– Ну я не такая уж хулиганка, – рассмеялась я. – Это у меня подруга есть, Риган, которая до самого эскалатора добегала…
Иваныч ничего не ответил на мою болтовню и принялся хмуро копаться в карманах. Поезд тем временем встал и открыл двери на мрачную, почти черную станцию. Я очень смутно различила ряды огромных круглых колонн.
– Не выходить, – Иваныч сурово дернул меня за руку, будто я убегала. – Это Закрытый лес. Плохо, что мы вообще тут остановились, но, будем надеяться, никто не войдет… Черт. Сиди, не вставай, – он вскочил и кинулся к дверям.
Я расширила глаза, пытаясь понять, что так напугало Иваныча. Поезд все стоял, на станции было темно, и я ничего не увидела, зато услышала. Жуткий звук, похожий на ровное, монотонное, тягучее пение, разнесся под темными сводами. Некто, издающий этот звук, явно приближался к нашему вагону. Поезд не трогался с места. Я в оцепенении уставилась на Иваныча. Тот, оказывается, все это время бегал от дверей к дверям в нашем вагоне, прилепляя на них маленькие круглые приборчики. Достав из кармана плоский пульт, он нажал что-то на нем. Круглые приборчики замигали зелеными лампочками, и двери нашего вагона со скрежетом, будто сопротивляясь, медленно закрылись. Ужасное пение перестало быть слышно, но поезд не тронулся.
– Не трясись, – коротко ободрил меня Иваныч, снова усаживаясь рядом. – В нашем вагоне двери я заблокировал, постоим и поедем.
– А кто там был?
– А мало ли кто. Не вдумывайся. Много их там, в лесу, всяких…
Иваныч отвернулся. Поезд, наконец, потихоньку тронулся и въехал с мрачной станции в более-менее светлый тоннель. Я сидела молча и, несмотря на запрет, вдумывалась, кто же все-таки пел…
Поезд снова остановился. В его окно я увидела ажурные тени, падающие на освещенный солнцем каменный пол, а в форточку влетел запах цветов и зелени.
– Выходим, – Иваныч пультом разблокировал двери, которые тут же распахнулись, и быстро собрал приборчики.
Я осторожно вышла и огляделась.
Оказывается, станция была все-таки подземная и довольно глубокая, но в ее высоком потолке было несколько больших дыр, сквозь которые виднелось синее небо. Между плитами пола пробивалась трава, а рельсы, ведущие в обратную сторону, заросли толстыми деревьями. Конца у станции я не разглядела: она уходила вдаль, кажется, делясь на несколько проходов.
– Ну вот, – сказал Иваныч. – Станция Агул.
– Как же мы уедем обратно? Тут же все заросло.
– Вот именно, что обратный поезд не здесь ходит. А нам с тобой надо составить инструкции и расписание. Пошли.
– А если он сегодня вообще не пойдет?! – я представила, как будет волноваться за меня Нараск.
Иваныч недовольно буркнул:
– Да тихо ты. Техническим проходом поедем, хоть он тут и не очень хороший. Но мы-то хоть как доберемся, а обычные пассажиры так корячиться не будут.
Он зашагал вперед, я – за ним. Станция Агул оказалась гораздо больше, чем я думала. В конце она перешла в сложную систему арок и лестниц. Иваныч объяснил, что какая-то из лестниц ведет к мосту под потолком, где и должен проходить поезд обратно. Мы принялись плутать, поднимаясь все выше под потолок станции. Где-то совсем рядом протутукал поезд, и Иваныч, наконец, вычислил нужную лестницу. Еле вскарабкавшись по ней, мы попали на узкий, огороженный перилами, перрон. Перед нами блестели рельсы. Иваныч, отдуваясь и держась за сердце, плюхнулся на пол, протянул мне блокнот и велел:
– Рисуй схему, как сюда подниматься. А то сейчас забудем все в этой путанице.
Я послушно принялась за рисование. Этому нас учили, схема получилась четкой и красивой, но тут снова раздалось тутуканье и на нас упал свет сильных фар. Мимо промчался поезд. Казалось, останавливаться он не собирался, и только когда его последний вагон миновал перрон, принялся тормозить.
