Кристина Фельдман-Баррет
Женская история The Beatles

Полная версия

Going Down to Liverpool ⁸⁶ : поклонницы приобщаются к истории «Битлз»

Размышляя о своей первой встрече с «Битлз» в «Каверн-клубе», Маргарет Хант пишет, что они с подругой и думать не могли, «…что были одними из первых среди тех, кого скоро станет так много – поклонников «Битлз» во всех уголках мира, в нескольких поколениях»⁸⁷. Но ни Хант, ни ее современники даже не представляли себе, насколько значительной частью этого фэндома станет сам Ливерпуль. По словам Девина Маккинни, Ливерпуль, «…как и Битлз, [является] полем для игры воображения. Мы напитываемся его историями через опосредованные источники». Это могут быть книги, фильмы, телепередачи или, позднее, цифровые медиа, неважно, – но доскональное знание творчества группы и всех нюансов ее становления всегда будет мерилом фанатской преданности, отличающей энтузиаста от случайного «интересующегося»⁸⁸.

Безусловно, отношения между «Битлз» и их первыми поклонницами были довольно интимного свойства, и к концу 1963 года ничего подобного в принципе существовать не могло. Учитывая межличностный аспект таких отношений, помноженный на дистанцированный, опосредованный феномен битломании и впоследствии многолетний культовый статус группы, поездка в Ливерпуль становится для фанатов «Битлз» не просто поездкой, а паломничеством, в которое отправляются, дабы постараться обрести чувство сопричастности и нащупать более глубокую связь со своей любимой группой. Хотя многие фанаты слушают «Битлз» с детства или юности, их «знание» получено через чужой опосредованный опыт. В своем этнографическом исследовании ливерпульского битло-туризма середины 1990-х – начала 2000‐х годов Сара Коэн отмечает, что для поклонников «…город был практически святым местом, а посещение города – эмоциональным переживанием, обеспечивающим им духовную связь с „Битлз“»⁸⁹.

Самые ранние сведения о подобных поездках в Ливерпуль появились вскоре после того, как «Битлз» стали национально известны. Хотя к началу лета 1963 года группа уже перебралась в Лондон, ночные клубы, где играли мерсибит, такие как «Каверн-клаб», по-прежнему оставались популярными. Молодые женщины со всей страны – особенно из северной Англии – приезжали в город с подругами или бойфрендами, чтобы своими глазами увидеть место, породившее столь успешную группу. В то время можно было даже купить книжку карманного формата под названием «Площадки мерсибита: Путеводитель по ливерпульским бит-клубам» (Mersey Beat Spots: A Guide to Liverpool’s Beat Clubs). Ее составитель стремился сделать акцент на новоиспеченной репутации города и роли, которую в этих переменах сыграла группа «Битлз»: «Было время, в Ливерпуле можно было оказаться только проездом. И хотя гордиться тут нечем, но признать надо: любить Ливерпуль было не за что. Но это было очень, очень давно, задолго до выхода первой пластинки „Битлз“»⁹⁰.

