорили об обратном…
***
Обнесенный частоколом приграничный горок ощетинившимся ежом встретил путешественников.
Селение не походило ни на одно из тех, где до этого бывала Гейдрид. За свою жизнь ведьма как- то привыкла к тому, что хутора раскиданы на большом расстоянии друг от друга – даже Хедебю, состоявшее из нескольких хозяйств было нетипичным, а если что и состоит из нескольких строений – так это одна усадьба, одно хозяйство, связанное по роду и по крови. Нет, был еще, конечно, Тримстад, но он был виком, торговым городом. Да и строился он все теми же длинными домами, как и привычные хутора во фьордах.
Здесь же было множество дворов, которые, по сути, занимали те же земли, которые в Скании могли принадлежать полусотне хуторов. Узкие мощенные улицы лучами сходились к центру. Где- то впереди, меж крыш домов виднелся шпиль колокольни – похоже, здешние жители полностью встали под руку новому богу. Или они уже пришли на берега этой реки с верой в него?
Задумываться об этом сейдконе не хотелось.
Тенгиль уверенно ехал вперед, легко ориентируясь в переплетении узких улочек.
– Часто здесь бывал? – не выдержала ведьма,
Неквисон бросил на нее насмешливый взгляд:
– Странно, да? Что мне делать в приграничном городе? Я же из Хедебю никогда не выезжал.
Гейдрид вспыхнула:
– Я серьезно спрашиваю! Мне просто интересно стало!
Диса участия в разговоре не принимала: согнулась, скорчилась в седле, низко надвинув капюшон синего плаща на глаза.
– Глупый вопрос, женщина, ты не находишь? – фыркнул Неквисон. – Я хожу в викинг с двенадцати лет. Даже в Исфахане был.
– Это за морем? – тихо звякнул голос Аудню.
Сейдкона оглянулась. Диса даже голову не подняла. Ехала, уткнувшись взглядом в гриву своего пони и даже не глядя по сторонам.
– За морем, – согласился Тенгиль. – Очень далеко за морем, где водятся водяные драконы – скримслы…
– А что еще там?
Ведьма удивленно покосилась на ученицу – что- то та стала слишком разговорчивой.
– А еще оттуда пришел Единый с братом, – хмыкнул Неквисон, и диса, вздрогнув, замолчала, еще сильнее сгорбившись, пытаясь стать незаметнее.
…В отличие от Тримстада здешний постоялый двор был обозначен вывеской – над дверью на старых поржавевших цепях закрепили кусок доски, на которой была нарисована кружка пива с угрожающей сползти через край шапкой пены, а рядом – нечто, напоминающее кровать.
Кажется, это означало возможность поесть и переночевать.
Гейдрид вслед за Тенгилем перешагнула порог и испуганно охнув отступила: солому, устилавшую пол, в последний раз меняли, наверно, с год назад – она уже вся успела сопреть, а залитые жирными подливами столы не то, что никогда не протирались, их даже ножами никогда не пытались отскоблить.
– В чем дело? – оглянулся Неквисон.
– Здесь… Грязно… – с трудом выдохнула ведьма, зажимая рот рукою.
Тенгиль Гадюка пожал плечами:
– Не нравится, можешь проехать вверх по улице, остановиться переночевать при храме. Там с радостью примут и тебя, и твою ученицу. Особенно ее.
Ведьма зло сжала губы и направилась к ближайшему свободному столу. Тяжелый посох, увенчанный птичьим черепом, оставлял в полу круглые отверстия и Тенгиль, проследивший за сейдконой взглядом, вдруг поймал себя на глупом желании – пройтись вслед за нею так, чтоб при шаге прикрыть дыру сапогом. Поймал, устыдился этой мальчишечьей затеи и отвернулся, выискивая взглядом хозяина заведения.
Народу сегодня было мало. То ли постоялый двор перестал пользоваться популярностью, то ли не время еще было.
– Ну и где этого сына тролля носит? – не выдержал Тенгиль.
Хозяин постоялого двора, Берси Длинноногий, шагнул из- за двери, ведущей вглубь дома, и расплылся в улыбке:
– Гадюка! Старый приятель! Какими судьбами?
Неквисон скривился:
– Море принесло. Накормишь?
– Для тебя последнее выскребу!
– Я не один, – Тенгиль мотнул головой в сторону стола, занятого Гейдрид и Аутню.
И если сейдкона, усевшаяся на тяжелую дубовую лавку, приосанилась, вытянулась в струну, словно и не давил на плечи тяжелый плащ, расшитый камнями, то ученица ее, наоборот, сжалась в комок, уперлась взглядом в изрезанную ножами столешницу – словно старалась стать меньше и незаметнее.
Берси, только заметивший спутниц Неквисона, помрачнел, метнул на них косой взгляд и тихо буркнул:
– Зря ты сюда их притащил.