– Чтоб тебя, – пропыхтел Иваныч, вскакивая. – Побежали за ним, надо отметить место!
Мы рванули вперед, как будто на соревнованиях. Нормальный перрон кончился, осталась просто железная поверхность моста рядом с рельсами. Едва мы с грохотом добежали по ней до последнего вагона, поезд злорадно тронулся и умчался.
– Уф, – выдохнул Иваныч. – Давай, Ятя, поставь эту штуку возле рельсов, – он протянул мне мигалку, на которой вращались два плавающих белых огонька. – Вот где он встает, поганец. Давай теперь ждать следующего: надо понять интервал.
Следующий поезд никак не приходил, сколько мы ни сидели, хотя где-то что-то регулярно тутукало. Я пообедала бутербродами, которые взяла из дома, Иваныч тоже что-то поел. Потом мы принялись думать, в чем дело, и более внимательно слушать, что и где ездит по станции. Наконец Иваныч предположил, что где-то есть еще один мост, который мы упустили.
Снова началось блуждание по лестницам и аркам, только на этот раз мы больше спускались, чем поднимались. И в какой-то момент, выйдя из крытого деревом переходика, мы очутились на мосту. Как раз в это время на нем остановился поезд и приветливо открыл двери. Я хотела войти, но Иваныч напомнил про временные промежутки и не пустил. Мы опять стали ждать, а поезд принялся не приходить и здесь. Мы поднялись и снова побрели по лестницам…
Кажется, момент, когда мы все-таки сели на обратный поезд, я попросту проспала. Иваныч почти волоком вытащил меня на нашу станцию и поставил на идущий вверх эскалатор.
– Значит, так, – подвел он итог, вставая рядом со мной и мусоля страницы блокнота. – У нас имеется пять мостов, по которым по очереди ходят поезда в нашу сторону. …Ну, по какой очереди: сначала идет пятый, потом – третий, потом четвертый, второй и первый. Промежутки – около десяти минут. Первый останавливается нормально, параллельно перрону, за пятым и третьим надо бежать до значка, четвертый не доезжает до перрона, надо обходить первый вагон, а второй останавливается нормально, но перрона там в принципе нет. Вот все и выяснили. Ты уж иди домой, а я пойду Мирре, нашей начальнице, отчитаюсь.
– Ну хорошо, если я вам не нужна… – я понимала, что меня просто жалеют, но возражать сил не было. – А вы знаете, зачем так сделано? Почему туда ходит один поезд, а обратно – пять? Или это какие-то загадки, вроде нашего моря?
– Я тут, может, не так уж долго работаю, – удивил меня Иваныч – я-то думала, что он проработал в метро всю жизнь. – Но я давно понял, что на самом деле метро устроено рационально. Если тебе сразу непонятно, зачем так сделано, это ничего не значит. Я вот что думаю: Агул – станция пересадочная, и от нее идут пять разных линий, которые вначале все проходят мимо нашей станции, а потом разветвляются.
– Что же там может быть?
– Узнаем. Кто-то же должен эти линии исследовать…
От эскалатора наружу я брела в убеждении, что увижу глубокую ночь, и просто изумилась, когда мне на лицо упали солнечные лучи. Правда, солнце, кажется, немного клонилось к закату. Может быть, это уже не сегодня, а завтра?
– Ятя! – окликнули меня. Я обернулась и увидела, что по склону оврага ко мне спускается муж с охапкой травы в руках. Он улыбнулся:
– Не очень долго пришлось тебя ждать.
– Сколько?
– Ну, сейчас пять вечера.
– А ты что, весь день был тут?
– Нет, но я решил тебя встретить. Мне сказали, что работники метро всегда выходят с пяти до шести. Ты какая-то усталая, Ятенька.
– Еще бы! По-моему, там другое время. Я думала, что совсем ночью выйду…
– Ну пошли домой. Чем вы занимались-то?
– Искали, как ходит обратный поезд со станции Агул. Так интересно, хотя устаешь… Вот бы Риган нашу взять со мной, она бы отвлеклась…
– Попробуй, – серьезно согласился Нараск.