В Ливерпуль тут же валом повалила молодежь из соседнего Манчестера. Сьюзен Дэвис (1948 г. р.) с подругами воздали группе должное, совершив однодневную поездку в Ливерпуль, чтобы увидеть «Каверн-клуб» и другие площадки мерсибита⁹¹. Но были фанатки, способные на куда более безумные авантюры. Как пишет историк Луиза А. Джексон, в мае 1964 года две школьницы из Тамуорта⁹² сбежали от родителей, тайком приехали в Ливерпуль, «…где остановились в гостинице [и провели] несколько дней, посещая кафе и клубы», после чего явились в участок и сдались полиции. Для этих девочек азарт досуга в большом городе, который и так предполагал «возможности для экспериментов, развлечений и анонимности», вероятно, помножился на пребывание в самом сердце мерсибита и родном городе «Битлз»⁹³. Несмотря на относительное процветание и жизнерадостную атмосферу, отличавшие графство Мерсисайд с начала и до середины 1960‐х годов, с приличным уровнем занятости населения и развеселой музыкальной жизнью, уже в тот период экономическая звезда Ливерпуля начала закатываться. Первыми это ощутили на себе портовые доки. С середины 1960‐х и до конца 1980‐х годов в истории города тянется мрачный период, причем мрак этот только сгущался. И хотя в «Каверн-клубе», которому чудом удалось избежать закрытия в 1966 году, до начала 1972‐го по-прежнему выступали британские и зарубежные исполнители, музыкальная сцена города становилась все более тусклой, а центр эманации молодежной культуры переместился в Лондон и Сан-Франциско. Весной 1973 года «Каверн-клуб» был вынужден закрыться, поскольку здание склада, в котором он находился, шло под снос. Государственная железнодорожная компания «Бритиш рейл», которой официально принадлежало здание, приняла такое решение, поскольку это место было необходимо для размещения новой инфраструктуры городского метрополитена.

Даже после закрытия «Каверн-клуба» какие-то поклонники и поклонницы «Битлз» продолжали посещать Ливерпуль. Одним из поводов для их приезда стало открытие в 1974 году настенной скульптуры, установленной на Мэтью-стрит. Созданная уроженцем Ливерпуля Артуром Дули, скульптура под официальным названием «Четверо парней, которые потрясли мир» стала известна как «Святилище „Битлз“» из‐за включенных в нее религиозных образов⁹⁴. Еженедельная городская газета «Ливерпуль уикли ньюз» в статье, посвященной поклонникам, присутствовавшим на открытии памятника, особое внимание уделила молодым женщинам. В частности, упоминались прибывшая в Ливерпуль из Лондона туристка с острова Маврикий, молодая уроженка Нью-Йорка, работающая в английской семье помощницей по хозяйству, и еще одна американка из Мичигана, трудившаяся в детском приюте «Земляничная поляна». Три года спустя, в 1977 году, давняя американская поклонница «Битлз», гостившая у подруги в Честере, хотела было добраться до Ливерпуля, но при покупке билетов на вокзале кассирша попыталась ее отговорить от этой затеи. Мэри Энн Томпсон (1949 г. р.), путешествовавшая с мужем, отчетливо запомнила, как «…женщина в билетной кассе спросила: „Что же вы там забыли?“» Поэтому, чувствуя себя «…настолько напуганными, […] настолько растерянными», супруги решили отменить однодневную поездку в Ливерпуль. Мэри Энн побывала там только в 1986 году, почти десять лет спустя. Как она вспоминает, «…к тому времени […] Ливерпуль чуть раскрутился вокруг „Битлз“»⁹⁵. Действительно, убийство Джона Леннона в декабре 1980 года послужило толчком к развитию туризма, связанного с Битлз, поскольку в течение дней, недель и месяцев, последовавших за его гибелью, поклонники из ближних и дальних мест рвались в Ливерпуль.

В августовские «длинные выходные» 1981 года Лиз и Джим Хьюз, в том же году открывшие на Мэтью-стрит небольшой музей, посвященный «Битлз», под названием «Каверн Мекка», организовали в Ливерпуле первый официальный съезд поклонников «Битлз». Год спустя документальный фильм «Битломания!» (Beatlemania!), снятый по заказу телекомпании British TV, запечатлел первые шаги «битловского туризма» в Ливерпуле. Создателей фильма особенно интересовали интервью с фанатками второго поколения. В одном из эпизодов две английские школьницы, облепленные многочисленными битловскими значками, на борту автобуса под названием Magical History Tour (почти Magical Mystery Tour⁹⁶) рассказывают, за что они так любят группу «Битлз». Главная причина, говорит одна из девочек, в том, что все битлы родом из Ливерпуля, и добавляет: «Это настолько здорово – быть в Ливерпуле!»⁹⁷