– С каких пор ты не привечаешь женщин? – фыркнул Тенгиль. Шрам, располосовавший бровь, дернулся вверх.
– Разве это женщины, – вздохнул Длинноногий. – Ты на их одежду посмотри. Это ж ведьмы. А у нас не ваши дикие фьорды… – он запнулся на полуслове, замолчал, словно хотел услышать ответ от Неквисона, так и не дождался и продолжил, тихо и сбивчиво: – Скажи спасибо, что за дверь не выгоняю.
Воин дернул уголком рта:
– Спасибо. Век благодарен буду.
Длинноногий хмыкнул, и, вытащив из кошеля медную монету, задумчиво царапнул ребром грязную столешницу:
– Ну, век – не век… Месяц хотя бы…
Намек был понятен даже дураку:
– Половины марки на благодарность хватит?
Берси сгреб протянутый Тенгилем кусок серебра:
– Я на четверть рассчитывал!
– Вернешь разницу?
Хозяин постоялого двора осклабился:
– Лучше бесплатный совет дам.
– Бесплатный?
– Серебро в счет оплаты за постой и ужина. Значит, бесплатный… Девочек своих переодень. Я- то на все глаза закрою, а вглубь города пойдешь, кто- нибудь да заинтересуется. Даже если не посохом, так плащом с камушками. Хорошо блестит.
Тенгиль покосился на ведьму. Об этом он совершенно не думал. Воин даже как- то по- другому посмотрел на своих спутниц. Это во фьордах плащ, шитый полудрагоценными камнями да посох с перчатками – знак статуса, а здесь… Две женщины в сопровождении одного мужчины. Явно не из бедных. Камни на плаще блестят, дорогие. Спороть, да по одному продать – до смерти безбедно проживешь, да еще и детям с внуками останется.
– Что молчишь? – хмыкнул Берси, глядя на вытянувшееся лицо Тенгиля. – Стоит мой бесплатный совет половины марки?
Воин медленно кивнул:
– Дороже стоит.
– Доплатишь?
– В следующий раз.
– Разорюсь я с вами, северными варварами, – вздохнул Берси. Правда, во вздохе звучал смех.
Тенгиль пожал плечами:
– Можно подумать, сам давно из Скании уехал.
– Да посчитай, лет пять уже…
Пустая болтовня начала надоедать Тенгилю, но оставался еще один вопрос, который, пожалуй, стоило задать первым, а не ждать:
– С огнем давно проблемы?
Хозяин постоялого двора помрачнел, оглянулся на пышущий жаром камин, жерло которого было закрыто тяжелой металлической ставней:
– С полгода как. И говорят, эта зараза дальше ползет, – Тенгиль только сейчас заметил, что Берси держил левую руку как- то неуклюже, чуть отставив в сторону… Как будто она у него обожжена.
– На западном побережье пока нет. Я недавно из викинга вернулся.
– Из Дертоно – Лации идет, – кивнул Длинноногий. – Я слышал, там такое…
– Про Лацию и речи нет, – отмахнулся Тенгиль. – Я еще с моим полурожденным братцем там был, видел, какая пакость там творится… Ты про него, кстати, не слышал?
– Про Альва? Он года два назад здесь был, потом на юг подался… Говорил, то ли в Утрехтское герцогство попробует податься, то ли в Борнское… Не помню точно… А что? Никак ищешь его?
– Соскучился, – фыркнул Тенгиль.
Пока они разговаривали, постоялый двор постепенно наполнялся людьми. После того, как Длинноногому пришлось третий раз отвлечься на нового посетителя, Тенгиль понял, что разговор пора заканчивать:
– Накормишь? – напомнил он.
Берси кивнул:
– Спать где ляжешь? Комнату наверху дать или в общем зале?
Неквисон покосился на закрытый створкой камин. Он бы предпочел остаться внизу – и теплее будет, и спокойнее… Но, поскольку сейчас с ним были женщины…
Воин вздохнул:
– Давай комнату.
Наверху оказалось ненамного лучше общего зала. Грязный пол, несколько небрежно брошенных тюфяков, затянутые пленкой бычьего пузыря окна…
Сейдкона оглянулась вокруг и вздохнула:
– Нам точно больше негде переночевать?
Неквисон пожал плечами:
– Я уже говорил – храм. Не забудь только, когда на постой проситься будешь, сказать, кто ты.
Аудню, прислушивавшаяся к разговору, зябко передернула плечами, и опустилась на матрас – она явно не была расположена идти к монахам.
– Неужели нет других постоялых дворов? – не выдержала ведьма. – Этот город такой огромный… Сколько здесь людей живет? Не меньше тысячи?
– Да около пяти, говорят, – ухмыльнулся Тенгиль.
Сейдкона пораженно уставилась на него. Она такое количество народа только на Альтинге и видела:
– И они все здесь?! В этом городе?!
