Кристина Грибкова
Фонарик
Глава седьмая. Надежда
Недавно доктор приходил снова. Анна вытирала пыль, как поручила ей Катрина. Дверь в этот раз была приоткрыта, и девочка слышала, о чем говорили мама и доктор.
– Я советовал бы вам нанять сиделку. Вы можете тоже заболеть. За девочку можете не беспокоиться, если она не будет близко подходить к отцу, то будет здорова. А вот вам…
– Нет. Я не оставлю мужа. – услышала Анна твердый, хоть и немного хриплый голос мамы.
Анна знала, кто такая сиделка. Милая женщина, которая будет приходить и ухаживать за ее папой, чтобы он быстрее выздоровел. Но она также знала, что сейчас у них почти нет денег, поэтому сиделке будет нечем платить.
– Если вы заболеете… Сиделку придется все равно нанимать. Девочка не сможет ухаживать за двумя взрослыми, вы же это понимаете? У меня есть на примете одна женщина, хорошая сиделка и берет недорого… Но если нет… ваш муж… Приберегите тогда деньги для него.
Что означали последние слова доктора?
– Благодарю за совет. – ответила сухо Катрина. – Но я сама в состоянии распорядиться нашими средствами. До свидания.
Анна не слышала, что было дальше. Она не успела ничего понять, как дверь комнаты распахнулась, и доктор очень быстро ушел, а Катрина расплакалась. Она подошла к маме и обняла ее.
– Доченька… – протянула Катрина. – Я тебя очень люблю, но лучше тебе отойти от меня. – Прости за это. – она имела в виду слезы.
– Мама, пожалуйста, не плачь! – ответила тихо девочка. – Я сама могу за вами ухаживать, правда!
Катрина улыбнулась.
– Ты моя добрая девочка. Ты все слышала? – тронула дочку за щеку она. – Но доктор прав. Я думаю, что нам правда нужно позвать сиделку. Мне очень стыдно, что я не смогла сдержаться.
– А что он такого сказал?
– Я не смогу тебе объяснить, для меня это очень тяжело. – ответила Катрина и, закашлявшись, закрыла лицо рукой. – Пойди, поиграй с Угольком.
И Анне пришлось оставить маму и уйти.
Ей было очень тяжело это сделать. Девочка привыкла быть всегда рядом со своими родителями, обнимать их, целовать. И они всегда были рядом.
Сегодня не было дождя, и Анна взяв с собой Уголька, вышла на улицу. В горле у нее стоял ком, а потом девочка и сама заплакала, сама не понимая отчего. На сердце было тяжело. Взяв на руки Уголька, обняла его и уткнулась мокрым лицом в его короткую шерсть. Кот терпел несколько секунд, но потом недовольно мяукнул и попытался выскользнуть из объятий хозяйки. Анна не мешкая опустила его. Она подняла глаза к небу, и ее взгляд упал на пыльный фонарик под крышей. Внезапная мысль осенила ее.
«Фонарик! Вот что поможет!»
Она зажжет свечи за маму с папой, и они не будут болеть!
Анна не могла дождаться вечера, чтобы привести свою мысль в исполнение. Как-то ей не пришло в голову, что фонарик можно зажечь раньше, и вообще в любое время. Ей не пришлось долго ждать: сейчас темнело быстро. В сумерки начался дождь, и глухо барабанил по крыше. Было сыро и прохладно. В такую погоду никто по своему желанию на улицу не выйдет, а будет сидеть дома в тепле у камина и мурлыкать под нос какую-нибудь песенку. Но для Анны это было важно. Поэтому девочка раздобыла три свечи из папиной мастерской, спичек, и устремилась на улицу.
Оказавшись под крышей, она потянулась к фонарику, чтобы открыть его створку и поставить туда свечу. Внезапное сверкание молнии и гром испугали ее, Анна выронила свечки в грязь. Сердце гулко стучало в груди. Девочка подняла свечи дрожащей рукой, вытерла с них грязь подолом платья и осторожно зажгла фонарик. Еще один стоял на подоконнике снаружи с западной стороны и один – внутри на востоке. Это были фонарики родителей. А этот стоял на севере, на палке – ее.