Спросить насчет Риган я решилась только через неделю работы, когда уже немного освоилась в метро и привыкла к Иванычу. Я поняла, что в метро не так опасно, как мне показалось со страху, а мой начальник хоть и ворчливый, но добрый человек.
– …Чего?! Подружку?! – закричал Иваныч на мой робкий вопрос. – Может, ты сюда еще и маму с папой приведешь? Или мужа своего, например?!
Я от неожиданности попятилась и чуть не свалилась в воду: как раз сейчас мы занимались исследованием второй линии, ведущей от станции Агул. На этой станции сильно пахло морем, стены были покрыты пятнами засохшей соли, а между рельсами плескалась вода. Иваныч привычно поймал меня за лямку комбинезона и сказал потише, видимо, смутившись от собственного крика:
– Короче, посторонних не таскать. Мне тебя тут хватает. Поезд едет: иди следи, где он остановится.
Я, вздыхая, пошла: в общем-то, Иваныч был прав, и со мной забот хватало. Я ведь пока что училась и поэтому то и дело попадала впросак. Один раз, обучаясь обращаться с приборчиками блокировки дверей, я установила их и забыла, в какой из тридцати карманов комбинезона сунула пульт. Пришлось нам с ругающимся Иванычем выйти на одну станцию дальше, в каком-то совершенно незнакомом жутковатом месте, похожем на огромный заброшенный цех завода, и, не дождавшись обратного поезда, добираться домой по темному узкому техническому туннелю на крошечной вагонетке. Второй раз на маленькой надземной станции я потеряла в траве блокнот с начерченными схемами и расписанием поездов, и мы искали его до захода солнца. Конечно, когда я вышла из метро в Онсе, все равно было только шесть вечера, но устала я ужасно…
– Что-то поезда долго нет, – задумчиво сказала я Иванычу, глядя на плещущуюся между рельсов воду. – Тут что, тоже дополнительные линии?
– Сама видишь, что нет, – Иваныч красноречиво повел головой: станция была маленькой, даже чуть короче длины поезда, с низким потолком. На стене виднелись неровно написанные черной краской буквы названия: «Омре». Я вопросительно поглядела на начальника:
– Ну что, просто подождем?
– Да, погодим для начала. Рельсы второго пути есть, почему бы поезду не пойти…
Мы уселись рядом на каменные плиты платформы, поджав под себя ноги, достали бутерброды и принялись их жевать, с умеренным нетерпением поглядывая в туннель, не показывается ли обратный поезд. Но кругом, не считая тихого плеска и хлюпанья воды, стояла полная тишина. Так мы сидели, по моему ощущению, очень долго. Я сложила из бутербродной оберточной бумаги кораблик и потихоньку пустила его в воду между рельсами. Иваныч моего хулиганства не заметил: он, хмурясь разглядывал станцию, и наконец сказал:
– Так не пойдет. Давай-ка поищем служебный туннель.
Я послушно встала, и мы пошли вдоль рельсов. По дороге я машинально оглядывала стены и пыталась вспомнить, текла ли по ним вода, когда мы вышли из поезда. Кажется, текла – струйки тонкие, их не сразу видно…
Не в пример другим излишне запутанным станциям, Омре была совсем простой планировки. Служебный туннель должен был ответвляться от основного рядом со сходом в него. Иваныч с громким плеском спрыгнул между рельс и подал мне руку.
– Давай сюда.
Я осторожно слезла. Вода залила мне ноги выше щиколоток, рельсы почти скрывались под ней… Я бросила взгляд на стену и увидела, как тонкие струйки прямо на глазах превращаются в мощные потоки голубоватой воды. Сильно запахло солью и водорослями.
– Иваныч, – начала я. – А это ничего, что…
– Пошли быстрее! – прервал он меня.
Мы в буквальном смысле нырнули в служебный закуток туннеля – вода прибавлялась с ужасной скоростью. Иваныч быстро нажал кнопки разблокировки служебной двери, и та начала отходить в сторону. Я облегченно вздохнула, радуясь, что неприятности позади, и тут меня почти до макушки окатило водой. Из служебного туннеля изверглась целая река. Кашляя, мы попятились под напором воды в основной туннель: мои ботинки стали как гири, комбинезон тянул к земле. Я быстро задрала голову. Станция теперь выглядела, как тонущий корабль. Со стен и с потолка лились потоки, мы уже стояли в воде выше колен.