Воин пожал плечами:
– Это приграничье. В столице – около сорока тысяч.
– И здесь больше негде переночевать, кроме храма?! Нет ни одного постоялого двора?!
– Есть, – равнодушно кивнул ее собеседник. – Но, когда тебе во сне там перережут глотку, жаловаться ко мне не приходи.
– Я могу поставить защиту! Такую же, как в походе! – возмутилась Гейдрид.
Из глубины комнаты послышалось тихое всхлипывание. Собеседники оглянулись – Аудню заснула сидя, привалившись плечом к стене и что- то чуть слышно бормоча себе под нос…
– Разбудить? – вкрадчиво поинтересовался Неквисон. – Пойдешь другой дом искать?
– Здесь останусь, – огрызнулась ведьма.
***
Поутру Неквисон ушел в город, строго предупредив ведьму с ученицей, чтобы они не покидали постоялого двора – меньше всего воину сейчас хотелось выручать женщин из беды. Аудню молча выслушала просьбу – приказ, никак не отреагировав на слова Тенгиля, а вот Фритьофдоттир возмутилась:
– Я хочу найти Альва! А если он здесь?!
– Я обязательно спрошу, где он, – вздохнул Тенгиль.
– А внизу ты не спрашивал?
Воин пожал плечами:
– Внизу его нет. Нет, ну может я уже, конечно, его не узнал…
Сейдкона захлебнулась от его лицемерия – как можно забыть облик брата?!
Неквисон прочел возмущение в ее глазах и фыркнул: то ли посмеялся над Гейдрид, то ли счел свои недавние слова забавной шуткой.
…Стоило за ним закрыться двери, как Аудню, до этого сидевшая, уставившись пустым взглядом в стену, вскочила с матраса.
Накинула на плечи плащ, сколола его аграфом и поспешила к выходу.
– Ты куда?! – не выдержала ведьма. Конечно, ей и самой хотелось нарушить указание Тенгиля – и вообще, кто он такой, чтоб ей приказывать?! – но стоило только представить, сколько в этом пограничном городе живет людей, и становилось понятно, что заблудишься раньше, чем найдешь хоть что- то.
– Скоро вернусь, – обронила диса и выскользнула за дверь раньше, чем Гейдрид успела еще хоть слово сказать.
…Тенгиль вернулся уже после полудня. Принес тяжелую кису, бросил ее на пол, оглянулся по сторонам:
– А где твоя ученица?
– Не знаю, – нервно откликнулась ведьма. Фритьофдоттир уже и сама начала переживать. Зря она ее отпустила. В прошлый раз поход дисы к курганам только чудом ничем плохим не закончился – но тогда рядом был Тенгиль, а сейчас…
– Я же говорил, никуда не уходить!
– Я ей не сторож!
– Так твоя же ученица? – насмешливо фыркнул воин, и ведьма поспешно прикусила язык. Конечно, Неквисон и так понял, зачем сейдкона тащит с собой дису, но лучше бы он перестал об этом напоминать!
– Не вернется до утра – уедем без нее, – сухо сообщил Тенгиль, опускаясь на колени рядом с сумою и развязывая ее.
Вытащил из кисы шерстяной плащ, крашенный в синий цвет, протянул его ведьме:
– Держи, накинешь вместо своего.
Сейдкона недоумевающе уставилась на него:
– Зачем?!
– Твой слишком приметный, – пожал плечами Неквисон. – Ученица твоя, еще ладно, в таком наряде многие ходят, а на твой плащ позариться могут. С посохом тоже надо что- то сделать…
Гейдрид, уже подхватившая теплую ткань, отдернулась в сторону, словно гадюку увидела:
– Я с ним не расстанусь! Его тетка Эриннборг принесла, до того, как ее добрые соседи в горы забрали!
Воин вздохнул, попытался воззвать к ее разуму:
– Здесь не фьорды. Даже у нас уже признали вне закона нелюдей. Скоро и сейдом заниматься нельзя будет… А все законы – отсюда, к нам на север идут. Даже здесь на тебя могут косо смотреть, а поедем дальше, вглубь, там и вовсе скажут, что ты против Единого идешь.
– Может, ты мне еще предложишь штаны надеть? – не выдержала ведьма.
Пусть она и не была судьей на тинге, но основы законов знала: коли женщина обряжается в мужское платье, супруг, как узнает, может потребовать расторжения брака.
Тенгиль усмехнулся:
– Когда я возьму тебя в жены, это причиной для развода не будет. Обещаю.
– Если, – сухо поправила его ведьма.
Воин только шире улыбнулся:
– Когда.