Катрина, выплакавшись, закончила домашние дела, и принялась искать дочку, поняв что ее нет дома. Обойдя все комнаты, в том числе и подвал, и не обнаружив ее нигде, она забеспокоилась. Накинув пальто, она вышла на улицу и увидела, как Анна зажигает фонарик. Девочка повернулась на звук и увидела застывшую на пороге маму.
– Мама, для чего его зажигать? – спросила Анна, подойдя к маме.
– А чего бы ты хотела? – спросила ее та в ответ.
– Ничего. – сказала Анна.
Они обе вспомнили этот разговор, и теперь Анна ответила по-другому.
– Я хочу, чтобы вы выздоровели. И папа снова встал с кровати, и чтобы мы вместе… – Анна заплакала, не закончив.
– Вечером мы зажжем все вместе свои фонарики.
Казалось, что больше никогда они вместе не зажгут фонарики.
В глазах Катрины заблестели слезы. Она очень хотела бы обнять свою маленькую девочку, но не могла, чтобы ее не заразить. Катрина опустилась перед ней на колени и сказала негромко:
– Я верю, что твоя молитва будет услышана. – слезы катились по ее щекам, а Анна смотрела на маму и шмыгала носом. – И папа обязательно выздоровеет, и мы все вместе зажжем наши фонарики.
– Когда мы сможем опять обниматься? – спросила, глотая слезы, Анна. Она долго пыталась быть взрослой, но все же на самом деле была ребенком, который очень скучал по своим родителям.
– Скоро, зайчик, скоро. – Катрина сделала паузу и поднялась, протянув руку дочке. – Пойдем в дом. Я тоже зажгу свой фонарик.
Анна не взяла маму за руку, но пошла за ней вслед. И заходя внутрь, оглянулась на фонарик. Он светил, и огонек надежды зажегся и в ее маленьком сердце.
Глава восьмая. Сара
Вскоре Катрине стало хуже, а к ним домой пришла сиделка по имени Сара. Судя по виду этой полной румяной женщины, к ней не могла пристать никакая зараза. Анна, не привыкшая к незнакомым людям – тем более взрослым, – отнеслась к ней настороженно. По природе девочка была дружелюбной, но спустя время так и не смогла привыкнуть к разложенному повсюду луку, запаху чеснока, которым пропахла насквозь Сара, и особенно к тому, что женщина не переносила на дух котов. Угольку пришлось несладко, и он почти всегда сидел в комнате Анны.
– Зачем вы его обижаете? – спросила Анна, когда сиделка в очередной раз замахнулась веником на Уголька. – Он просто хочет есть.
– Я пришла обслуживать людей, а не котов, – резко ответила Сара, и Анне стало не по себе от ее слов.
Через какое-то время Катрина слегла и очень мало вставала, поэтому Сара теперь занималась еще и готовкой. И хоть бедные родители Анны почти ничего не ели, ей нужно было кормить «этого непоседливого ребенка» и, конечно же, саму себя. У самой Сары был аппетит прекрасный, она съедала за раз по две-три тарелки. Уголька она не кормила, и Анна ничего не смогла с этим сделать. Поэтому часть своей еды она разделяла с ним, в итоге оба они оставались полуголодными. Потом Анна тайком от Сары подкармливала Уголька, съедала кусок хлеба, и вместе они уходили спать.
Снова приходил доктор, и Анна слышала, как он сделал замечание маме, сказав о том, что ей следовало раньше позвать сиделку. Что ответила Катрина, Анна не услышала: теперь мама говорила очень тихо.