– Быстро на улицу! Вон выход! – крикнул Иваныч сквозь громкий плеск. С его помощью мне удалось относительно быстро выбраться на платформу, но бежать не получалось у нас обоих – было очень скользко. Иваныч приспособился катиться на подошвах, как на коньках, балансируя одной рукой, а другой таща меня, но мы бы, наверное, не успели, если бы не были уже рядом с каменной лестницей, ведущей наружу. Лестница превратилась в ступенчатый водопад, мы лезли по ней, почти вися на перилах – к счастью, они были крепкими. Когда, наконец, вверху показался дневной свет, я почти не поверила своим глазам: неужели я все-таки выживу и вернусь домой?..
…Со станции мы вышли в теплую волнующуюся воду. Собственно, больше деться было некуда: кругом было море, которое затапливало маленькое здание станции: вода с ревом бежала внутрь. В жарком голубом небе кружили чайки.
– Прилив! – объяснил мне Иваныч, отфыркиваясь. – Потому небось и поезда не было!
– А куда нам?!
– Вон там берег!
Я послушно сделала несколько шагов за начальником и, потеряв дно, поплыла. Вода продолжала подниматься, набегали волны, но, немного сориентировавшись, я тоже увидела линию серо-желтой земли и домики между серебристыми деревьями. Домики эти выглядели приветливо, совсем как в нашем Онсе, и страх меня немного отпустил. К тому же оказалось, что уже можно встать. Мокрые-премокрые, тяжело хлюпая разбухшими ботинками и отжимая рукава, мы с Иванычем вышли на песчаный берег и обернулись. Волны колыхались уже почти вровень с крышей затопленной станции. Я вздохнула:
– И зачем так станции строить? Нам теперь отлива ждать, да?
– Да, и лучше сидеть здесь и никуда не отходить. Не знаю я этих мест. Похоже, здесь другая сторона Закрытого леса…
Солнечный свет сразу показался мне неуютным, а домики – подозрительными. Встреча с Нараском снова отдалилась до нереальности, а как раз сейчас мне не хватало его спокойного ласкового взгляда…
Иваныч, стоящий рядом, скрестив руки на груди, хмуро предупредил:
– Не вздумай тут хлюпать. Работница, тоже мне. Сидела бы дома тогда.
Я отвернулась и молча выжала волосы.
Море потихоньку наступало – прилив продолжался. Мы волей-неволей отошли к домишкам и оказались на узкой деревенской улице. Из одного дома выбежала девочка лет пяти с целой охапкой кукол и побежала вперед. Во дворе соседнего дома совершенно обычная на вид женщина развешивала белье. Я тихонько выдохнула, Иваныч тоже сказал поспокойнее:
– Видишь, обычная деревня, чего ты сразу испугалась? Давай пройдемся, может, обсохнем.
Мы медленно двинулись по улице. Вела она вверх, на холм, который оказался неожиданно крутым, хотя с моря таким не выглядел. На нас никто не обращал особенного внимания: местные жители занимались своими делами, туристы, которые тоже тут попадались, гуляли, как и мы… Плохо было одно: вода, кажется, все прибывала. Я уже понимала, что на этот раз Нараску придется ждать меня действительно долго, но, чтобы отвлечься от этих мыслей, спросила у сидящей на лавочке у забора женщины:
– А не знаете, когда отлив будет?
Та удивленно моргнула черными глазами:
– Да ты что, миленькая, – видишь, только приливает. Завтра, дай бог, отольет… Вы с метро?
– Ага.
– Ну, ночевать вам придется, миленькая. Да у нас много тут людей добрых живет. Пустят.
Сама женщина, судя по всему, к этим «добрым людям» не относилась, потому что нас явно никуда пускать не собиралась. Зевнув, она встала с лавочки и убрела к себе во двор. Иваныч меня успокоил:
– Где заночевать, найдем, до вечера еще много времени…
Мы пошли дальше по улице, которая, поворачивая, забиралась все круче вверх. Иваныч тяжело дышал, я вся взопрела. Периодически мы пытались стучать в калитки стоящих по сторонам домов, но никто, как назло, не отзывался.