Чуть слышно скрипнула дверь: диса перешагнула порог. Сейдкона, облегченно вздохнув – не придется нелюдь искать! – повернула голову и охнула: лицо ученицы было перепачкано грязью, плащ она где- то потеряла, а в глазах Аудню плескался страх…
…Выйдя утром с постоялого двора, ученица ведьмы направилась к храму Единого. Дорога сама ложилась под ноги. Узкие улочки петляли меж домами, грязь на дороге заляпала сапоги, а диса все спешила вперед. Казалось, что–то звало, что- то тянуло ее вперед. Она и сама не могла объяснить, что заставило выйти ее из постоялого двора. Казалось, тихий, едва слышный голос шепчет на ухо: «Пойдем!», зовет за собой, требует бежать вперед…
Конечно, так бывало возле капищ – Вератюр и Вингнир часто звали добрых соседей в свои дома – но здесь- то нет старых богов! Местные поклоняются Единому!
Пару раз диса поймала на себе изучающие взгляды. Аудню вздрагивала, приглаживала волосы, стараясь, чтоб из- под прядей не выглянул случайно краешек острого уха.
Подол сарафана уже заляпался грязью. Каймовая вышивка лентой ободралась и неопрятным хвостом волочилась сзади – диса успела несколько раз наступить на нее. Настроение, и без того не особо радостное, с каждым мигом все сильнее ухудшалось.
Самым противным было то, что ученица ведьмы и сама толком не могла бы объяснить, что выгнало ее с постоялого двора. Глупо рассчитывать, что здесь, в городе находящемся под рукою Единого, откликнется кто- то из старых богов…
Понимая это диса несколько раз пыталась свернуть на боковую улочку, надеясь, что наваждение, зовущее ее к центру, пройдет, но стоило только сделать шаг в сторону, как в ушах противно начинало звенеть – боги, порой, бывают очень настойчивы.
Был в этом городе и еще один недостаток – большинство домов было затянуто синей сеткой – прозрачной, невидимой глазу, но ощущаемой внутренним зрением. Эти странные неводы поднимались от земли, опутывали здания, плотной пеленой скрывали двери и окна… В первый момент, заметив это непонятное переплетение краем глаза, диса решила, что ей показалось – тем более, что над постоялым двором ничего подобного не было – но, чем глубже в городок продвигалась Аудню, тем чаще она замечала эти сети.
Дома перед главной площадью были опутаны даже не сетью, а какой- то тканью – толстой, пульсирующей лиловым цветом, струящейся и дрожащей под порывами ветерка.
Построенный на месте старого капища Храм Единого и вовсе был невиден под этим покрывалом. Пелена, окутывающая высокое строение, пульсировала ядовитым синим светом, и, даже зажмурившись, нельзя было укрыться от него. Диса попыталась прикрыть лицо ладонями, надеясь, что никто не заметит ее жеста, но свет, казалось, пронзал все преграды и противными пушистыми ворсинками щекотал кожу изнутри. А над всем этим горел странный символ – спираль, перечеркнутая короткой линией, соединяющей начало и конец.
Аудню тихо всхлипнула, чувствуя, что еще чуть- чуть – и она не выдержит: закричит, заплачет, упадет…
Впереди и сбоку что- то мелькнуло: словно эта мерзкая синяя пелена вдруг качнулась влево, открыв на несколько мгновений проход.
Диса вздрогнула, отвела руки от лица, прищурилась, пытаясь разглядеть, что это было – благо, никто из местных жителей не обратил внимания на ее жест, решив, видно, что она прикрыла глаза от благоговения.
По площади прошел, чуть подволакивая левую ногу, монах в серой рясе. Остановился подле неприметной узкой дверки, распахнул ее и прошмыгнул внутрь – синяя пелена колыхнулась из стороны в сторону, и диса только сейчас поняла, что над дверной створкой невидимого покрывала нет.
Не думая уже ни о чем, надеясь только укрыться от этого лилового света, выжигающего все в голове, Аудню рванулась вперед, схватилась за дверную ручку, и, потянув ее на себя, проскользнула вслед за монахом внутрь храма.
Здесь надоедливое сияние было чуть послабее, лилось лишь из- за спины, и диса смогла позволить себе проморгаться.
К счастью, монах, вслед за которым она прошмыгнула внутрь храма, уже ушел, так что можно было оглядеться по сторонам.
Узкий коридор, у самого потолка светящиеся ровным зеленоватым светом шары – странная, не знакомая магия, но по крайней мере, от нее не болела и не кружилась голова, – на полу – свежая солома.
В храме Единого, зов, приведший Аудню внутрь здания, стал чуть тише, но дисе все равно казалось – прикрой глаза, прислушайся, и вновь услышишь: «Иди сюда! Поспеши!»
Ученица ведьмы вздохнула и осторожно пошла вперед.
Пол шел под небольшим наклоном, коридор вилял то вправо, то влево – видно, он уже ушел под землю и сейчас следовал по старинным катакомбам.