Так прошло несколько дней. Сара взяла в руки все домашнее хозяйство. Она ухаживала за двумя взрослыми больными и следила, чтобы Анна была сыта, одета и обута как следует. Анна не раз видела, как Сара с невозмутимым видом ест дольками лук или лимон, а ей самой пришлось есть по часам, вставать и ложиться в одно и то же время. Привыкшая к тому, что во всем этом у нее была полная свобода, которую ей давали родители, Анна огорчалась. Ей хотелось капризничать, не делать того, что велит Сара, или делать все наоборот, но потом она вспоминала о родителях и, понимая, что происходит, слушалась эту женщину, смиренно заправляла кровать и шла спать, когда ей говорили. Скоро девочке стало очень неуютно, душно и холодно в месте, которое она столько лет называла своим ДОМОМ. Месте, которое стало домом, благодаря папиному трудолюбию и веселости, маминой любви и теплу. Много дней уже ничего не касалась нежная материнская рука, и, думая об этом, Анна обнимала подушку и проглатывала ком, неожиданно появляющийся в горле. Маленькой девочке было одиноко и грустно одной в комнате, где теперь проходила большая часть ее жизни.
Однажды она ходила посмотреть на родителей хотя бы одним глазком, и то тайком, потому что Сара ей запретила ходить в родительскую комнату, чтобы девочка не заразилась. Но страх заболеть гораздо меньше тоски терзал ее маленькое сердце. Анна не могла ни о чем говорить с мамой и папой и не могла ни о чем их спрашивать: они больше не говорили, и часто лежала влажная салфетка на их засохших губах. Анна стояла посреди комнаты, глядя на милые лица, и ей стало невыносимо жаль их. Плечи задрожали, в горле снова появился ком, и девочка заплакала. Анна не знала, спят ли родители и слышат ли ее, поэтому сдерживала голос, но это было очень сложно, потому что через эти слезы пыталась излиться наружу вся ее боль, накопленная в сердце.
Так ее однажды и застала Сара. Женщина быстро увела ребенка из комнаты, велела ей умыться и дала полотенце. Когда та успокоилась немного, прочитала ей лекцию о том, какая Анна эгоистка, и что она должна слушаться. А в наказание, и чтобы не заболеть, ей придется съесть лук, хотя бы часть.
И Анна плакала теперь, когда Сара резала лук, а потом – когда его ела. Но девочка не обращала на это внимания: у нее перед глазами стояли родители: раньше такие сильные, здоровые и веселые, а теперь – слабые, беспомощные и грустные.
После всего случившегося в этот день Анна взяла Уголька и закрылась в своей комнате. Она залезла на кровать и обняла кота. Казалось, что нет никакого выхода, и у их семьи нет никакого будущего. Ей не хотелось ничего говорить. Слова нужны для того, чтобы что-то объяснить тому, кто тебя не понимает. Но Анна верила, что Уголек понимает ее и без слов.
Однако, немного посидев на руках у девочки, кот протестующе мяукнул и выбрался из объятий хозяйки. Анну взяла обида: Уголек мог бы быть и более понимающим.
Но в конце концов он был всего лишь кот.
Глава девятая. Решение
Последней каплей стал недавний приход доктора.
Он сказал, что, возможно, ребенок (то есть Анна) останется сиротой. Ее папа болеет уже давно, и лекарства уже не помогают, а у мамы слабый иммунитет, и ее организм не справляется. Так как у Анны не было больше родных, кроме родителей, Сара заверила доктора, что «конечно, она позаботится о бедном ребенке и воспитает его как следует».
Анна открыла дверь, и взгляды взрослых устремились на нее.
– Как… Как вы можете?.. – девочка задыхалась от возмущения. – Мама и папа еще живы! Как вы можете об этом… говорить? – слезы заблестели в уголках ее глаз. – И я не буду вашей дочкой! – сказала она Саре. – У меня уже есть мама, вот она! – девочка указала на кровать, где лежала в беспамятстве Катрина. – Я никуда не пойду, ни с вами, ни с вами! – указала она поочередно на доктора и на сиделку. – Мама и папа выздоровеют!
– Анна…
Она не сумела сдержать слез и разрыдалась, а когда к ней доктор сделал шаг, девочка выбежала из комнаты, а потом и из дома.