В какой-то момент я вдруг заметила, что места вокруг нас стали совсем горными: широкая дорога перешла в узкую тропку, а дома ютились под огромными нависшими скалами. Во дворах рос сухой колючий кустарник и паслись козы…
Ближайший поворот вдруг преградил большой клок густого тумана.
– Это что еще такое? – изумилась я. Иваныч отнял руку от сердца и приставил ее козырьком к глазам.
– Облако, кажется.
– Мы так высоко взобрались?!
– Может, и взобрались, – согласился он. – А может, тут просто облака черт знает где летают. Пошли уж сквозь него… И куда тут все люди подевались! На улице ночевать, что ли…
В облаке было светло, но очень туманно, и я бы точно сошла с тропы, если бы Иваныч предусмотрительно и привычно не ухватил меня за лямку комбинезона. Вынырнув, наконец, из облака, мы дружно охнули и попятились.
Левая сторона деревни исчезла: теперь дома стояли только справа, а по левую руку был жуткий обрыв, и далеко внизу синей стеной волновалось море.
– Вот так шуточки вечно у тутошней природы, – проворчал Иваныч, приходя в себя, и поглядел на меня. – Ну чего, обратно пойдем? Дома-то уже кончились…
– А вон там вроде еще один стоит, – показала я на низкую серую избушку без забора, пристроившуюся под очередной скалой. Окна ее блестели ярко-голубым светом отраженного неба, дверь, вроде бы, была не заперта. Ничего особенного в избушке не было, но почему-то, когда мы подошли ближе, я ощутила странную слабость в коленях и хотела было сказать Иванычу, что я передумала и лучше пойти обратно, но он уже подошел к двери и постучал.
Внутри избушки послышались шаги. Дверь приоткрылась, и на пороге появилась женщина в бордовом платье с накинутой сверху черной кофтой; остроносая, с бесцветными волосами и блекло-голубыми глазами. Она посмотрела не прямо, а как-то сквозь нас, и по ее лицу медленно разошлась улыбка, при виде которой я совершенно точно поняла: сейчас случится что-то жуткое. Но я почему-то не могла ни бежать, ни говорить, будто забыла, как это делается.
– Заходите, – тем временем сказала женщина протяжным, словно отдаленным голосом.
И мы оказались в избе, хотя вроде бы ногами не шевелили. Внутри было одновременно странно и страшно. Я никак не могла разглядеть обстановку, потому что видела одновременно несколько темных комнат, наложенных друг на друга. Иногда та или иная комната делалась более четкой, выезжала вперед, и я замечала очертания огромного черного шкафа, кусок окна или холодные отблески на спинке никелированной кровати…
Вдруг я поняла, что сижу на табуретке, покрытой каким-то жестким ковриком, и говорить все еще не могу. А где Иваныч?!
Только я подумала о нем, как из полутьмы выступила очередная комната, где на той самой никелированной кровати лежал мой начальник. К моему изумлению, он как ни в чем не бывало почитывал книжку и разговаривал с женщиной-хозяйкой, которая, наклоняясь к нему, что-то отвечала своим протяжным голосом, с интонацией, от которой у меня сосало под ложечкой…
Куда мы попали?! Что это за существо?! Неужели такое, как в страшных историях про Закрытый лес, которые рассказывали по вечерам девчонки? Я не вернусь домой?! А как же Нараск?!
Тут я вся собралась, зажмурилась, и вдруг поняла, что говорить, хоть и с трудом, но все-таки могу. Привстав с табуретки, я отчаянно позвала:
– Ива-а-аныч! Что ы… Что-а вы делаете?! Пойдем отсюд…
Я еще не закончила фразу, а передо мной вдруг появился Иваныч собственной персоной.
– Хочешь уйти? – спросил он.
– Конечно! – воскликнула я, не понимая, что с ним, и вцепилась ему в рукав. – Пойдемте! Где дверь?