Австралийка Лесли Уэст (1960 г. р.) и американка Мишель Копп (1961 г. р.) были среди тех, кто рискнул приехать в Ливерпуль на самой заре «битловского туризма». Отыскать знаковые для истории группы места оказалось непростым делом. Уэст вспоминает, как в 1982 году стояла там, где некогда находился «Каверн-клуб», но найти в городе что-то еще, связанное с Битлз, не представлялось возможным. Размышляя об отсутствии тогда «полноценного туризма для битломанов», она вспоминает, как ее буквально разрывало от восторга: «Боже мой, я же иду по улицам, по которым ходили битлы!!!» Спустя еще два года, в апреле 1984‐го наконец заново был отстроен «Каверн-клуб» в нескольких шагах от того места, где он некогда находился. Тогда-то в Ливерпуле впервые побывала американская поклонница «Битлз» Мишель Копп. Она приехала с подругой, настаивавшей на посещении Пенни-Лейн⁹⁸. Не зная, каким способом туда добраться, они сели на рейсовый автобус, но пропустили остановку. Пришлось ждать, пока водитель доедет до конечной и развернется, поэтому из‐за боязни опоздать на последний поезд в Лондон девушкам пришлось довольствоваться видом на Пенни-Лейн из окна движущегося автобуса; спасибо, водитель притормозил, чтобы они могли сделать фотографии⁹⁹.

Хотя на момент приезда Лесли в Ливерпуль «Каверн-клуб» уже снесли, ей все же удалось перенестись хотя бы мысленно в некогда существовавшие заповедные места «Битлз». Мишель и ее подруга едва смогли найти воспетую битлами Пенни-Лейн, колеся по городу на рейсовом автобусе. Специалист по географии культуры Роберт Дж. Крузе II отмечает, что подобные впечатления от реально существующих мест всегда сливаются (либо идут вразрез) с «внутренними ландшафтами фантазий и личных нарративов», созданных битловской субкультурой. Таким образом, Лесли и Мишель «достроили» эти места своими личными опосредованными воспоминаниями и о песнях «Битлз» и том, что с ними связано.

В 1993 году Джуд Сазерленд Кесслер (1953 г. р.) отправилась в Ливерпуль на поиски прошлого Джона Леннона. Это была первая из серии ежегодных исследовательских поездок, которые вплоть до 2000 года были ее традицией. Задумав биографическую повесть о Ленноне – к этой истории мы вернемся в главе 5, – она поняла, что отправной точкой соприкосновения с материалом были ливерпульцы, с которыми ее свела судьба. Еще до встречи с героями своих интервью, большинство из которых лично знали Леннона, Джуд довелось пообщаться со многими жителями города. Все они неизменно оказывались сердечными и остроумными людьми, что почему-то вызывало у нее слезы. Муж, сопровождавший ее в поездке, недоуменно спросил, почему она плачет. «Да просто они все такие же, как битлы, – воскликнула Джуд. – Битлы не были какими-то особенными». Догадливый муж мигом сделал вывод, что «…мало ей было просто влюбиться в „Битлз“», надо еще «…влюбиться в Ливерпуль». И он не ошибся: это чувство отчетливо проступает в четырех написанных ею книгах о Ленноне. Выяснилось, что, помимо душевного контакта с местными жителями, было еще кое-что, бесконечно сближавшее Джуд с историей Леннона: ее дотошное знание географии Ливерпуля. «Я выяснила, например, сколько было бы шагов, если [битлы] выходили из „Каверн-клуба“ и шли в „Грейпс“ (название паба), […] как бы это выглядело, как бы это пахло… как выглядели интерьеры „Голубого ангела“». Для Джуд было важно разграничить прежнее, интернализованное понимание Ливерпуля и тот город, который в данный момент становился частью ее собственной биографии¹⁰⁰.