«Я не верю, я не верю, что это может случиться!»
Анна ушла за папину мастерскую, где ее никто бы не нашел, и куда она обычно уходила, чтобы побыть одной. Анне было холодно, потому что уже пришли зимние морозы, хотя сама зима еще не наступила. Осень доживала свои последние дни и скоро должна была оставить этот маленький городок.
Анна слышала, как ее звали и искали, но она шмыгнула внутрь папиной мастерской, спряталась за ящиками и там еще какое-то время сидела, плача в одиночестве. Она даже заснула ненадолго, а когда очнулась, на улице было уже темно.
Скоро девочка вернулась в дом, и Сара, возмущенная и напуганная ее исчезновением, отчитала за плохое поведение. Более мягким тоном сказала о том, что ее родители, конечно же, поправятся, но ей же надо было сказать что-то доктору?.. Анна ничего не ответила, молча поела и ушла зажигать фонарики.
Девочка думала, что можно сделать. Теперь, когда успокоилась, она могла о чем-то подумать. Сара запретила Анне зажигать фонарики родителей, «чтобы не устроить пожар», хотя свой фонарик она зажигала неукоснительно и водружала его на стол, за которым столько лет проходили их теплые семейные вечера. Но свой фонарик Анна отстояла, так как он был на улице и на расстоянии от всего того, что могло загореться. Девочка боялась, что не сможет зажигать его зимой, потому что фонарик замерзнет, но опасения (к ее радости) не оправдались: свеча горела в фонарике, как и прежде, и огонек теплился ради ее родителей даже в самую ужасную погоду.
Всю ночь Анна ворочалась и уснула только под утро. Сара разбудила ее как обычно, и Анна не выспалась. Сегодня женщина дала еще в придачу Анне работу по дому, думая, что это сможет скорее отвлечь ее от безрадостных мыслей, чем безделье. Закончив работу, сиделка разрешила Анне провести остаток дня так, как она хочет, и девочка ушла в комнату. Едва ее голова коснулась подушки, она уснула и проспала весь оставшийся день. Проснувшись, Анна обрадовалась идее, которая немедленно пришла ей в голову. Во сне ей приснился вдруг Филипп, о котором она уже забыла. Анне стало немного легче от того, что в этом большом городе есть еще один человек, кроме родителей, который знает маленькую Анну и которого знает она, и который, может быть, как-нибудь сможет ей помочь.
«Конечно, он очень бедный, но у меня есть идея».
Поэтому Анна поела и приняла очень важное решение.
Решение уйти.
Глава десятая. Анна уходит
Пока Сара была на кухне, Анна прошла тихо в комнату родителей.
– Мама, папа, – сказала негромко девочка. – Я вас очень люблю и скоро вернусь. Вы обязательно выздоровеете!
После этого она выскользнула из комнаты. Столкнувшись с Сарой в коридоре, Анна постаралась скорее исчезнуть из поля зрения женщины и прошмыгнула на кухню, чтобы взять с собой немного хлеба. Но Сара поймала ее в таскании ее собственного хлеба и поругала, что Анна тайком берет еду. Потом посадила за стол и «как следует накормила ребенка». Анне ничего не оставалось, как поесть, поблагодарить и убраться с кухни, надеясь, что по дороге она не проголодается. За окном уже темнело, поэтому девочка поторопилась. Прежде чем уйти из дома, Анна закрыла на ключ дверь своей комнаты, чтобы Сара думала, что «ребенок» там. А когда она решит это проверить, Анна будет уже далеко. Девочка еще не собиралась уходить прямо сейчас. Анна кое-что придумала. Позвав с собой Уголька, Анна оделась и вышла на улицу.