– Дверь ты не найдешь, – вдруг раздался протяжный голос, и я в ужасе поняла, что держу за рукав не Иваныча, а остроносую женщину-хозяйку. Я отдернула руку и с большим трудом отшатнулась – меня будто что-то держало. Женщина поглядела на меня блекло-голубыми глазами и снова улыбнулась медленной улыбкой.
– Вы отсюда не уйдете, пока я не захочу, хорошая, – пропела она. – Вот он, видишь, доволен. И ты сиди тихо.
– Кто ты такая?! – закричала я.
– Я – Колдунья Марина…
– Да зачем мы тебе?!
– А чтобы мне было весело, – ответила Марина и, засмеявшись, дотронулась до моего плеча. Я поняла, что теперь сижу не на табуретке, а на кровати возле окна, за которым очень смутно, как сквозь густую паутину, видно море. Я опять не могла толком говорить, и меня морозил ужас: липкий, как эта паутина.
Но совсем сдаться не давали настойчивые мысли о муже и друзьях. Если я долго не появлюсь, они будут страшно волноваться! Может быть, удастся все-таки позвать Иваныча?
Я с трудом огляделась и еле-еле различила его в круговерти наслаивающихся комнат. Он по-прежнему лежал на кровати и читал книгу с таким видом, будто ему больше ничего для счастья было не надо. Рядом с ним стояла колдунья Марина, которая пристально поглядела на меня, когда я попыталась позвать начальника.
Подать голос мне удалось, я крикнула довольно громко, но Иваныч моих криков не услышал, будто их и не было. Тогда я пошатываясь, но решительно слезла со своей кровати. Но как только сделала шаг в сторону Иваныча, комната с ним уплыла и растворилась, и на месте нее появилась стена, а у стены – стоящая, скрестив руки, Марина. Я бросилась назад. Иваныч опять появился – теперь всего метрах в двух от меня. Вот только он снова не обращал на меня внимания и даже не поворачивал головы на мои крики… В конце концов я охрипла и, обхватив голову руками, повалилась на кровать.
Прошло, наверное, очень много времени. Мне казалось, что я живу в этой избушке давным-давно и так же давно сошла с ума. Иваныч то пропадал, то появлялся совсем рядом, но, что бы я ни делала, мне никогда не удавалось до него докричаться. Пару раз, когда он вдруг отвечал мне и вставал с кровати, это оказывалась колдунья Марина, которая с ужасным хихиканьем хватала меня за руки холодными липкими пальцами. То же происходило, когда я думала, что нашла выход из избушки: дверь исчезала, и на ее месте возникала колдунья. Зачем она держит нас у себя, Марина так и не сказала, как я ее ни упрашивала, и я, наконец, поняла, что ей просто нравится издеваться над людьми. А может быть, она сумасшедшая…
Прошло еще сколько-то времени, и я перестала пытаться звать Иваныча, который по-прежнему что-то читал или весело беседовал с колдуньей. Но мысли о Нараске все еще не отпускали. Как он будет без меня? Как мне позвать его на помощь?! А вдруг, если бы он оказался здесь, то вел бы себя так же, как Иваныч?! Нет, такого бы я не вынесла…
Занятая этими безнадежными мыслями, я и сама не заметила, как достала из кармана комбинезона блокнот со схемами, написала в нем несколько раз «Нараск, помоги мне», и очнулась только тогда, когда надо мной раздался тягучий голос колдуньи:
– Что это ты делаешь, хорошая? Отдай мне.
Мой блокнот сам по себе оказался у нее в руках.
– Закорючки рисуешь? Ну, рисуй, – вдруг сказала она, выпустила блокнот, который упал ко мне на колени, и исчезла. У меня же впервые за это время возникло другое чувство, кроме ужаса и тоски: а именно, недоумение. В блокноте были вовсе не закорючки, а слова, и у меня аккуратный разборчивый почерк! Неужели… колдунья не умеет читать?!
И тут я вспомнила то, что несколько лет назад мне рассказывала мама. Мы тогда загулялись с какими-то туристками-девчонками и пришли домой поздно. Родители устроили мне головомойку, на которую я обиделась и хотела было убежать плакать в свою комнату, но тут мама, сменив тон, сказала мне:
– Ятенька, ты пойми, мы за тебя беспокоимся.