Наоми Прайс (Великобритания, 1983 г. р.) – актриса музыкального театра из австралийского города Брисбена. Ее интерес к «Битлз» коренится в отношениях с бабушкой по отцовской линии. Бабушку зовут Мэй и, по ее словам, она «ливерпуль в пробирочке». Детство Наоми прошло на юге Англии, и несколько раз бабушка и дедушка забирали ее к себе, в ливерпульский пригород, на все лето. Когда ей было десять, бабушка привела ее на Мэтью-стрит и в битловский музей «„Битлз“ стори». Мэй рассказывала Наоми о «Каверн-клубе» и о том, как они с сестрой ходили туда танцевать. Наоми признается, что, только повзрослев, поняла, что «… на самом деле бабушка не была знакома с „Битлз“. Я думала, что то, как она говорит о них… так подробно, так живо и уверенно […] И решила, что это четыре человека, которых она хорошо знала». Для Мэй квазисемейные чувства, присущие сообществу поклонников «Битлз» на заре их карьеры, оставались живыми, подлинными, и ими можно было поделиться уже с внучкой Наоми. Сьюзан Райан (1961 г. р.), поклонница «Битлз» с подросткового периода, впервые отправилась в Ливерпуль в 1989 году. Сьюзан связывала себя с городом через собственную идентичность гордой уроженки Нью-Йорка: «Я редко чувствую себя в каком-то месте как дома. Но в первый же день, как только мы приехали, я вышла на улицу и выдохнула: „Вот я и дома“. Это как чувство, когда ты уверен, что находишься на своем месте. И вот что интереснее всего: Джон Леннон всегда утверждал, что Нью-Йорк напоминает ему Ливерпуль». Для нее любые негативные коннотации, связанные с Ливерпулем как с неприветливым местом, рифмуются с ошибочными стереотипными представлениями большинства о Нью-Йорке. По ее мнению, и тот и другой – портовые города, где у людей «один и тот же уровень восприимчивости, одно и то же отношение… и слава о них идет одна и та же. Потому что люди скажут [с осуждением]: „А-а-а, так ты же из Ливерпуля!“ [или] „В Нью-Йорке все такие хамы“. А мы не хамы. И ливерпульцы тоже»¹⁰¹,¹⁰².

Некоторые фанаты нашли свою «точку входа» в город через музыку. Сестры-близнецы Лиза и Мона Вагнер (Австрия, 1994 г. р.) в 2009 году выступали как уличные музыканты перед входом в (заново отстроенный) «Каверн-клуб» во время фестиваля «Международная битловская неделя». Им тогда было по пятнадцать лет. В отличие от прототипа обновленная версия клуба имела лицензию на торговлю спиртным, поэтому, чтобы зайти, необходимо быть совершеннолетним. Не получив возможности увидеть «Каверн-клуб» изнутри в 2009 году, в 2014‐м дуэт организовал там музыкальную резиденцию, растянувшуюся на два года. Сестрам Вагнер, уже получившим популярность благодаря выложенным в YouTube видеороликам с каверами битловских песен, во время выступлений в «Каверн-клубе» довелось не раз встретиться с ветеранами мерсибита. Мона рассказала об одной наиболее яркой встрече: в какой-то момент к девушкам и их музыкантам присоединился Билл «Фэрон» Раффли из мерсибит-команды Faron’s Flamingos; получился этакий мост между прошлым и будущим. Мона вспоминает: «Такое вот сочетание двух миров, ни на что не похожее, потому что ты знаешь, что он играл еще в те времена, и теперь, такой, выходит с тобой на сцену. Очень особенное чувство». Они также регулярно замечали среди своей публики пожилую женщину, которая, вероятно, была одной из старейших живых поклонниц «Битлз», помнившая группу со времен их выступления в «Каверн-клубе». «Приходя за кулисы, она всегда садилась, стоять ей уже было трудно», – рассказывает Мона. Лиза предположила, что этой поклоннице могло быть лет восемьдесят пять, а то и все девяносто. Она утверждала, что много раз видела выступления «Битлз» в начале 1960‐х годов¹⁰³.