Лео работал в мастерской, которая стояла от их домика на расстоянии нескольких шагов. Здесь хранились десятки сделанных папиной рукой свечей. Сделав усилие, Анна открыла подмерзшую дверь. С собой она взяла сумку через плечо и уложила в нее столько свечей, сколько смогла унести. Собираясь уходить, девочка выложила из сумки часть, ноша показалась ей тяжелой. Потом вышла из мастерской и прикрыла за собой дверь. Уголек ежился, но везде следовал за своей маленькой хозяйкой и настороженно озирался по сторонам, то и дело шмыгая носом и навострив уши. На улице было холодно, но сухо. Черно-белый пейзаж с подгнившими и засохшими листьями не мог радовать так же, как и однотонное блеклое небо над головой. Анна подняла шарф повыше и укрыла нос. Потом направилась назад к дому и, забравшись на лестницу, сняла с колонны свой фонарик. Он был не настолько тяжелым, чтобы его невозможно было поднять или долго нести. Но вместе с сумкой, наполненной свечами, это оказалось нелегко для девочки. Анна была так занята, что чуть не попалась на глаза Саре, которая выглядывала через окна, похоже, в поисках ее. Анна присела на корточки и оставалась в таком положении некоторое время, боясь пошевелиться. Сердце быстро стучало, и девочка очень переживала, что ей помешают исполнить задуманное. Потом Анна, проверив, что ей ничего не мешает, поднялась и зашагала прочь от дома. Кот мяукнул и поспешил за ней.
Отойдя на некоторое расстояние от сада, Анна остановилась, обернулась и взглянула на их домик. Раньше казавшийся ей таким веселым и уютным, сейчас он выглядел сиротливо, стоял брошенный и никому не нужный. Анна почувствовала, как к горлу подступает ком, и заплакала.
«Я вернусь, скоро вернусь!» – пообещала Анна домику, себе и родителям. Вытирая слезы рукавом пальто, девочка продолжила путь. Горевать было некогда и нужно было поспешить, пока Сара не хватилась и не поймала её.
Анна пошла по темнеющей дорожке, а в глаза ей светило закатное солнце. Когда девочка отошла от дома так далеко, что больше не могла его видеть, она остановилась, ушла с дороги и, присев, поставила фонарик на мерзлую землю. Потом достала из сумки свечу, а из кармана пальто – спички. Прочно установив свечу внутри фонарика с помощью огня и воска, как учил папа, Анна прикрыла рукой фонарик, чтобы огонь не задуло ветром.
– Пусть папа и мама выздоровеют! – шепнула она, зажигая свечу.
Анна закрыла дверцу фонарика, убрала спички, подняла сияющий фонарик и в сумерках устремилась дальше по дороге к городу в сопровождении верного друга Уголька.
«Даже если я не найду Филиппа, и он не сможет мне помочь, я придумала уже, что буду делать».
Глава одиннадцатая. Город
До центра города Анне пришлось идти долго, около двух часов. Она делала перерывы, но ненадолго, и не сворачивала с дороги. Иногда по пути девочке встречались люди, и даже на лошадях, но Анна не присоединялась к ним. Она помнила, что с папой они ехали, не сворачивая с широкой дороги, и это было ее ориентиром. Анна не решилась взять лошадь, потому что не умела на ней ездить и управлять животным без помощи отца. Лео решил, что ей еще рано, а вот через год-два – в самый раз. Девочка даже думать не хотела о том, что, возможно, это никогда не осуществится.
Наконец впереди показались огни города, и Анна облегченно вздохнула. Ее руки, хоть и в варежках, замерзли так сильно, что не разгибались пальцы, а ноги девочка едва передвигала от усталости. Оставалось совсем немного. Скоро они дойдут до города. А потом… Что она будет делать потом, решит на месте. Сейчас важно добраться до главной улицы.
Этот двухчасовой путь заставил ее прочувствовать больше, чем за всю ее маленькую жизнь. В ее душе теснились страх, одиночество, боль. Анна плакала, вокруг было холодно и тоскливо. Но рядом шел ее верный пушистый друг, а в руках Анна несла символ надежды – свой фонарик, который освещал ей путь во тьме.