– Ну чего беспокоиться, если мы просто с туристами погуляли? – шмыгнула носом я.
– Вы гуляли с незнакомыми туристами, а они бывают разными. Есть туристы обычные. А есть такие… Полутуристы. Они живут не у себя и не здесь, а как бы… между. И могут сделать тебе что угодно, потому что они будто бы в бреду – за себя не отвечают. Если увидишь, что турист смотрит как будто сквозь тебя, говорит сам с собой, и особенно, если увидишь, что он не может понять, что нарисовано на картинке, прочесть номер дома или название улицы – беги со всех ног и сразу скажи нам, потому что полутуристов нельзя оставлять свободно бродить по городу!
Помнится, от этого объяснения меня взяла такая жуть, что я потом битый месяц шарахалась от любых, даже знакомых и вменяемых на вид туристов. Потом, поскольку никого похожего на мамино описание я не встречала, это все постепенно забылось. И вот теперь, кажется, мы в плену у полутуристки! Ну конечно, и как я сразу этого не поняла по ее странному имени и голубым глазам!
Теперь, когда я немного разобралась, что к чему, в моих собственных глазах чуть прояснилось. Я увидела, какие из окон и дверей избушки настоящие, и ужаснулась, поняв, что я сижу чуть ли не в самой дальней от двери точке. Потом снова все смешалось, но я быстро начертила то, что запомнила, в виде схемы в блокноте. Теперь у меня появилась цель: пробраться к двери. Вдруг удастся выбежать? Ведь мои записки, даже если я смогу их выбросить в окно, не смогут дойти до Нараска! …А вот Иваныча придется здесь бросить, он почему-то совсем заколдован. Только бы мне удалось сбежать и привести к нему помощь!
Но устроить побег так, чтобы колдунья Марина ничего не заподозрила, было непросто. Наконец я, внутренне содрогаясь, решилась на первый шаг: сверилась со схемой, встала, повернувшись куда надо, и, помахав блокнотом, еле слышно позвала:
– Иваныч! Давай порисуем! Смотри, что я нарисовала!
Как я и думала, передо мной, приняв облик Иваныча, сразу возникла колдунья.
– Что ты нарисовала? – пропела она своим собственным голосом. – Ну что это за каракули, хорошая? Иванычу они ни к чему… – с этими словами она медленно превратилась в саму себя. Я, переглатывая колотящееся сердце, вполне искренне вскрикнула и быстро попятилась к двери избушки. На саму дверь я не оглядывалась. Как мне ни хотелось сделать последний рывок, я дрожащим внутренним голосом уговорила себя сесть и опустилась на знакомую табуретку, покрытую жестким ковриком.
Поскольку я и правда была испугана, колдунья Марина мне поверила и, хихикая, удалилась обратно к Иванычу. Я заставила себя сидеть тихо и изображать, что я совсем потерялась. На самом деле все было наоборот: я даже начала слышать крики чаек за стеной, а потом где-то совсем неподалеку заблеяла коза, и я чуть не заплакала, такой это был привычный и мирный звук, совсем как у нас на окраинах Онса… Я опустила голову, что-то черкая в своем блокноте, и искоса глянула на дверь, нет ли там замка. Его не было! Мне захотелось тут же вскочить, но я понимала, что колдунья Марина может возникнуть передо мной мгновенно. Почти без всякой сознательной мысли и какого-то плана в голове, просто с последней надеждой разбудить начальника, я снова жалобно позвала:
– Иваныч! Я тут! Ну поглядите на меня! Помните, как мы с вами рисовали схему станций в блокноте? Помните, как я вам про мужа рассказывала, про подруг – Аллу, Риган…
Тут я осеклась: Иваныч резко подскочил на кровати, отбросив книгу, и начал дико озираться. Колдунья Марина полетела к нему, вытянув руки – видимо, заколдовывать. А я в этот момент, сама не запомнив как, вскочила с табуретки, подбежала к двери, рванула ее на себя и выскочила на улицу!