Другая молодая фанатка и музыкантша по имени Марли Сентауэр (Канада/Великобритания) только начинала выступать перед зрителями, когда приехала в Ливерпуль, в 2017 году. Теперь-то она с удовольствием играет в самых разнообразных местах и на разных площадках по всему городу, но первая серия ее концертов прошла в «суровом пивном дайв-баре» на Мэтью-стрит. Этот свой опыт Марли называет «мой Гамбург». Она сама не ожидала, что испытает ощущение сопричастности не только к ливерпульскому периоду «Битлз», но и к тому, что выпало на долю группы во время их первых выступлений в Санкт-Паули. Для Марли возможность играть не просто в Ливерпуле, а именно на Мэтью-стрит было «исполнением мечты»¹⁰⁴. Будучи еще и фотографом, Марли иногда подмечала в городских пейзажах Ливерпуля какие-то вещи, визуально связующие ее с историей «Битлз». Вот как она это описывает: «Можно получить представление о жизни [„Битлз“] до славы. И […] проходя по Болд-стрит, встречаешь похожих на них пареньков. У многих из них такой добитловский вид, будто из пятидесятых, а ты смотришь и думаешь: […] вот так же тут мог бы ходить Джон Леннон». Живя в Ливерпуле, она захаживала в тогда еще открытый клуб «Жакаранда» и в 2018 году даже курировала там художественную выставку по случаю его шестидесятилетия. Марли Сентауэр продолжает следить за тем, как молодое поколение ливерпульцев принимает или, напротив, отторгает наследие «Битлз» в своем родном городе. Есть двадцатилетние барышни, которые слушают «Битлз», коллекционируют винил и встречаются с «бойфрендами с битловской внешностью», но параллельно с ними существует целая «антибитловская» музыкальная сцена, именно потому, что ее участники родом из Ливерпуля.

Все те годы, что Марли живет в Ливерпуле, она не раз думала, что если «Битлз» с помощью музыки «вырвались» из Ливерпуля в поисках лучшей жизни, то для нее их город стал желанной целью назначения: «Выходит, я стремлюсь в город, который они покинули. Странно получается».

Эти женские истории показывают, что Ливерпуль позволяет фанаткам быть как можно ближе к группе, которая распалась более шестидесяти лет назад¹⁰⁵.

Во время пребывания в родном городе «Битлз», месте, где прошла часть жизни музыкантов до их славы, девушкам открываются различные грани того, что сделало группу и ее участников теми, кем они стали. Это чувство связано с тем, что Майкл Майерфилд Белл называл «призраками места», порождаемыми городом или пространством. Для каждого из нас, писал он, «…те или иные предметы и места хранят в себе тени прошлого. Это происходит потому, что мы воспринимаем эти предметы или пространства на социальном уровне; мы воспринимаем их как людей. Через них мы в ауре места воскрешаем ауру социальной жизни»¹⁰⁶.

Хотя ливерпульский битлотуризм предоставляет аналогичные возможности и для битломанов-мужчин, история первых фанаток «Битлз» и тех из них, кто под влиянием кумиров начали петь, – поклонниц, к которым относились как к подругам (или подруги, которые, кроме всего прочего, были фанатками) – заставляет совершенно в ином свете воспринимать все, что происходит с этими приехавшими в Ливерпуль молодыми женщинами. Живи они в Ливерпуле в 1960–1963 годах, то вполне могли бы, сидя в «Каверн-клубе» в первом ряду, заказывать любимые песни, как Кэрол Джонсон или Маргарет Хант, коротать время, болтая с Битлами в «Голубом ангеле», как Фрэнсис Патино Брин, или сделаться промоутерами группы, как Бобби Браун и Фрида Келли. В 1963 году они все еще могли выскочить на клубную сцену, чтобы спеть вместе с Битлз, как Силла, или, подобно участницам The Liverbirds, личным примером убедить Джона Леннона в том, что девушки умеют играть на гитарах. У американской поклонницы «Битлз» Лин Тейлор (1963 г. р.) нет ни малейших сомнений в том, что радостные и продолжительные отношения участников группы со своей женской аудиторией начинаются именно здесь. И ей не составляет ни малейшего труда соотнести себя именно с этой музыкальной сценой, этой историей:

[Что я думаю] о девчонках, которые постоянно приходили посмотреть на них в «Каверн-клубе»? Если я и отождествляю себя с кем-то [в истории «Битлз»], так это с ними, с теми, кто преданно и неизменно приходили туда на каждый их дневной концерт. Я тоже фанатка местных групп, не пропускаю ни единого выступления, стремлюсь к человеческому контакту с ними, и, думаю, ради «Битлз» я бы в любую каверну полезла¹⁰⁷.

Как считает Тейлор, именно эти женщины и их свидетельства доказывают мощное воздействие публики и то, как развитию музыкальной сцены могут способствовать конкретные площадки. Став постоянной публикой «Битлз» в «Каверн-клубе» – месте, которое молодые женщины из рабочего класса считали своим, – эта стайка поклонниц помогла местной группе продвинуться к чему-то большему и одновременно обогатила собственную жизнь новыми занятиями и возможностями. Со своей стороны, участники группы «Битлз», похоже, понимали всю важность внимательного и заинтересованного отношения к женской аудитории. Их доброта и неподдельный интерес к этим девушкам – что нашло отражение в выборе репертуара, как кавер-версий известных песен, так и ранних оригинальных композиций, – помогли сложиться этому важнейшему мужеско-женскому союзу, которому предстояло быть стократ воспетым как в контексте битломании, так и после нее. Именно благодаря чувствам и голосам этих женщин, эхо которых до сих пор раздается в Ливерпуле, последующие поколения поклонниц могут осмыслить свою включенность и заинтересованность. Именно с Ливерпуля 1960 года начинается эта женская история «Битлз».

Глава 2
With the Beatles ¹⁰⁸ : фанатская история

Австралийка Кей Макферсон (1952 г. р.), чье детство прошло в городе Нади (острова Фиджи) в начале 1960‐х, и подумать не могла, что жизнь преподнесет ей что-то подобное «Битлз». Потому что жизнь в сердце Тихого океана (ее отец служил пилотом австралийской авиакомпании Qantas Airways) означала, что в школе Кей приходилось учиться заочно, а международные новости доходили до архипелага с большим опозданием. Хотя в то время острова Фиджи были британской колонией, Кей чувствовала себя в изоляции от англоязычного мира и всего, что там происходило. Это ощущение подкрепляло отсутствие телевидения, единственная на острове англоязычная газета и крайне ограниченный выбор музыки на местном радио. В единственном кинотеатре Нади, расположенном на территории авиабазы, где жили родители Кей, один и тот же фильм крутили несколько месяцев подряд. В качестве хоть какого-то, пусть регламентированного источника развлечений Кей с сестрой с замиранием сердца ждали еженедельного выпуска передачи «Топ-8» – единственной доступной им радиопрограммы о популярной музыке¹⁰⁹.

1963 год близился к концу, и вот благодаря брату-подростку, который учился в Сиднее и приезжал домой на каникулы, Кей с сестрой впервые услышали «Битлз». Среди бобин для катушечного магнитофона, крутившего записи последние хитов с городских радиостанций, была одна поразившая ее песня. Кей отчетливо помнит, как, услышав композицию I Want to Hold Your Hand, она «…мгновенно ощутила связь с тем, что звучит». Подобно остальной молодежи, открывавшей для себя в это время «Битлз», она была мгновенно сражена. Однако, в отличие от молодых соотечественников из Сиднея или Мельбурна, Кей не имела ни малейшего представления об этих исполнителях. Хотя брат пытался растолковать ей, что такое битломания, девочка не могла понять ни масштабов этого явления, ни того, что внезапно вспыхнувшая страсть к этой музыке уже заставила ее примкнуть к международной армии поклонниц. Но подобное непонимание будет длиться недолго¹¹⁰.