Если бы Анна могла бежать, она бы это сделала. Но сейчас девочка была обременена тяжелой ношей, поэтому Анна только ускорила шаг, чтобы быстрее добраться до города, где было светло и не так безрадостно, как в пути до него. Уголек поспешил вслед за хозяйкой, издав победоносный мяв, понятный только ему и другим котам. Однако для Анны его смысл был очевидным: маленькая победа была за ними.
Город еще не собирался ложиться спать: люди закрывали свои лавки, кто-то спешил домой, кто-то, встретившись на дороге со знакомыми, заканчивал разговор и прощался. Анна заметила, что некоторые люди уже зажигали фонарики, и взглянула на свой. Свечу по дороге пришлось заменить, и сейчас ее остаток догорал. Анна пыталась вспомнить, где находится лавка сапожника, но безуспешно. Она спросила у случайного прохожего об этом и вскоре стояла перед совсем незнакомым зданием, которое находилось в плачевном состоянии.
«И что же теперь делать?» – расстроилась Анна.
К одной из досок, оставшихся от пожара, был прикреплен листок с объявлением. В нем говорилось о том, что лавка временно не работает, но сапожник принимает заказы на дому. В конце был указан адрес. Девочка понятия не имела, где это находится, и побоялась идти в темноте одна. Но ей так нужно было найти Филиппа! Если бы у нее был карандаш, она бы сделала внизу на объявлении приписку и оставила послание для своего друга, но ей было нечем писать, и девочка со вздохом распрощалась с этой идеей. Она вернулась на городскую площадь и присела на скамейку, чтобы немного передохнуть, у того самого фонтана (ныне не действующего), у которого они с Филиппом познакомились. Анна поставила фонарик рядом с собой, а Уголек, уставший не меньше нее, тотчас занял место с другой стороны от фонарика и сладко зевнул. Девочка улыбнулась, и, протянув руку, погладила кота. Тот подставил ей мордочку и прикрыл глаза от удовольствия. Уголек выглядел сонным, и девочка тоже начала зевать. Но еще она понимала, что через несколько часов захочет есть, а у нее даже не на что купить еды. Анна покосилась на свечи, но отбросила идею о том, чтобы их продавать. Эти свечи были совершенно для другого. Поэтому Анна достала из сумки несколько штук и, взглянув на Уголька, сказала ему:
– Ладно, ты отдохни, а я попробую что-нибудь сделать. – Уголек не ответил: похоже, устал больше нее самой.
Через несколько минут маленькая девочка, закутанная в пушистый шарф, ходила по площади и раздавала людям свечи с просьбой зажечь их для ее больных родителей. Она очень стеснялась и боялась говорить с незнакомцами, но ради мамы с папой Анна отодвинула свои страхи на задний план. Не все люди брали их. Кто-то смотрел на девочку с жалостью, кто-то отвечал язвительно на ее просьбы, кто-то спрашивал о том, почему она не дома, а иные клали в ее маленькую ручку по несколько монет. Анна была удручена, и это очень просто и выразительно проступало на ее лице.
А с высоты трехэтажного дома за маленькой фигуркой наблюдал старый человек в цилиндре.
– Эндрю, – позвал он негромко, и слуга (а это был именно он) сразу подошел к нему.
– Да, мистер Свен, – отозвался тот.
– Посмотри в окно. Ты видишь эту маленькую девочку?
– Да, конечно. Но что она делает?
– Я думал, что продает свечи. Это в порядке вещей. Конечно, не в такое время, но… Однако у нее не покупают, а те, кто берут свечи из ее рук, не дают денег. Тебе не кажется это необычным?
– Да, очень необычно, сэр.
– К сожалению, я отсюда не слышу, о чем она говорит. А мои больные ноги, насколько ты знаешь, плохо переносят холод. Сходи туда вместе с Элиной, узнайте, что она делает. Если у девочки есть какая-то беда, я хотел бы знать. Счастливые дети не отдают в мороз свечки незнакомым людям.
– Да, сэр.
Эндрю поклонился и вышел из комнаты. А старый человек в цилиндре продолжал с интересом наблюдать за происходящим внизу.