Там я кинулась бежать что есть мочи: хорошо, что тропка вела вниз. Я не оглядывалась, крепко прижимала к себе блокнот и хотела бы еще и зажмуриться, но нужно было смотреть под ноги. По мне проезжались то солнечные куски, то густые тени, а вот облака я больше не видела – наверное, оно уже уплыло с тропки куда-то…
Привело меня в себя громкое блеянье коз и скрипучий голос:
– Чего, девушка, на метро торопишься? И правильно, ты давай поскорее, пока отлив-то сильный…
Я быстро подняла взгляд и расширенными глазами уставилась на обычную старушку, которая пасла коз на обочине. Местность уже была не горной, дома стояли по обеим сторонам, впереди виднелось море…
Старушка, вроде бы, ждала, что я ей отвечу, но я боялась даже открыть рот. Мне казалось: как только я поверю, что выбралась, она тут же превратится в колдунью Марину. Поэтому я только помотала головой, еще крепче прижала к себе блокнот и бросилась бежать дальше вниз, увязая ногами в посыпанной песком дороге.
Вскоре этот песок сделался влажным, и я поняла, что бегу по дну отступившего моря. Недалеко от меня виднелась блестящая под жарким солнцем станция метро.
Я ссыпалась вниз по мраморной лестнице, почти не касаясь ступеней и скользя по перилам. Внизу было еще довольно мокро, со стен капало, однако воды между рельсами почти не было. Значит, можно надеяться, что придет обратный поезд!
Поезд пришел минут через пятнадцать, которые я провела зажмурившись и обхватив себя руками за бока. Глаза я открыть боялась, чтобы не увидеть опять двоящуюся избушку, и очень удивилась, услышав гулкое тутуканье прибывающего состава. Значит, я еще на станции!
Поезд остановился головой в тоннеле, но оставил снаружи один вагон, и я успела закочить туда в последний момент перед самым закрытием дверей. В вагоне сидело человек семь туристов и пара местных жителей. Я отошла от них всех подальше, забилась в самый угол, за поручень, и снова зажмурилась.
Как я доехала до своей станции, я не запомнила, потому что старалась ни о чем не думать и готовиться к худшему. По эскалатору, идущему вверх, я, несмотря на его огромную длину, взбежала бегом, и так же бегом пронеслась по коридорам к выходу.
Выскочив в заросший травой овраг под спокойные лучи теплого закатного солнца, я наконец почти поверила, что мне удалось убежать. К тому же, мне навстречу шел муж, как всегда, с охапкой травы в руках. Он поглядел на меня своими ласковыми синими глазами и, сразу же отбросив растения в сторону, спросил с тревогой:
– Что с тобой, Ятенька? Что случилось? Говори.
– Нас держала в плену полутуристка колдунья Марина! На Станции Омре! Самый последний домик в горах! Там остался Иваныч! – одним духом выпалила я, закрыла глаза и протянула руки к мужу.
В них вцепились холодные липкие пальцы.
Я открыла глаза. Вокруг была множащаяся избушка. Передо мной стояла колдунья Марина.
– Думала, что убежала, да, хорошая? – гадко улыбнулась она.
Что было дальше, я не запомнила. Потом поняла, что снова лежу на кровати и равнодушно смотрю в глубину меняющейся комнаты на Иваныча, который опять не обращает на меня ни малейшего внимания. Планировать побег больше не имело смысла, впрочем, как и вообще о чем-то думать. Плакать, пожалуй, тоже не стоило, хотя я было попробовала, но слезы быстро перестали течь. Я закрыла глаза и погрузилась в липкую дремоту.
– Насть… На-стька! – послышался за моей спиной нетерпеливый голос. Я сидела за неудобным занозистым столом, мне хотелось спать, за большим окном аудитории видны были многоэтажные дома на фоне серого зимнего неба. «Какие дома огромные! – подумала я изумленно. – Что это вообще за город?» В то же время мне показалось, что я знаю, как этот город называется, и что я в нем, а не в Онсе, прожила всю жизнь. И я откуда-то знала, что моря здесь нет.
– Настя! – уже свирепо зашипели сзади меня.– Я тебя спрашиваю! Ты меня отметишь или нет на пятой паре?! Ты обещала!
– Что обещала? – неуверенно переспросила я каким-то не своим голосом.