В начале июня 1964 года «Битлз» отправились в мировое турне, включавшее выступления в Австралии и Новой Зеландии. Хотя группа не выступала на Фиджи, в один прекрасный день отец Кей вернулся домой после серии международных перелетов с уникальным подарком в руках: автографом Ринго Старра. Волею судеб именно его экипажу выпало пилотировать рейс авиакомпании Qantas, который доставил барабанщика «Битлз» в Сидней. Из-за госпитализации в Лондоне в связи с тонзиллитом Старр не смог вылететь на гастроли вместе с остальными участниками группы, и выступления в Нидерландах, Гонконге, а также первое австралийское шоу в Аделаиде прошли без него. Восторг Кей от такого редкого, предназначенного специально для нее сувенира не только еще больше укрепил ее любовь к Битлз, но и помог соприкоснуться с далекой группой.

Позднее в том же 1964 году во время ежегодной семейной поездки в Сидней Кей наконец-то увидела кадры с визжащими девушками, символизировавшими все фанатское сообщество «Битлз». По ее словам, «…что бы мой брат нам с сестрой ни рассказывал, мы даже близко вообразить себе не могли то, что увидели собственными глазами». Эффект, который производили «Битлз» на молодую, преимущественно женскую, аудиторию, укрепил Кей в ее собственных ощущениях, ведь «…существуют и другие люди, […] которые чувствуют то же самое». Находясь в Сиднее, она посмотрела фильм A Hard Day’s Night¹¹¹. Кинодебют «Битлз» абсолютно покорил ее тем, как изумительно музыканты общаются между собой и как замечательно проявляется при этом суть каждой личности. Ее наблюдение как нельзя лучше иллюстрирует сентенцию Николетт Рохр о том, что «…несмотря на средства массовой информации и музыкальный массмаркет, [„Битлз“] казались сами собой, настоящими»¹¹². Хотя Кей не помнит точно, когда это произошло – но скорее всего, в 1965 году, – A Hard Day’s Night наконец-то показали в единственном кинотеатре Нади. Как и в случае с другими фильмами, ленту крутили в течение нескольких месяцев. Однако на этот раз затянувшийся прокат стал поводом для огромной радости. Кей вспоминает, что они с сестрой «потратили карманные деньги до последнего гроша» на повторные просмотры. «Битлз» наконец-то прибыли на Фиджи, пусть даже в киноформате.

История Кей, девчонки-школьницы, прислушивающейся к большому миру молодежной культуры и желающей приобщиться к нему, вопреки географической удаленности, не только свидетельствует о масштабе популярности «Битлз», но и служит ярким примером разноплановости опыта поклонниц в эпоху битломании.

То, как это явление освещалось в то время, с акцентом на массовость, а не на отдельные личности, привело к обобщенным оценкам этих девушек. Даже сегодня визуальным маркером этого фанатского движения являются снимки 1964 года, на которых изображены толпы барышень, теряющих голову при виде своих музыкальных кумиров. Современная поисковая система Google по запросу Beatles fans первым делом выводит именно эти фотографии. А «саундтрек» битломании составляют сплошь оглушительные вопли, способные перекрыть рев реактивных двигателей¹¹³. Однако подобная трактовка битловского фэндома первой половины 1960‐х годов является слишком однобокой. Согласно рассказу Кей, не все фанатки сбивались в гигантские орущие толпы. Ее история показывает нам, что интенсивное чувство единения с «Битлз» могло переживаться поклонницами не только как нечто публичное, но и как интимное и глубоко личное. Более того, стремление записать всех этих девушек в «маньячки» обесценивает эти столь значимые для них переживания. Девин Маккинни предполагает, что придуманный американцами музыкальный термин «британское вторжение»¹¹⁴, изобрети его женщина, мог бы называться «британским соблазнением». С тем же успехом битломанки (по-английски это звучит куда менее благозвучно – Beatlemaniacs. – Примеч. пер.) могли бы выбрать для себя ярлык с менее «маньяческим» уклоном. Как бы то ни было, многие из попавших в эту категорию с гордостью приняли это имя и построили вокруг него собственную идентичность¹¹⁵.

Хотя девочек-подростков в те времена воспринимали как важных потребителей, далеко не все из них чувствовали себя центром (или просто всерьез воспринимаемым компонентом) культурного мейнстрима. Подобно тому, как слушавшая «Битлз» Кей ощущала себя на краю света, девичьи интересы часто воспринимались как периферийные по отношению к увлечениям юношей и обычно не попадали на первые полосы газет. Участие девушек в молодежной субкультуре, пусть даже выходящее за рамки доступного и традиционного для них досуга, с середины 1950‐х и до начала 1960‐х годов обычно оставалось в тени. В своем исследовании 1976 года, посвященном девушкам в контексте различных послевоенных субкультур, Анжела МакРобби и Дженни Гарбер используют такие слова, как «маргинальность» и «невидимость» для описания «структурной вторичности» девушек в этой контркультуре¹¹⁶. Феминистка Шуламит Файерстоун отмечает нечто подобное в контркультуре конца 1960-х. По ее мнению, эта сцена не предлагала гендерного эгалитаризма. Девушка «…оставалась „телкой“, невидимой как личность», при этом «…маргинального сообщества, к которому она могла бы прибиться, не существовало»¹¹⁷. Поэтому именно в свете упомянутой выше вторичности битломания как гиперобщественный феномен с преобладающим женским участием превращается в уникальное явление.

Несмотря на то что СМИ порой отзывались о битломании в пренебрежительном ключе, она разительно отличалась как от традиционной девичьей культуры, так и от субкультуры богемных эмансипе. Хотя битломания, продолжавшаяся с 1963 по 1966 год, была, прежде всего, коммерческим мейнстримом, девушки получили возможность для создания собственного культурного пространства. Если, как утверждает Джон Манси, битломания была «важнейшим вкладом „Битлз“ в молодежную культуру», поскольку это то, «…что они с полной ответственностью могли бы считать своим и только своим»¹¹⁸, группа также полностью ответственна за создание первой за весь послевоенный период молодежной культуры, ориентированной на девушек. Разумеется, благодаря битлам гетеросексуальные девушки получили возможность безопасно культивировать сексуальное желание и мечтать о будущих бойфрендах и мужьях. Но, кроме этого, принадлежность к числу поклонниц также открывала для девушек новые возможности для самоанализа, развития идентичности и общения. Роб Уайт и Джоанна Уин отмечают, что молодежь, вступающая во взрослую жизнь, должна, «…прежде чем кем-то стать, опираться на некие доступные ресурсы» и что «…мировые СМИ предоставляют [им] персонажей и примеры, которые молодые женщины находят убедительными и привлекательными»¹¹⁹. В этом отношении «Битлз» стали эмоционально значимыми «персонажами», под влиянием которых жизнь поклонниц формируется с 1960‐х годов до наших дней.

Хотя битломания и открывает главу 2 нашей книги, это лишь отправная точка все продолжающей свое развитие фанатской истории. Пусть первая ассоциация с Битлз – это битломанки первого призыва, следующие поколения молодых женщин также стали преданными поклонницами группы. Но если какие-то фанатки первой волны поделились своими историями в книгах, документальных фильмах и подкаст-интервью, о тех, кто влились в их ряды в 1970‐е или еще позднее, известно куда меньше. Более того, с учетом искаженного представления о фэндоме «Битлз» как исключительно «белом» в расовом отношении и находящемся в рамках гетеронормативной рок-культуры, мы еще меньше знаем о женщинах иной расовой принадлежности или сексуальной ориентации, являвшихся поклонницами группы. Однако последующий анализ фанатского сообщества «Битлз» с 1960‐х по 2010‐е годы со всей очевидностью доказывает, что оно всегда было крайне динамичным и разнообразным.